Рассказ о смерти отца Кольбе всегда трогает мое сердце, ибо она, на мой взгляд, является частью сложной судьбы современной веры и тех католических мучеников, которые приняли смерть во имя Божье. Он быстро был приобщен к рангу святых. К 1950 году были зарегистрированы два случая чудесного исцеления, которые приписывались ему. В 1971 году он был причислен к лику блаженных, а в 1982 году канонизирован указом папы Иоанна Павла II, который тоже был поляком и немало пострадал от рук нацистов. Мне довелось читать выдержки из религиозных отчетов, в которых говорилось, что святой Максимилиан (так он теперь называется) излучал свет, когда молился, а евреи в Освенциме, перед тем как идти на смерть, оставляли под досками пола в своих бараках маленькие записки, свидетельствовавшие о его сверхъестественной вере.
Этот рассказ о незаурядном человеке полон парадоксов, связанных с верой. И один из них в самом деле не поддается логике. Ибо того, кто выказывал самую сильную и несгибаемую веру, Бог не защитил, а довел до смерти. Не жизнь, но смерть стала той величайшей благодарностью, которую Кольбе принес в дар Богу. Так должны ли мы верить в такое божество? Детям внушают, что почитать Бога естественно, однако истории о чудесах превращают неколебимую веру во что-то сверхъестественное. Огромная брешь между рациональным и магическим кажется здесь непреодолимой. Именно чудотворный аспект святых – как противопоставление их праведному поведению – вот что больше всего привлекает верующих, а у скептиков вызывает презрение.
История отца Кольбе свидетельствует о том, что во всех нас присутствуют зерна веры и неверия. Я встречал на своем пути людей, чья вера делала Бога мощной крепостью, как это было в случае с Мартином Лютером, и людей, которые понимали, сколь нежной и хрупкой может быть вера – то, что выразил Тагор в своей поэтической метафоре: «Вера – это птица, которая предчувствует свет и поет, когда заря еще не пробудилась». Если эти слова тронули ваше сердце, значит, вы приблизились к одной из самых сокровенных духовных тайн: что нежно и хрупко, то бессмертно. Пока живет сердце, будет жить и религия.
Случается, что человек утрачивает веру, а случается – обретает ее. Для меня вера – это срединная стадия возрождения Бога. Именно срединная, а не конечная, поскольку вера есть убеждение, а убеждению не хватает знания. Но в некоторых ситуациях эта срединная стадия не нужна вовсе. Так, например, когда вы заказываете в ресторане шоколадный мусс, вам нет нужды испытывать вашу веру на предмет того, подадут его или нет. Но все мы можем ощутить ту надежду, с которой жертвы концлагерей ждали, что Бог спасет и освободит их, и тот ужас, который они испытывали, когда этого не случалось. Вера ослабевает, когда Бог не поступает согласно нашим ожиданиям; но она ослабевает фатально, когда Бог полностью нас игнорирует и не обращает на нас никакого внимания.
Но какой бы путь вы ни избрали, когда подходите к нулевой точке, вас неизменно постигает одно и то же – разочарование.
Нулевая точка верыКаким образом Бог подвел вас?
● Проигнорировал ваши молитвы.
● Подверг вас опасности и не защитил.
● Вы перестали чувствовать Божественную любовь.
● К вам не проявили милосердия.
● Вы заболели и никак не можете выздороветь.
● Вы видите, как процветают плохие люди, а хорошие остаются невознагражденными.
● Вам пришлось испытать в жизни грубое обращение и насилие, и никто не положил этому конец.
● Умер невинный ребенок.
● Несчастные случаи и травмы случаются с вами без всякой видимой причины.
● Вы прошли через горе, тревоги, депрессию, вы психически много выстрадали, и Бог не дал вам утешения.
В жизни каждого были подобные ситуации – у одних несколько, у других больше. История – это кладбище оставшихся без ответа молитв миллионов людей, бессмысленно отстрадавших и умерших. Правда, теология выступает с различными оправданиями подобного положения вещей: то это Deus otiosus («праздный Бог»), чья роль якобы завершилась после творения, то это Deus absconditus («незримый Бог»), который в одно и то же время здесь и не здесь, – но даже она бессильна и не способна утешить, когда мы находимся в отчаянной ситуации, а Бог нам не отвечает. Большинство людей верят – и это понятно, – что Бог выказывает любовь, милость и покровительство, когда дела совсем уж из рук вон плохи, ну, а с менее серьезными кризисами мы можем и сами справиться.
Скептицизм как альтернатива
Если уж вы оказались в нулевой точке веры, то имеет ли смысл уходить из нее? Если Бог не существует, то это самое подходящее для вас место. Я не хочу заново перепахивать поле атеизма, но принимать мир таким, каким он себя являет, кажется мне наиболее разумным. Такова, во всяком случае, позиция религиозных скептиков. Бог – это нечто далекое, какое-то другое, незнакомое явление вроде северного полярного сияния или холодной плавки: покажите мне Его – и я поверю. Сомнение требует видимого доказательства; поэтому сомнение всегда противоположно вере. Верующему не нужен Бог, стучащийся в парадную дверь и держащий в руках удостоверение личности, выданное правительственными органами.
В наше время скептицизм не мыслит себя без науки: прежде чем твердолобые скептики поверят во что-то, они хотят иметь на руках данные измерений или опытов, результаты которых можно перепроверить, и непредвзятое свидетельство со стороны – короче, целый аппарат, ассоциируемый с научным методом. Если таковые отсутствуют, то вера, с их точки зрения, недостойна доверия, а то и вовсе пагубна. Скептицизм воспринимает себя как реалистичное и трезвое опровержение всякого рода суеверий, легковерности и фантазий, которые паутиной опутали весь мир.
Майкл Шермер, главный редактор журнала «Скептик», с явным одобрением приводит слова своего собрата, тоже скептика, который полагает, что «все вопросы о Боге, кто бы их ни задавал: атеисты, агностики, теисты и прочие», – это вопросы неправильные. Что делает их неправильными? «Боги, которые живут только в головах людей, гораздо более могущественны, чем те, что живут где-то “там”, по той простой причине, что, во-первых, последние не отличаются большим разнообразием и, во-вторых, те, что в наших головах, действительно влияют на нашу жизнь».
В списке разочарований, под действием которых люди отворачиваются от Бога, каждый путь для скептика жизнеутверждающий: это своего рода сигнал к пробуждению, призывающий принимать жизнь такой, как она есть, а не такой, какой мы хотим ее видеть.
Скептические ответы для скептиковБог проигнорировал ваши молитвы?
Ответ. Он вообще не отвечает на молитвы. То Нечто, что, как вам кажется, сидит в вашей голове, никак не влияет на внешние события.
Бог подверг вас опасности и не защитил?
Ответ. За риск, которому вы себя подвергаете, несете ответственность только вы. Обвинять высшую силу – это свидетельство неуверенности в собственных силах, если не детской слабости. Если человек зрел и самостоятелен, ему не нужен сверхъестественный родитель на небесах.
Вы не чувствуете Божественную любовь?
Ответ. Любовь – продукт химических реакций, происходящих в мозге. Она не существует вне своего физического проявления. Наука по этому поводу говорит, что романтическая любовь может быть такой же фантазией, как и любовь Божественная.
Господь не выказывает к вам милосердия?
Ответ. Милосердие подобно исполнению желаний; оно рождается из тщетной надежды, что вам удастся избежать законов природы. У каждой причины есть следствие. Это чисто механическая система. Детерминизм не дает к ней свободного доступа.
Вы заболели и никак не можете выздороветь?
Ответ. Болезнь – это сложный процесс, который медицина постоянно стремится познать все глубже и глубже. Однажды, если только исследования будут продолжаться, мы будем точно знать, почему определенные болезни достаются в удел определенным людям. Новые лекарства, которые мы создадим на основе этого знания, полностью решат проблему выздоровления.
Вы видите, что плохие люди процветают, а хорошие остаются невознагражденными?
Ответ. То, что мы называем хорошим и плохим, – это свойства, развитые нами в процессе эволюции с целью выживания. Как только мы поймем принцип естественного отбора во всей его полноте, нам откроется и то оптимальное поведение, которое цементирует общество.
Эти примеры показывают, как нулевая точка веры воспринимается в свете скептицизма. На каждую жалобу, поданную на Бога, может быть дан научный ответ. Если в данный момент наука такой ответ дать не в силах, она даст его в будущем, и это будет гораздо более лучший ответ, нежели тот, который возможен сегодня. С годами я обнаружил, что критерии, выдвигаемые скептиками, куда солиднее и основательнее, чем аргументы атеистов. Скептики чувствуют, что занимают более высокий и важный рубеж, нежели атеисты, ибо скепсис необходим для прогресса науки. Не окажись под рукой искусного скептика, мы бы до сих верили в то, что громы и молнии в нас мечет Зевс.
Ответ. То, что мы называем хорошим и плохим, – это свойства, развитые нами в процессе эволюции с целью выживания. Как только мы поймем принцип естественного отбора во всей его полноте, нам откроется и то оптимальное поведение, которое цементирует общество.
Эти примеры показывают, как нулевая точка веры воспринимается в свете скептицизма. На каждую жалобу, поданную на Бога, может быть дан научный ответ. Если в данный момент наука такой ответ дать не в силах, она даст его в будущем, и это будет гораздо более лучший ответ, нежели тот, который возможен сегодня. С годами я обнаружил, что критерии, выдвигаемые скептиками, куда солиднее и основательнее, чем аргументы атеистов. Скептики чувствуют, что занимают более высокий и важный рубеж, нежели атеисты, ибо скепсис необходим для прогресса науки. Не окажись под рукой искусного скептика, мы бы до сих верили в то, что громы и молнии в нас мечет Зевс.
Точка зрения, выражаемая скептиками, на мой взгляд, привлекает к себе внимание самой широкой общественности и охотно принимается всеми, особенно если ее цели – легкие мишени. Журнал «Скептик» посвящает десятки страниц разоблачению шарлатанов, невежественных знахарей и псевдоученых. Но при этом практически не уделяет никакого внимания серьезным статьям и теоретическим размышлениям о Боге, душе, сознании и природе реальности. Он обносит высоким забором обычные, материалистические объяснения (которые считаются правильными и достоверными), а что по ту сторону забора – это уже неважно, ибо там непроглядная тьма обманутого иллюзиями ума. Выведение на чистую воду знахарей и шарлатанов, несомненно, служит добрым целям. Но в целом разоблачение жульничества имеет весьма незначительную ценность, хотя обычно именно жертвы поднимают тревогу, а не ученые скептики. Но когда скептики в ходе развязанного ими крестового похода посягают на по-настоящему честных, глубоких и прозорливых мыслителей, это наносит делу серьезный вред. Например, все те, кто в свое время продвигал медицину, рассматривающую ум и тело в неразрывном единстве, тоже подвергались осмеянию и поношению как шарлатаны. Помню, как в 1980-х годах члены совета факультета Медицинской школы в Бостоне буквально кипели от еле сдерживаемого раздражения, когда я или любой другой доктор медицины высказывал предположение, что взаимосвязь между умом и телом вполне реальна. Спонтанная ремиссия раковых заболеваний практически совершенно не бралась во внимание. (Один известный онколог как-то сказал мне, что для него и его коллег рак был своеобразной игрой в большие числа: их совершенно не интересовали те редкие случаи, когда опухоль исчезала бесследно без медицинского вмешательства.) Если брать в целом, то скептицизм и сомнение все же наносят вред человечеству, подавляя любопытство и прикрывая свою нетерпимость оправданиями, что, мол, при изучении неизвестного достоверными могут считаться только официальные научные выкладки. Это можно назвать, пожалуй, институциональным любопытством.
С Богом все гораздо сложней. С точки зрения скептиков, вера разрушает вероятность того, что человек может выступать в роли разумного мыслителя. И, как только вы употребляете роковое слово «сверхъестественный», это сразу же дает повод для высокомерного отклонения любой идеи. Фрэнсис Коллинз, как я уже говорил, не только известный генетик и директор Объединения национальных институтов здравоохранения, но и еще весьма активный верующий христианин. В силу своего уникального положения он может служить прекрасным образчиком вполне разумного отношения к религии.
Вот как описывает Коллинз в своей книге «Язык Бога» то духовное переживание, которое радикально изменило всю его жизнь.
” Однажды в прекрасный осенний день, когда я бродил по Каскадным горам, величие и красота Божьего творения сокрушили меня и сломили мое сопротивление. Повернув за угол и неожиданно увидев удивительный по красоте замерзший водопад высотою в сотни футов, я вдруг понял, что мои поиски завершились. На следующее утро, на рассвете, в час, когда вставало солнце, я опустился на колени в росистую траву и предал себя Иисусу Христу.
В этом описании пикового переживания, когда повседневный мир привычных форм и явлений вдруг резко меняется, нет ничего такого, в чем можно было бы усомниться. Для самого Коллинза это пиковое переживание претворилось в религиозный смысл, как оно, наверное, претворяется почти для всех ищущих. Но ум у каждого человека свой, и у одних он действует так, а у других иначе. Известный ландшафтный фотограф Ансель Адамс тоже пережил нечто похожее во время своих скитаний по горам Сьерра-Невады, но его интерпретация случившегося вылилось в художественное прозрение. Как видите, оба пережили чудо и оба испытали священный трепет перед величием природы. Коллинз посвятил свою жизнь Христу, а Адамс – фотографии. На их примере видно, что пиковое переживание окрашено неким общим или сходным для всех событием: в момент внезапного расширения сознания маска, за которой скрывается материальный мир, спадает, и обнажается некий скрытый смысл.
Сэм Харрис сравнивает Коллинза (чьи подлинно научные заслуги на порядок выше мнимых заслуг Харриса) с хирургом, который «пытается оперировать пальцами своей ноги. Его промахи предсказуемы, очевидны и отвратительны». Но давайте не будем касаться враждебности, от кого бы она ни исходила, а попытаемся выяснить, что именно подвергает остракизму Харрис, да и прочие сходно мыслящие с ним скептики. А подвергают они остракизму не что иное, как тот настрой ума или сознания, благодаря которому человек отыскивает в природе скрытые послания и зашифрованные обращения, начертанные в виде красот и живописных очертаний гор, закатов, небесных радуг и т. д. С презрением относясь к самому факту, что бессчетное количество людей узрело руку Бога в творениях природы, Харрис саркастически комментирует духовный опыт Коллинза:
” Если этот отчет о полевых исследованиях покажется вам немного скудным и немногословным, не волнуйтесь: недавно опубликованный в журнале «Тайм» очерк Коллинза с его собственными рисунками послужит для вас источником дополнительных сведений. Здесь же из всего сказанного мы можем понять только одно: замерзший водопад состоял из трех потоков, что и навело почтенного доктора на мысль о Троице.
В этой связи Харрис замечает: «Точно так же любого читателя, страстно верящего в возможность объединения людей в неделимое братство, могут посетить мысли о самоубийстве». Я однако так не думаю. Большинство читателей с уважением относятся к пиковому переживанию как к достоверному опыту, и многие, я думаю, сами не прочь пережить нечто подобное – к счастью, я никогда не слышал, чтобы кто-то хотя бы отдаленно отреагировал на этот опыт «мыслями о самоубийстве», – и здравый смысл подсказывает им, что религиозное обращение Коллинза не требует научного доказательства. По этому поводу видный математик и физик Юджин Вигнер заметил: «Ну, а где же в равенстве Шредингера радость от полноты бытия?» В самом деле, если я говорю, что люблю самую красивую женщину на свете, то каким образом скептик может что-то доказать, если он указывает на невозможность найти среди трех миллиардов представительниц слабого пола одну, самую красивую?
Человеческое существование было бы никчемным и гибельным, не будь в нем моментов подлинного вдохновения. В обмен на эти краткие, но незабываемые моменты высшего прозрения, когда любовь, красота и возможность приобщения к высшей реальности оказываются по-настоящему жизненны и достижимы, мы многие годы миримся со скукой, рутиной, приевшейся работой и страданием. Но скептицизм порочит внутреннее просветление или пытается отмести его как своего рода аномалию мозга. В одной из статей, напечатанных в журнале «Скептик» за 2007 год, освещались дебаты между Докинзом и Коллинзом, инспирированные журналом «Тайм». Коллинз отстаивал идею Бога, строя свою защиту на вере, которую наука не в состоянии опровергнуть: «Бог не может полностью заполнять природу». Эта позиция, на взгляд скептика, слишком уж скользкая. Она не только вызывает вопрос: а существует ли вообще Бог? – но и обходит стороной необходимость предъявления доказательств.
Но и позиция скептиков тоже равно повязана своими собственными критериями. Вот как выглядит Бог, Тот, Кто вне времени, с точки зрения автора статьи в журнале «Скептик».
” Если нет времени, нет и перемен. Если нет перемен, нет и действия. Если нет действия, нет и творения. Если бы Бог существовал вне времени, Он был бы беспомощен вообще что-либо создать!
Этот довод подразумевает, что безвременье – место, которое можно упоминать точно так же, как мы упоминаем Питтсбург или Нью-Дели. Мысль о чем-то, что находится вне времени, настолько неподъемна, если вообще возможна, что ставит в тупик даже самых прогрессивных физиков в мире. А в итоге – логика трещит по швам, и точно так же трещит по швам весь линейный мир причин и следствий. Вера Коллинза в трансцендентного Бога пронизывает все духовные традиции – и по весьма основательной причине, ибо первоисток самой природы невозможно найти, находясь среди природы и оглядываясь по сторонам.