Клещ, Ботаник и Отец закончили монтаж санузла и переходного бункера, затем герметизацию «коробки», и сержант вылез наружу, страшно довольный. На его дубовом лице расплылась широкая блаженная улыбка.
– Ну вот, устроились! – известил он всех.
Бойцы, свободные от вахты, стояли или сидели прямо на площадке в ожидании дальнейших приказов. Клещ тоже плюхнулся пятой точкой на ящик, положил гепл на колени. Задумчиво оглядел песчаные барханы, и улыбка сошла с его лица.
– Где же здесь сущности первого-второго уровней? – пробормотал он. – Ни одной сволочи не видно… Слава богу, хоть кроковольфов нет, это нам крупно повезло.
– Уверен? – ухмыльнулся Боксер, невольно перейдя на «ты».
Чем больше они работали вместе, одной командой, тем короче становилась дистанция между сержантом и новичками. Теперь все выглядело совсем не так, как в первые дни обучения на тренинг-базе ликвидаторов.
– Уверен! – в тон ему ответил Клещ. – Если бы здесь обитали эти сволочи, они уже напали бы на нас!
– Выходит, – уточнил Сынок, – мы что-то вроде лакмусовой бумажки. Ну, индикатор. На себе проверяем: насколько опасна пустыня? Сожрут – опасна. Не сожрут – не опасна.
Клещ оскалился, посмотрел на спрашивающего так, словно тот интересовался какой-то глупостью.
– Угу. А ты что думал? Приличное бабло за просто так не платят…
«И в самом деле, – подумал Сергей. – Чего Сынок задал такой дурацкий вопрос? Будто раньше не въехал, на что нас всех подписали, в чем главная задача зонд-команд…»
– Ладно, – поднялся на ноги сержант. – Передохнули – и хватит. Надо провести небольшую разведку на местности – посмотреть, что творится вокруг нашей базы! Отец! Пастух! Наркоша! Вы остаетесь здесь, смените караул, как придет время. Плюс остается Боксер, за старшего! Все прочие – со мной! Разбиваемся на четыре двойки, идем веером на юг. По команде – сразу разворачиваемся и возвращаемся!
«Четыре двойки, – подумал Воронин. – Ну да, в лагере остаются семеро, а нас – четыре двойки. Восемь. Клещ делит отряд пополам, на всякий случай…
Ему в напарники достался Ботаник, который весело устремился вперед, шаркая ногами, поднимая сапогами облачка легкой пыли.
– Хэй! – остановил его Сергей. – Повнимательнее! Не забывай, мы должны прикрывать спину друг друга!
В общем-то, он понимал, отчего у спутника такое дебильно-радостное состояние. В душе Сергея творилось примерно то же самое. По сравнению с ледяным безумием Фороста здешние места казались настоящим раем. Ни тебе жестокого ветра. Ни изматывающего завывания. Ни адского холода. Плюс сорок – это же почти курорт!
– Господи, хорошо-то как! – раздался в головных телефонах радостный голос Поэта. – Парни!!! Благодать-то какая! Так и хочется бежать вперед, раскинув руки! Нет холода!!! Нет ветра!!! Ура пустыне!!! Да здравствует Брик!!!
– Стоять, Поэт! Стоять! – в голосе Клеща прозвучали такие нотки, что Сергей невольно остановился, тревожно посмотрел направо – туда, где шли Поэт и Сынок.
Один из бойцов «Метлы-117», сжимая гепл в правой руке, бежал к вершине песчаного бархана, оставляя за собой цепочку неровных следов.
Что за идиот? Поэт, конечно же!!!
– Стоять! Поэт, мать твою, стоять на месте! – Клещ не шутил, не играл, он действительно был страшно испуган тем, что творил подчиненный.
А Поэт будто не слышал – он раскинул руки, словно ребенок, вообразивший себя самолетом, и все бежал, бежал к гребню желтого холма, бормоча под нос какие-то стихи. А потом, достигнув вершины и не успев остановиться, вдруг не удержал равновесие, покатился куда-то вниз, исчез за гребнем.
Сердце ушло в пятки – таким страшным был крик, резанувший по ушам. Первым опомнился Клещ. Кажется, он вообще ни секунды не «тормозил», в отличие от менее опытных товарищей. Сержант рванул к загадочному бархану, сдернул гепл с плеча, на ходу меняя его фокусировки.
Однако он был дальше от места событий, нежели Сынок, который шел в паре с Поэтом. Опомнившись, Сынок резво бросился на вершину песчаного холма. Чуть не добежав до гребня, упал на колени, выставляя ствол гепла перед собой.
Сергей и Ботаник тоже рванули туда, а в ушах уже не было воплей Поэта, только странный булькающий звук, будто кто-то захлебывался. Что-то жутко хрустнуло, от этого вся еда в желудке, даже вчерашняя, запросилась наружу. Воронин чудом удержался от того, чтобы испачкать собственную бронекожу.
– На тебе! На!!! – вдруг дико заорал Сынок, а перед стволом его гепла вырос исполинский столб огня. – На!!! На!!!
– Не стрелять! – задыхаясь, вопил сержант.
Он несся к вершине песчаного холма с такой скоростью, будто намеревался опередить огненную лавину, катившуюся вниз, за гребень. Не получилось.
Клещ остановился на вершине и опустил гепл. Сергей и Ботаник подбежали сразу же вслед за этим.
…Расплавившийся песок остывал, на глазах твердел, формируя на поверхности воронки небольшую стеклянную лужицу. Они все ошиблись, посчитав это творение природы песчаным барханом. Это был совсем не бархан – воронка. Огромная ловушка для тех, кто по глупости оказался на сыпучих склонах.
Внизу, в центре воронки, там, где твердело стекло, лежали обугленные куски бронекожи. А еще – черные хитиновые покровы какого-то существа, сожженного Сынком. Видимо, остатки того самого монстра, который устроил ловушку.
– Что это? – растерянно спросил Быкан, остановившийся рядом.
Кажется, он не понимал – Поэта уже нет в живых.
– Очень похоже на муравьиного льва… – отозвался Ботаник.
Он тоже был в шоке, старался не думать о смерти товарища. Хотел говорить о чем угодно, только не о черной обгоревшей бронекоже на дне воронки.
– Это муравьиный лев… – жалобно повторил Ботаник. – Только очень крупный. Знаете, такой, как на Земле? Они всегда устраивают небольшие ямки в песке. Закапываются на дно, в центре. И ждут. Муравей бежит по краю, торопится по делам… Стоит только сделать неосторожное движение – он срывается вниз, тогда уже нет шансов. Не видели?
Муравей будет пытаться вырваться из ловушки, ползти вверх по наклонной поверхности, но песчинки не могут служить надежной опорой. Они срываются вниз под его лапками. Чем сильнее бьется за жизнь жертва, тем больше шансов, что муравьиный лев «услышит» ее. Тогда он высовывает передние конечности, подгребает песок, чтобы добыча побыстрее скатилась вниз. Муравей видит хищника, понимает, что это смерть, начинает биться сильнее, рвется наверх изо всех сил, но убийца подкапывает песочную стенку, вызывая оползень… Игра всегда заканчивается одинаково – жертва оказывается в пасти…
– Заткнись, Ботаник!!! – грубо потребовал Клещ.
А Сынок, стоявший на коленях, вдруг бросил гепл, схватился руками за голову.
– Ребята, я ведь не убил его, правда? – кажется, стрелка, уничтожившего мерзкую тварь, пробило на истерику. – Я не убил, нет! Его уже нельзя было спасти!
– Заткнись, Сынок!
– Я не убил! Нет!!! Эта сволочь перекусила его пополам, я видел! Он захлебнулся кровью и перестал звать на помощь! Только после этого я выстрелил! Его уже было не спасти!!! Не спасти?!
– Заткнись, Сынок! – тихо повторил сержант. – Ты все сделал правильно. Он сам виноват, что хреначил, как на прогулке. Здесь не курорт! Я ему приказывал остановиться… Черт! Дернуло же меня в первый рейд взять эту восторженную натуру! Дурак я, дурак…
Клещ сильно переживал, это было понятно и по голосу, и по тому, как вдруг сгорбился сержант. Система Толимана сняла с «Метлы-117» первую плату за наглое вторжение, и Клещ винил в этом себя.
Все вместе спустились вниз – осторожно, медленно, держа геплы наготове, но тревоги оказались напрасными: Сынок сработал на совесть – тварь была уничтожена.
– Черт, здоровая гадина, – угрюмо выдал Быкан, полюбовавшись на хитиновые конечности. – Это ж чем она тут питается, если выросла такая? Не людей же поджидала? Похоже, она… оно подкарауливало что-то крупное. Навроде нашей кошки или собаки…
Услышав такой вопрос, Клещ сразу подобрался, пристально оглядел окружающие стены воронки.
– Белоснежка! Быкан! Ботаник! Наверх! Занять наблюдательные позиции, никого не подпускать!
Тройка бойцов, не мешкая, взобралась на песчаные холмы. Клещ присел на корточки возле уничтоженного врага. Животного? Пресмыкающегося? Пси-сканер охарактеризовал его, как сущность второго уровня. Вот и познакомились с Бриком…
Назад возвращались молча, настороженно оглядывая любые возвышенности и углубления. Щенячьи восторги отшибло разом. Никто уже не считал, что Брик лучше Фороста. Там, по крайней мере, никого не потеряли, хотя чуть не двинулись рассудком.
…Позднее, во время разведывательных походов, они не раз встречали такие же воронки, на дне которых, зарывшись в песок, прятались гигантские муравьиные львы. Встречи заканчивались одним и те же результатом: люди неизменно сжигали монстров огнем из геплов. Будто мстили за Поэта, за потерю, понесенную в первый же день пребывания на Брике.
…Позднее, во время разведывательных походов, они не раз встречали такие же воронки, на дне которых, зарывшись в песок, прятались гигантские муравьиные львы. Встречи заканчивались одним и те же результатом: люди неизменно сжигали монстров огнем из геплов. Будто мстили за Поэта, за потерю, понесенную в первый же день пребывания на Брике.
…Ночью Сергей спал плохо, впрочем, и не он один. Рядом в полузабытьи ворочался Сынок. Он все время вскрикивал, бормотал что-то нечленораздельное. Торопился на помощь к Поэту, но снова и снова не успевал и начинал всхлипывать. Дело закончилось тем, что Клещ отстранил его на сутки от нарядов и приказал принять транкл. Только после этого Сынок перестал беспокоить соседей, тихо засопел. А Воронин еще долго лежал на спине, с открытыми глазами, думая о том, как неожиданно и нелепо иногда приходит смерть.
…На второй день они познакомились с песчаными смерчами Брика. Произошло это на рассвете, когда Толиман едва показался из-за горизонта. Сначала по поверхности планеты поползли, заструились шлейфы мелкой пыли, потом ветер усилился, стали появляться первые «водоворотики». А еще позднее, когда звезда поднялась выше, над лагерем, один за другим, пронеслись несколько смерчей.
Не таких страшных, чтобы утащить за собой жилой дом или человека, но шороху они навели. Уж больно грозно выглядели песчаные воронки издали – когда еще только ползли по пустыне, приближаясь к пристанищу людей.
Клещ посидел немного с мини-компьютером, изучая материалы аэрокосмической разведки, переданные штабом, а потом объяснил, что эти смерчи, оказывается, обычное дело для Брика. В документах написано, что утром, когда из-за горизонта появляется звезда, возникает сильный перепад температур. Теплый воздух расширяется, идет вверх. В зависимости от ряда природных факторов получается так, что массы воздуха либо устремляются в зону ночи, в зону тени, либо, если потоки сталкиваются, образуются смерчи, которые поднимают частицы пыли на несколько километров над планетой.
После объяснений легче стало не намного. Электрошины пришлось вручную – специальными лопатками и кистями – очищать от песка. Потом аналогичную процедуру проделали с развернутыми наверху «лепестками» энергопанелей. Как раз в дневное время следовало подзарядить аккумуляторы, а мелкий песок так засыпал фотоэлементы, что ничего путного не могло получиться.
В общем, провозились с уборкой территории несколько часов. Из объяснений Клеща сделали один вывод: такой фигней придется заниматься ежедневно.
Затем сержант потратил еще некоторое время на изучение документации по Брику, опять же вынужденно. Началось все с Быкана. Он честно признался, что выстоять наряд не сможет – испытывает странное головокружение, которого у него раньше не бывало. При этом Быкан очень смущался, чувствовал себя неловко, словно ребенок, который сознавался в чудовищном физическом недостатке, из-за чего мог стать посмешищем для всего двора.
Однако следом за Быканом и Наркоша признал, что его здорово колбасит, и дело тут не в транклах, не в химии. Потом рискнул присоединиться к ним Пальцун. А Кастет, сменяясь с наряда, неожиданно упал – ни с того ни с сего. Когда его привели в чувство и спросили, что произошло, тот ответил, что просто вдруг потемнело в глазах, а земля ушла из-под ног.
Почуяв неладное, Клещ приказал им принять антидот, снова взялся за компьютер и справочную базу. Долго пытался найти ответ на вопрос: чем таким в атмосфере могли отравиться его товарищи? Ведь ночью, после нарядов, спали без бронекожи. Палатки хоть и находились под герметичной «коробкой», но полной гарантии, что молекулы местного воздуха не попадают в жилое помещение, никто дать не мог.
Оказалось, дело совсем в другом – в слабом магнитном поле Брика. Когда сержант докопался до ответа, Сергей вдруг припомнил, что офицер из группы стратегического развития предупреждал об этом. Мол, у Брика нет электромагнитного поля, и потому планета беззащитна перед выбросами «солнечной» энергии Толимана. Да, майор говорил, только тогда никто не придал значения его словам. Подумаешь, солнечная энергия, эка проблема…
Оказалось, все гораздо серьезнее. Не имея электромагнитного поля, Брик был полностью беззащитен – едва только на Толимане появлялись «солнечные» пятна, чудовищные по силе магнитные бури устремлялись в космос. Земля, как и многие другие планеты, надежно защищена от таковых: собственное поле отклоняет потоки, заставляя их обтекать колыбель человечества. Лишь слабые отголоски мощных электромагнитных вихрей достигают поверхности голубой планеты, именно потому на активность Солнца реагируют только метеозависимые люди, у которых начинается аритмия сердца, головокружения, появляется непонятная темень в глазах.
На Брике, не упрятанном в собственный электромагнитный кокон, такое происходило абсолютно со всеми людьми, просто кто-то продержался меньше, кто-то дольше. К концу вторых суток пребывания на этой коварной планете и Воронин начал испытывать тошноту, неприятные головокружения, слабость. В справочнике было четко сказано: электромагнитные вихри легко прошивают бронекожу, вызывая у человека разрыв клеток и молекул ДНК. С каждым часом слабела иммунная система, уступая атаке Брика. Это стало вторым неприятным сюрпризом после гибели Поэта.
На третий день бойцы «Метлы-117» познакомились еще с одним удивительным явлением: грозовыми разрядами в атмосфере. В первые минуты, когда высоко над головами засверкали страшные ветвистые молнии, никто не понял, как такое возможно. Молнии били не в землю, они прошивали пылевые тучи, в которых не было ни капли влаги. Ни о каком дожде речи идти не могло. Что же это?!
Клещ, в очередной раз перелистав справочник с данными аэрокосмической разведки, страшно разозлился. У Брика было припасено слишком много гостинцев для людей. Оказалось, все дело в том, что верхние песчаные покровы планеты за многие столетия размололись в мелкую пыль. Когда утренний или вечерний ветер поднимал тучи в воздух, песчинки сильно терлись друг об друга, электризуясь. Пылевые облака превращались в аккумуляторные батареи, это и приводило к ветвистым электрическим разрядам, которые прошивали воздух.
Видеть такой салют у себя над головой было жутко. Нет-нет, да и закрадывалась мысль: а что, если песчаные тучи опустятся к поверхности? Разряд произойдет не над головами, а прямо тут, через поселение людей? Тогда прощай, «Метла-117», в полном составе…
На третий день сделали еще одно открытие: нашли «хитиновых ящериц» размером с крупную собаку. На присутствие людей эти животные почти не реагировали, агрессивности не проявляли. Если к ним подходили слишком близко – принимали защитную стойку, а потом обращались в бегство.
Если же люди не тревожили этих местных обитателей, то «хитиновые ящерицы» мирно бродили по пустыне, иногда останавливались и зарывались мордами в песок. Что-то искали, вытаскивали. Пауков? Змей? Это еще предстояло выяснить. Однако биологическая цепочка Брика начала прорисовываться: стало понятно, на кого охотятся «муравьиные львы».
В последующие дни больше ничего интересного не обнаружили: несколько видов пауков, черных и бурых, покрупнее и помельче, змей, парочку из которых подстрелили и упаковали в контейнеры-холодильники, чтобы ученые могли выделить и проанализировать яд местных пресмыкающихся…
Начиная с четвертого дня стали сходить с ума от песка, как на Форосте сходили с ума от ветра и колючего снега. Неизвестно каким способом, но мелкая пыль проникала даже в жилое помещение. Скорее всего, вместе с верхней одеждой – с бронекожей, которую ликвидаторы не рисковали оставлять в «тамбуре», клали возле себя.
Так или иначе, песок теперь скрипел на зубах – и днем, и ночью. От него чесались ноги и поясница, особенно в то время, когда приходилось напяливать защитный костюм, чтобы стоять на вахте или совершать очередной вояж по пустыне.
К исходу пятых суток Воронин ненавидел Брик сильнее, чем Форост. Между пальцами ног кожа горела. Моргать стало больно: веки будто пересохли, при каждом резком движении царапали глаза. Запас гигиенических салфеток таял с ужасающей быстротой. Дышать было все труднее, словно песок набился и в фильтры изоляционного костюма. Вода из регенератора отдавала мочой, мыться ею было неприятно, хотя Ботаник уверял, что это нервное, а на самом деле никаких проблем с установкой нет.
В периоды активности Толимана две трети «Метлы-117» лежало пластом – с повышенным давлением, аритмией, головокружениями. График дежурств сбился – на посты заступали те, кто мог держаться на ногах.
К концу миссии на Брике Сергей Воронин снова, как и после Фороста, мечтал о душе. А еще – об огромной бутылке колы или кваса. Этим вторая планета отличалась от первой: там он грезил о кружке горячего-горячего чая с лимоном. Но душ – это было общее для обеих разведмиссий.