Теперь и Джим почувствовал боль от кнутов и жжение текущей крови.
— У меня... — Он умолк.
Как можно было это объяснить? Да и нужно ли... Важнее всего узнать, как попали наркотики к нему в палату. Сукин сын Шервуд! Без него тут наверняка не обошлось! Но зачем ему пытаться кого-то подставить? И как он это сделал?
Мак-Донрах, рослый толстопузый здоровяк средних лет, отвел Джима в ванную и поставил его спиной к зеркалу. Вывернув насколько возможно шею, Джим осмотрел спину, которую пересекало по меньшей мере шесть длинных и глубоких рубцов, кровь уже начинала запекаться. Бич надсмотрщика нанес их Орку, и все же они отпечатались и у него на теле.
— Я тебя помою, — сказал Мак-Донрах. — Только не делай резких движений. Не доверяю я тебе.
— Я ж не сумасшедший, — обиделся Джим. — Просто я был, ну, это, погружен в себя. Я совершенно не осознавал, что делаю. Но те капсулы, Мак, они не мои. Кто-то пытается меня подставить.
— Все так говорят в подобной ситуации.
Мак стер полотенцем кровь, потом обмыл раны водой с мылом и промокнул досуха бумажными полотенцами, после чего протер их спиртом. Джим крепко стиснул зубы, но не издал ни звука.
— Тебе надо будет сходить в травматологию, там их обработают как следует. Но, думаю, инфекция в раны не попадет. Надевай халат и шлепанцы.
— Ладно, — согласился Джим. — Но я эти наркотики не покупал и не приносил их сюда. В этом я не виноват.
— В твоем возрасте невиноватых уже не бывает.
— Философ долбаный! — прорычал Джим.
Красный туман, окутавший Орка, теперь поглотил и его. Последняя реплика Мак-Донраха выпустила на волю ту ярость, которую Орк — Джим всегда носил в себе, словно легкую лихорадку. А несправедливое обвинение в употреблении наркотиков превратило лихорадку в настоящую горячку.
Дальше что-то случилось. Но как бы Джим ни поступил, воспользовался он при этом боевым мастерством Орка, и теперь Мак-Донрах лежал навзничь на зелено-белом кафельном полу, покрытом красными пятнами. Он был без сознания, и из уха у него текла кровь. Джим завопил благим матом и бросился вон из ванной, успев краем глаза увидеть, как Крэнам обрушивает дубинку ему на голову. А потом — темнота.
Когда Джим пришел в себя, он лежал на столе — судя по всему, в травматологии, на первом этаже больницы. Спина болела, но голова просто раскалывалась на части. Доктор Порсена, в клетчатой шерстяной рубашке и джинсах, разговаривал с дежурным интерном. Рядом с ним стояли двое полицейских в форме. Через несколько минут к ним присоединилась сотрудница в штатском. Переговорив с копами, она стала вполголоса совещаться с доктором Порсеной, затем он подошел к Джиму.
— Как ты? — спросил он.
— Все выше и выше, — ответил Джим.
Порсена натянуто улыбнулся.
— Ты попал в чертовски скверную историю. Но думаю, мы сумеем во всем разобраться, хотя и не только ради того, чтобы облегчить тебе жизнь. Перевернись-ка. Я хочу осмотреть твою спину.
Джим подчинился. Порсена присвистнул.
— Откуда они у тебя? Не мог же ты сам нанести их!
— В некотором смысле... Это раны Орка. Он получил их от одного надсмотрщика, с которым был дерзок.
— У тебя уже бывали стигматы, Джим.
Жалея, что не видит лица Порсены, Джим начал объяснять:
— Да, но у меня бывали только кровотечения, доктор. А это настоящие рубцы, глубокие. И болят к тому же. Никакие они не психогенные, как выражаетесь вы, специалисты. Вы ведь не хотите дискредитировать мои приключения, не правда ли?
— Поговорим о рубцах позже. Надо еще разобраться в деле с наркотиками. Как я понял, ты утверждаешь, что их тебе подбросили. Пока тебя оставят переночевать здесь для наблюдения — возможно, у тебя сотрясение мозга. Завтра попробую выяснить, что произошло. Спокойной ночи, Джим.
На следующий день Джим вернулся в свою палату. Его рубцы прикрыли марлей, приклеив ее по краям, и они болели уже гораздо меньше. Возможно (но это лишь предположение), что он перенял способность Орка быстро заживлять раны.
Джиму удалось провести собственное расследование, хотя ему теперь разрешали выходить из палаты только в столовую и на групповую терапию. Торазин[12], прописанный доктором Порсеной, делает человека чересчур послушным, затуманивая ему мозги. Несмотря на это Джим без особого труда сообразил, что именно произошло, пока он находился в Многоярусных мирах — или в трансе, как считали все.
Шервуд получал «товар» через санитара Нейта Роджерса. Пациенты знали об этом, Джим даже один раз видел, как это происходило, но своеобразный «кодекс чести» запрещал им сообщать администрации. Прошлой ночью неожиданный обыск застал Роджерса врасплох — и он в панике спрятал свой товар в палате Джима. Он запросто мог это провернуть прямо под носом у пациента, ведь Джим ушел в мир иной — причем в самом что ни на есть буквальном смысле. Конечно, это могло быть и делом рук Шервуда — просто из вредности.
Хватит теоретизировать! Перейдем к делу, возьмем быка за рога. Так поступил бы Орк — значит, и Джим Гримсон будет так действовать.
Время ленча еще не подошло. Джим шел по коридору, здороваясь с немногими встречными пациентами. Ни сотрудники медцентра, ни медсестры, ни санитары, которые могли бы прогнать его обратно к себе в палату, ему не попадались. Нейт Роджерс, мужчина лет под сорок, высокий и мускулистый, но безобразный на вид, стоял, прислонившись к двери бельевой. Заметив Джима, он улыбнулся.
— Как у мальчика на душе?
— Скверное настроение, сволочь ты поганая!
С этими словами Джим схватил Роджерса, развернул его и втолкнул в бельевую. Тот споткнулся, пытаясь удержаться на ногах. Джим включил свет. Санитар резко обернулся.
— Какого черта, засранец?
— Ты скажешь Порсене, что это твоих рук дело, иначе я буду бить тебя, пока не признаешься.
— Что? Спятил ты, что ли? Ну, конечно, спятил! Вы ведь все тут чокнутые!
— Так не забывай этого, — посоветовал ему Джим. — Стоит тебе только повернуться к нам спиной, как мы тебе раз — и горло перережем. Во всяком случае, я — точно. Так ты идешь со мной к Порсене или нет?
— Дерьмо, — выругался Роджерс. — Да у тебя на меня ничего нет, совершенно ничего! Отвали, подонок, а то по стенке размажу!
— Ты мне, может, и не поверишь, но я знаю, как убить тебя за две секунды голыми руками.
— Враки! — презрительно ухмыльнулся Роджерс. — А если бы даже и мог, то не посмеешь! Хочешь в тюрягу сесть до конца жизни?
— Я видел, как ты давал Шервуду наркотики, — веско бросил Джим. — И другие тоже. Если они поймут, что меня подставили, то вряд ли станут молчать.
— Ну да, разумеется! Держи карман! Думаешь, им охота остаться без снабжения?
— Нелегальные наркотики у Шервуда покупают лишь немногие. Ладно. Даю тебе пять секунд. Раз, два, три, четыре, пять!
Роджерс, размахивая кулаками, кинулся на Джима. В следующий миг он уже лежал на спине с остекленевшими глазами и открытым ртом. Джим подождал, пока Роджерс не пришел в себя.
— Это я всего лишь двинул тебе в зубы. И здорово ушиб себе руку. В следующий раз я пну тебя в живот или воткну тебе три пальца под сердце и буду сжимать, пока оно не остановится. Мне не хочется это делать, Роджерс. Нет, неверно — на самом деле я получу огромное удовольствие.
Джим лгал. Ему вдруг пришло в голову, что следовало бы заставить Роджерса сознаться с помощью какой-нибудь хитрости, а не насилия. Разве Орк не поступил бы именно так? Возможно, он, Джим, все-таки вел себя неправильно, и ситуация становится еще хуже. Однако теперь уже поздно, обратного пути нет.
— Ты можешь все это сделать? — не очень-то испугался Роджерс. — Вот погоди, увидишь, в каком глубоком дерьме ты еще окажешься!
Дверь распахнулась, чуть не задев Джима. Он посторонился и увидел Шервуда. Рослый белобрысый юнец моргал в удивлении и тревоге.
— За товаром пришел, Шервуд? А я за тебя уже договорился!
У Роджерса в карманах наверняка лежали наркотики, которые и пришел купить Шервуд. Не тратя время на размышления, Джим толкнул юнца вперед. И сразу же выскочил в коридор, захлопнул дверь и навалился на нее всем телом. Мимо шла Санди Мелтон, и он велел ей сбегать за охраной.
— Скажи им, что я поймал Шервуда и Роджерса на сделке с наркотиками!
— Что? Ты их сдаешь? — пришла в замешательство Санди. — Но ведь...!
— Либо меня возьмут за задницу, либо их, — огрызнулся Джим. — Скорей!
Она вернулась через минуту вместе с двумя дежурными охранниками Элиссой Радовски и Айком Вамасом. Джим едва удержал дверь, в которую беспрестанно молотил Шервуд.
— Скорее! — крикнул он охранникам. — Роджерс и Шервуд рассчитываются там за товар! Я их поймал! Вам лучше зайти поскорее, пока Роджерс не отделался от наркоты!
Джим отступил в сторону — и Шервуд вывалился в коридор на четвереньках. Охранники ворвались в бельевую. Джим увидел Роджерса с пластиковым пакетом в руке — очевидно, он только что проглотил его содержимое. Тем не менее охранники извлекли еще шесть пакетиков из внутреннего кармана его белой куртки санитара. А потом его забрали в травматологию, где ему промыли желудок. Через несколько минут туда в смирительной рубашке препроводили Шервуда.
Джим отступил в сторону — и Шервуд вывалился в коридор на четвереньках. Охранники ворвались в бельевую. Джим увидел Роджерса с пластиковым пакетом в руке — очевидно, он только что проглотил его содержимое. Тем не менее охранники извлекли еще шесть пакетиков из внутреннего кармана его белой куртки санитара. А потом его забрали в травматологию, где ему промыли желудок. Через несколько минут туда в смирительной рубашке препроводили Шервуда.
Джим стоял прислонясь к стене, мотая головой. Красное облако снова закрыло его разум, и он пнул бы Шервуда по ребрам, если бы Санди Мелтон не вцепилась в него и не завопила.
* * *
Закончив допрос, Порсена распорядился, чтобы Джима заперли в его палате.
— В основном для того, чтобы помешать тебе ввязаться еще в какую-нибудь историю и дать время успокоиться, — сказал он. — Я зайду к тебе, когда разберусь со всем этим.
Обыкновенно невозмутимый психиатр был рассержен — это ясно видно было по его лицу и голосу. Джим безропотно отправился в палату. То, что он довел даже доктора Порсену, произвело на него очень глубокое впечатление. Доктор, вопреки ожиданиям Джима, не вызвал его к себе в кабинет, только опять прописал Джиму торазин.
Транквилизатор не принес успокоения. Вместо того чтобы лечь спать после отбоя, Джим расхаживал взад-вперед по палате, холодея от душевной муки и кипя от ярости.
ГЛАВА 26
Джим пришел в кабинет психиатра на индивидуальный сеанс. На стене висел новый диплом в рамке, а к семье бюстов со слепыми глазами и пышными бородами — сплошь древнегреческие и древнеримские философы — добавился новый. Изваяние изображало доктора Порсену, но надпись гласила: «НЕИЗВЕСТНОМУ ПСИХИАТРУ».
Хотя Джим был совсем не в смешливом настроении, он не выдержал и прыснул. У этого доктора отменное чувство юмора.
В начале сеанса Порсена кратко изложил, как обстоит дело с историей, в которую попал Джим. Говорил он очень быстро, но четко и без пауз — почти как аукционист. Это была его обычная манера речи, когда ему приходилось разбирался с вопросом, который требовалось решить, прежде чем перейти к главному делу — терапии.
Роджерсу позволили уволиться с работы по собственному желанию, без обвинений в торговле наркотиками. Чтобы заслужить это, ему пришлось полностью во всем признаться и забыть про столкновение с Джимом. Джилмен Шервуд тоже не стал обвинять Джима — доктор ясно дал ему понять, что если он не откажется, то его выгонят из группы и обвинят в торговле наркотиками. Шервуд вернулся к себе в палату, но под строгий надзор. Крэнам и Мак-Донрах тоже получили по заслугам, поскольку доктор Порсена утверждал, что они неправильно действовали в ситуации с Джимом. Хотя они продолжат работу в больничной охране, в психиатрическое отделение их больше направлять не будут.
— Я твердо верю в то, что человеку нужно давать шанс, возможность исправиться, — сказал доктор. — В данном случае тебе он тоже предоставляется. Итак, я говорил о твоем необычайно живом воображении. Оно помогло тебе быстрее продвинуться в лечении, чем многим пациентам из твоей группы. Но я не хочу, чтобы тобой овладела гордыня. Тебе просто повезло родиться с таким даром.
Доктор замолчал. Его голубые глаза наводили на мысли о викингах, про которых рассказывал Джиму дед. Вот такие глаза могли быть у Лейва Счастливого, глядящего на хмурое, полное опасностей море, которому, казалось, нет конца. А где-то там, за каким-то далеким горизонтом, лежала неоткрытая земля. Не слишком ли далека она? Не следует ли повернуть в Гренландию?
Выражение лица Порсены слегка изменилось. Он принял решение.
— Настало время, — сказал он, — начать избавляться от нежелательных черт характера Рыжего Орка.
Джим не ответил.
— Как ты к этому относишся? — спросил доктор.
Джим поерзал на сиденье, поискал что-то на потолке, а затем провел языком по губам.
— Мне... мне, надо признаться, страшно. У меня такое чувство... словно меня постигла... большая утрата. Не знаю...
— Знаешь, — кивнул Порсена.
— Это действительно необходимо? Не торопите ли вы события? Я только-только соединился с Орком. Господи, сколько же дней прошло с тех пор, как это началось?.. На самом деле, не так уж и много!
— Для терапии неважно, сколько дней прошло. У нас не исправительное заведение. Учитываются только темпы продвижения в лечении. И не надо стыдиться, если тебе страшно. На этой стадии все пациенты сильно напуганы. Прореагируй ты равнодушно, у меня возникли бы сильные подозрения. Пришлось бы теряться в догадках, по-настоящему ли глубоко ты проник в образ Орка? Но теперь у меня кет ни малейших сомнений по этому поводу.
— Даже слишком глубоко? — догадался Джим.
— Надо выяснить.
— Какие же у Орка плохие черты? — спросил себя вслух Джим.
— Это ты мне скажи.
— Я бы предпочел сначала поговорить о его хороших чертах.
— Порядок выбираешь сам. Только перед этим скажи мне, каковы в данный момент твои ощущения, эмоциональные и физические? Помимо страха.
— Мне лучше на душе, когда я говорю о хороших чертах Орка. Но сердце все еще сильно колотится. А в кишки точно жира напихали. И помочиться требуется.
— Потерпеть можешь? Или тебе будет слишком неудобно?
— Не знаю, — Джим пожал плечами. — Полагаю, да.
— Итак, каких же черт характера Орка, по-твоему, тебе не хватает, или они слишком слабо развиты?
— Слушайте! — выпалил Джим. — Не могу я бросить его! Я ему нужен! Там мозг-призрак... я Должен избавить Орка от него! Если призрак возьмет верх, Орк уже не будет больше самим собой! Я не захочу больше отождествляться с тем человеком, если его разум перестанет принадлежать Орку! Кроме того, какой в этом будет смысл? — Джим остановился, чтобы сглотнуть. Рот и губы у него совсем пересохли. — Думаю, вы и сами мне не позволите!
— Я этого не говорил, — возразил доктор. — Разберись сам, почему у тебя сложилось такое впечатление, скажи мне, почему ты думаешь, что я заставлю тебя бросить Орка. А ты ведь думаешь именно так, не правда ли? Мне хочется, чтобы ты некоторое время не входил в него — какой именно период, это определится твоими успехами в лечении. Потом ты продолжишь свои визиты. Так какие же у него хорошие качества?
— Ну... смелость. Решимость, которую ничто не остановит. Изобретательность — он использует любые материалы, какие окажутся под рукой, для достижения своей цели. Желание научиться всему. Любопытство. Высокая самооценка — вот бы мне такое самоуважение! Он умеет приспособиться к любой ситуации, ладить с людьми и высокого, и низкого звания, если ему это выгодно. Терпение, как у черепахи. Однако в случае необходимости он проворен, как кролик.
— Что еще?
— Его отношение к родным. Он по-настоящему любит свою мать, хотя и злится на нее за то, что она не отличается твердостью и недостаточно часто противостоит отцу. И все-таки она сильная. И еще Орк без ума от своей тетки Валы. Что касается его отношения к туземкам, в особенности к сводным сестрам, то он никогда не был с ними жесток. Конечно, соблазняя этих женщин, он ведет себя не вполне по-христиански. Но Орк никогда их не принуждал, тем более что, по мнению туземцев, родить ребенка от Владыки — большая честь.
— В какой степени тебе удалось перенять положительные качества Орка? Например, удалось ли повысить собственную самооценку?
— Мне кажется, о подобных вещах судить полагается вам!
— А я спрашиваю тебя.
— По-моему, да. Только...
— Только что?
— Моя ли это самооценка? Или я позаимствовал ее у Орка? Возможно, я, находясь на Земле, продолжаю играть роль Орка... Теперь так будет всегда?
— Человека, искренне уважающего себя, не волнует, что о нем думают другие, — заметил доктор. — Такой человек знает, чего он или она стоит. Я бы сказал, что настоящим индикатором твоего истинного самоуважения служит твое поведение, когда ты сталкиваешься с проблемой. Похоже, теперь ты берешь инициативу в собственные руки. Ты не хандришь. Не ограничиваешься только лишь одним желанием изменить ситуацию. Я правильно подметил?
— Да, вроде, — кивнул Джим. — Я не так труслив, как раньше. Во всяком случае, так мне кажется.
— А может, ты никогда и не был таким трусом, каким считал себя? Дрался же ты с тем хулиганом, Фрихоффером, хотя мог и уклониться.
— Ну да, разумеется! — хмыкнул Джим. — Чтобы все подумали, будто я наклал полные штаны от страха?
— Случись это сейчас, из-за чего бы ты дрался: из-за боязни общественного мнения, которое сильнее даже страха перед физическим насилием, или просто потому, что не боялся его? И считал, что хватит терпеть его грубость?
— Ну, полагаю, по второй причине. Но... откуда мне знать, больше же такого не случалось?
— В каком-то смысле это произошло вновь. Как только ты понял, какая сложилась ситуация, то тут же взялся за дело и разрешил ее. Мог бы, конечно, сделать это по-другому и получше. Но суть в том, что ты отреагировал без промедления... А теперь давай обсудим отрицательные качества Орка.