— Ну? — спросил Раффлс. — И что ты об этом думаешь?
Я еще раз перечитал объявление перед тем, как ответить. Оно было напечатано в последней колонке газеты «Дейли телеграф» и имело нижеследующее содержание:
«ВОЗНАГРАЖДЕНИЕ В ДВЕ ТЫСЯЧИ ФУНТОВ СТЕРЛИНГОВУказанная сумма может быть выплачена любому человеку, способному взяться за исполнение поручения деликатного свойства и при этом готовому пойти на определенный риск.
Обращаться телеграфом по адресу: Управление безопасности, Лондон».
— Я думаю, — сказал я, — что это самое необычное из всех объявлений, которые когда-либо попадали в печать!
Раффлс улыбнулся:
— Ну, уж не совсем так, Кролик. И все же — довольно любопытное, в этом я с тобой согласен.
— Несмотря на сумму?
— Она определенно впечатляет.
— А характер задания? А риск?
— Да, написано откровенно, если не сказать больше. Но что действительно оригинально, так это требование отвечать телеграфом по телеграфному адресу!! В парне, который придумал это, есть что-то интересное, так же как и в его игре. Одним словом, он сразу отсек миллион граждан, ежедневно отвечающих на все объявления, если только у них набирается денег на почтовую марку. Мой ответ обошелся мне в пять монет, но я приготовил еще денег.
— Раффлс, не хочешь ли ты сказать, что ответ тобой уже отправлен?
— Разумеется. Я хочу получить эти две тысячи фунтов не менее, чем любой другой человек.
— И ты подписал его своим собственным именем?
— Ну… нет, Кролик, нет. Говоря по сути, я нюхом почувствовал, что в этом объявлении есть что-то весьма интересное и при этом не вполне легальное. А ты ведь знаешь, насколько я осторожен. Я подписал так: «Мистеру Хикки, Кондуит-стрит, 38, для передачи мистеру Гласспулу». Это фамилия моего портного. Отправив телеграмму, я заскочил к нему и предупредил, что может быть телеграмма. Он пообещал передать ее мне тотчас же по получении. И я бы не удивился, узнав, что вот это — принесли ответ.
С этими словами он вышел прежде, чем двойной стук во входную дверь прозвучал в комнатах, и через минуту вернулся с распечатанным бланком телеграммы в руках. Выражение его лица свидетельствовало о том, что он узнал много нового.
— Нет, ты только посмотри, — сказал он. — Представитель службы безопасности, оказывается, не кто иной, как Эдденбрук — адвокат, специализирующийся по уголовному праву, и он желает видеть меня как можно скорее!
— Следовательно, ты его знаешь?
— Исключительно по слухам. Я лишь надеюсь, что он не знает меня. Это тот самый тип, который на шесть недель был отстранен от практики за попытку оказать давление на суд в деле Саттона — Уилмера. Все тогда были удивлены, почему его вообще не дисквалифицировали. Вместо этого он стал процветать, получив колоссальную клиентуру среди всякого рода темных личностей. Все мерзавцы по любому поводу обращаются прямо к Беннету Эдденбруку. Он, вероятно, единственный человек, наглость которого, не смущаясь, позволяет ему дать подобное объявление, но также единственный человек, который мог это сделать, не вызывая особых подозрений. Просто таков уж у него образ действий. Но можешь не сомневаться, где-то там, на самом дне, не все чисто. И вот ведь что странно: я давно намеревался лично посетить Эдденбрука, да все не представлялось случая.
— И теперь ты намерен пойти к нему?
— Сию же минуту, — Раффлс очищал свою шляпу, — так же как и ты.
— Но я пришел вытащить тебя на ленч.
— Мы позавтракаем с тобой сразу после того, как навестим этого типа. Пошли, Кролик, по дороге мы подберем тебе имя. Меня зовут Гласспулом, не забывай об этом.
Контора мистера Беннета занимала большие апартаменты на Веллингтон-стрит. Когда мы туда прибыли, на месте его не оказалось. Но адвокат отлучился лишь на одну минуту, так как «должен был заглянуть в здание суда». Действительно, минут через пять на пороге появился энергичный, очень уверенный в себе, решительный мужчина с лицом, отличавшимся превосходным цветом. Его карие глаза широко раскрылись, когда он увидел Раффлса.
— Мистер… Гласспул?
— Да, это моя фамилия, — с наглым бесстыдством заявил Раффлс.
— Однако не на стадионе «Лордз», — лукаво отпарировал собеседник. — Уважаемый сэр, я слишком часто имел возможность наблюдать, как вы поражаете калитку противника, чтобы я мог ошибиться!
Лицо Раффлса на долю секунды приняло злобное выражение, но потом он пожал плечами и улыбнулся, затем улыбка сама собой перешла в негромкий, но откровенно циничный смех.
— Ну что же, на сей раз вы меня переиграли, — сказал он. — Хорошо. Но я не считаю, что должен вам что-либо объяснять. В настоящее время я нахожусь в более стесненном финансовом положении, чем мне хотелось бы признать, тем более — под своим собственным именем. Только и всего. При этом мне хочется получить обещанное вознаграждение в тысячу фунтов.
— Две тысячи, — уточнил адвокат, — и человек, способный прибегать к вымышленному имени, принадлежит как раз к тому типу людей, который мне сейчас нужен. Поэтому, многоуважаемый сэр, прошу вас по данному поводу не беспокоиться. Задание, однако, носит строго конфиденциальный характер.
При этих словах адвокат весьма нелицеприятно взглянул в мою сторону.
— Совершенно верно, — сказал Раффлс, — но в объявлении упоминалось еще и о риске?
— Да, риск в определенной мере также присутствует.
— Тогда три головы наверняка лучше, чем две. Я сказал, что хочу получить тысячу фунтов, вторую тысячу желает получить мой друг. Мы оба оказались в чертовски стесненных обстоятельствах и либо беремся вдвоем за это дело, либо не беремся за него вообще. Вам так же необходимо знать его имя? Кролик, придется сообщить этому господину свою подлинную фамилию.
Осматривая мою визитную карточку, которую я все же нашел для него, мистер Эдденбрук удивленно поднял брови. Затем он легонько постучал по моей визитке ногтем, растерянно улыбаясь. Он явным образом был смущен.
— Сказать по правде, я нахожусь в затруднении, — сознался он наконец. — Вы ответили первыми. Люди, которые могут позволить себе писать пространные телеграммы, не хватаются за «Дейли телеграф» с целью просмотреть там все объявления и дать на них ответы. С другой стороны, однако, я вовсе не был готов получить послание от людей вашего уровня. Я не совсем уверен, что вы — нужные мне типажи. Вы — джентльмены, состоите в престижных клубах. А я намеревался привлечь внимание, пожалуй… э-э-э… представителей классов, более предрасположенных к авантюризму.
— Мы отпетые авантюристы, — степенно заявил Раффлс.
— Но вы с большим уважением относитесь к закону?
Карие глаза адвоката пронзительно сверкнули.
— Мы не профессиональные жулики, если вас интересовал именно этот аспект, — ответил с улыбкой Раффлс. — Но в определенном смысле мы не намного выше этого: за тысячу фунтов каждому мы способны пойти на всякое, так ведь, Кролик?
— На все что угодно, — пробормотал я.
Адвокат легонько стукнул по столу.
— Хорошо, я скажу вам, что бы мне хотелось вам предложить. Вы можете, конечно, отказаться. Дело это не вполне законно, но подобная незаконность преследует благую цель. Весь риск заключается именно в этом, и мой клиент готов платить за этот риск. Он согласен оплатить даже попытку, если вам не удастся вдруг справиться с этим заданием. Можете считать, что деньги у вас в кармане, лишь только вы согласитесь пойти на этот риск. Мой клиент — сэр Бернард Дебенхэм из Брум-Холла, что в Эшере.
— Я знаю его сына, — заметил я.
Раффлс также знал его, но он промолчал и неодобрительно посмотрел в мою сторону. Беннет Эдденбрук повернулся ко мне.
— Следовательно, — сказал он, — вы удостоены чести быть знакомым с одним из самых отъявленных молодых негодяев нашего города, fons et origo[1] всех нынешних неприятностей. И поскольку вы знакомы с сыном, то можете также знать и отца, по крайней мере заочно. В таком случае мне не следует сообщать вам, что он очень своеобразный человек. Бернард Дебенхэм живет в полном одиночестве, в доме, похожем на кладовую подлинных сокровищ, которых никто, кроме него самого, никогда не видит. Говорят, что он владелец самой богатой коллекции картин во всей южной Англии, хотя ее никто еще не мог оценить даже на глаз. Его хобби — коллекционирование картин, скрипок и мебели, и он, безусловно, крайне эксцентричен. Никто также не сможет отрицать, что значительная доля эксцентричности характеризует и его отношения с сыном. В течение многих лет сэр Бернард оплачивал его долги, как вдруг в один прекрасный день без всякого предупреждения он не только отказался впредь это делать, но и вообще начисто лишил сына денежного содержания. Хорошо, я все-таки расскажу вам, что случилось. Но сначала вы должны узнать, а может быть, и сами припомните, что я защищал в суде молодого Дебенхэма, когда он год или два тому назад попал в одну небольшую переделку. Ну, тогда все обошлось, я спас его от наказания, и сэр Бернард тотчас же щедро расплатился со мной. Больше я не слышал о них и не видел ни одного из Дебенхэмов — вплоть до прошлой недели.
Адвокат пододвинул свой стул к нам и наклонился вперед, положив руки на колени.
— Во вторник на прошлой неделе я получил телеграмму от сэра Бернарда. Мне надлежало тотчас же явиться к нему. Он ждал меня у парадного входа, на аллее. Не говоря ни слова, он провел меня прямо в картинную галерею, которая была заперта на ключ. В галерее царил полумрак, сэр Бернард поднял штору и молча указал пальцем на пустую раму из-под картины. Прошло немало времени, прежде чем я сумел вытянуть из него хотя бы одно слово. Тогда он в конце концов сообщил мне, что в этой раме висело одно из самых дорогих и редких полотен, имеющихся во всей Англии… даже в мире, — подлинник Веласкеса. Я это проверял, — слегка отвлекся адвокат, — и кажется, это чистейшая правда. Портрет инфанты Марии Терезы — один из величайших шедевров мастера. Уступает разве только портрету какого-то из римских пап, написанному им же. Так мне сказали в Национальной галерее, а уж там-то знают историю этих полотен наизусть. Там же мне сообщили, что картина практически бесценна, а молодой Дебенхэм продал ее всего за три тысячи фунтов.
— Он продал ее, черт побери! — воскликнул Раффлс.
Я спросил, кто же ее купил.
— Депутат законодательного собрания колонии Квинсленд по фамилии Крэггс — достопочтенный Джон Монтегю Крэггс, член парламента, если уж называть его полным именем. В прошлый вторник тем не менее мы еще ничего о нем не знали. Мы даже не знали наверняка, что картину украл молодой Дебенхэм. Но в понедельник вечером он приезжал просить деньги и получил отказ. Было вполне ясно, что молодой Дебенхэм разрешил свои материальные проблемы таким вот образом. Он угрожал, что отомстит, и, видимо, такова была месть. И действительно, когда в тот же вторник вечером я отыскал его в городе, он во всем признался, причем самым бесстыдным образом. Однако этот простофиля так и не сказал мне, кто же был его покупателем, и выяснение данного вопроса заняло все оставшиеся дни на прошлой неделе. Но, установив личность покупателя, я попал в хорошенький переплет! Гоняя взад-вперед между Эшером и отелем «Метрополь», в котором остановился наш житель Квинсленда, иногда по два раза в день, я угрожал, выдвигал самые разные предложения, умолял, взывал к совести, но все — бесполезно!
— Однако, — сказал Раффлс, — дело это вполне ясное, не так ли? Сделка была незаконной, вы можете выплатить ему указанную сумму и заставить его вернуть картину.
— Совершенно верно. Но это невозможно без возбуждения судебного иска и без публичного скандала, а на это мой клиент не идет. Он скорее расстанется со своей картиной, чем позволит газетчикам смаковать подробности. Он отрекся от своего сына, однако отнюдь не желает его обесчестить. Но свою картину ему хотелось бы вернуть во что бы то ни стало, и в этом-то вся загвоздка! Я должен доставить ее обратно любым способом — хоть законным, хоть самым незаконным. Он предоставил мне карт-бланш в данном вопросе, и я совершенно уверен, что если его попросить, то он выдаст мне подписанный чек без указания суммы. Он предлагал такой же чек австралийцу, но Крэггс просто-напросто разорвал его в клочки. У обоих стариканов характеры как кремень, и, мотаясь между ними, я в буквальном смысле слова схожу с ума.
— Поэтому вы и поместили в газете объявление? — спросил Раффлс тем сухим тоном, которым вел всю эту беседу.
— Да. Как последнее средство.
— И вам хочется, чтобы мы украли эту картину?
Сказано было просто великолепно. Лицо адвоката вспыхнуло от кончиков волос на голове до воротника.
— Я знал, что вы не подходите! — застонал он. — Я даже не думал обращаться к людям с вашим общественным положением! Но это никакая не кража! — воскликнул он с подлинной горячностью. — Напротив, это возвращение утраченной собственности. Кроме того, сэр Бернард выплатит австралийцу пять тысяч, как только получит картину. И вы увидите, что старый Крэггс, так же как и сам сэр Бернард, не захочет, чтобы все это выплыло наружу. Нет-нет, это дерзкое деяние, если уж так угодно, даже авантюра, но все же не воровство.
— Вы сами упоминали о законе, — пробормотал Раффлс.
— И о риске, — добавил я.
— Мы это оплачиваем, — повторил адвокат еще раз.
— Но недостаточно. — Раффлс покачал головой. — Милостивый сэр, подумайте только, чем это может обернуться для нас. Вы говорили об этих клубах, так нас не только вышвырнут оттуда, но и посадят в тюрьму, как самых заурядных грабителей! Это верно, мы сейчас на мели, но предложение слишком уж не соответствует оплате. Удвойте вашу ставку, и что касается меня — я ваш.
Эдденбрук явно колебался.
— Вы полагаете, что можете с этим справиться?
— Мы можем попытаться.
— Но у вас нет никакого…
— …опыта? Ну-у-у, едва ли!
— И вы действительно пошли бы на риск за четыре тысячи фунтов?
Раффлс взглянул на меня. Я кивнул.
— Пошли бы, — сказал он, — и будь что будет!
— Это больше, чем я мог бы просить своего клиента оплатить, — заявил Эдденбрук, обретая твердость.
— В таком случае риск слишком велик, и не рассчитывайте, что мы пойдем на него.
— Вы это серьезно?
— Да!
— Ну, скажем, три тысячи в случае успеха!
— Наша цена — четыре, мистер Эдденбрук.
— Тогда в случае провала вы не получаете ничего.
— Хорошо, либо вы удваиваете, либо мы квиты! — воскликнул Раффлс. — Что же, каждый рискует. Принято!
Эдденбрук приоткрыл было рот и приподнялся, но затем откинулся на спинку стула и долго пристально смотрел на Раффлса. В мою сторону он больше даже не взглянул.
— Я знаю, как вы работаете с мячом, — задумчиво сказал он. — Всякий раз, когда мне хочется по-настоящему отдохнуть часок-другой, я иду на стадион «Лордз». И я видел, как вы подаете мяч за мячом… да-а-а, и как лучше всех в Англии поражаете калитку, находясь между линиями подающих. Я не забуду последнего матча между «Джентльменами» и «Профессионалами». Я на нем был. Вы владеете любым трюком и финтом — любым… Я склонен полагать, что если кто-то и сможет обыграть этого старого австралийца… Черт возьми, я просто убежден, что вы тот самый человек, который мне сейчас необходим!
Сделка была окончательно заключена в кафе «Ройял», причем Беннет Эдденбрук настоял на том, что он играет роль хозяина, угостив нас весьма роскошным завтраком. Помню, как он пил свою порцию шампанского с видом несколько возбужденной решимости расслабиться, свойственной сильно озабоченным людям. Помню также, что я старался оказывать ему моральную поддержку, потребляя шампанское в равном с ним количестве. Раффлс, всегда слишком уж примерный в данном отношении, был более воздержан, чем обычно, и потому совершенно не годился для компании. Я и сейчас мысленным взором вижу, как он сидит, неотрывно глядя в свою тарелку, и все думает, думает. Я вижу, как адвокат растерянно переводит свой взгляд с меня на него и как я в свою очередь бодрюсь и изо всех сил стараюсь вывести его из заблуждения на наш счет. К концу завтрака Раффлс извинился за свое поведение, попросил принести ему железнодорожное расписание и объявил о своем намерении успеть на поезд 15.02 до Эшера.
— Вы должны простить меня, мистер Эдденбрук, — сказал он, — но мне пришла одна идея, о которой я в данный момент не хочу особо распространяться. Она может ни к чему не привести, поэтому мне пока ни с кем из вас не хотелось бы ее обсуждать. Но я должен поговорить с сэром Бернардом. Не соблаговолите ли вы черкнуть ему несколько слов на своей визитной карточке? Разумеется, если вы хотите, то можете поехать со мной и послушать, о чем я буду с ним разговаривать, но я действительно не вижу в этом особого смысла.
И, как обычно, Раффлс отправился в Эшер один, хотя Беннет Эдденбрук несколько рассердился на него за это, да и сам я почувствовал немалую досаду. Я, разумеется, заверил адвоката, что такова уж натура Раффлса, привыкшего к независимости и таинственности, но что из числа всех моих знакомых ни один не обладает равными ему смелостью и решительностью и что я со своей стороны бесконечно ему доверяю и всякий раз позволяю ему топать своим собственным путем.
В тот день я больше не видел Раффлса, но, когда я одевался на ужин, мне принесли телеграмму: «Будь дома завтра от полудня и не занимай вторую половину дня. Раффлс».
Телеграмма была отправлена со станции Ватерлоо в 6 часов 42 минуты.
Итак, Раффлс вновь вернулся в город. На более ранней стадии наших отношений я бы ринулся искать его здесь и там, но теперь я кое-чему научился. Его телеграмма означала, что он не сгорал от желания провести сегодняшний вечер и первую половину дня завтра в моей компании и что я увижу его вскоре после того, как он захочет со мной встретиться.
И я увиделся с Раффлсом на следующий день около часу дня. Я ждал его, глядя на Маунт-стрит из своего окна. Вдруг он стремительно подкатил в кебе и выскочил из него, не сказав кучеру ни слова. В следующее мгновение я встретил его на своем этаже у дверей лифта, и он практически втолкнул меня назад в мою квартиру.