Прежде чем закрыть за гостем дверь, привратник и толстяк обменялись взглядами. Толстяк кивнул коротко, это значило, что гость пришел без «хвоста».
Заперев дверь на улицу, привратник — по стеночке, по стеночке — обогнул, обогнал Павла и посеменил по коридорчику к другой двери, в противоположном конце, к двери, обитой железом. Куриная лапка улыбчивого привратника стукнула по железу раз и через паузу — еще дважды. Скрипнули петли, тяжелая дверь отворилась. По глазам ударил яркий неон. Гость, сощурившись, перешагнул порог.
— Это друг господина Ляня, — радостно оповестил пару встречающих привратник и, оставшись в тесноте коридорчика, закрыл за «другом Ляня» тяжелую дверь.
Привыкнув к яркому свету, Павел огляделся, изобразил интерес. Ибо следовало его изобразить, впервые оказавшись в тамбуре перед входом в игровой зал подпольного казино. На самом-то деле визитер прекрасно помнил план полуподвала, все его закутки, входы и выходы. И был готов к тому, что его захотят обыскать в тамбуре. Однако следовало удивиться, и он удивился, увидев в кулаке одного из пары китайцев тупое рыло пистолета «Глок-17».
— Лянь не говорил, что, придя сюда, я окажусь под прицелом, — сказал Павел, отступая от двери, давая возможность безоружному китайцу защелкнуть засов.
— Лянь большой шутник. Любит сюрпризы, — любезно и несколько заискивающе произнес вооруженный пистолетом узкоглазый. — Господин друг Ляня, извольте вынуть на секунду руки из карманов и поднимите их, пожалуйста. У нас так принято, господин друг Ляня. Вам же самому будет спокойнее играть, зная, что мы всех проверяем, не правда ли?
— Забота о гостях — для нас самое главное, — произнес безоружный очень серьезно и несколько торжественно. — Прошу простить нас за нашу заботу, быть может, несколько чрезмерную.
Ох уж эти восточные политесы! Ах, как обескураживает непривычного человека, как смущает эта приторная слащавость.
Павел изобразил смущение, переступая ногами, поворачиваясь лицом к безоружному, в обязанности которого входил непосредственно шмон. И получилось так удачно, что Павел встал боком к вооруженному мордовороту. Вытащил руки из карманов, приподнял их, и полы плаща распахнулись. Однако привязанные к концам шарфа трещотки стали доступны лишь взгляду безоружного. А вооруженный увидел только, как вдруг округлились, полезли из орбит узкие глаза его серьезного напарника.
Четвертый из восьми основных принципов циньна гласит: «Талия Мастера должна быть гибкой, словно у акробата».
Лишь за счет гибкости талии Павел сумел повернуться всем корпусом к вооруженному быстрее удара сердца.
Второй из восьми принципов циньна учит: «Руки Мастера должны двигаться быстрее стрел».
Руки Павла метнулись к пистолету китайца. Руки двигались быстрее, чем сгибался палец на тугом спусковом крючке.
Пятый из восьми принципов наставляет: «Концентрируй силу через дыхание».
Как раз на выдохе Павел начал поворот, выдох послужил той тетивой, которая метнула руки-стрелы, выдох качнул в атакующие руки Мастера силу из точки дан-тянь.
Седьмой, предпоследний принцип циньна, констатирует: «Сила внезапна, как молния».
О да! Продолжая выдох, Павел схватился за пистолет, будто бы за хрупкую драгоценность. Но тут же, молниеносно, его ладони превратились в тиски и вырвали оружие из кулака противника таким образом, что палец, жмущий на спуск, соскочил с дуги спускового крючка.
Первый из восьми основных принципов циньна требует: «Будь зорким, как орел».
Завладев так и не выстрелившим пистолетом, Павел краешком глаза зафиксировал опасность — из рукава в руку доселе безоружного специалиста по шмону скользнул узкий клинок стилета. Забавно — эти двое в тамбуре как бы поменялись качествами. Один лишился пистолета и стал безоружным, другой, до того безоружный, вооружился клинком.
Шестой из восьми принципов утверждает: «Знание и опыт — залог мастерства».
Крыса передал белому ученику все свои боевые знания. На невольничьем ринге белый раб приобретал опыт. И когда устроителям тотализатора смерти надоели постоянные победы русского над безоружными спарринг-партнерами, они стали выставлять против новоявленного Мастера сначала лохов с ножами, вроде менеджера Джонни, а затем и специалистов по холодному оружию.
Там, где кожу Крысы украшала вязь татуировок, у Павла остался шрам на память об отставном «зеленом берете», который едва не зарезал русского. Тот отставной сержант спецназовец, инструктор по ножевому бою, приехал в Африку в качестве наемника и погиб красиво, едва-едва не прикончив белого фаворита тюремного ринга.
После победы русского над «зеленым беретом», вооруженным двумя отточенными до бритвенной остроты тесаками, хозяева жизни зэков всерьез задумались: а не устроить ли в честь грядущего Миллениума супербой — Крыса против русского? Но помешали обстоятельства...
Сжимая правым кулаком ствол отнятого пистолета, левой рукой Павел перехватил стилет. Поймал пальцами плоскость узкого лезвия, повернул, и оппонент, не стерпев острой боли в запястье, выпустил рукоять стилета, и, мелькнув в ловких пальцах белого, развернувшись, лезвие вонзилось китайцу в горло.
А потерявший пистолет скуластый мордоворот тем временем собрался в бега. Он тоже был опытным малым, он спинным мозгом сообразил, что шанс выжить остается лишь в случае бегства. Он успел развернуться к двери. Не к той, что вела в коридорную кишку, вотчину привратника, к другой — за которой находился игровой зал. Он уже коснулся этой двери. Еще секунда, и он схватится за медь дверной ручки, дернет, поднимет тревогу.
В точном соответствии с третьим принципом циньна: «Шаг Мастера должен быть, как у крадущегося тигра», Павел широко, но мягко и совершенно бесшумно шагнул, догоняя беглеца, отбирая у него драгоценную секунду ценою в жизнь. Делая шаг, Павел сунул «Глок» в правый карман плаща.
В движениях Павла отсутствовала рваная поспешность, а его сердце билось в прежнем ритме. Нет, начиная шаг тигра, он не был уверен, что отыграет секунду, но последний из восьми принципов гласит: «Сила духа — ключ к победе, по Силе духа узнают Мастеров», а Павел был Мастером, Гранд-Мастером сложнейшего из боевых искусств, и дух его соответствовал этому званию. Дух, а не душа, к сожалению.
Павел был Мастером-инь, Темным Мастером, продавшим душу в обмен за свое мастерство. Он отнимал жизни легко, ради своей ЦЕЛИ. Он не почувствовал ни намека на сострадание — хотя бы сострадания к боли, — когда поймал в кулак волосы на затылке беглеца и дернул резко. Беглеца качнуло назад, он потерял равновесие, он начал падать, а безжалостный Мастер, выпустив волосы обреченного, схватил голову падающего и дернул ее вперед и вниз. И услышал, как хрустнули шейные позвонки. Агонизирующее тело упало на пол. Павел переступил через него и забыл о нем. Как уже позабыл про стилет, застрявший в горле второго трупа. Павел никогда не вспоминал тех, чьими изувеченными телами мостил дорогу к своей ЦЕЛИ.
Цель оправдывает средства. Увы, иначе иной цели достигнуть просто невозможно. Увы, это так...
Павел нажал на медную загогулину дверной ручки, толкнул дверь в игровой зал подпольного казино, а пока она открывалась, схватился за «УЗИ», что болтались привязанные к концам шарфа. Дверь распахнулась, и Павел открыл огонь.
Он стрелял с обеих рук, от бедер, не целясь. Поливал игровой зал огнем, равнодушно взирая, как пунктиры свинца скашивают любителей рулетки, игры в кости, карточного азарта. Игроки падали на зеленое сукно столов, упал на вращающееся колесо рулетки крупье, рассыпались карты. Звонко разлетелась осколками хрустальная пепельница, погасла с хлопком лампа над столиком для игры в кости. У кого-то в руке пуля разбила бокал, и спустя мгновение другая пуля раздробила пальцы, которые держали ножку бокала. Магазины автоматических пистолетов опустели быстро, очень быстро, а шум падения, звон и грохот продолжались. И все же Павел расслышал писк часов на запястье. Это значило, что «Опель» тормозит сейчас у ступенек в полуподвал. И, скорее всего, толстяк перед входом уже застрелен. И вскоре двое из прилетевших вместе с русским китайцев вышибут дверь с иероглифом. Их задержит привратник, которого Павел, вопреки договоренности, оставил в живых. Возможно, улыбчивый привратник уложит одного, а то и двух штурмовиков. А если нет, то подельников Павла остановит железная дверь, которая, наперекор предварительным планам, осталась заперта.
Павел выбросил «УЗИ» с опустошенными магазинами. Бросил их за спину, попутно избавившись и от шарфа-хомута. Павел пошел через изуродованный зал, не обращая внимания на счастливчиков, коим повезло пережить свинцовую вьюгу. Таковых было немного. Они хромали, ползли, ковыляли к дверям черного хода. Кто-то из них уже судорожно сдвигал окровавленной рукой массивный засов — если сумеют, то вскарабкаются по крутой лесенке. Кто-то непременно сможет открыть дверцу в тишайший проулок. И все, кто выжил в зале, умрут в том проулке, ибо из «Опеля», стартовавшего точно по графику, должен был выскочить — и выскочил — китаец, который уже поджидает выживших у запасного выхода.
Павел шел к другой двери. К неприметной, прямо, напротив тамбура. Дверь была серой и хлипкой, Павел вышиб ее ударом ноги и вошел в тесную каморку, освещенную настольной лампой. В каморке едва умещались тумбочка с лампой и портативным телевизором да кушетка, на которой сидел узкоглазый коротышка в смешных круглых очках. Тщедушный очкарик прижимал к груди обтекаемой формы металлический атташе-кейс.
— Отдай, — велел Павел по-китайски, протянув руку с растопыренной пятерней.
Коротышка оторвал от груди кейс, трясущиеся руки протянули металлический чемоданчик белому.
Выполняя в Триаде функции казначея, очкарик слыхал байки про белого карателя, но в них не верил. Триада возникла в седую древность как повстанческая организация, имевшая благородную ЦЕЛЬ — освобождение китайского народа от ига маньчжурских захватчиков. Членом Триады мог стать только китаец. И даже сегодня, когда слово «Триада» является синонимом итальянского словечка «мафия», в нее входят только китайцы. Кстати, и мафия возникла как национально-освободительное объединение. «Мафия» означает «семья», а семья подразумевает родство. Однако нет правил без исключений — в китайской «семье» появился «приемный сын» иной расы, белый, русский. «Сын», имеющий свою ЦЕЛЬ, себе на уме.
Бежавший с деньгами казначей отдал кейс, набитый купюрами, и приготовился умереть. Он знал, что Триада не прощает предательства, но надеялся спрятаться здесь, в подпольном казино своего зятя. Он не знал, что ближайший помощник зятя, посланный хлопотать о документах и пластической хирургии, сразу же связался с боссами Триады в Гонконге. И зять беглеца не знал о том, что его помощник является информатором китайской мафии.
Павел взял приятно тяжелый кейс в левую руку, достал «Глок» из правого кармана и выстрелил в переносицу смирившемуся со смертью очкарику. Труп откинуло к стенке, пуля сломала дужку смешных очков, и круглые стекла повисли на ушах мертвеца. Двое помощников Павла должны были взять на себя конвоирование очкарика. Боссы велели казнить беглого казначея в спокойной обстановке и сделать так, чтобы он умирал долго и чтоб процесс его умирания был отснят на видео. Дабы эта хроника послужила уроком остальным членам Триады. Однако Павел уже не подчинялся боссам...
Павел вышел из каморки. Уверенно прошагал к открытой двери запасного выхода и столкнулся с раненым, который силился вскарабкаться по лестнице. Павел добил раненого выстрелом в спину, выскочил в проулок и едва не споткнулся о покойников, коих отправлял к праотцам его подельник.
Китаец засел в заброшенном доме напротив. Увидев Павла, он высунулся из оконного проема, спросил скороговоркой:
— Все нормально? Что-то ты рано вышел. Машина подойдет только через минуту. А где остальные? Все хорошо?
— Да, — ответил Павел и приподнял кейс, демонстрируя чемоданчик с деньгами, отвлекая внимание брата по Триаде от своей правой, вооруженной руки.
«Глок» выплюнул пулю. Китаец в оконном проеме разинул рот, захрипел. Струйка крови полилась из уголка его рта.
Русский отшвырнул пистолет и побежал. Он бежал, петляя переулками, сам не зная, куда. А если убегающий сам не знает, где свернет на следующем перекрестке, то и просчитать его перемещения практически невозможно.
Левую руку оттягивал кейс, внутри терлись о тонкий металл обтекаемого чемоданчика тугие пачки банкнот. Имея деньги, много денег, имея решимость, океан решимости, можно достичь многого. Наконец-то можно попасть в Россию...
9. Сергей Сергеич, президент
«Мерин» с мигалкой и соответствующими номерами привез Сергея Сергеича к двухэтажному особняку на Пречистенке, как и всегда, к девяти утра. Как всегда, секьюрити, в обязанности которых входила охрана объекта, встречали шефа на улице, дабы, пока шеф бодро шагает к гостеприимно распахнутой двери, доложить быстренько, что все о'кей, никаких происшествий за ночь. Да и какие «происшествия» могли произойти «на объекте»? Бомжей внутри Садового кольца гоняли менты, а серьезный криминал давным-давно в курсе — особнячок на Пречистенке под надежной крышей, которая легко способна превратиться в колпак. Кому охота оказаться «под колпаком»? Меж тем Сергей Сергеич для солидности держал на окладе три смены секьюрити.
Подходя к распахнутой двери в свою вотчину, Сергей Сергеич, как и всегда, придирчиво глянул на медную табличку, что притулилась подле аккуратного дверного косяка. Ночью накрапывал дождик, но табличку протерли. Название Фонда читается четко. Красивая табличка с красивым названием: «НАШЕ БУДУЩЕЕ». Правильно обозвал свой Фонд Сергей Сергеич — соотечественники привыкли верить в светлое будущее. Взять хотя бы для примера более известного, чем Сергей Сергеич, лидера политшарашки, которая на кремлевском сленге именуется «Падалицей». Своих сыновей лидер устроил в Лондоне, а сам продолжает героически верить в комфортное будущее чужих детишек на Родине.
Дети — наше будущее. Еще Остап Бендер оценил преимущества борьбы за детские судьбы. Оценил в смехотворно малую сумму. Фонд Сергей Сергеевича оценивал то же самое гораздо дороже, легко переваривая миллиарды бюджетных денег и жалуясь постоянно на финансовый голод.
Сергей Сергеич вошел в свой штаб. Прошел мимо оборудованного по последнему слову техники загончика для секьюрити, мимо череды дверей, толкнул самую престижную дверь и очутился в приемной перед своим кабинетом. Встала, будто школьница-отличница, секретарша Машенька, проворковала:
— Сергей Сергеич, вам звонил... — Машенька сверилась с бумажкой, прочитала по слогам: — Дже-ре-ми Вайс-брук, бизнесмен из Австралии.
— Был звонок из Австралии? — удивился шеф.
— Из Москвы. Бизнесмен звонил из Москвы. Он вчера прилетел поздно вечером, а улетает сегодня. Я его записала на девять тридцать.
— Погоди, ничего не понимаю. Куда «записала»? Ко мне на прием?
— Да, на полдесятого, первым. Остальным записанным я сейчас позвоню, смещу их очередность.
— Ты почему своевольничаешь? Не помню я никакого Вайсбрука! Что ему надо, ты хотя бы спросила?
— Ой, извините! Я совсем забыла вам сказать, что австралиец представился старым знакомым Курта Полянски.
Штатник Полянски, прожженный пройдоха, умный и скользкий, давненько партнерствовал с Фондом, помогал размещать активы в офшорах. У Сергей Сергеевича тут же возникла мыслишка: «А не связаться ли с Куртом? Связаться и спросить про этого австралийца?» Но здравую мысль тут же вытеснила другая, тоже вполне здравая: «Кагэбешное прошлое все еще живо во мне, — улыбнулся Сергей Сергеич. — Привычка всех подозревать здорово смахивает на болезненную манию».
— Чему вы улыбаетесь, шеф?
— Так, пустяки... Ребятишек на входе предупреди, что австралиец придет.
— Обязательно, Сергей Сергеевич.
— Шурка не проявлялся?
— Нет, Сергей Сергеевич.
— Появится — убью гуляку.
Молодой гений Шурка Истомин работал у Сергей Сергеича «правой рукой». Гениальный экономист Шурка, увы, имел склонность к запоям. «К отрыву», — как он сам говорил. Правда, отрывался Шурка не часто. Но, если уж уходил «в отрыв», то хрен его найдешь — имея Шенгенскую визу, Истомин мог сорваться жрать пиво в Германию, или хлестать портвейн в Португалию, или сосать вискарик в Шотландии. И каждый раз Сергей Сергеич обещал его «убить». Однако даже рублем никогда не наказывал, любил гуляку, как родного сына.
— Если он даст о себе знать, я тут же вам сообщу, шеф.
— О'кей, — Сергей Сергеич взглянул на запястье, украшенное золотым «Ролексом». — Будем надеяться, австралиец проявит пунктуальность, хочу успеть кое-что до его прихода...
И Сергей Сергеевич уединился в кабинете. Уселся за огромный стол, который вполне сгодился бы для игры в пинг-понг, включил монитор, просмотрел бегло электронную почту, ответил на пару-тройку важных посланий, а ровно в 9:31 услыхал щелчок в динамике селектора.
— К вам господин Вайсбрук, — сказал динамик голосом Машеньки.
— Милости просим, — ответил шеф, щелкнув тумблером селектора, и поднялся, слегка отодвинув удобное кресло на колесиках.
Выходить из-за стола, встречать иностранца у порога — слишком много чести. Прошли те времена, когда русские подобострастно тянулись к иностранцам, алча дружеского рукопожатия. Достаточно и того, что Сергей Сергеич соизволил оторвать задницу от мягкого и просалютовать посетителю хрустом в коленях. Для неизвестно кого из Австралии — более чем достаточно.
Бесшумно отворилась обитая дорогой кожей, гарантирующая звукоизоляцию дверь. Машенька впустила посетителя, и дверь мягко закрылась. Сергей Сергеич прищурился. И едва заметно поморщился, разглядывая австралийца.
Так себе иностранец — одет в пальто не по моде, под пальто просматривается костюм баксов за пятьсот, в руке саквояж в стиле «ретро», и, самое главное, удалось разглядеть электронные часы на запястье. Подобно ушлым швейцарцам цивилизованной Европы, Сергей Сергеич прежде всего обращал внимание на хронометры незнакомых мужчин. Он привык определять статус незнакомцев по марке и стоимости этого непременного аксессуара. Электроника на запястье — абсолютный моветон, и, следовательно, предлагать гостю снять пальто вовсе не обязательно. Тем паче, предлагать пепельницу и кофе.