Яробор Живко или, как его называли люди рао Ярый Жива, Ярый Сива днесь, скажем так, не был истинным правителем. Ибо он фактически не участвовал во внешней политике набирающего мощь осударства. Именно осударства, поколь право молвить не большого, объединенного подле одного города, но степенно расширяющего свои границы. Рао, конечно, все еще обсуждал дела своего осударства, издавал указы и как бы решал. Впрочем, действительным правителем оставался Волег Колояр Яш. Так как после той самой затяжной болезни (произошедшей пятнадцать лет назад, которую он тяжело перенес и благодаря умению бесиц-трясавиц остался жив) Кали-Даруга самолично обсудила с ним дальнейшие действия в управлении градом и передала власть и принятие всех решений в его руки. Сославшись в своих распоряжениях на то, что осударь человек более опытный и мудрый, а Яробор Живко только дитя. Мальчик-божество, которое надо любить, холить и создавать все условия для счастливой жизни.
И Волег Колояр Яш безоговорочно внимающий демонице исполнял все ее поручения, несмотря на то, что порой шел вразрез с велениями собственного естества. Будучи по своей сути воином, он вместе с ближайшими сподвижниками рао, в число которых входили Ксиу Бянь Яш, Бойдан Варяжко Яш, Гансухэ-агы Яш, Зверополк Гнездило Яш, Надмит-агы Яш, Еши-агы Яш, покорил несколько крупных и с десяток менее значимых городов, посем княжеств и даже осударств потребовав взамен платить дань, тем не менее, не навязывая своей веры.
Судя по всему, именно поэтому удалось изваяние Кали-Даруги покрыть не только серебром, но и золотом. В центре города ноне стояла в сажень высотой четырехрукая скульптура демоницы. Как и было ею прошено когда-то, дополнительная пара рук у этого изваяния выходила из плеч, и тело выглядело много стройнее. Сами руки до локтя, стопы, лицо скульптуры покрывало золото. Все остальное тело смотрелось оголенным, ибо на таком виде настояла рани Черных Каликамов. На скульптуре лишь зримо проступала узкая понева до колена инкрустированная по подолу крупными, красными рубинами, да множество ожерелий, из крупных самоцветов начиная от крошечного, почти в ноготок, и заканчивая чуть ли не с кулак, оплетающих шею и спускающихся до колен. Изваяние Кали-Даруги полностью повторяло ее венец, браслеты на руках и лодыжках. Скульптура хоть и сохранила лицо демоницы, три глаза, второй язык и даже колечко в ноздре с тем было столь стройное, с плавными линиями фигуры, что мало чем напоминало саму Кали-Даругу. Чему Яробор Живко, еще когда скульптуру токмо воздвигли, вельми расстроился. Однако когда рани Черных Каликамов самолично, днем выйдя из ступы, пришла его осмотреть, и явно осталась им довольной, сменил досаду на молчаливое согласие.
За это время дворец рао не только был восстановлен, но и дополнен многочисленными постройками. Так, что к нему стали примыкать внутренние небольшие дворики, где каменные стены украшал затейливый растительный орнамент. А стены переходов, галерей изображали сцены прихода синдхусов в новые места, прилет дивьих людей и их совместный труд по восстановлению Златграда. Множество фонтанов, водоемов, арок, сводов, изящно-причудливых выгнутых столбиков окружали и сами дворцы, и дворики, и галереи. Окна, с голубоватыми аль розоватыми стеклами, узорчато украшала лепнина, а в невысоких бьющих вертикально вверх струями фонтанах или стекающих вниз водопадах, творенных каскадами журчала вода. В городе были высажены рядьями, пальмы с тонкими и длинными стволами, лимонные и апельсиновые деревья, имелось огромное количество разбитых клумб, пышущих разнообразными формами цветов.
Крышу дворца рао покрыли также тонким слоем золота… Увы! о том Яробор Живко не ведал, добытого опять же в захватнических войнах. Внутри дворец пыхал богатством и роскошью. Величественные залы искусно украшал гипсовый орнамент, изразцы, ажурная резьба и колонны. Самым прекрасным во дворце выглядел центральный, тронный зал. Он точно был разделен парными арками на пять прямоугольных сегментов. Сами арки, искусно увитые фресками, поражали взор яркостью красок и рисунка, а полукруглый свод, стены и пол были сотворены из белого мрамора.
В последнем сегменте помещался мощный инкрустированный серебром, синими сапфирами и изумрудами трон, расположенный на возвышении, к которому вели три широкие ступени. Боляхный стул ограждали с двух сторон стены и более высокий ослон. Сверху на боковые стены в угловые стыки были вставлены длинные золотые столбики, поддерживающие тканевый купол, живописующий ночное сине-марное небо и мелкие да крупные четырехлучевые звезды. Сами стены, ослон, покрытые серебром, были увиты растительной резьбой и самоцветами. Темно-синий бархат украшал широкое сидалище трона и ступени лестницы.
За эти годы Боги не раз посещали Млечный Путь. В основном старшие из них: Дивный, Небо, Седми, Велет, и всего только два раза Вежды со Стынем. Боги прилетали на короткое время, чтобы проверить состояние Першего, каковой хоть и немного ожил, и перестал впадать в транс, но лишь недавно… Впрочем, в целом старший Димург не лишился желтоватых полос на волосах, и поколь не приобрел положенного Зиждителям золотого сияния кожи. Дивный конечно был прав, тогда в Синем Око, Перший надломился, потому как Асил уже набрался сил и приступил к своим обязанностям. Дивный прибывал к старшему брату чаще иных Богов. Он не только проверял его состояние. Но и раза два…три сменял пагоду старшего Димурга на корабль Вежды — чанди, приводя его с полными хранилищами биоауры. Перший каждый раз при том ворчал на младшего брата, за не нужное беспокойство и подолгу беседовал с ним в дольней комнате, успокаивая или поучая.
Дочь Яробора Живко, Агния Яроборовна Драги Шакти выросла в шестнадцатилетнюю девушку… Превратившись не только в умную, но и красивую принцессу, точнее как величали ее по титулу в кор. Она без сомнения была любимицей отца, который сровнял ее с мужчинами, не только по вере, но и во всем другом. Посему Агния Шакти не только писала, читала, она еще обучалась многим наукам оные днесь лишь медлительно, мало — помалу развивались в соседних странах: математике, философии, астрономии. Рао готовил ее в свои наследницы, в принятии после его смерти всей, как ему казалось, полноты власти.
Волег Колояр Яш ноне уже не осударь, а первый советник рао (как было предложено его величать достопочтимой рани Черных Каликамов) за этот срок даровал жизнь пятерым детям. Право молвить вначале трем девочка и токмо потом двум мальчикам. Живя в относительном спокойствии, бывшие ханы кыызские и влекосилов обзавелись семьями, детьми. И новое поколение синдхусов росло не только в новой вере, в новых традициях, но и говорило на новом языке… Языке, в котором переплелись наречия лесиков, влекосил, кыызов, аримийцев, дарад и синдхистанцев, коренных жителей сих мест.
Впрочем, руническое письмо, называемое лесиками, каруны, их узелковую письменность, наузы и расенскую молвицу влекосил, величаемую также образно-зеркальное письмо, Яробор Живко решил сохранить в той форме, которую нес в себе и воспринял от Волега Колояра Яш. Для того он создал целую научную школу, пригласив в нее ученых мужей из соседних стран. Он вообще благожелательно относился к науке, в том, определенно, проявлялась вже его чисто божественная суть мозга, напрямую вплетенная в Крушеца. Потому рао разрешал проводить изучения самой Земли, не только того, что находилось вне, но и того, что составляло ее основу, а также сведений о ней. Яробор Живко приглашал к себе астрономов, математиков, историографов, философов из разных стран. По его указанию в Златграде был возведен наверститут, где обучали детей и молодых людей медицине, геометрии, географии… Конечно обучали там людей из определенной касты и был тот наверститут построен с согласия первого советника рао, которому Кали-Даруга как-то сказала:
— Выполни милый мальчик, просьбу господина. Он будет занят своими учеными мужами и не приметит, как вы подчините себе соседнюю Будаами. А после наложите дань и на Каначеев. Я думаю, они не откажутся войти в состав вашего, как мальчик ты его называешь?
— Осударства, — торопко отзывался первый советник рао и целовал руки демонице.
Волег Колояр Яш за эти годы стал достаточно близок с рани. А та уже сейчас занимаясь воспитанием мозга советника рао, закладывала основную мысль, в коей для него первостепенными становились нужды и желания Яробора Живко. После смерти плоти сияющая искра поглотившая мозг сохранит память и будет знать кем она была, что пережила и обок кого обитала… Обитала, жила, творила подле божества, Крушеца.
Иноредь правда Волег Колояр Яш задумывался о свой столь внезапно изменившейся жизни. О том, что днесь придя на чужую землю, он сам становился похожим на нурманн и ашеров захватчиком, навязывая людям свои требования, взимая дань. Очевидно, это в нем говорила его вольная кровь… Дух, которому сложно существовать в узких рамках общественной жизни, и оному, всяк миг жаждется взмыть в поднебесье. Но рани, те его сомнения слышала, точнее ей о них докладывала Трясца-не-всипуха. И посему, когда вольный дух Волега Колояра Яш брал вверх, демоница вызывала его в ступу и в мягкой форме убеждала: «… человеческое общество таково, либо ты от кого-то зависишь и клонишь голову, либо зависят от тебя. И первый советник рао не может себя сравнить с жестокосердными ашерскими латниками, або не навязывает покоренным народом своей веры, традиций, убеждений. Вспять того предоставляет возможность людям иметь защиту от неправедных набегов иных племен, тем самым распространяя на них свое покровительство».
Волег Колояр Яш уже давно перестал следовать традициям влекосилов. Так как тогда пятнадцать лет назад, проснувшись после болезни в своем жилище, обнаружил длинные почти до плеч волосы, чудесным образом сменившие его хохол. И, конечно же, не решился их состригать, предоставив им право густо покрывать голову. Тем самым отдавая дань уважения глубоко почитаемой им рани Темной Кали-Даруге.
Искусство, наука, ремесла под легкой рукой Яробора Живко, под неусыпным присмотром Волега Колояра Яш, наполняли Златград и несли на своих плечах просвещение, знания, книги и красоту для людей… не только для высшей касты, но и для тех кто «волею судьбы» или «взмахом руки» Песьиголовца когда-то вошел в низшую.
Глава тридцать девятая
Перший медлительно приподнял ноги и сидение кресла, на котором он расположился, мгновенно выкатившись вперед, соорудило широкий лежак, единожды приняв в свою пузырчато-серебристую поверхность конечности Бога. И тотчас позади спины Господа ослон слегка прогнулся, образовывая небольшой наклон, и вместе с тем сформировал выступающий валик под головой. Старший Димург явственно с трудом пристроил руки на облокотницы и воззрился на стоящих в нескольких шагах от него демоницу и старшую бесицу-трясавицу.
Клубистые, темно-бурые облака, перемещая свои массы в своде, приглушали, как это и любил Перший, свет в зале маковки четвертой планеты, посему там и по зеркальным стенам, и по глади пола плыло сероватое марево. Без венца, в серо-серебристом сакхи без обуви Димург, словно сливался и с этим помещением, и с креслом в каковом восседал.
— Вам удобно Господь Перший? — деловито вопросила Кали-Даруга и одновременно оглядела своего Творца с головы до ног, останавливаясь подолгу взглядом на его лице. — Надобно было прилечь, как это делает ваш младший брат Зиждитель Небо. Чем не нагружает спину и предоставляет возможность сразу отдохнуть всему телу.
— Правильно говорит рани Темная Кали-Даруга, — также торопко, как дотоль сказывала демоница, откликнулась Трясца-не-всипуха и ноне как-то удивительно для слуха захрумстела голосом, точно говоря и при том пережевывая чего-то во рту. — Надо вам Господь Перший больше лежать. Меньше ходить и желательно находится в дольней комнате чанди моего Творца Господа Вежды, чтобы удалось снять надломленность, коя выявлена Родителем.
— Куда же еще больше лежать? — неспешно молвил Перший и широко улыбнулся так, что местами вспыхивающее на коже лица золотое сияние все разком переместилось на губы. — Итак только и лежу… не хожу… А про надломленность более не надо толковать, ее нет… одна утомленность.
— Есть надломленность или нет, не нам и не вам определять Господь Перший, — сызнова взяла слово Кали-Даруга и при том сердито зыркнула в сторону стоящей подле нее бесицы-трясавицы, явно гневаясь на то, что та заговорила без позволения. — Это будет решать Родитель. И как было Им велено, а вами обещано, только лучица покинет плоть, вы незамедлительно направитесь в Отческие недра. Або Родитель вас осмотрел и решил, следует ли вас поместить в Березань. Так?
Демоница спросила это таким тоном, что стало ясно, сие многажды раз уже было оговорено, также многажды раз оспорено Першим и, наконец, им все же принято.
— Так… так, моя бесценная живица, — мягко ответил старший Димург с нежностью глядя на свое такое сильное, властное создание, порой берущее над ним вверх.
— Теперь Господь Перший, — все также строго и единожды настойчиво произнесла Кали-Даруга и чуть слышно вздохнула, словно набираясь терпения пред долгим разговором. — Будем говорить о господине. Днесь Трясца-не-всипуха кое-что пояснит, посем предложит. И мы, исходя из ее разъяснений и предложения, изберем нужное направление действия. И так как разговор наш будет сложным, волнительным, прошу вас набраться сил и все спокойно выслушать. Ноне не допустимо вам Господь тревожится, нервничать, так как в Млечном Пути нет ваших братьев… Да и абы выполнить, что вмале намечается вы должны быть спокойны и терпеливы. Посему, вы сейчас молчите, успокаиваетесь, гасите на лице улыбку, чтоб не тратить силы и когда будете готовы, закрываете глаза.
Та самая властность, что всегда наполняла Першего нынче, похоже, из-за его утомленности, переместилась вся в демоницу. А вернее всего, рани Черных Каликамов такой всегда и была, просто не часто эту властность демонстрировала, как всякая женщина, скрывая пред ближайшими существами до той поры поколь не понадобится ее проявить в полной мере. Перший, очевидно, встревоженный словами Кали-Даругу, медленно перевел взор с ее лица на бесицу-трясавицу, незащищенную, как первая, своим удивительным венцом, где порой поблескивали сапфиры. Однако рани нежданно резко вскинула влево обе руки и прикрыла поверхностями дланей лоб и часть лица Трясце-не-всипухе, недовольно качнув головой, тем самым не позволяя Богу ее прощупывать. Димург медленно вздохнул… раз… другой, будто, и, не выдыхая, а после устремил взор в свод залы, где перемешиваясь парами, блуждали пухлые облака, порой выдувая из своих бурых полотнищ серебристые пузыри, чем-то схожие по цвету с креслом Господа. Это самое кресло для Першего давеча сотворил прибывший в Млечный Путь Седми. Он долго был с Димургом в дольней комнате чанди, что теперь подменяла пагоду, и нескрываемо волновался за состояние Отца… Как бывало с ним почасту ссыпая вниз искры с собственной кожи, прожигая в серебристом сакхи дыры.
Кали-Даруга погодя увела Раса из дольней комнаты под предлогом, что надобно создать менее подвижное кресло в зале на маковке. Такое, оное сохраняло свою форму и после того как с него встали. Впрочем, увела она его, поелику Перший видя тревогу малецыка и сам, будучи все еще пока утомленным, сие волнение с сына не мог снять.
Седми вмале удалось создать более долгостоящее кресло, при том вызвав те самые клубистые, темно-бурые облака в своде выдувающие серебристые пузыри, которые сменили дотоль висевшие там ершистые белые полотнища Дивного. Седми погодя отбыл из Млечного Пути, направившись в Отческие недра Родителя, чтобы передать Ему отображение Першего, и, несомненно, побыть подле. Потому как последнее время в связи с тем, что дотоль они сховали с Вежды, гибелью Синего Ока и надломленностью старшего Димурга все время ощущал тревогу, которую не могли снять ни Небо, ни Дивный. Седми мог помочь только Перший, которого тот всегда любил как Отца, в котором нуждался и от которого так зависел. Определенно, Седми и жил с Расами лишь потому что Перший о том его не раз просил. Днесь, когда Димург оказался не в состоянии поддержать, Родитель повелел Седми прибыть к нему. К тому, чья мощь, власть и, конечно, любовь могла умиротворить любого мятежного Бога.
Кали-Даруга, право молвить, проводив милого мальчика Седми, вельми как-то резко принялась негодовать на всех существ, каковые наполняли маковку. В той порой возникающей ярости рассыпая стрелицы направо и налево. Коли б послушать человека, то Кали-Даруга, по его мнению, «рвала и метала», приходя в бешенство из-за незначительно пророненного не так слова или кинутого не в ту сторону взгляда.
Посему племя бесиц-трясавиц благоразумно не показывалось ей на глаза, а Трясца-не-всипуха не просто гнула шею, а скажем так, свешивала книзу голову, покачивая своими конечностями не только теми, что отходили от плеч, но и теми, что держали туловище. Кали-Даруга успокоилась тогда, когда узнала, что дацан Седми благополучно достиг Отческих недр, а мальчик посетил Стлязь-Ра.
И все же рани не преминула, пред тем прибытием Седми к Родителю, высказать, свою досаду Першему, придя к нему в дольнюю комнату чанди.
— Разве можно так поступать. Так как почасту делаете вы, Господь Перший? — гулко продышала демоница, не глядя на своего Творца, ибо в ней ноне боролась жалость к нему и одновременно желание излить все дотоль долго копимое негодование.
— Ты знаешь, милая девочка, я порой поступаю против собственных чувств, желаний, чтобы существовало многообразие этого Мира, — вяло протянул Перший и туго вздыхая почитай всей плотью, перевел взор с буреющего лица рани на дальние переливающиеся круги света скользящие в черноте полотна. — Так было и с Седми… Я после, много раз пожалел, что уступил его братьям. Но сейчас о том нельзя сказывать. Сейчас надо поддерживать в малецыке мысль, что он основа печищи Расов, оплетать его обязанностями пред младшими ее членами. Да и в целом, живица, я с Седми встречаюсь чаще чем с Вежды и Мором… Это просто в нем сидит обида на Небо в первую очередь. Но я знаю, как мой брат любит Седми и это огорчение в нем надо гасить, а не подсоблять тому пламени… Как делаешь ты, моя дорогая девочка.
Бог говорил речь вельми медлительно. Столь неспешно роняя слова, подолгу делая меж ними промежутки так, что казалось еще малость и он уснет. А все потому, что голову Перший не отрывал от воронки выря на котором возлежал, как на том настояла рани, и все время терял суть и нить самого толкования.