Нехотя Кис вернулся к телу, снова осмотрел. Ничего похожего на следы борьбы. Логично, под дулом пистолета не поборешься… Стараясь не дышать, Кис перевернул голову мертвеца. С другой стороны ухо оказалось разорванным и окровавленным. Кис вернул голову в исходное положение.
Тогда вот что получается… Убийца – очень возможно, что тот же самый, который приходил ночью в Венин дом, – потребовал от Бориски документы. Бориска попытался отнекиваться. И тогда убийца прострелил ему ухо… После чего тот счел, что лучше не спорить. Он пошел в спальню и так далее…
А обыск? Может, Бориска сделал неосторожное движение и киллер выстрелил раньше, чем получил пакет с компроматом? Ну да, как же, держи карман шире, – такой аккуратный выстрел при неосторожном движении не получился бы…
Где-то должна находиться пуля, разорвавшая ухо Бориске. По ней можно установить место, с которого стрелял киллер. Но в этой темноте ничего разглядеть нельзя, а свет Кис зажигать не будет. Да ему, собственно, подробности и ни к чему. Самое главное он уже узнал.
Кис перебрал вещи и бумаги, валявшиеся на полу и на кровати. Ни дискет, ни кассет в этой комнате не обнаружилось.
– Что у тебя? – негромко спросил он.
– Пока ничего.
– Еще много осталось?
– Две.
Покончив со спальней, Кис снова вернулся в гостиную. Майя выключила телевизор:
– Ничего интересного.
Что ж, эту квартиру можно было покидать. У Киса оставалось только еще одно, последнее дело. Он направился к телефону.
– Какой номер у Вениного мобильного?
– Зачем тебе? – прошептала Майя.
– Ты ведь с него звонила Бориске.
Майя назвала номер, и Кис убедился, что он благополучно зафиксировался определителем.
– Ну, вот и ясно, как тебя нашли, – сказал он. – Мы можем уходить.
Ответа от Майи не последовало. Он обернулся.
Она сидела на полу, в углу, обхватив коленки руками и уткнувшись в них носом. Юбка прикрывала колени, дурацкий парик закрывал лоб – сейчас в ней не было ничего вызывающего, ничего провоцирующего, ничего от ее обычной нахально-раскованной манеры. Маленькая испуганная девочка.
– Пойдем, – Алексей протянул ей руку.
Она подняла лицо, в глазах блеснули слезы. Ухватившись за руку, поднялась и побрела за ним к дверям, не выпуская его руки. И вправду, «дедушка с внучкой», вспомнил Кис Венины слова.
На улице она прижалась к нему, тихо всхлипывая. Он погладил ее по голове, вернее, по парику.
– Идем. Не стоит торчать под соседскими окнами.
Они поймали машину, но у ближайшего же телефона-автомата Кис велел притормозить, чтобы оставить Сереге на автоответчике короткое сообщение с адресом Бориски.
* * *Такси привезло их на дачу Киса. Дача была маленькой и старенькой: две комнаты плюс застекленная веранда. Печка, рукомойник с тазом, в сенях ведро воды, удобства во дворе – лачуга против Вениных хором. Пахло деревом и немного плесенью – Кис редко бывал на даче, дом не протоплен, отсырел. Ночь оказалась довольно прохладной, он раскрыл все окна, впуская свежий воздух, и одновременно решил растопить печь, чтобы прогреть дом и прогнать застоявшийся запах плесени. Он провозился долго, отсыревшие дрова не хотели разгораться, но наконец язычок пламени принялся с урчанием облизывать темные поленья.
Они пили чай из облупленных керамических кружек на веранде, за простым столом, сколоченным из досок еще отцом Алексея, под старым абажуром из апельсинно-оранжевого шелка с бахромой. Ночь тепло и уютно разместилась вокруг абажура, как кошка на батарее. Треск огня их успокоил, а чай разморил окончательно.
Алексей ждал на веранде, пока Майя мылась у рукомойника. Он закурил. Слишком много событий произошло за последние несколько дней, и все они никак не желали складываться в ясную картину. Он до сих пор плутал во тьме, на ощупь, выхватывая отдельные факты и не зная, как их соединить с остальными…
– Майя, у вас есть подруга, Алена, кажется? – крикнул он.
– Мы на «ты»! – донеслось до него.
– Ну да. У тебя.
– Имеется такая.
– Она тебе близкая подруга?
– Я не лесбиянка.
– Я не имел в виду…
– Близкая.
– Ты ей доверяешь свои секреты?
– Ну, смотря какие…
– Об этом деле говорила?
– В общих чертах.
– Что значит – «в общих чертах»?
– Сказала, что скоро достану компромат на высокопоставленных лиц.
– И все?
– Кажется, я упоминала, что речь шла о проституции и наркотиках.
– А о Бориске?
– Нет.
– А любовник у тебя есть?
Майя показалась на террасе с полотенцем в руках.
– Почему ты спрашиваешь?
– Ответь.
– У меня нет любовника.
– Интересно, почему я тебе не верю?
– Наверное, потому что ты недоверчивый.
– Или потому, что ты говоришь неправду?
– Ну, было несколько случайных связей…
– Случайных?
– Проще говоря, я спала с несколькими разными мужчинами. Но они не были моими любовниками.
Кису понадобилось некоторое время, чтобы уловить разницу.
– То есть, кроме постели, вас ничего не связывало? – решил уточнить он. – Никаких отношений?
– Именно. Зачем тебе?
– Ну кто-то же навел убийцу на Бориску! Следовательно, этот кто-то знал, что ты с ним в сговоре. Кто? Кому ты могла проговориться?
– Никому. Кроме Лермита, который меня с ним и свел… Думаешь, Бориску убили из-за меня?
– У него на определителе остался Венин номер. Похоже, что киллер, покончив с Бориской, направился прямиком за тобой, минус время, которое понадобилось, чтобы по найденному номеру телефона установить Венин адрес. Далее, у Бориски что-то искали. Учитывая, что мы не обнаружили обещанных тебе документов – во всяком случае, видеокассет, дискеты завтра просмотрим, – все говорит о том, что приходили за той информацией, которую Борис приготовил для тебя. И ее получили. На жестком диске эти материалы сохранились, они были спрятаны, и их не нашли. Или не искали.
– Значит, кто-то должен был навести убийц на Бориску? А уже через него они вышли на меня?
– Ну да.
– И кто же это?
– Ты у меня спрашиваешь?
– Я понимаю… Глупости говорю… Может, и впрямь Лермит? Я устала, извини. Завтра, может, голова прояснится…
– Иди ложись. В маленькой комнате, я уже постелил. Я там тебе мою пижаму положил, если хочешь.
– А ты где будешь спать?
– Раскладушку поставлю.
– Спокойной ночи, Алеша.
Кис помедлил. Снова – «Алеша»…
– Спокойной ночи, Майя…
Он выкурил еще пару сигарет, размышляя. Потом вернулся в комнату, загасил огонь в печи, вымыл керамические кружки, поставил раскладушку, постелил на нее старое ватное одеяло, нашел в огромном сундуке под окном подушку. Постельное белье находилось в комнате, где спала Майя, он забыл взять заранее и теперь решил ее не беспокоить. Ему не привыкать спать одетым.
Майя показалась в дверях в тот момент, когда он собрался погасить свет.
– Может, ты будешь спать со мной? Там достаточно места, у тебя кровать широкая…
– Полуторная. – Он тайком улыбнулся: Майя была уморительно смешной в его пижаме.
– Ну, я за половинку сойду, а ты за целого.
– Мне вполне удобно на раскладушке, спасибо.
– Иди ко мне, – жалобно сказала она, – мне холодно, я никак не могу заснуть.
Кис встал, но, против ожидания Майи, пошел не к ней, а к большому сундуку и вытащил оттуда плед.
– Укройся еще и этим, будет тепло.
Он сильно сомневался в том, что ей холодно. Не более чем предлог, чтобы затащить его в постель, – печь топилась в общей сложности пару часов, в доме было не то что тепло – жарко.
Он забрался со страшным скрипом в раскладушку, укрылся с головой.
– Погаси свет по дороге, – донеслось из-под одеяла до Майи.
Она постояла с пледом в руках, растерянно глядя на неясную массу его тела на раскладушке, скраденную одеялом. Повернулась и, не сказав ни слова, погасила свет и закрыла за собой дверь в комнату.
Алексей уже начал засыпать, когда из-за двери до него донесся голос Майи:
– Я сразу поняла – тебя только изнасиловать и можно!
Кис посмотрел на часы: к его удивлению, прошло лишь десять минут с того момента, как она ушла к себе в комнату.
– Тебе руки отстегни – ты же не будешь знать, что с ними – или ими – делать! Что ты можешь, бедняжка? Что ты умеешь? Ведь в твои времена, как гласят предания, секса не было! – она громко засмеялась. – То ли дело в наручниках, – отсмеявшись, продолжала Майя из-за двери, – тут ничего уметь не надо, на полном, можно сказать, пансионе… Хотела бы я знать, как ты с твоей Касьяновой в постели управляешься! Она тебя тоже пристегивает? Чтобы не позорился? Или ей удалось тебя слегка отдрессировать?
Разозлился он, разозлился. Ох, как бы он… Он бы ей показал, нахалке, что он умеет! Да только…
Ничего он не будет доказывать этой вульгарной девице. Кис перевернулся на бок и демонстративно захрапел.
За дверью Майи наступила разочарованная тишина.
Но и на этот раз – обманчивая и короткая. Еще минут пятнадцать спустя она открыла дверь и встала в проеме, завернутая в плед. Может, ей и впрямь было холодно, нервный озноб?
– Не притворяйтесь, Алексей Андреевич, не притворяйтесь! Вы и так слишком много притворяетесь в вашей жизни. Такой положительный, такой правильный, такой порядочный, такой скромный, во всем умеренный – пьете умеренно, курите умеренно, на женщин смотрите умеренно… Вы – цивильный монах, добровольно наложивший на себя тысячу запретов! А я вам – не верю! Я ей не верю, этой вашей благостной правильности! Вы сами уговорили себя, что так надо, но на самом деле в вашей душе бушуют страсти, и ваше робкое, трусливое воображение лишь иногда осмеливается ночами нарисовать запретные, грешные сцены… Вы не живете, нет, – вы пребываете в этой жизни визитером, осторожно присевшим на краешек стула, опутанным правилами приличий и всякими скудными понятиями «хорошо – плохо»! А ваши глаза в это время голодным волком смотрят на меня – на женщину, которая способна подарить вам неслыханное наслаждение! Но куда там, вы этот взгляд прячете! И ладно бы только от меня – от самого себя! Вы никогда себе не признаетесь, что мучаетесь ночами от жажды близости, что вы терзаетесь в попытках понять, играю я с вами или нет. О, вы прекрасно знаете, что стоит вам только меня позвать – и я приду, и ваша страсть, самые ваши потаенные желания будут насыщены и исполнены… Но нет, вам же нужно сначала разобраться, серьезно это с моей стороны или нет! Если это не более чем игра – ни мне, ни вам индульгенция отпущена ни за что не будет! Вы ведь все делаете только всерьез! Но если вдруг вы сочтете, что это серьезно… А, здесь уже можно как-то чем-то себя – и меня заодно – извинить!
Но тут следующим номером вашей программы вступит размышление о верности, «серьез» того обязательно требует: а как же нравственный долг? А как же верность ненаглядной Касьяновой?! Ваша дисциплинированная душа запуталась в трех соснах примитивной морали… А жизнь-то ваша, Алексей Андреевич, ваша единственная и личная, – и вы рискуете ее растратить на раздачу придуманных вами и всем обществом долгов! Как пресно, как невкусно вы живете!…
– А вам-то что? – буркнул Кис из-под одеяла, в котором он, однако, оставил щелочку, чтобы видеть Майю. – Как хочу, так и живу, мое дело.
– Мне? Меня бесит это ваше благодушие! Меня ваша тупая железобетонная порядочность провоцирует, мне хочется ее разбить, поломать, выпустить вашу душу на свободу!
– Свобода несовместима с порядочностью?
Майя вдруг съехала по дверной притолоке на пол и села к нему в профиль, обхватив колени.
– Собственно… На самом деле мы все повязаны этими путами, никуда от них не деться в обществе… Но мне противно, когда люди врут себе! Будь сколько угодно порядочным, но знай, что в твоей душе живет бездна неудовлетворенных желаний, пропасть неизведанной страсти, – тогда, при этом знании, порядочность приобретает совсем другой смысл… Настоящий. Праведник, Алексей Андреевич, не тот, кто не ведает соблазнов. Праведник – это тот, кто честно себе признается, что хочет; точно знает, что может, но при этом все равно отказывается от соблазна. Вот признайтесь себе, что вы жаждете близости со мной, что желание уже прожгло ваши внутренности, что пламя пожирает ваш воспаленный эротическими видениями мозг; потом скажите себе: вот она, Майя, на расстоянии вытянутой руки, стоит только сделать один шаг…
Майя поднялась, сбросила с плеч плед и встала перед ним во всей красе своего обнаженного тела, устремив на него, прямо на щелку в одеяле, дерзкий и зовущий взгляд.
Алексей закрыл глаза. Потом открыл их. Если бы он и хотел сделать этот шаг, то не смог бы: его парализовало волной такой тяжелой страсти, что он не был в состоянии ни дышать, ни пошевелиться. Казалось, что грудь и все тело сдавило чем-то безжалостно раскаленным и увесистым, как каток для асфальта.
– А вот теперь, – проговорила она глубоким, внезапно охрипшим голосом, – теперь откажитесь от меня. Если сможете. Только тогда ваша порядочность равна мужеству. Только тогда вы – личность. А не пошлость и посредственность…
Она ступила назад, в комнату, волоча плед за собой, как мантию, и, пятясь, медленно закрыла дверь.
Занавес. Аплодисменты.
Кис с большим трудом перевернулся на другой бок.
* * *Первым делом с утра Кис просмотрел все найденные у Бориски дискеты только для того, чтобы убедиться в том, что искомых материалов на них нет. После чего принялся развинчивать свой старенький дачный компьютер, чтобы вставить в него жесткий диск, изъятый у Бориски. Не зная модели компьютера Бориски, опасался несовместимости «железа»…
Но все обошлось, и вскоре «старичок» раскочегарился, опознал дополнительный диск и высветил его содержимое. Кис открыл Борискину секретную папку.
В ней находились сканированные копии документов и короткий комментарий, сделанный Бориской.
Из материалов, которые Кис прочитал внимательнейшим образом, следовало, что ряд крупных правительственных чиновников образовал фонд «Гаудеамус», целью которого была помощь и поддержка студенчества. Прямой задачей фонда являлась материальная помощь особо одаренным студентам – «формирование цвета нации и ее интеллектуального потенциала», как было сказано в программе фонда.
Фонд оброс разными ассоциациями и фирмочками, которые в русле основного направления решали тем или иным образом студенческие проблемы. До этого момента все было вполне пристойно. Но вот одна из таких фирмочек занималась вывозом студентов за границу: по обмену на учебу, на стажировку, в недорогие турпоездки, на летнюю работу во время каникул. Предусматривался также спортивный и культурный обмен: шахматный студенческий тур, фестиваль студенческих театров и так далее.
Судя по всему, именно эта фирмочка и служила «окном в Европу»: некоторые бумаги достаточно откровенно намекали на то, что «летние работы» планировались в борделях Бельгии и Голландии, а шахматисты и актеры вывозили в своих аксессуарах наркоту, идущую из бывших южных республик СССР.
Бумаги служили для внутреннего пользования, на них редко мелькали грифы, но все же среди них было несколько с названиями министерств. Сами по себе эти документы из компьютера едва ли могли служить доказательством, но навести на конкретные организации могли вполне и вызвать весьма пристальный интерес к себе соответствующих органов и прессы – тоже.
Кроме того, в секретном файле Бориски было четыре видеозаписи, но просмотреть их Алексею не удалось: у него не было нужной программы в дачном компьютере. Следовало эту программу срочно раздобыть. С Ванькой надо связаться, вот что. Пацан силен в информатике.
Но и без видеозаписей Кис не сомневался нисколько, что за подобную информацию могли убить. Собственно, уже убили – Бориску. И хотели убить – Майю. Кто следующий?..
С неспокойной душой Алексей набрал номер Вениамина.
– Когда вы уезжаете за границу?
– Откуда у вас мой номер?
– Веня, дело очень серьезно…
– Вам его Майя дала?
– Какое это имеет значение, повторяю, дело очень серьезно! Уезжайте, Веня, срочно уезжайте куда-нибудь.
– Вас послать или сами пойдете?
Кис покачал головой. Потом пожал плечами. Потом выругался вслух, обозвав Веню «м…ом», и набрал номер фирмы «Агата».
– Добрый день, Вениамин Смирнов, я хотел бы изменить дату моего отъезда…
– Минуточку… – откликнулся вежливый женский голос.
Кис подождал у телефона.
Через мгновение женщина снова заговорила, явно глядя в компьютер:
– Так… Вениамин Михайлович Смирнов… У вас билеты в Штаты на послезавтра. На какую дату вы хотели бы перенести…
Алексей отключился.
Хрен с ним. Не маленький. Авось до послезавтра ничего с ним не случится.
* * *Майя встала около полудня, хмуро сообщила, что у нее болит голова и что она хочет есть.
Алексей только сейчас подумал, что холодильник пустой. Сам он с утра выпил лить чашку кофе с сушками.
Пришлось отправляться в магазин за продуктами.
– Из дома не выходи, – наказал он Майе перед уходом. – Не хочу, чтобы тебя соседи видели.
– Боишься, что Александре настучат? – с издевкой спросила она, подбоченясь.
Кис удивился:
– При чем тут? Нормальная предосторожность: мало ли кто вздумает справки наводить о нас у соседей.
– А-а… – Майя улыбнулась. – А ты на меня не сердишься?
– За что? – невозмутимо поинтересовался Кис.
– Ну, за то, что я тебе ночью наговорила?
– Ты разве что-то говорила? Я не слышал.
Улыбка стерлась с ее лица.
Вернувшись, он застал Майю за чтением Борискиных материалов. Она радостно вскочила ему навстречу.
– Среди всех этих шишек, которые упомянуты в документах, есть один, у которого работает Лермит!
– Хм, стало быть, под шефа копает. В таком случае, для него закладывать Бориску и тебя – смерти подобно. Вот только если хозяева сами его не заподозрили… Хорошо бы узнать, жив ли еще твой французский актер.