— Здесь я работаю, — буркнул Адам Станиславович. — Творю!.. Впрочем, вряд ли вам это интересно…
— Напротив, очень интересно, — возразила я. — До сих пор мне приходилось только носить украшения, но я понятия не имею, как их делают. Тем более удивительно, что вы их создаете из таких вещей, которые в принципе не являются предметами для украшения.
— Вы удивляетесь потому, что находитесь в плену традиции, — снисходительно пояснил Адам Станиславович. — Зачастую приходится сталкиваться с таким фактом, что женщина стремится украсить себя непременно драгоценными металлами, драгоценными камнями, не обращая внимания на форму, в которую они облечены. Но это в корне неверный подход! Украшение должно являться произведением искусства — только тогда оно будет подлинной ценностью. Обвешаться как попало сляпанными побрякушками? Для чего? Чтобы показать, что у вас водятся денежки, но напрочь отсутствует вкус? Благодарю вам, как говорят в Одессе!
Посмотрите сюда! Видите это ожерелье? Какая игра цвета, какие изящные линии! Оно не закончено, но я без ложной скромности могу сказать, что оно будет произведением искусства. А ведь это не драгоценный камень, нет! Акриловые пластмассы с незначительным вкраплением серебра… А взгляните на это чудо! Это трубчатая сталь. Вам нравится? Это совершенно не похоже на традиционные ювелирные изделия, однако эта конструкция рассчитана столь точно и столь вдохновенно, что вы просто ахнете, если увидите ее на себе. Эта вещь будет следовать каждому изгибу вашего тела, она станет как бы вашим продолжением, одновременно подчеркнув самые выгодные пропорции фигуры. Вы как бы переродитесь, надев эту вещь…
— Да, наверное, — вздохнула я. — Но ведь она, кажется, тоже не закончена?
— Совершенно верно, — слегка бранчливо подтвердил Адам Станиславович. — Катастрофически не хватает времени! А тут еще этот телевизор, этот идиот-грабитель!..
— Зачем же он к вам все-таки полез? — поинтересовалась я. — Не собирался же он разжиться здесь сталью и акриловыми пластмассами?
— Но я же говорю, это был невероятно тупой тип! — в сердцах ответил Адам Станиславович. — Какой-то маргинал! По-моему, он сам не понимал, чего хочет. Увидел блестящие камешки и ворвался. Ведь не мог толком сформулировать своих побуждений!
— Что же, он просто молчал? — удивилась я.
— Вот уж нет! — усмехнулся Адам Станиславович. — Он выложил все слова, которые ему известны. Из них большая часть была матерных. Первое, что он потребовал, достав свою пушку, чтобы я лег на пол. Я выполнил его требование, разумеется, подав сигнал тревоги. К счастью, милиция приехала очень быстро. Этот тип был настолько глуп, что пытался стрелять. Но у него ничего не вышло. По-моему, он был этим крайне удивлен. Да-да, он выглядел ошарашенным, как ребенок, которому вместо конфеты подсунули кусочек дерьма!
— Вот как? И почему, как вы думаете?
— Да я не хочу ничего думать? Еще мне не хватало думать по этому поводу! У меня полно других забот!
Я понимающе кивнула.
— Эдита Станиславовна говорила, что у вас много клиентов из состоятельных слоев общества…
Ювелир бросил на меня мрачный взгляд из-под седых бровей.
— Эдита Станиславовна так говорила? — недовольно произнес он. — К сожалению, бог создал женщину из ребра мужчины. Материала, видимо, было маловато, и язык у нее оказался без костей!.. Состоятельные слои общества! Смех! Я вам уже говорил, к чему стремятся те, у кого мошна набита до отказа. Обвешаться золотом и прочей мишурой, чтобы быть похожей на рождественскую елку!
— Ну, не все же такие… — заметила я, потому что не знала, что сказать.
— Большинство! — категорически заявил Адам Станиславович.
Но, похоже, он не желал дальше развивать эту тему. Ему больше хотелось поговорить о своих экспериментах, и он с большим сожалением отошел от рабочего стола, распахнув передо мной очередную дверь.
Наконец-то мы попали в хозяйский кабинет. Здесь было довольно уютно, но мрачновато — тяжелые кресла из черной кожи, рабочий стол из темного дерева, такой же шкаф для книг и стены, отделанные панелями из мореного дуба. Обстановка затворника. Впечатление усиливалось все теми же решетками, закрывавшими прямоугольник окна. Правда, эти решетки несколько отличались от тех, что я видела в соседних комнатах — они были сделаны более искусно, я бы сказала, изящно, и не слишком бросались в глаза.
Еще я заметила в углу кабинета сравнительно небольшой сейф — не вульгарный железный ящик, а настоящий — бронированный, из вороненой стали с блестящей металлической окантовкой. По-видимому, он был привинчен к полу.
На столе, кроме старомодной настольной лампы, ничего не было — даже телефона. Видимо, хозяин в этой келье полностью отключался от внешнего мира. Хотя, возможно, он просто пользовался мобильником.
Книжный шкаф был заполнен солидными толстыми фолиантами, насколько я успела заметить, в основном относящимися к ювелирному делу. Многие книги были на иностранных языках. Библиотека профессионала. Адам Станиславович не преувеличивал — кроме специальной литературы, его, кажется, ничего не интересовало. В кабинете не было ни газет, ни книжек в цветастых обложках.
— Уютная у вас квартира, — похвалила я, чтобы польстить хозяину. На самом деле я так не думала, но чего не скажешь, чтобы наладить взаимопонимание!
Адам Станиславович болезненно поморщился, молча показал рукой на кресло, которое мне предназначалось, а потом неохотно сказал:
— Меня она не очень устраивает. Приходится идти на компромисс. Ради бизнеса. Магазин в центре — это вам не гусь чихнул. Совсем другие возможности. А квартира… — Он пренебрежительно махнул рукой. — Дом старый, коммуникации никудышные… Без конца засоряется канализация, с отоплением проблемы… Хорошо, в этом же доме наверху живет один жилец. Мне удалось найти с ним общий язык. Когда подопрет — обращаюсь в нему. У мужика золотые руки.
— Как у вас? — улыбнулась я.
Адам Станиславович строго посмотрел на меня.
— Если бы так, то ему не приходилось бы сейчас чинить мою канализацию, — назидательно сказал он. — Но в своей области он мастер. Странно, что при своей квалификации никак не может найти работу. Впрочем, я полагаю, на жизнь он всегда может себе заработать и без трудовой книжки… Но мы отвлеклись. Давайте покончим с нашим неприятным делом! Итак, какие такие подробности вас интересуют? Только сразу хочу предупредить — никакой особенной вины я за собой не чувствую! Подумаешь, купил краденую вещь! Если мне предлагают что-то за меньшую цену — я беру и не спрашиваю, откуда эта вещь взялась. В наше время это непозволительная роскошь. Но вы верно угадали мое слабое место — ни при каких обстоятельствах я не соглашусь вступать в контакт со следователем. Сидеть в этих душных кабинетах, оправдываться, давать показания… Лучше я выберу вас, хотя, признаться, вы для меня — загадка. Кто знает, что у вас на уме?
— У меня на уме только одно, — сказала я. — Справедливость должна торжествовать, а преступники должны быть наказаны.
— Это довольно распространенная формула, — заметил Адам Станиславович. — Только каждый вкладывает в нее свой смысл… Но, впрочем, я уже сделал свой выбор…
— Тогда скажите, при каких обстоятельствах вы приобрели этот злосчастный телевизор? — спросила я.
— При каких обстоятельствах? — повторил ювелир. — Да при самых заурядных. Было это… Не вспомню сейчас, какое было число — надо будет свериться по календарю… Недели две назад — вы правильно сказали. Я уже закрыл магазин, убрал выручку… По-моему, я уже отужинал. В дверь позвонили. Я открыл, потому что это был тот самый сосед — сантехник.
— Пришлось отключить сигнализацию? — поинтересовалась я.
— Вы шутите! — сердито сказал Адам Станиславович. — Сигнализацию включают на ночь. Было еще совсем не поздно. И потом, я же убедился, что это свой. Неужели вы полагаете, будто я шарахаюсь от любой тени? Меня не так-то просто напугать, уважаемая!
— Нет, просто у меня сложилось впечатление, что вы ставите сигнализацию сразу после закрытия магазина…
— Зачем? Это же лишние деньги! — возразил Адам Станиславович. — Вот по ночам, действительно, немного страшновато… Но слушайте дальше! Сосед извинился и сказал, что тут во дворе один мужик продает телевизор, мол, не заинтересует ли это меня, поскольку телевизора у меня нет. Телевизор хороший, а мужик просит за него всего семь тысяч…
— А ваш сосед знал этого мужика?
— Я его об этом тоже спросил. Сказал, что не знает. Просто тот заехал в наш двор и предлагал телевизор всем подряд.
— Но остановились почему-то на вас…
— Остальным показалось все-таки дорого. Продавец просил семь тысяч.
— Но вы сразу поняли, что это полцены за такую вещь?
— Более того! Мне удалось выторговать полторы тысячи! — не без самодовольства сообщил Адам Станиславович.
— Остальным показалось все-таки дорого. Продавец просил семь тысяч.
— Но вы сразу поняли, что это полцены за такую вещь?
— Более того! Мне удалось выторговать полторы тысячи! — не без самодовольства сообщил Адам Станиславович.
— Лихо! — сказала я. — Где же происходил торг — во дворе или у вас дома?
— Вначале мы разговаривали во дворе, — объяснил Адам Станиславович. — Мне хотелось прежде взглянуть на этого человека. Я не слишком-то доверчив.
— Я это уже заметила. Но здесь вас ничего не насторожило?
— Во всяком случае, не слишком, — сказал ювелир. — Во дворе были соседи, да и сам продавец выглядел довольно мирно. Так, какой-то шибздик с извиняющейся улыбкой. Такие вечно находятся под каблуком у жены и тайком попивают горькую. Я, кстати, не сомневался, что он продает собственный телевизор, из дома. Типично запойный вариант — помятая физиономия, весь потрепанный, машина — старенькие «Жигули».
— Простите, но откуда у пропойцы дома «Сони»?! — воскликнула я. — Как это не пришло вам в голову?
— А может, и пришло, — нехотя сказал Адам Станиславович. — Но, с другой стороны, бывают всякие ситуации… Я знал, например, одну семью — жена преуспевающий адвокат, зарабатывает бешеные деньги, может себе позволить каждый выходной проводить на греческих пляжах… А муж, представьте, забулдыга, пробы негде ставить! И между тем жили! Вели, как говорится, совместное хозяйство!
— А потом?
— А что потом? Случилось то, что должно было случиться.
Жена укатила на неделю в Анталию, а муж утонул в Волге. Она, уезжая, запирала квартиру, и он вынужден был ночевать по знакомым. Никто не знает, какой черт понес его в тот день на Волгу — была весна, вот как сейчас…
— Печальная история! — покачала я головой. — Но вы меня убедили. Итак, вы познакомились с продавцом, и он вызвал у вас доверие… Кстати, как его звали?
— Во-первых, о доверии речи не шло! — поправил меня ювелир. — Я просто убедился в безопасности этой сделки. А что касается имени, то мы не представлялись друг другу. Но, помнится, Тимур называл его Толяном…
— Простите, Тимур?
— Ну, так зовут моего соседа. Он, кажется, татарин…
— Но вы говорили, что он не был знаком с продавцом телевизора!
— Да, он так мне сказал. Но вы же знаете, как быстро сходятся эти люди! Достаточно им переброситься парой слов, и они готовы вместе пить водку, обниматься и вообще становятся неразлейвода… Может быть, в этом их сила? Я достаточно трудно схожусь с людьми и не могу судить. Одним словом, Тимур называл его Толяном. Я предпочитал никак его не называть, обращался просто на «вы». Потом он предложил мне опробовать телевизор…
— И вы опробовали?
— Да, на кухне. Мне понравилось, как этот аппарат работает. Я попросил сделать скидку, а когда этот Толян пошел мне навстречу, я уже не стал колебаться — сходил за деньгами и расплатился. По-моему, Толян был очень доволен.
— Ушли они вдвоем? — спросила я.
— Вы намекаете, не ушли ли они вместе? — прищурился Адам Станиславович. — Вряд ли. Была еще зима, морозец. Тимур был в легкой куртке внакидку — под ней одна рубашка. По-моему, он поднялся к себе наверх. А продавец уехал, и больше я его здесь не видел.
— В общем, концы в воду? — заключила я. — И номер машины вы, конечно, не запомнили?
Адам Станиславович почесал лоб над правой бровью, несколько секунд помолчал, а потом неожиданно сказал:
— Вот номер-то я как раз запомнил… Я же говорил вам, что не очень доверчив. Номер я запомнил первым делом, когда вышел во двор. Признаться, я сделал это демонстративно, давая понять, что не собираюсь хлопать ушами.
— И как отреагировал на это Толян? — спросила я.
— Кажется, никак. Ему хотелось побыстрее получить денежки. А вам, разумеется, хочется получить номер машины?
— Была бы очень признательна, — ответила я.
Адам Станиславович усмехнулся, полез в карман и достал оттуда маленькую записную книжку, в кармашек которой был вложен крошечный карандашик. Этим карандашиком Адам Станиславович чиркнул в книжке несколько цифр, вырвал листок и протянул его мне.
— Ну вот, теперь я исповедовался вам полностью, — заключил он. — Отпустите мне грехи?
— Пока я могу сказать вам только спасибо, — ответила я. — Грехи будут вам отпущены, когда вы вернете телевизор законному владельцу.
— Вот это новости! — возмутился ювелир. — А кто вернет мне мои деньги?
— По логике вещей деньги должен вернуть вам Толян, — сказала я. — Как нажитые нечестным путем. Хотя обычно такие люди не любят этого делать. Но мы постараемся его убедить. Когда найдем, конечно.
— Ищи ветра в поле! — сердито произнес Адам Станиславович. — Меня такая перспектива на устраивает! И вообще, откуда мне знать — может, вы таким образом хотите устроить телевизор своему родственнику? Блох, заметьте, это вам не лох! Меня на такое не купишь!
— Простите, не поняла юмора, — сказала я. — Первый раз слышу такое выражение. Вы сказали что-то про Блох…
Адам Станиславович сверкнул негодующе глазами.
— Моя фамилия — Блох! — рявкнул он. — Не притворяйтесь, будто вы этого не знали! Так вот, я вам официально заявляю — не делайте из Блоха лоха! Не получится!
— Извините, но как-то случилось, что я действительно не знала вашей фамилии! — сказала я. — В свою очередь, хочу заявить, что ни в коем случае не собиралась делать из вас лоха. Это во-первых. Во-вторых, эта дикая фантазия, будто я хочу оттяпать у вас телевизор… Что за вздор! Вспомните, с чего начался наш разговор. В милиции лежит заявление насчет этого телевизора, подписанное господином Петяйкиным, агрономом из Заречного, с которым у меня лишь шапочное знакомство. У меня в сейфе лежит чек на этот телевизор, найденный в вашем доме. Наконец, вы сами не отрицаете, что приобрели телевизор у подозрительного типа. И тут же встаете в позу оскорбленной невинности! Так дело не пойдет. Мы договорились не впутывать в это дело милицию, но, поскольку вы мне не верите, я просто вынуждена буду обратиться к следователю. Господин Петяйкин должен получить обратно свою собственность. И он ее получит!
С этими словами я решительно встала. Адам Станиславович колючим взглядом смотрел на меня снизу вверх, вцепившись в подлокотники кресла. Едва я сделала шаг к двери, он предостерегающе взмахнул рукой.
— Сядьте, пожалуйста! — недовольно буркнул он. — Вы — шантажистка! Речь шла только об информации.
— Что толку в информации, если ее нельзя применить? — возразила я.
Адам Станиславович немного подумал.
— Какой процент платит вам этот Петяйкин? — неожиданно спросил он.
Я выразительно посмотрела на него.
— Вы всерьез думаете, что я занимаюсь этим ради денег? Вспомните, что я говорила о торжестве справедливости!
— Не смешите меня! — поморщился Блох. — Кому-то справедливость, а мне одни слезы!.. Так вы решительно настроены идти к следователю?
— Абсолютно! — сказала я. — И предлагаю вам отправиться со мной и убедиться, что здесь нет никакого подвоха.
— Увольте! — быстро проговорил ювелир. — Я начинаю верить в вашу искренность. Но я должен сам удостовериться… Как, вы говорите, зовут этого человека?
— Петяйкин, — напомнила я. — Федор Ильич. Агроном из Заречного. У него прекрасная жена и двое очаровательных ребятишек. Они ухнули на этот телевизор все сбережения. А его выкрали, едва они отошли на полчаса от машины.
— Хорошо! — сказал Блох, хлопая ладонью по упругой коже. — Я немедленно свяжусь с этим человеком по телефону, где бы он ни находился, и поговорю с ним. А затем я перезвоню вам и сообщу о своем решении. Будьте добры оставить свои координаты. И пообещайте ничего не предпринимать до моего звонка…
Ну что тут поделаешь — даже сейчас старался представить себя хозяином положения! Но, в принципе, меня его условие устраивало. Я оставила Адаму Станиславовичу свою визитную карточку и попрощалась.
Провожая меня к выходу, Блох спросил:
— Не возражаете, если я выпущу вас через эту дверь? Я пока не хочу открывать магазин — сразу попробую позвонить…
Я не возражала. Когда Адам Станиславович вывел меня на лестничную площадку, произошло одно незначительное происшествие — мне довелось взглянуть на персонального сантехника Блоха. Тот как раз спускался сверху по лестнице — коренастый, чернявый, с широким скуластым лицом. Увидев Блоха, он улыбнулся и приподнял кожаную кепку, натянутую на лоб.
— Мое почтение Адаму Станиславовичу! — сказал он. — Никаких проблем?
— Добрый день, Тимур! — ответил ювелир. — У меня все в порядке, спасибо!
Сантехник кивнул, прошелся по мне любопытным взглядом и двинулся дальше — во двор — ленивой, независимой походкой. Но его взгляд мне ужасно не понравился.
Глава V
Ромка вернулся в редакцию через три часа, обиженный и голодный. Мы как раз собирались обедать, и его появление было кстати. Он докладывал о своих успехах с набитым ртом и обжигаясь горячим кофе.