В О П Р О С. Когда и при каких обстоятельствах
вы познакомились?
О Т В Е Т. Я с ним познакомился приблизительно
лет пятнадцать назад. Он пользовался моими услугами,
приобретая для своей жены ювелирные изделия.
В О П Р О С. Встречались ли вы с Мессмером после
кончины его жены?
О Т В Е Т. Лишь один раз, в 1916 году, когда
Мессмер попросил меня оценить некоторые золотые вещи
покойной жены.
В О П Р О С. При обыске у вас в квартире
обнаружена телеграмма Мессмера, в которой адресат
сообщает о своем приезде в Москву и назначает вам
встречу на вокзале. Что вы можете сказать по поводу
этой телеграммы?
О Т В Е Т. Она меня удивила так же, как и визит
ко мне Василия Григорьевича, о котором мне сообщила
сестра.
В О П Р О С. Насколько нам известно, Мессмер не
застал вас дома. Оставил ли он какую-либо записку для
вас?
О Т В Е Т. Нет.
В О П Р О С. Во время произведенного обыска у
вас обнаружена опись драгоценностей. Что это за опись
и как к вам попала?
О Т В Е Т. Я много лет занимаюсь историей
ювелирного искусства и драгоценных камней. Опись, о
которой вы говорите, передана мне ныне покойным
ювелиром Перельманом. В ней перечислены наиболее
выдающиеся драгоценности, которые находятся в России
в частных руках.
В О П Р О С. Когда Перельман передал вам эту
опись?
О Т В Е Т. В 1913 или 1914 году.
В О П Р О С. Но на описи стоит дата "25 XII
1917". Как вы это объясните?
О Т В Е Т. Тут какая-то ошибка.
В О П Р О С. Точно такая же опись и точно тех же
драгоценностей найдена при обыске у гражданина
Мессмера. Он тоже занимается историей ювелирных
изделий?
О Т В Е Т. Не знаю.
В О П Р О С. Вы понимаете, что ваши ответы не
убедительны?
О Т В Е Т. Да.
В О П Р О С. А то, что это бросает на вас тень,
тоже понимаете?
О Т В Е Т. Да.
В О П Р О С. Чем вы в связи с этим хотите
дополнить свои показания?
О Т В Е Т. У меня нет дополнений. Но в
ограблении ризницы я не замешан. Этого греха я бы
никогда на душу не взял.
Записано с моих слов правильно.
Ф.Кербель
Пояснения бывшего помощника
ученого хранителя музея
Императорской академии наук,
профессора истории изящных искусств
Д.С.Карташова по описи,
обнаруженной в квартире
гражданина Г.П.Мессмера
(второй экземпляр вышеуказанной описи изъят при
обыске у ювелира Московской патриаршей ризницы
гражданина Ф.К.Кербеля)
"Из 32 предметов, перечисленных в представленном
мне Московской уголовно-розыскной милицией списке,
могу дать пояснения по некоторым, а именно:
1. "БАТУРИНСКИЙ ГРААЛЬ" (В ОПИСИ № 7)
Указанная драгоценность впервые упоминается в
царствование Петра II, относительно подробное
описание ее составлено при императрице Анне
Иоанновне.
Анна Иоанновна была ценительницей художественных
изделий и драгоценных камней. При дворе ее трудились
известные ювелиры. Страсть императрицы порой доходила
до курьезов. Так, она хотела приобрести один из
крупнейших в мире бриллиантов, известный под
названием "Флорентиец" или "Великий герцог Тосканы".
Пользуясь тяжелым положением владетельного герцога,
который тогда подвергся военному нападению,
императрица поручила своему шуту Петру Миро купить
знаменитый бриллиант.
Великому герцогу было отправлено письмо. В нем
Миро сулил русскую военную помощь в войне с
неприятелем.
Взамен требовалось немногое: "Подлежит для
содержания сих храбрых войск... приготовить довольное
число самой крепкой гданской вотки такой, какову ваше
королевское высочество пивал, будучи в Богемии, оною
охотно напивался до пьяна", и продать русской
императрице Анне Иоанновне бриллиант "Флорентиец"
"Ея Императорское величество намерено тот алмаз
купить и деньги за оной заплатить..."
Герцог не поверил в серьезность намерений
императрицы послать ему на помощь войска, а
расставаться с бриллиантом не хотел. Поэтому письмо
было оставлено без ответа, а продажа "Флорентийца" не
состоялась. Однако сетовать на судьбу императрице не
пришлось. Вскоре с помощью того же Миро она без денег
и войск стала владелицей более ценной вещи
знаменитого "Батуринского грааля", принадлежавшего
любимцу Петра I князю Меншикову.
Меншиков был одним из богатейших людей России.
Ему принадлежали 90 тысяч крепостных, десятки домов и
дворцов в Москве, Петербурге и других городах. Когда
Меншиков попал в опалу, то при конфискации его
имущества в петербургском дворце на Васильевском
острове были изъяты сказочные сокровища: кресты и
звезды, осыпанные бриллиантами и жемчугом; украшенные
драгоценными камнями золотые табакерки; трости с
бриллиантовыми набалдашниками; изумрудные перья с
рубинами; бриллиантовые пряжки; перстни; пуговицы. А
когда Меншиков отправился в ссылку, в дороге у него
было отобрано драгоценностей на 5 миллионов рублей, и
это не считая украденного из царского дворца
столового серебра... И все-таки князю удалось немало
утаить от царских чиновников. Среди этого "немалого"
был и так называемый "Батуринский грааль".
Грааль, что по-старофранцузски обозначает блюдо
или чашу, фигурирует в средневековых сказаниях как
легендарный сосуд, в который якобы Иосиф Аримафейский
собрал кровь распятого Христа. Истории известно
несколько псевдограалей. Батуринский был вырезан из
настоящего изумруда весом, если не ошибаюсь, в 182
или 183 карата. Куда его успел перепрятать Меншиков,
никто не знал. Не удалось также заполучить и деньги
(9 миллионов рублей), которые хранились в Лондонских
и Амстердамских банках, так как банки отказались их
выдать без разрешения князя. И тогда Миро,
потерпевший неудачу с "Флорентийцем", подсказал
императрице и ее всесильному фавориту Бирону хитрый
ход: женить брата Бирона Густава на дочери Меншикова.
Вместе с дочерью князя был возвращен из ссылки и
единственный сын Меншикова Александр Александрович.
Молодой Меншиков, разумеется, знал, где спрятан
"Батуринский грааль", самая ценная вещь в
драгоценностях отца.
Свадьба Густава Бирона и дочери Меншикова
ознаменовалась возвращением из Лондона и Амстердама 9
миллионов рублей, а "Батуринский грааль" был
преподнесен молодым Меншиковым жениху, который в свою
очередь подарил его Анне Иоанновне.
2. "ДВА ТРОНА" (В ОПИСИ № 9)
Эти шедевры русского ювелирного искусства
экспонировались в 1912 году в Петербурге на выставке
ювелирного дела, организованной Императорским
обществом поощрения художеств совместно с Обществом
поощрения художественных кустарных промыслов. На
указанной выставке, где были представлены кованые,
резные, сканые, ажурные и другие изделия, "Два
трона", сделанные кустарями Костромского уезда,
заслуженно обратили на себя внимание публики и были
приобретены председательницей комитета Императорского
общества поощрения художеств принцессой Евгенией
Максимилиановной Ольденбургской.
"Два трона", размер которых не превышает
четверти спичечного коробка, отличают тонкий вкус,
изящество линий и подлинная ювелирность работы. При
взгляде на них невольно вспоминаешь о знаменитом
Левше, которому удалось подковать английскую блоху.
Эти ювелирные филигранные миниатюры с
поразительной точностью воспроизводят "алмазный"
престол царя Алексея Михайловича (трон украшен 876
алмазами и 1223 яхонтами) и престол Ауренг-Зеба из
династии Великих Моголов - "павлиний трон".
3. "ЗОЛОТОЙ МАРК" (В ОПИСИ № 15)
"Золотой Марк" изготовлен в ювелирной мастерской
Мелентьева в Риге. Он экспонировался, так же как и
"Два трона", на ювелирной выставке 1912 года в
Петербурге, где был приобретен петербургским
фабрикантом Ф.П.Ознобишиным. После кончины Ознобишина
является собственностью племянника покойного
фабриканта ротмистра Г.В.Грибова.
"Золотой Марк" представляет собой миниатюрную
модель (величиной с лист писчей бумаги) знаменитого
памятника византийского ювелирного искусства X века
иконостаса, который находится в Венеции в соборе
святого Марка.
"Золотой Марк" - прямоугольная золотая
пластинка, состоящая из двух горизонтальных полос, на
которых находятся миниатюрные образки, исполненные
перегородочною эмалью на золотом фоне. Образа
обрамлены бордюрами, украшенными драгоценными камнями
и чеканными медальонами. Каждый образ отделан
колонками или пилястрами. В середине верхней полосы
медальон, на котором изображен архистратиг Михаил.
Всего - 83 почти микроскопических образа. Все
пространство между эмалями и тимпаны арок над ними
украшены мелкими драгоценными камнями.
4. "ГЕРМОГЕНОВСКИЕ (КАЗАНСКИЕ) БАРМЫ"
(В описи № 32 против номера пометка: "Продаже не
подлежат. Могут быть только заложены".)
Существование так называемых "Гермогеновских
(Казанских) барм", они же "Мономаховы бармы" или
"Бармы Алексея Комнена", до сих пор вызывает сомнение
и оспаривается многими русскими учеными. Согласно
легенде, которая, вероятней всего, не является
таковой, они во времена татаро-монгольского ига
попали в качестве трофея к одному из монгольских
военачальников, а затем, переходя из рук в руки, к
основателю Казанского царства. Когда Казань была
взята и разрушена русскими войсками, а последний
казанский царь Едигер оказался в плену, бармы
исчезли. Они отыскались якобы лишь в 1579 году, когда
были найдены в земле на месте сгоревшего дома вместе
с иконой Казанской божией матери. Как известно, эта
икона находилась потом в стане князя Пожарского и ей
приписывали освобождение Москвы от поляков. Что же
касается барм, то казанский митрополит Гермоген,
ставший всероссийским патриархом, оставил их у себя,
заявив, что вручит их после изгнания поляков
законному русскому царю. Однако Гермоген не дожил до
избрания на престол Михаила Романова. Когда в Москву,
занятую поляками, поступили сведения о земском
ополчении Минина и Пожарского, от патриарха
потребовали, чтобы он воспрепятствовал князю
Пожарскому и убедил нижегородцев остаться верными
польскому царевичу Владиславу. Гермоген отказался,
был посажен на цепь и уморен голодом. Легенда
утверждала, что незадолго до своей кончины патриарх
успел передать бармы Мономаха послушнику Чудова
монастыря, родом рязанцу, который утаил их и спрятал
где-то у себя на родине.
Интерес к "Гермогеновским бармам" то затухал, то
снова вспыхивал.
А в 1911 году из Собственной Его императорского
величества канцелярии по принятию прошений на
высочайшее имя к нам в музей была переслана копия
анонимного письма. Его автор, подписавшийся "русским
патриотом", ставил в известность Николая II, что
бармы Мономаха находятся у него и он был бы счастлив
передать их Его императорскому величеству.
Единственное, что ему мешает выполнить свой долг
перед царем и русским народом, это "обитание под
сенью трона вора и конокрада Гришки Распутина. Но в
тот самый благословенный час, когда Гришка будет
повешен на осине истинно православными людьми под
ликующие клики народа и звуки сводного оркестра
гвардейских полков, бармы займут свое почетное место
среди царских реликвий".
Полковник Дубельский клялся мне, что через
неделю и автор письма, и бармы будут найдены, но
поиски кончились безуспешно. Бармы не "заняли своего
почетного места среди царских реликвий" и после
убийства Распутина.
Глава пятая
Бармы Мономаха и добрый бог
архимандрита Димитрия
I
- Вы что ж, из кухаркиных детей? - спросил я у Карташова, который сидел против меня - большой, полнотелый, с широким лицом.
- Совершенно верно, - подтвердил он. - Но вы, собственно, к чему?
- К слову. Подумал, что так взахлеб писать о драгоценностях, как написали вы, могут только кухаркины дети.
Карташов засмеялся. Брыли его щек затряслись, а золотая цепочка на толстом животе весело запрыгала.
- Как? Кухаркины дети? Это вы остроумно заметили. Голод... Будь я поэтом, я бы написал гимн голоду. А что? Голод делает из нас, кухаркиных детей, ценителей прекрасного, бунтарей, изобретателей, поэтов, мыслителей. Из голода вырастают и фантазия и творчество. Сытые не могут создавать, они могут только потреблять. Вы вот, большевики, хотите осчастливить человечество, сделать всех сытыми. Не думаю, что вам это удастся. Но если удастся, никак не могу позавидовать внукам: конец прогрессу, застои, гниение, смерть. Всеобщая сытость - похуже моровой язвы. Не дай бог пережить жировую эпидемию!
- Но вы-то сами уже среди сытых?
- Отнюдь. - Он снова засмеялся своим булькающим смехом. - Отнюдь. Я не среди сытых, а среди насыщающихся. Это не одно и то же.
- Ну, судя по вашей комплекции...
- Э-э, комплекция тут ни при чем. Я среди насыщающихся. Уж поверьте мне. Я удовлетворяю аппетит, который нагуляли за прошедшие столетия мои предки: прадеды, деды, прапрадеды. Они так наголодались, что насытиться смогут разве только мои правнуки.
Я спросил его мнение о Кербеле.
- Один из лучших в России мастеров ювелирного искусства. Но, к его несчастью, честный человек. Честность у него вроде кандалов на ногах: мешает двигаться и саднит.
- А вы мыслите образами.
- Совершенно справедливо. Так о чем, бишь, я? Да, о Кербеле. Что могу о нем сказать? Знаток камней и их поучительной истории, в некотором роде поэт и кристально честный сумасшедший. Сумасшедший, понятно, не в обычном смысле этого слова. Он не из тех умалишенных, которые бегают на четвереньках и мнят себя Юлием Цезарем или Ванькой Каином. У него сумасшествие гениев: возвышенное, я бы даже сказал, почетное.
- Почетное?
- Именно так. Ведь, между нами говоря, без передачи ему, - он ткнул пальцем вверх, - всевышний ведь тоже немного того... Создав человечество и наградив его всеми возможными пороками, он не придумал ничего лучшего, как завещать ему десять заповедей!.. Вот и Кербель...
Карташов любил и умел говорить. Он смаковал свои парадоксы и афоризмы точно так же, как смакует гурман изысканное заморское блюдо: тщательно прожевывая каждый кусочек и жмуря от блаженства глаза.
Высказавшись в своей цинично-шутливой манере о Кербеле, он без малейшей паузы заговорил о сокровищах патриаршей ризницы. В его словесном потоке можно было выудить немало любопытного. Но я слушал вполуха. Мои мысли уже были сосредоточены на предстоящем разговоре с архимандритом, который сидел теперь у Дубовицкого, дожидаясь, когда я освобожусь. Собственно, я мог в любую минуту распрощаться с Карташовым. Это зависело только от меня. Но я сознательно оттягивал встречу с Димитрием, так как не чувствовал себя полностью подготовленным к ней.
...Сломанная шкатулка, найденная на месте преступления, и алиби ее владельца, путешествие Василия Мессмера по крышам и опись драгоценностей, не имеющих как будто никакого отношения к патриаршей ризнице, странная связь между Кербелем и полковником Мессмером, уклончивые ответы ювелира при допросе...
Может ли Димитрий внести ясность в хаос, образованный беспорядочным нагромождением разнородных фактов?
Я считал, что да, может.
Но захочет ли он это сделать?
Ответить на второй вопрос было значительно трудней. Димитрий был одним из колесиков отлаженного механизма русской православной церкви. Но в то же время это "колесико" отличалось некоторым своеобразием. Мысли и поступки ризничего не всегда согласовывались с общепринятыми в русском духовенстве.
Еще в детстве, до того, как усомниться в существовании всевышнего, я заметил, что у каждого верующего свой бог, со своим характером и привычками. В представлении моего отца, сельского попика, обремененного многочисленной семьей, заботами и пагубной привычкой к спиртному, бог был грозным благочинным, который крайне неодобрительно относится к пьянству, придирается к малейшему упущению при служении литургии, пугает выговором, внушением при причте, а то и лишением сана. Отец не любил бога, но боялся его и старался при случае чем-нибудь задобрить.
Для матери, дебелой румяной хохотушки, бог представлялся похожим на мужа между двумя запоями, когда мой отец, замаливая пьяные грехи, становился образцом пастыря и мужа. Мать с богом по-родственному обсуждала все домашние неурядицы, делилась мелкими семейными радостями, советовалась, жаловалась, просила не забыть замолвить перед кем следует словечко и пристроить старшенького в семинарию, а затем, когда придет время, обеспечить его богатым, не таким, как у мужа, приходом. Для Александра же Викентьевича Щукина, архимандрита Димитрия, бог был величайшим филантропом и философом, вечно и неуклонно стремящимся ко всеобщему благу двуногого населения земного шара. Мудрый и бесконечно добрый бог архимандрита, так же, как и он сам, не имел представления о земной жизни и повседневных заботах сотен миллионов людей, которые никак не желали не только любить, но даже терпеть друг друга, беспрерывно затевая кровопролитные войны, бунты, революции, а в годы затишья - расстрелы, избиения, погромы и пьяные драки. Бог Щукина, пожалуй, не был всезнающ и вездесущ: его обманывали все кому не лень. Но он, безусловно, был терпелив и всеблаг.