Лекарство для покойника - Фридрих Незнанский 24 стр.

Солонин вытащил ящик и положил его на пол. Сам сел рядом. Содержимое того стоило.

Под початой пачкой бумаги лежала копия какого-то договора. Виктор посветил.

Это была копия договора между концерном «Махаон» и чеченской фирмой «Фарикче» о строительстве на территории Грозненской фармацевтической фабрики нового цеха.

Тут же Солонин обнаружил копию соглашения о взаимовыгодном сотрудничестве между этими же юридическими лицами. Внизу стояли подписи Богачева и Асланова.

Уложив все на место и закрыв ящик, он вернулся в прихожую. Здесь, на стене, рядом с большим зеркалом, обитал в подвешенном состоянии телефон. Извлеченная из кармана крохотная черная таблетка переместилась в аппарат в считанные минуты.

Солонин посмотрел на часы: 01.30

Переместился на кухню – ничего примечательного. Деревянный кухонный «уголок» едва втискивался в ее скромные габариты. Резко включился и заревел однокамерный холодильник «Норд».

Если бы не ксерокопии документов в ящике письменного стола – обычная квартирка одинокого мужчины, в которой он проводит не слишком много времени. Скорее неосознанно, чем надеясь что-либо обнаружить, Солонин поднял крышку сиденья «уголка». Супы быстрого приготовления, кулечки с крупами, полиэтиленовые пакеты, кипа газет. Выпадала из этого стандартного набора металлическая банка из-под чая «ахмат». Солонин проверил навесные шкафчики. Так и есть – банки с кофе и чаем присутствовали на положенном им месте. Он достал потерявшуюся в кухонном «уголке» жестянку и вскрыл.

Внутри оказались аккуратно сложенные зеленые купюры. Солонин пересчитал – полторы тысячи долларов. Недурно живет молодой человек. Хотя, с другой стороны, и ничего выдающегося.

Вернув банку на свое место и еще раз тщательно проверив, не оставил ли после себя следов, он покинул квартиру.

Дверь не поленилась на прощание скрипнуть, но в подъезде стояла такая же гробовая тишина и темень, что Солонин совершенно спокойно выскользнул на улицу и отправился в свою гостиницу.

Весь следующий день он не выходил из номера. Даже не купался, а еду заказывал по телефону. Он ждал, будет ли куда звонить Гукк, и предавался размышлениям.

Во-первых, на кой гувернеру дочери Богачевых копии документов концерна «Махаон», да еще припрятанные?

Во-вторых, где он их взял, черт побери?! Если в означенном концерне не работал, значит, и допуска к ним не имел.

В-третьих, зачем прятать валюту таким идиотским способом? Не лучше ли было положить ее в тот же ящик под замок?

Выводы напрашивались, но Солонин их придерживал. И не зря, поскольку его ждал еще один вопрос. В час ночи заработала на прием прослушивающая аппаратура – Гукк кому-то звонил.

– Витя, как ты там? – очень четко звучал высокий мужской голос.

Солонин даже привстал от неожиданности, на секунду забыв, что Гукк – его тезка.

– Сперва потаскали. Потом отпустили. В остальном все путем, – отвечал голос Гукка.

– Как Катя?

– Держится молодцом.

– Ты сделал то, о чем я просил? – Это о документах «Махаона», подумал Солонин.

– Да. Не беспокойся.

– А второе?

– Еще не успел. Я же не резиновый. – А это о чем?! Солонин морщил лоб, но оперативно ничего подходящего не сочинил.

– Поторопись. Мало времени.

– Игорь, не капай мне на мозги! Ты же знаешь. Если я пообещал – сделаю.

– Ладно, не кипятись. И не дергайся. Я тебе сам перезвоню на следующей неделе. В такое же время. Пока.

– Оревуар.

Солонин повертел ручкой на небольшой черной коробке – зеленый узкий экранчик выдал цифры. Он записал. Затем отключил аппарат и уселся за специальный справочник-определитель. Через три минуты он уже знал, куда в час ночи звонил его тезка Гукк – во Франкфурт.

Этого еще не хватало.

– Как дед? Все еще отдыхает?

Софрин молча кивнул.

– На Волге, небось, в своем домике? Ну как же, говорил мне как-то, что обзавелся тихим, уединенным уголком. И правильно. В наши-то годы больше ничего и не надо.

– Угу, – подтвердил Софрин, мысленно потирая руки. Сейчас в них свалилось то, за чем он гонялся все последнее время. У Гукка есть дом!

Софрин достал муровское удостоверение и продемонстрировал его обалдевшему Турищеву:

– Вячеслав Федорович, я не займу у вас много времени, расскажите об Артуре Карловиче все, что знаете. Вы ведь знакомы с ним достаточно долго?

– Почти полвека.

Володя снова приехал в Петербург. Он находился в Эрмитаже, в том же зале, где были выставлены подвески Екатерины, и снова стоял перед разговорчивым стариком, служителем музея.

Он извинился перед Турищевым за тот вынужденный обман, когда назвался внуком Гукка Виктором. Представился настоящим именем и объяснил свой профессиональный интерес к личности Гукка. Но, естественно, ему пришлось раскрыть карты лишь наполовину. Сказав об исчезновении старика, Софрин умолчал о втором подозрении – косвенном или прямом участии его в убийстве другого человека. Знать это старому приятелю Гукка было вовсе необязательно.

– Итак, что же вас интересует? – изучавший едва ли не полчаса удостоверение Софрина Вячеслав Федорович казался озадаченным.

– Вы бывали в гостях у Артура Карловича?

– В Москве-то? А как же. Останавливался пару раз. Первый раз три года тому назад, последний – полтора.

– А в домике на Волге?

– Нет.

– Что ж так? Природа, рыбалка…

– Не приглашали, – коротко ответил Турищев.

– А где именно он находится, имеете представление?

– Ни малейшего.

Посетителей в зале было немного, и им никто не мешал. Правда, пока что ничего особенного узнать-то и не удалось.

– А каким он был человеком? – спросил Софрин.

– Хорошим. Ничуть не менявшимся с годами… А чего это вы спрашиваете о нем в прошедшем времени? – насторожился Турищев.

– Извините.

– Ага! Понимаю: догадки, предположения, версии. Но не стоит хоронить пожилого человека преждевременно – плохая примета. Мало ли что может случиться.

– Вот мы и выясняем, что же могло случиться, – терпеливо повторил Софрин.

– Боюсь, – Турищев развел руками, – я мало чем смогу вам помочь.

– Давайте все-таки попробуем, – предложил Софрин. – Вы можете вспомнить какие-нибудь его привычки, особенности характера? Что-то, что отличало бы его от других?

Турищев на минуту задумался, копаясь в ворохе своей памяти, потом вскинул брови.

– Да так и не скажешь сразу… Разве что не любитель выпить был.

– Вот видите. А еще? – подбадривал старика Софрин. – Вы не спешите. Подумайте хорошенько.

Тот посмотрел на московского сыщика, как на первоклашку, пытающегося выведать у старшеклассников их взрослые тайны.

– Вы любите поболтать? Просто так, в хорошей компании? – вдруг спросил он.

– Иногда, – признался Софрин, а сам подумал: «Не такой уж и простой этот старичок, каким показался в первый раз».

– Так вот, Артур к этому был совершенно равнодушен. Не избегал, конечно, но и рвения встретиться, поговорить по душам не проявлял.

– Но к вам-то в гости заходил, – напомнил Софрин.

– А куда ему деваться, если уже пересеклись. Но редко это случалось.

– Когда приезжал в Петербург?

– Да. Он всегда заходил в Эрмитаж.

– Конкретно к вам или просто побродить по музею?

– Ко мне, наверное. Но я ведь не всю жизнь здесь сижу. Только с пенсии. А бывал ли он раньше в Эрмитаже, не знаю. Не рассказывал.

– Вячеслав Федорович, а в разговорах с вами Артур Карлович не упоминал о роде своих занятий, чем зарабатывает на жизнь?

– Нет, особо не распространялся. Он вообще имел замечательную особенность, – старик помолчал, подбирая слова, – обрывать себя на полуслове или вдруг уходить в себя.

– Как это? – не совсем понял Софрин.

– Ну, говорит, говорит с вами, улыбается, кивает, а потом ни с того ни с сего замолчит, взгляд становится отрешенным, как будто его и нет здесь, и думает о своем.

– Он всегда таким был?

– Сколько я его помню – всегда. А вот с женщинами прямо менялся на глазах: обходительный, учтивый. Всегда знал подход к слабому полу, – Турищев хмыкнул и прокашлялся в кулачок.

Софрин не хуже его знал об этих замечательных способностях Гукка и постарался вернуть разговор к прежней теме.

– Вы упоминали, что вместе воевали.

– Упоминал, ну и что ж?

– Расскажите, где, как.

– Да вам-то зачем?

– А я люблю воспоминания ветеранов слушать. – Софрин широко улыбнулся. – Знаете, «бойцы вспоминают минувшие дни». Может, что полезное и запомню.

– Э-э, молодой человек… – Вячеслав Федорович покачал головой, редкие светлые волосы растрепались. – Да что уж там. Сейчас такое время, что открыто обо всем говорят, на старое пеняют и чуть ли не матом кроют.

– О чем это вы?

– Все о том же. Сами просили. В СМЕРШе мы воевали с Артуром. Знаете, что такое?

Софрин знал. Читал и «Момент истины» Богомолова, и фильмы смотрел еще мальчишкой. А кроме того, он знал биографию Турищева.

– О чем это вы?

– Все о том же. Сами просили. В СМЕРШе мы воевали с Артуром. Знаете, что такое?

Софрин знал. Читал и «Момент истины» Богомолова, и фильмы смотрел еще мальчишкой. А кроме того, он знал биографию Турищева.

– «Смерть шпионам», – расшифровал он аббревиатуру.

Старику эта эрудиция понравилась. Он опять хмыкнул и прокашлялся в кулачок.

– Уточню – военная контрразведка. Так вот, я и говорю, с июля сорок четвертого вместе мы, в одной упряжке, по всей Белоруссии, Литве и Европе прошагали. До Берлина дошли. Там еще старшего нашей группы фрицы убили, меня так, задело слегка, а Артуру хоть бы что. Ни царапины. Везучий он был, сукин сын, – одобрительно подчеркнул Турищев. – Всю войну везучий.

– Гукк – в СМЕРШе? – засомневался вдруг Софрин, словно не знал этого прежде. – Чтобы немца взяли в военную контрразведку?

– Так ведь время уже какое было, молодой человек! – с гордостью напомнил Турищев. – В войне – явный перелом. И потом он ведь язык знал просто блестяще, так что СМЕРШу очень даже ко двору пришелся.

– А какое впечатление он на вас произвел, когда вы познакомились?

– Меня к ним в группу на место погибшего оперативника в Лиде зачислили, в Белоруссии. Мы тогда работали по Второму белорусскому фронту.

– Ну и…

– Подтянутый, бравый такой весь из себя. Что мне в нем сразу понравилось – незаносчивость, как со многим нашим братом часто случалось. Боялись ведь не только немцы. Свои боялись… А еще Артур всегда отличался франтоватостью. Слабость у него такая была.

– То есть? – переспросил Софрин.

– Он при любых условиях выглядел, как на параде: форма отутюжена, все блестит. Ну чистый гвардеец, и только. Он даже парадный мундир, который и надевал-то пару раз, на заказ в ателье шил.

– Зачем?

– Ну, чтоб по фигуре, значит, сидел.

– И у вас с ним сразу сложились хорошие отношения, – скорее подытожил, чем спросил Софрин.

– Представьте себе, да. Он ведь, знаете ли, мне жизнь спас. Ну, когда меня в стычке под Берлином ранило. Прошил фриц очередью плечо – сзади стрелял, гнида, – я и полетел на землю. А он ко мне и «шмайсер» свой приставил. «Все, – думаю, – пришел, Слава, твой конец». А умирать ой как не хочется, весна кругом, все цветет, пахнет. Как сейчас рожу этого немца помню. Глаза закрыл и жду. А он не стреляет, вообще ничего не происходит, только шум какой-то. Открыл я глаза, значит, и поверить не могу. Лежит мой немчура в траве, а над ним Артур стоит. Сапогом на горло наступил и «вальтером» в лицо целит. Фриц хрипит, ртом воздух хватает… И знаете, что Артур сделал?

– Отпустил его? – великодушно предположил Софрин.

– Гм-м, вы совсем не знаете Гукка. – Вячеслав Федорович самодовольно закатил глаза.

– Тогда понятия не имею.

– Подгадал момент и выстрелил немцу в открытый рот.

– Тебе дважды звонил какой-то Христофоров, – сообщила Ирина, когда проснулась и обнаружила супруга рядом с собой. Вчера вечером, во всяком случае, его тут не было. Но она сочла за лучшее не комментировать этот прискорбный, но ставший уже классическим факт.

– Какой там еще Христофоров, – не вполне проснувшись, стал перебирать Турецкий. – Ты еще Колумбов, скажи…

– Не знаю, плохо слышно было, но он оставил телефон.

Турецкий не мешкая перезвонил и попросил Христофорова.

Смутно знакомый голос ответил:

– Не смешно. Я думал, в Генпрокуратуре получше с чувством юмора.

Это же Горбунов, сообразил Турецкий. Иван Христофорович! Главный секьюрити из «Махаона». Ну Ирка, подложила-таки свинью. Хотя какую там свинью, так, поросеночка молочного.

– Что-то стряслось?

– Есть кое-какая информация, мягко говоря, не первой свежести. Но я помню, что господин Меркулов просил сообщать буквально обо всем, ну и…

– Ну и?

– За два месяца до гибели Богачев летал в Германию. И вел какие-то переговоры.

– Ну и что? У вас же там партнеры?

– Я кое-что проверил. Партнеры в это время были в США. Кроме того, Богачев был не во Франкфурте, а в Леверкузене. И человек, с которым он там встречался, потом прилетал в Москву. Леонид Георгиевич, как всегда, в своем стиле, никого ни во что не посвящая, общался с ним несколько дней. Не думаю, честно говоря, что они мультфильмы вместе смотрели. Немца зовут Генрих Грасс. Можете проверить, он останавливался в гостинице «Балчуг».

– А Лапину это имя что-нибудь говорит?

– Он в отъезде. В Грозном. Поехал к Асланову, на открытие первого цеха фармацевтического завода.

Турецкий положил трубку. Подумал немного, окончательно просыпаясь, повращал шеей, принял душ и сел завтракать. Но ничего не лезло. Надо будет сделать запрос в «Пятый уровень» насчет этого Грасса, подумал он. Может, Реддвей знает, кто это такой?

В Симферополь Солонин добрался на рейсовом автобусе. Стоял полдень. На автовокзале царило обычное оживление. Только что прибыл какой-то поезд, и его пассажиры, нагруженные вещами, устремились к билетным кассам троллейбусов и автобусов. И без того внушительные очереди превратились в длинные извивающиеся живые ленты. А асфальт вокруг покрылся разноцветным ковром сумок, чемоданов, рюкзаков. Одним словом, обычная для Симферополя картина в летние месяцы.

Солонин скромно встал в очередь на маршрутное такси в аэропорт. Предстояло снова лететь в Москву. Себе он уже вынес однозначное определение: Фигаро здесь, Фигаро там. Сколько прокатал и пролетал денег за последние дни, даже не хотел подсчитывать. В конце концов, не из своего кармана. Начальство требует – мы стараемся, начальство оплачивает – мы летим.

Какая– то расфуфыренная, густо намалеванная мадам толкнула его в спину.

– Молодой человек, вы будете заходить или я вместо вас сяду?

Солонин очнулся. Он стоял перед открытой дверью маршрутки. Микроавтобус уже наполовину был заполнен отъезжающими.

– Ну же, не задерживайте! – галдела и напирала соседка сзади.

Он забрался внутрь и занял место у окна. Через минуту укомплектованный пассажирами транспорт тронулся с места.

В аэропорту таможенники и служащие вокзала смотрели на него как на старого знакомого, улыбались. Нечего человеку больше делать в Крыму, как мотаться в столицу и обратно. Но каждый сходит с ума по-своему. Тут уж ничего не поделаешь, и закон за это не наказывает.

Были, правда, и свои прелести в полетах: симпатичные стюардессы, приятно щемящее холодное чувство во время взлета и посадки. А главное – возможность поспать, не опасаясь внезапных звонков Турецкого.

Экипаж оказался знакомым. И он вдруг проникся к этим людям теплым, родственным чувством, как будто знал их сто лет. Все-таки приятно увидеть знакомые лица в незнакомой толпе, да еще за многие сотни километров от дома. Его тоже узнали, и приятно стало вдвойне. Вот черт, старею, что ли, подумал Солонин.

Смазливенькая стюардесса, давешняя знакомая – Марина Рыжова – приветливо ему улыбнулась и, как показалось, кокетливо подмигнула. А может, просто показалось.

Самолет оторвался от летного поля и стал набирать высоту. Солонину тут же дико захотелось спать. Даже на его железном организме наконец стало сказываться напряжение последних дней. Но поспать ему не довелось.

Едва отяжелевшие веки начали смыкаться, по громкоговорителю связи объявили, что самолет захвачен террористами. Солонин нехотя разлепил глаза.

– Вот и свиделись, дядя, – над ним стоял, скалясь, щупленький паренек и тыкал «макаром» в лицо. – Какая приятная встреча.

Еще один с пистолетом в руке стоял в проходе за его спиной. Это были те самые лихие парни, что пытались его обобрать в первый прилет в Крым. Третий, по всей видимости, находился в кабине пилотов.

– Как нога вашего товарища? – осведомился Солонин у маленького водилы.

От такой наглости у того задвигались уши. Он обернулся к напарнику:

– Ну-ка, кликни Сеню. Вот обрадуется.

В этот момент Солонин мог без труда и риска для собственной жизни вывернуть его руку, отобрать оружие и надавать по тощей заднице. Но рядом были другие пассажиры. Рисковать их жизнями он не имел права. Нажмет придурок случайно на курок и заденет еще кого-нибудь. Или прошьет обшивку самолета. Тогда всем несдобровать. Да и покалеченного им Сеню хотелось лицезреть.

Сеня появился незамедлительно. С загипсованной в области колена ногой, опирающийся о палочку-трость, злой, как джинн из бутылки. Подошел, навис сверху с перекошенной физиономией. Прорычал:

– Ба, знакомые все лица! Надо же. На этот раз не повезло тебе, дружок.

– Вот и я о том, – поддержал маленький.

– Прокатишься с нами теперь на самолете, – продолжал рычать Сеня.

– А куда, простите, летим? – культурно поинтересовался Солонин.

– В Тегеран-43. Слыхал про такой? Секретный город. Вроде как Арзамас-16. Но ты не долетишь, не беспокойся.

– Меня однажды уже пытались туда прокатить, – заметил Виктор, – но ничего не вышло.