Она вздохнула, плотно задернула шторы и полезла на антресоли за бумагами. Что она рассчитывала в них найти? Тайну смерти Вики? Или что-то еще? Стараясь не торопиться и быть предельно внимательной, она просматривала листок за листком и откладывала в сторону. Ничего не вызывало подозрений, ничего не обнаруживалось такого, из-за чего можно убить человека. Даже явных ошибок или случайных оплошностей не было. Не было и никаких нарушений. Вексель – это дело особое. Она сделала индоссамент, как говорила Вика, чтобы вексель попал только и исключительно в «Омега-банк». Потому что привыкла доводить все до конца, при любых обстоятельствах.
Итак, очередной просмотр бумаг ничего не дал. Ничего! Клавдия задумалась. Если бы здесь был знаменитый сыщик с Бейкер-стрит, он бы только глянул – и сказал: «Это элементарно, Ватсон!» Увы! Клавдия не успела освоить дедуктивный метод лондонской знаменитости и теперь зашла в тупик. Решительно ничего странного или необычного в бумагах не было. Шерлок Холмс не пренебрегал ни одной мелочью, какой бы незначительной она ни казалась. Клавдия решила, что учиться нужно у самых выдающихся, и поступила так же. Осмотрела самым тщательным образом еще и папку.
К сожалению, с тем же успехом. Папка была самой обычной, из тонкого белого картона, с завязками. Никаких потайных карманчиков, двойного дна – ничего подобного. Сзади, правда, простым карандашом нацарапаны несколько цифр, видно, что впопыхах. Что это за цифры и кто их написал, тем более зачем, узнать не представлялось возможным. Кто угодно мог это сделать, необязательно Вика. И означать они могли что угодно. Номером счета они быть не могли – слишком коротко. Номером телефона – тоже сомнительно.
Цифры могли не иметь к делу никакого отношения, и скорее всего так оно и было. Но Клавдия привыкла к аккуратности – она переписала их в свой блокнот, на всякий случай. Чтобы были под рукой. Вдруг она зайдет на телефонную станцию, спросит – может ли это быть номером телефона? Или еще чем-нибудь…
Она вздохнула, встала на стул и засунула папку с бумагами и векселем подальше, накрыв ее сверху книгами по бухучету, журналами, старыми вещами, которые носить уже было нельзя, а выбросить жалко.
Весь вечер Клавдия продолжала думать о том, как ей жить дальше. Ничего не придумала. У метро она оборвала несколько объявлений, положив их в карман плаща. Делать все равно нечего. Она достала кусочки бумаги с номерами телефонов и принялась методично звонить. Из пяти номеров ответили только по одному. На вопрос Клавдии, какую работу предлагают, сообщили, что она может стать распространителем печатной продукции. То есть продавать газеты. Клава узнала, куда надо приходить, и сказала, что подумает до завтра. Хотя думать было не о чем. Она просто завтра встанет и пойдет по названному адресу.
Ей не спалось. За окном уныло шумел дождь, капли стучали по подоконнику. Клава встала и закрыла форточку. Стало тише. Она долго читала, погрузившись в события чужой, незнакомой ей жизни, где красивые женщины и отважные мужчины любили и ненавидели, путешествовали, расставались, переживали потери, обретали долгожданное счастье. Почему она, Клавдия, не заслуживает ничего подобного? Она выключила свет и принялась размышлять. Постепенно ее сморил сон. Громкий стук в дверь заставил ее испуганно вскочить. Она села, настороженно прислушиваясь. Может, показалось?
Стук повторился, еще более настойчивый. Клава задохнулась от ужаса. Первой мыслью было позвонить в полицию. Допустим… Но что она скажет? Что ей в дверь стучат? Это просто смешно! Нужно хотя бы узнать, кто это.
Она встала, чтобы зажечь свет. Света не было. Черт! Пришлось идти на кухню за свечкой. Клавдия еле нашла свечу, зажгла ее дрожащей рукой. На цыпочках подошла к двери.
– Кто там?
– Откройте!
За дверями, похоже, стояли мужчина и женщина. По крайней мере, судя по голосам, это было так.
– Кто вы? – спросила Клава.
– Я врач, – ответил женский голос. – Кто-то из вашего подъезда вызвал «скорую помощь».
– Я не вызывала! Вы что, не знаете адреса, по которому приехали?
– Конечно, знаем. Но здесь темно. Света нет. Мы не можем найти нужную квартиру.
– У вас что, нет фонарика?
– Нет. И спичек тоже. Вы не могли бы дать нам коробок спичек?
Клавдия прислонилась к стене. От страха у нее подгибались коленки. А что, если ее обманывают, специально, чтобы она открыла, и тогда… ее убьют, как Вику. Но Вику никто не убивал, она сама выпила отравленного вина. Клавдия колебалась.
– Какая квартира вам нужна?
– Сто сорок вторая.
– Ладно.
Клавдия знала, что в этой квартире живет одинокая женщина, очень больная. К ней действительно часто приезжала «скорая». Пожалуй, нужно открыть. Вдруг человеку плохо и из-за Клавы еще кто-то умрет? Ее и так мучила совесть из-за Вики, она же бросила подругу там, в квартире, одну. Правда, она была мертвая… Но кто знает?
Клава открыла, протянула женщине в белом халате коробок со спичками. Господи, это действительно врач! Вот до чего доводит страх. Так можно собственной тени испугаться.
Она заперлась на все замки, потушила свечу и улеглась в постель. Заснуть больше не удалось. Клава ворочалась с боку на бок, считала от одного до ста и наоборот, представляла себе спокойную воду, по которой она куда-то плывет, – ничего не помогало. Ей становилось то жарко, то холодно, и она еле дождалась утра.
Утром ее встретили все тот же дождь за окном, все то же низкое серое небо.
Ботинки успели высохнуть, и она начала собираться. С сегодняшнего дня она станет продавать прессу. Никто не подумает, что бумаги и вексель находятся у какого-то продавца газет!
Клавдия включила горячую воду и встала под душ. В ванной висело большое зеркало, которое ей оставила мама. В нем можно было рассмотреть всю себя. Клавдия ненавидела это зеркало, глядя на свою полубесформенную фигуру, на складки жира, далеко не плоский живот, полные бедра. Лучше не смотреть на это! Она поспешно вытерлась, оделась, сделала «хвост», взяла зонтик и с окончательно испорченным настроением отправилась к метро.
Дождь падал косыми струями, и город выглядел размытым за его пеленой. Деревья уже обнажились, под ногами было полно мокрой листвы. Пахло мокрым асфальтом, сыростью и еще чем-то неуловимо осенним. Безнадежностью, что ли, тщетностью стремлений…
Итак, она стала продавцом газет. По названному адресу ее приняли, выслушали, объяснили, в чем состоят ее обязанности и сколько она сможет заработать. Посоветовали воспользоваться опытом многих распространителей, то есть продавать газеты в электричках и поездах метрополитена, чтобы дело шло быстрее. Если она продаст все, что взяла, – прекрасно. Если нет, остаток нужно принести и сдать обратно.
Оказалось, что деньги можно будет получать сразу же, в конце рабочего дня. Или в конце месяца. Как ей больше подходит.
Ждать целый месяц Клавдия не могла, поэтому первый вариант был как нельзя кстати. Она решила, что приступит к работе с завтрашнего утра.
Ходить по электричкам и метро было очень утомительно. Сумка с газетами оттягивала плечо и уже через пару часов становилась такой тяжелой, словно ее наполнили булыжниками. Ноги постоянно промокали, и Клавдия ходила с насморком, охрипшая, сильно кашляла. Через неделю она пришла к выводу, что лучше будет зарабатывать меньше, но она найдет себе место где-нибудь в подземном переходе, чтобы было не так мокро и холодно.
Свежие газеты разбирали неплохо, хотя Клавдия не умела громко зазывать покупателей, как другие. Честно говоря, ей было неловко, что она, интеллигентная женщина, с высшим образованием, хороший специалист, вынуждена стоять в подземке и продавать газеты. Слава богу, что у нее очень мало знакомых, а то пришлось бы постоянно сгорать от стыда.
Она выбрала район подальше от дома и от бывшей работы. С одной стороны, все складывалось не так уж и плохо, если учесть обстоятельства. Зарабатывала Клава немного, но на еду хватало, и, откладывая ежедневно небольшую сумму, она надеялась, что в итоге сможет купить себе новые ботинки.
Целый день мимо нее проходили тысячи людей: женщины, мужчины, дети, старики, москвичи и приезжие, русские, кавказцы, азиаты, негры, иностранцы – бесконечная череда лиц, тел, глаз, голосов. Она убедилась, что таких, как она, не так уж мало. Но достаточно много и вполне обеспеченных людей, прилично одетых, уверенных в себе, веселых. Изредка по непонятной причине в подземку спускались так называемые «новые русские», в шикарных длинных пальто нараспашку и в развевающихся шарфах, благоухающие французскими одеколонами. Они на ходу разговаривали по телефонам, перебрасываясь между собой одним им понятными фразами, курили дорогие сигареты и никогда не брали у Клавдии сдачу. Они принимали ее за нищую, считая ниже своего достоинства посмотреть в ее сторону еще раз.
Рядом с Клавдией облюбовали себе местечко попрошайки, которых она невольно сторонилась и потом мучилась угрызениями совести. Почему-то этот сорт людей был ей неприятен. Она не могла пересилить себя, испытывая к ним непреодолимое отвращение и брезгливое презрение. Это было самое дно жизни, которое наводило на нее ужас. Она боялась самой себе признаться в том, что боится подобной участи, тем самым как бы предполагая возможность для себя такого будущего.
Рядом с Клавдией облюбовали себе местечко попрошайки, которых она невольно сторонилась и потом мучилась угрызениями совести. Почему-то этот сорт людей был ей неприятен. Она не могла пересилить себя, испытывая к ним непреодолимое отвращение и брезгливое презрение. Это было самое дно жизни, которое наводило на нее ужас. Она боялась самой себе признаться в том, что боится подобной участи, тем самым как бы предполагая возможность для себя такого будущего.
Клавдия очень уставала. Она вставала утром, пила чай и ехала за газетами. Потом целый день проводила на ногах, голодная, в удушливом пространстве подземки, среди бесконечного потока людей, звона мелочи, крика попрошаек, ругани и разборок других продавцов, в шуме и гаме, мелькании рук, мятых рублей. В переходе продавали все, что угодно, – сигареты, цветы, пирожки, очки, носки, косметику, зонтики, сумки, сушеные грибы и много чего еще. Бомжи собирали бутылки, устраивая между собой драки; под ногами путались маленькие чумазые цыганчата, дергали за одежду, заглядывали в глаза и назойливо скулили.
Возвращаясь домой по ночному городу, Клавдия уже не имела сил даже обходить лужи, поэтому каждый день ноги были мокрые, кашель все усиливался, а настроение падало. Дома она ужинала тем, что успевала купить по дороге, и замертво сваливалась в постель. Как ни странно, сон длился только часов до трех, а потом она просыпалась и больше уснуть не могла.
Лежа без сна, с открытыми глазами, слушая шум ветра за окном, она начинала думать, что с ней будет дальше. Будущее рисовалось таким кошмарным, что Клава накрывала голову подушкой, стараясь спрятаться от него, а заодно – и от своих мыслей о нем. Она ни с кем не общалась и была даже рада этому. Ей хотелось стать маленькой и незаметной, перестать испытывать эту боль несбывшихся надежд и разочарований, вспоминать все то, чего жизнь почему-то ее лишила и чего у нее теперь никогда уже не могло сбыться.
В такие ночи она чувствовала себя глубоко несчастной, несправедливо и незаслуженно униженной. Кем и за что? Она устала задавать себе эти вопросы. Стоя с газетами в подземном переходе, она думала: как хорошо, что у нее нет друзей, которые могли бы увидеть ее в таком ужасном, уничижительном состоянии. Хорошо, что у нее нет мужчины, который сразу же разлюбил бы ее, узнав, до чего она дошла. Мужа тоже, к счастью, нет. Почему к счастью? Да потому, что если бы он у нее был, то уже давно бы бросил такую незадачливую супругу. А так – нет его, и переживать не о чем! Как поется в песне из популярного кинофильма: «Если у вас нету тети, то вам ее не потерять!»
Клавдии нравился фильм «Ирония судьбы», она могла смотреть его бессчетное количество раз, и это ей не надоедало. Она мечтала, что когда-нибудь и в ее жизни произойдет невероятное приключение, сказочная история любви. В последние годы эти мечты приобрели характер несбыточных. Но все равно мечты есть мечты! В них нет границ и возможности открываются одна за другой, как двери заколдованного дворца. И за каждой – что-то упоительно прекрасное, неизведанное, уготованное таинственными силами только для нее, и ни для кого больше.
Годы шли, а в ее жизни ничего существенно не менялось. Постепенно Клавдия пришла к выводу, что в книжках пишут о том, чего никогда не происходит в реальности. И фильмы снимают об этом же – о несуществующем. Где-то есть красота, отвага, преданность и любовь… Это как мифическая страна Эльдорадо. Многие о ней слышали, но никто в ней не бывал. Многие отправлялись на ее поиски, но возвращались ни с чем. Она снилась людям, лишала их покоя, бередила душу – но никогда-никогда не доплывали до нее корабли, не долетали самолеты, не доезжали поезда. Страна-мираж, страна-греза, страна-призрак… Призрак счастья.
Есть люди, которым почему-то везет. Есть и такие, которым ничего не дается в руки. Клава относила себя ко второй категории. Во всяком случае, жизнь с завидным упорством убеждала ее в этом.
Клавдия жила «на автомате» – продавала газеты, ела, спала, вновь продавала газеты. От постоянной ходьбы с тяжелой сумкой, стояния в переходе, нервного напряжения, в котором она находилась, недоедания и плохого сна она похудела. Но даже это не радовало. В ее сердце поселился страх. Хотя никто ее не разыскивал, никто не интересовался ею. Телефон молчал. Маме она звонила сама, говорила, что много работы, очень устает, прийти не может: некогда.
Клава старалась поменьше бывать дома. Она работала даже по выходным, возвращалась поздно, оглядываясь по сторонам и трясясь от страха. Однажды за ней увязался подозрительный прохожий. Он вышел из троллейбуса на той же остановке и шел за Клавой по пятам, не отставая. Она почти бежала, когда увидела, что прохожий заходит в ее подъезд. Сердце едва не выскочило из груди, захотелось кричать, звать на помощь. Сдержал стыд: она не могла себе позволить завопить на всю лестницу. К счастью, она успела добежать до своей квартиры, лихорадочно роясь в сумке в поисках ключей. Уже открывая дверь, Клава заметила, что мужчина позвонил в соседнюю дверь. Это оказался сосед, которого от страха она приняла за злоумышленника.
Придя в себя, она начала истерически смеяться. Она смеялась и смеялась, пока смех не перешел в плач. Слезы катились по ее щекам, обильные, как осенний ливень. Постепенно и слезы иссякли, перейдя в безнадежную, тяжелую тоску. Ей некому было пожаловаться, не на кого было надеяться, не от кого было ждать помощи. Она могла рассчитывать только на саму себя.
Утром она встала с опухшими от ночных слез глазами, оделась и поехала работать. Обычный день, обычный осенний дождь, обычная толпа, текущая мимо нее… Недалеко от Клавдии остановились двое хорошо одетых мужчин, обсуждая что-то для них важное. Один несколько раз взглянул в сторону Клавы. Ее это насторожило. Лицо мужчины показалось смутно знакомым. Хотя здесь мелькало столько лиц, что… Нет, где-то она таки его видела! Память у нее не только на цифры, но и на лица была прекрасная.
Может, это кто-то из клиентов Арнольда? Или знакомый Вики? Некоторых из них Клавдия видела, но специально не присматривалась. А вдруг это следят за ней? Те, кто убили Вику?! Или милиция?
Она вспомнила соседа, от которого бежала как сумасшедшая, и ей стало неловко. С тех пор он подозрительно на нее посматривал. Наверное, решил, что она свихнулась. А врачи «скорой помощи», которых она приняла за убийц и бандитов? Так и в самом деле можно сойти с ума! У нее слишком богатое воображение, и нервы совсем никуда не годятся.
Мужчины подошли, и у Клавы душа ушла в пятки. Они были прекрасно одеты, причесаны, ухожены, в безукоризненных рубашках и галстуках, в дорогих кожаных туфлях. Тот, что пониже, скользнул по ней равнодушным взглядом. Он ее просто не видел. Щелкнув позолоченной зажигалкой, он неторопливо закурил и лениво произнес:
– Антон, быстрей. Девушка ждет.
«Счастливая девушка! – подумала Клава. – Наверное, красавица. Модно одетая, длинноногая. Не то что я! На меня такой мужчина и не взглянет!»
Мужчина ей понравился. Не Антон, а тот, другой, который курил. Невысокий, крепкий, с приятным лицом и манерами барина.
– Вы что, спите? – Антон протягивал ей деньги. – Нам парочку газет.
Они всего-навсего купили у нее газеты! А она уже черт знает что подумала!
Мужчины пошли к входу в метро, переговариваясь, небрежно размахивая руками, – свободные, красивые, уверенные в себе люди. Жители другого мира. Не того, в котором существовала Клава.
Она долго смотрела им вслед, не слыша обращенных к ней просьб, не видя протянутых денег. Уходила ее мечта, которой не суждено было сбыться. Что-то отделяло ее от этих людей – стена, которую не преодолеть, пропасть, которую не перейти. Хотя на самом деле ничего такого не было. Это была возведенная ею самой преграда между ними и собой, но Клава об этом не знала. Она ничего еще не знала. Она даже не могла слышать, как тот, кого называли Антоном, говорил своему другу:
– Ты ее узнал?
– Кого?
– Ну, тетку, которая газеты продает?
– Какую тетку? – не понял Кирилл.
– Да газеты же она продает! Я тебе на нее показывал!
– Послушай, с какой стати? Откуда я могу ее знать? Я ее даже не рассмотрел как следует! Растрепа какая-то…
– Это Арнольдова «мымра»! – сказал Антон.
– Ты или говори толком, или…
Антон потерял терпение:
– Да не кипятись ты, я дело говорю! Эта «мымра» работала бухгалтером у Арнольда. Вид у нее, конечно, жуткий, но баба она умная. Кремень-баба. Пока она у Арнольда работала, дела шли как надо, комар носа не подточит.
– А почему же она газеты продает? – спросил Кирилл.
– Так он, дурак, ее уволил! – фыркнул Антон.
– За что?
– Не за что, а почему! Потому, что ему приспичило вместо нее иметь под боком молодую, горячую телку. А то, что новая девица в бухучете ничего не смыслит, он не подумал. У него о другом мысли. Седина в голову – бес в ребро!
– Взял бы себе секретаршу! Зачем хорошего бухгалтера увольнять? – спросил Кирилл.