Король зимы - Бернард Корнуэлл 19 стр.


— Ты полагаешь, Дерфель, что рыжие волосы приносят несчастье? — с усмешкой спросил он.

— Все так говорят, лорд.

— Но разве всегда правы все? — спросил он, обращаясь к бронзовому зеркалу. — Слышал ли ты, Дерфель, что твердость лезвию меча придает закалка его не в воде, а в моче рыжего мальчика? Вот она где, удача. И что из того, что рыжие волосы считаются несчастливыми? — Он помолчал, плюнул на камень и стал быстро водить ножом туда-сюда. — Мы должны изменять вещи, Дерфель, а не ждать, пока они нас изменят. Почему бы не сделать рыжие волосы приносящими удачу?

— Ты можешь делать все, что пожелаешь, лорд, — промолвил я с покорной верностью.

Он вздохнул.

— Надеюсь, так оно и есть, Дерфель. Надеюсь на это. — Он всмотрелся в бронзовую зеркальную поверхность, прикоснулся острым лезвием к щеке. — Мир в стране — больше, чем какая-то свадьба. Он должен быть! Нельзя воевать из-за невесты. Если мир такой желанный, а он желанный, Дерфель, то не стоит его разрушать из-за того, что свадьба не состоится, верно?

— Не знаю, лорд, — сказал я.

Знал я только то, что мой лорд твердит эти слова, повторяет их снова и снова, убеждая самого себя. И, кажется, уже поверил в их правдивость. Он обезумел от любви настолько, что север мог ему показаться югом, а жар — холодом. Такого Артура я прежде не видел. Он был поглощен страстью и, смею сказать, обуян эгоизмом. Артур возвысился слишком быстро. В жилах его не текла королевская кровь, ему не досталось наследство, и потому он решил, что все, чего добился, принадлежит только ему. Гордость подсказывала, что и знает он все лучше остальных, кроме, может быть, Мерлина. Нынешние его устремления казались ему даже благородными и вполне дальновидными, но они вдруг натолкнулись на противодействие тех, кто желал совсем обратного.

Я оставил его добриваться и вышел на залитую солнцем улицу, где Агравейн точил наконечник копья перед охотой на кабана.

— Ну? — спросил он.

— Он не собирается жениться на Кайнвин, — выдавил я. Из дома нас не было слышно, но, даже будь мы у Артура под самым носом, он нас не услышал бы. Он пел. Агравейн сплюнул.

— Он женится на той, на которой ему велят жениться. Он воткнул копье тупым концом в торф и зашагал к дому Тевдрика.

Не могу сказать, знали или нет Горфиддид и Кунеглас о том, что происходит, они ведь не были постоянно при Артуре, как мы. Если у Горфиддида и возникали подозрения, то он наверняка считал, что все это не имеет значения. Он не сомневался в разумности Артура, который конечно же возьмет Кайнвин в жены, а Гвиневеру — в любовницы. Такой расклад вовсе не смущал Горфиддида Повисского. Он, как и всякий король, считал нормальным, что жена — для создания династии, а любовница — для удовольствия. Целая череда девушек-рабынь прошла через его постель, согревая ее в отсутствие жены. Безземельная Гвиневера была для него не выше рабыни, а потому и не могла угрожать счастью его любимой дочери. Кунеглас казался проницательнее отца, и потому, уверен, он должен был предчувствовать беду. Но он слишком много сил отдал построению мира и, должно быть, убедил себя в том, что безумие Артура, его внезапная бешеная страсть мимолетна, как летняя гроза. А может, ни Горфиддид, ни Кунеглас ничего и не подозревали? Иначе наверняка отослали бы Гвиневеру из Кар Своса, хотя только боги знают, удалось бы этим развеять собиравшуюся грозу. Агравейн был уверен, что безумие Артура скоро пройдет. Он поведал мне, что уже случалось нечто подобное.

— Это была девушка в Инис Требсе, — рассказывал Агравейн, — не могу припомнить ее имени. Мелла? Месса? что-то в этом роде. Хорошенькая штучка. Артур был просто одурманен, мотался за ней, как собака за телегой с коровьей тушей. Но заметь, тогда он был молодым, юнцом, можно сказать. Отец просто-напросто увез его Меллу-Мессу в Броселианд и отдал в жены судье, который был старше ее лет на пятьдесят. Она умерла от родов, но к тому времени Артур и думать о ней забыл. И нынешняя дурь пройдет, Дерфель. Тевдрик вправит Артуру мозги, вот увидишь.

Тевдрик и впрямь заперся с Артуром и все утро, думаю, занимался тем, что вправлял ему мозги и выбивал дурь. Во всяком случае, в тот день Артур ни разу и не взглянул на Гвиневеру, не отходил от Кайнвин и даже в угоду Тевдрику прослушал вместе с ней вечернюю проповедь Сэнсама в маленькой, устроенной наспех церкви. Мне показалось, что Артур остался доволен речами Сэнсама, потому что после пригласил этого Мышиного Короля к себе и, запершись, беседовал с ним ночь напролет.

На следующее утро Артур явился перед нами с каменным, неподвижным лицом и объявил, что мы все уезжаем тотчас же. Мы-то намеревались пробыть здесь еще пару деньков, да и Горфиддид с Кунегласом и Кайнвин были сильно удивлены. Но Артур убедил их, что ему нужно время для приготовления к свадьбе, и Горфиддид принял извинения довольно спокойно. Кунеглас, может, и догадался, что Артур просто-напросто бежит от искушения, но именно поэтому и не возражал и даже приказал собрать нам в дорогу побольше хлеба, сыра и хмельного меда. Кайнвин, хорошенькая Кайнвин пролепетала слова прощания, адресованные и нам, стражникам. Мы все были в нее влюблены и втайне осуждали безумие Артура, хотя ясно, что наше осуждение и негодование никого не трогало. Кайнвин дала каждому небольшую безделушку на память. Мне досталась сплетенная из тонких золотых нитей брошь. Я попытался сунуть ей обратно этот подарок, протянув на ладони брошь, но Кайнвин только улыбнулась и сложила мои пальцы в кулак.

— Будь верен своему лорду, — серьезно сказала она.

— И тебе, леди! — пылко воскликнул я.

Она улыбнулась и шагнула к Артуру, протянув ему цветущую ветку боярышника, которая, считалось, сулит быстрое и безопасное путешествие. Артур прикрепил цветок к поясу у меча, поцеловал руку своей нареченной и легко вскочил на широкую спину Лламрей. Кунеглас хотел дать нам в сопровождение воинов, но Артур решительно отклонил эту честь.

— Позволь нам поскорее отправиться в путь, принц, — сказал он, — я спешу устроить наше счастье.

Кайнвин явно понравились слова Артура, и Кунеглас, добродушно улыбаясь, приказал открыть ворота. Артур, словно вырвавшаяся из клетки птица, гикнул и пустил Лламрей в дикий галоп за стены Кар Своса, через неглубокий брод реки Северн. Мы, стражники, еле поспевали за ним. На том берегу реки валялась помятая веточка боярышника. Агравейн поднял ветку, чтобы она не попалась на глаза Кайнвин.

Сэнсам ехал с нами. Это было странно, однако Агравейн предположил, что Тевдрик приставил к Артуру священника, чтобы тот увещевал его и остерегал от безумных порывов. Мы все молили богов, чтобы ослепление Артура прошло, но, кажется, все было напрасно. Артур потерял голову и волю в тот самый момент, когда бросил взгляд в дальний угол пиршественного зала Горфиддида и увидел рыжие волосы Гвиневеры. Саграмор как-то поведал нам древнюю историю о долгой битве в огромном городе с башнями, дворцами и храмами.

Вся эта печальная история произошла из-за женщины, за обладание которой легли прахом десять тысяч одетых в бронзу воинов.

Но, кажется, сама эта древняя история не стала прахом.

Через два часа бешеной скачки мы въехали в безлюдный лес, где деревья взбирались на холмы, а с крутых склонов сбегали быстрые ручьи. У самой дороги поджидал Леодеган из Хенис Вирена. Не вымолвив ни слова, он повел нас по тропинке, кружившей между корнями огромных дубов, и вывел на полянку с небольшим прудом, который устроили бобры, перегородив плотиной широкий ручей. Поляна заросла отцветающими ландышами, дикими гиацинтами и еще какими-то дрожащими в тени деревьев цветками. Солнечные лучи попадали в самый центр поляны, где полыхали и буйствовали примулы, горицветы, фиалки и где ярче любого цветка слепила глаза Гвиневера в облегающем кремовом платье и накинутом на плечи шерстяном сиреневом плаще. В ее рыжие волосы были вплетены цветы, на запястьях позванивали серебряные браслеты, а на шее сиял золотой торквес Артура. Одного вида этой женщины было достаточно, чтобы у любого перехватило дыхание. Агравейн тихо выругался.

Артур спрыгнул с лошади и устремился к Гвиневере. Он сжал ее в объятиях и закружил. До нас долетал счастливый гортанный смех женщины.

— Мои цветы! — кричала она, придерживая ладонью развевающиеся волосы.

Артур нежно опустил Гвиневеру на землю и сам опустился рядом, преклонив колено и целуя край ее платья.

Затем он резко поднялся и повернулся к нам.

— Сэнсам!

— Лорд?

— Ты можешь повенчать нас сейчас?

Сэнсам наотрез отказался. Он сложил руки на покрытом черной засаленной рясой животе и вскинул вверх упрямое мышиное личико.

— Ты помолвлен, лорд, — смело возразил он.

Поначалу я даже восхитился благородством Сэнсама, но уже вскоре понял, что он знал заранее обо всем и поехал с нами не по приказу Тевдрика, а по уговору с Артуром, но в последний момент вдруг заупрямился. Артур побагровел от гнева.

— Мы же договорились! — рявкнул Артур, но Сэнсам лишь покачал головой, блеснув тонзурой. Артур угрожающе дотронулся до рукояти Экскалибура. — Я могу снести с плеч твою жалкую черепушку, священник!

— Мучеников создают тираны, лорд, — проговорил Сэнсам, падая коленями в пышную траву. Он покорно склонил голову и обнажил шею. — Я иду к тебе, о Боже, — выкрикивал он в землю. — Твой слуга! Осени меня Своей славой! Я вижу отверстые небесные врата! Я вижу ангелов, ждущих меня! Встречай меня, Господь Иисус! Я отдохну на Твоей благословенной груди! Иду! Иду!

— Успокойся и встань, — устало произнес Артур.

Сэнсам скосил на Артура показавшийся мне лукавым глаз.

— Ты не подаришь мне блаженство небес, лорд?

— Прошлой ночью, — спокойно сказал Артур, — ты согласился поженить нас. Почему сейчас отказываешься?

Сэнсам пожал плечами.

— Я боролся со своей совестью, лорд.

Артур понял и облегченно вздохнул.

— И какова же цена твоей совести, священник?

— Сан епископа, — быстро ответил Сэнсам, с трудом поднимаясь на ноги.

— Я полагал, сан епископа дарует ваш Папа, — сказал Артур. — Симплиций? Или как там его?

— Благороднейший и святейший Симплиций! Пусть живет он во здравии, — торжественно произнес Сэнсам и тут же добавил: — Но дай мне церковь, лорд, и трон церкви, и люди станут звать меня епископом.

— Церковь и стул в ней? — спросил Артур. — И ничего больше?

— И назначение священником короля Мордреда. Это необходимо. Согласись, его душе нужен отдельный священник! И еще позволение содержать на средства из сокровищницы управляющего, швейцара, повара и свечника. — Он смахнул мятые травинки с сутаны. — И прачку, — поспешно выпалил лукавец.

— Это все? — нетерпеливо переспросил Артур.

— Место в думнонийском совете, — как бы между прочим заметил Сэнсам. — И все.

— Получишь, — легкомысленно пообещал Артур. — Итак, что нам делать, чтобы стать мужем и женой?

Пока велась эта гнусная торговля, я наблюдал за Гвиневерой. Она откровенно торжествовала. Еще бы! Ей удалось превзойти самые смелые надежды своего бедного отца. А тот, алчно кривя слюнявый рот, со страхом и боязливой надеждой следил за перепалкой между Сэнсамом и Артуром, опасаясь, что священник так и не согласится. За спиной Леодегана стояла малорослая девочка, на которой, кажется, лежала обязанность смотреть за четырьмя шотландскими борзыми Гвиневеры и небольшим багажом, составлявшим все имущество изгнанной королевской семьи. Девочку, как после выяснилось, звали Гвенвивах, это была младшая сестра Гвиневеры. У них был еще и брат, но он давно уже ушел жить в монастырь на диком берегу Страт Клота, где христианские отшельники занимались тем, что отращивали волосы, жевали сушеные ягоды и читали проповеди о спасении души бессловесным тюленям.

Церемония венчания оказалась на удивление короткой. Артур стоял рядом с Гвиневерой под своим боевым знаменем, а Сэнсам, воздев к небу руки, произнес несколько молитв по-гречески. Затем Леодеган вытащил меч, дотронулся до спины своей дочери кончиком клинка и передал оружие Артуру в знак того, что Гвиневера переходит из-под власти отца под покровительство мужа. После всего этого Сэнсам зачерпнул немного воды из ручья и окропил ею Артура и Гвиневеру, вещая, что очищает их от греха и принимает в лоно Святой Церкви, которая, в свою очередь, признает их союз как единое и неразделимое целое, священное перед Богом, и благословляет рождение их детей. Затем он поочередно оглядел нас, стражников, и потребовал, чтобы мы признали себя свидетелями сотворенной по всем правилам церемонии. Мы подтвердили, и Артур был так счастлив, что даже не уловил угрюмых нот в наших голосах. Но Гвиневера, от которой, казалось, ничего не ускользало, явно приметила наше неодобрение.

— Вот, — сказал Сэнсам, когда весь ничтожный ритуал завершился, — теперь ты женат, лорд.

Гвиневера рассмеялась. Артур поцеловал ее. Она была под стать ему, такая же высокая и даже, может быть, на толщину пальца повыше. Должен признать, что они были великолепной парой. Даже более того, потому что Гвиневера оказалась поистине поразительной женщиной. Кайнвин была, конечно, красива, но Гвиневера своим присутствием затмевала солнце. Мы, простые солдаты, были обескуражены поспешностью всего свершившегося и тем, что не могли, не имели права остановить это безумие. Наш лорд был человеком действия, и быстрого действия, но скорость принятия такого решения казалась нам почти непристойной. А Леодеган ликовал. Он восторженно втолковывал своей младшей дочери, как здорово улучшатся их семейные дела и как чуть ли не завтра воины Артура выметут ирландского узурпатора Диурнаха из Хенис Вирена. Артур, заслышав эти хвастливые речи, резко обернулся.

— Сомневаюсь, что это возможно, отец, — осторожно заметил он.

— Возможно! Ты все можешь! — вмешалась Гвиневера. — Возвращение королевства моего дорогого родителя будет твоим свадебным подарком.

Агравейн зло плюнул. Гвиневера сделала вид, что ничего не заметила, и пошла вдоль строя стражников, каждого одаряя первоцветом из диадемы, украшавшей ее волосы. А затем, как воры, убегающие с места преступления, мы поспешили на юг из пределов королевства Повис, прежде чем последует возмездие разъяренного Горфиддида.

Судьба, как любил повторять Мерлин, неумолима. Многое изменила эта тайная и краткая церемония, что свершилась на цветущей поляне у ручья. Многое умерло. И было так много крови и слез, что они могли бы наполнить большую реку. Но со временем эта боль смешалась с новой болью, слились потоки слез нынешних и грядущих, люди забыли, с чего все началось. Всходило солнце славы, и набегали тучи черного горя. Но Артур поплатился и пострадал больше всех.

А в тот день он был счастлив. Мы спешили домой.

* * *

Известие о свадьбе прозвенело по всей Британии, как Божье копье, ударившее в щит. Звук этот оглушил всех, и пока притихшие люди пытались понять, что произошло и чем это кончится, прибыло посольство из Повиса. Среди прибывших был и Валерин, вождь, помолвленный с Гвиневерой. Он вызвал Артура на поединок, но тот отказался, а когда раздосадованный Валерин все же выхватил меч, мы, стражники, попросту вышвырнули его из города. Валерин был горячим малым. Высокий, черноволосый, с густой бородой, глубоко посаженными глазами и перебитым носом, он буйствовал, ярился, боль его действительно была ужасна, а неотмщенная обида жгла.

Главой повисского посольства, отправленного к нам Кунегласом, был назначен друид Иорвет. Горфиддид даже слышать не хотел о каких-то переговорах с Артуром. Властитель Повиса был вне себя от ярости и не в себе от беспробудного пьянства. А сын его все же надеялся спасти хрупкий мир. Друид Иорвет производил впечатление мрачного, но разумного человека. Они с Артуром вели долгий и тяжкий разговор. Свадьба, совершенная христианским священником, твердил друид, недействительна, потому что боги Британии отвергают новую религию.

— Возьми Гвиневеру в любовницы, — убеждал Иорвет Артура, — а Кайнвин — в жены.

— Моя жена — Гвиневера! — так громко прокричал Артур, что мы, находившиеся снаружи, вздрогнули.

Епископ Бедвин взял сторону Иорвета, но переломить Артура им не удалось. Даже угроза войны не могла поколебать его. Иорвет пытался сгустить тучи, говоря, что Думнония оскорбила Повис и это оскорбление можно смыть только кровью. Тевдрик Гвентский послал к Артуру епископа Конрада с мольбой ради мира и спокойствия отказаться от Гвиневеры и жениться на Кайнвин. Конрад угрожал, что в противном случае Тевдрик пойдет на сговор с Повисом.

— Мой лорд, конечно, не станет воевать с Думнонией. — Эти слова донеслись до меня, когда посланец Тевдрика толковал с епископом Бедвином, прохаживаясь туда и обратно по террасе перед виллой в Лидинисе. — Но, — добавил Конрад, — он не станет и воевать за эту шлюху из Хенис Вирена.

— Шлюху? — переспросил Бедвин, недовольно поморщившись.

— Ну, может, и нет, — смягчился Конрад. — Но поверь, брат мой, Гвиневеру и кнутом не согнешь.

Бедвин покачал головой. Оба они куда-то удалились, ответа я не слышал. На следующий день и епископ Конрад, и повисское посольство отправились по домам с неутешительными вестями.

Но Артур был убежден, что удача не покинет его. Войны не будет, настаивал он, Горфиддид, потеряв одну руку, не станет рисковать другой. У Кунегласа, рассуждал Артур дальше, хватит ума не нарушать мир. Да, конечно, продолжал он, на некоторое время воцарится недоверие и недовольство, но все это пройдет. Артуру все еще казалось, что свет его счастья прольется на весь мир.

Наняли рабочих, чтобы расширить и отремонтировать виллу в Линдинисе и превратить ее во дворец, достойный принцессы. Артур отправил посланца к Бану в Беноик с просьбой прислать каменщиков и штукатуров, которые знают, как восстанавливать разрушенные римские постройки. Он хотел иметь просторный сад, хотел пруд с рыбами, хотел чаны с подогреваемой водой, он хотел внутренний дворик, где играли бы арфисты. Артур хотел рая на земле для своей молодой жены. Но другие-то жаждали мести! Тевдрик Гвентский, не теряя времени, встретился с Кунегласом и подписал с ним мирный договор, по которому армии Повиса могли свободно продвигаться по римским дорогам, пересекающим Гвент. А дороги эти вели как раз в Думнонию.

Назад Дальше