Амалия пожала плечами. Смеяться было неловко, а для серьезных выводов пока нет достаточных оснований. Покойница и прочие леденящие душу подробности могли быть плодом воображения приятелей, но… почему она ощутила в груди неприятный холодок?
– Вы ходили туда еще раз?
– После того? – выпучил глаза доктор. – Ты смеешься? Мы еле ноги унесли!
– А что вас так напугало? Ну, появилось снежное облако… поскрипывания… Допустим, там кто-то был, например, те же бомжи…
– Нет! – перебил ее Витошин. – Я за всю жизнь не помню, чтобы мне довелось испытать подобный страх. То-то и удивительно! Ведь повода особого не было. А сны?
Амалия погрузилась в размышления. Что-то в этом рассказе ее настораживало.
– Ты уверен, что сообщил мне все подробности?
Доктор закатил глаза, сморщился, громко чихнул.
– Разумеется, все, – уткнувшись в носовой платок, подтвердил он. – За кого ты меня принимаешь?
– Может быть, забыл что-нибудь, упустил?
– Да нет же! Что я, спал, по-твоему? Или был пьян? Цаплин готов подтвердить каждое мое слово.
– Надо разложить карты.
Таро были ее коньком, она всегда прибегала к ним в непонятной ситуации. Расклад озадачил, предрекая серьезную опасность, смерть.
Амалия подняла на гостя глаза, и он побледнел, угадывая приговор.
– Не-е-ет! Не хочешь же ты сказать, что… Чушь!
– Ты пришел за советом? – рассердилась она. – Выкладывай все, Петр… иначе я не смогу тебе помочь.
Он вспыхнул, опустил голову, смущенно кивнул.
– Да… конечно… я кое-что утаил. Это же глупо! Но… ладно… ты права, я скрыл самую малость… чтобы не выглядеть идиотом. В общем, перед тем как мы… как Цаплин потащил меня перебирать мусор… он все твердил про драгоценности княгини Юсуповой. У него болезнь! Он помешался на кладах! То грезил отыскать украшения балерины Кшесинской, то… словом, чудак человек. Кто-то ему наплел, будто в доме, который перестраивают, до революции жила бедная родственница Юсуповых. Якобы она украла какие-то знаменитые колумбийские изумруды княгини… В семье разразился грандиозный скандал, подозрение упало на похитительницу… ее преследовали, ей угрожали, но камней так и не нашли. Они исчезли бесследно. Доказательств кражи не было, и женщину оставили в покое. Она сама не выдержала травли, сплетен, ужасающей бедности – ведь знатные родственники больше не желали ее поддерживать – и повесилась на чердаке своего дома. С тех пор ошла молва, будто воровка спрятала изумруды то ли в подвале, то ли в одном из дымоходов, то ли где-то еще… многие их искали, но тщетно. Таких историй по Москве ходят сотни!
– Выходит, вы с приятелем надеялись откопать в строительном хламе изумруды княгини Юсуповой? – улыбнулась Амалия. – А призрак похитительницы вам помешал?
Если бы не зловещий расклад Таро, она бы повеселилась от души.
– Дико звучит, да? Но мы же ничего не нашли! Кроме старой ржавой коробки… которую уронила старуха-нищенка…
– Вы открывали коробку?
– Разумеется. Цаплин положил ее в пакет… дома мы с трудом сняли крышку, – там валялись дешевые бусы, разные стекляшки…
– Камни могли запылиться и выглядеть невзрачно.
– Ты забыла, что у меня отец – потомственный ювелир? – оскорбился Витошин. – Я умею отличать драгоценные камни даже от хорошей подделки, а тем более от простеньких стразов. Такие брошки и серьги, как те, что оказались в коробке… при царе носили уличные девки и продавщицы торговых рядов. Они доброго слова не стоят. Я сразу велел Цаплину все выбросить. А он – ни в какую! Говорю же, ему лечиться пора.
– Значит, коробка у него?
– Ну да. Ее в руки взять противно! Особенно после бомжихи.
– Давай, позвони ему! – забеспокоилась Амалия. – Что он сейчас делает?
– Наверное, к матери поехал… продукты повез. Новый год скоро.
Он послушно достал сотовый телефон, набрал номер приятеля.
– Не отвечает…
Длинные гудки наводили на мрачные мысли. Амалия пыталась сосредоточиться на образе «бедной родственницы», но ничего, кроме темной от ржавчины круглой металлической коробки, в сознании не возникало.
– Я пойду приготовлю ужин, – сказала она, вставая. – А ты грейся.
Камин разгорелся. Дрова потрескивали, пламя дышало жаром. Витошин придвинулся поближе, закрыл глаза.
Хозяйка дома хлопотала на кухне. Поджаривая мясо, она гнала от себя страшное видение – мертвое тело незнакомого Цаплина, распростертое на снегу, рядом с рельсами. Он что, под электричку попал? Тьфу, тьфу три раза!
Она поставила на поднос салатник с нарезанными овощами, тарелку с горячей картошкой, отбивные, сыр и печенье, – в задумчивости понесла в гостиную. Гость задремал у огня.
– Эй! – Она потрогала его за плечо. – Кушать подано.
Он вздрогнул, повернул голову.
– А, это ты? Ф-фу-у! Ну и кошмар мне приснился. Ой, прости, я же совсем забыл про подарок. Он там, в сумке.
Доктор вскочил, сбегал в прихожую за свертками, – преподнес Амалии ее любимые духи, коробку конфет и большую бутылку мартини.
– Давай праздновать! Похоже, твои карты беду напророчили? Может, я до Нового года не доживу. Кстати, что ты посоветуешь?
– Мне кажется, все дело в коробке. Пусть твой Цаплин от нее избавится как можно скорее. – Она налила в чашки горячего кофе с коньяком, спросила невзначай: – Где живет его мама? Не за городом, случайно?
– В Апрелевке.
Амалия похолодела.
* * *На следующий день метель стихла. Шел редкий снежок.
Доктор Витошин спал плохо, метался в жару. Нос заложило, горло болело, голова стала тяжелой, словно свинцом налилась. Он с трудом открыл глаза и сообразил, что находится в доме Амалии – в гостевой спальне на втором этаже. Настроение было скверное. Всю ночь, едва он проваливался в болезненную дрему, к самой его подушке наклонялся Цаплин, шептал на ухо: «Смерть… смерть…»
«Я бредил! – догадался Петр. – Наверное, температура поднялась. Градусник у Амалии просить бесполезно, она такого в доме не держит. Беспечная, бестолковая особа!»
Он кое-как поднялся, натянул свитер и брюки, глянул на себя в зеркало. Жесткие черные волосы, щеголеватые бакенбарды, лицо интеллигента… Совсем недурно. Картину портили отросшая за ночь щетина, бледность и мешки под глазами.
– Петр! – крикнула откуда-то снизу Амалия. – Ты проснулся? Иди завтракать.
Аппетита не было. Доктор заставил себя съесть яйцо всмятку, выпить чашку чая с медом.
– Поможешь мне елку украсить? – попросила она.
Они поставили деревце в гостиной, навешали игрушек, усадили Деда Мороза со Снегурочкой. Витошин отнес пустой ящик в подвал, в кладовую. Проверил гирлянду, включил. Разноцветные огоньки весело забегали по зеленым ветвям.
– Тебе Цаплин не звонил? – спросила хозяйка.
Порой бестактность и бесцеремонность Амалии бесили Петра, но сегодня у него не хватало сил возмущаться. Нет чтобы спросить о его здоровье! А она с какой-то стати интересуется Цаплиным.
– Нет, – буркнул он. – А что?
– Тогда ты позвони.
У доктора на языке вертелось «Сама звони!», но он сдержался – сказались хорошие манеры. Он набрал номер приятеля и посмотрел на часы. Цаплин в это время обычно на работе. На том конце раздались длинные гудки.
– Ну, что?
– Не отвечает. Странно…
– Надо ехать в Москву, – не терпящим возражений тоном заявила Амалия. – Собирайся. Найдем твоего друга и поговорим.
– Сейчас? – опешил доктор. – Я ужасно себя чувствую, хочу полежать. У меня насморк, голова раскалывается.
Но Витошин знал, что спорить с Амалией, если она приняла какое-то решение, бесполезно. Лучше подчиниться.
– Что происходит? – отважился спросить он. – Зачем тебе Цаплин?
– Хочу узнать, жив ли он.
Петр потерял дар речи. Только что у него свербило в носу и жутко хотелось чихнуть, но после ее слов он окаменел.
– Ты… ты серьезно? – выдавил он, придя в себя.
– Более чем. Давай убедимся, что с ним все в порядке, и дело с концом! – нетерпеливо воскликнула Амалия.
Опять эти ее штучки?! Витошин собрался разразиться негодующей тирадой, но вовремя вспомнил, что сам приехал за советом.
– Хорошо. Я буду звонить, пока он не возьмет трубку.
Доктор опять набрал номер Цаплина, и на сей раз ему ответили.
– Цапля, ты? – прогундосил он.
Повисло молчание.
– Это сотрудник милиции, – произнес в трубке мужской голос. – Вы кто?
– Витошин… Петр Алексеевич… – Его губы свела судорога. – А где Цаплин?
– Думаю, он мертв, – равнодушно констатировал голос. – Тело находится… – Он продиктовал адрес морга. – Вы сможете его опознать?
Доктор без сил откинулся на спинку дивана, позеленел.
– Ну, что? Что? – пристала Амалия.
Доктор без сил откинулся на спинку дивана, позеленел.
– Ну, что? Что? – пристала Амалия.
– Цаплин… мертв. Господи… Господи!
– Едем! – вскочила она. – Я так и знала. Надо все выяснить.
* * *Когда они вышли из поезда, ветер разогнал тучи и в просвет выглянуло хмурое солнце. Москва, засыпанная снегом, курилась дымами.
По дороге в морг Витошин без конца кашлял. Хотя он окончил медицинский институт, но к мертвецам испытывал стойкое отвращение. Отчасти поэтому и выбрал стоматологию. Амалии тоже было жутковато. Вдруг тело имеет множество повреждений?
У двери страшного заведения они долго топтались, набираясь храбрости. Милиционер не подгонял, разговаривал с понятыми, курил.
– Идем, – с видом обреченного шепнул доктор. – Может, это какая-то ошибка.
Но ошибки не было. Тело, которое им показали, принадлежало Цаплину, что и подтвердил Витошин.
– У него родственники есть? – вяло поинтересовался милиционер.
– Мама… и бывшая жена… кажется, – борясь с подкатывающей к горлу тошнотой, сказал Петр Алексеевич. – Ни телефонов, ни точных адресов я не знаю.
– Разберемся.
Амалия, вцепившись в руку Витошина, рассматривала труп. Ссадины, синяки… никаких глубоких ран.
– А… где его нашли?
– На насыпи… на снегу у железнодорожного полотна, – охотно объяснил ей сотрудник милиции. – По предварительным данным, вчера вечером его то ли выбросили из электрички, то ли он сам оказался вблизи идущего поезда, ну и…
– Что?
– Сбило. Закрытая черепно-мозговая травма. А вы кто ему будете?
– Я? – доктор сглотнул. – Знакомый.
Милиционер сделал необходимые записи и проводил посетителей к выходу.
– Какой там ужасный запах, – простонала Амалия, вдыхая всей грудью. – Фу! Тебе хорошо с насморком, а я едва в обморок не упала.
– Как же его угораздило? Почему? Наверное, ехал к матери… в поезде пристали хулиганы, выбросили из вагона. Сам Цапля не мог близко подойти к несущейся на всех парах электричке, он же не идиот. Значит, толкнули.
– Ты рассказывал о своих снах, – напомнила Амалия. – Какая-то фигура грозила пальцем и… Что она говорила при этом?
У Витошина все тело покрылось нервными пупырышками. В ушах отчетливо прозвучали слова: «Ты взял чужое и теперь… умрешь!»
– Не может быть! – выдохнул он и разразился кашлем. – Это… ни в какие ворота не лезет. Ты намекаешь, что смерть Цаплина не случайна, что… Абсурд! Тебе не удастся убедить меня…
– Я просто советую быть осторожнее, – перебила его Амалия. – При этом совершенно ни на чем не настаиваю. Жизнь твоя, тебе и решать. В конце концов, если кому-то пора перейти в мир иной, его уже не остановишь.
– Как это пора? – взвился он. – Куда пора? На тот свет? Мне еще и сорока не исполнилось!
Доктор продолжал возмущаться, но его спутница погрузилась в себя и не слушала.
– А где та коробка? – вдруг спросила она.
– У Цаплина, разумеется. То есть… должна была быть у него. При чем тут какая-то ржавая коробка?!
Витошин окончательно потерял способность мыслить здраво, у него кружилась голова, – поднялась температура.
* * *Смерть Цаплина была признана несчастным случаем. Характер повреждений не указывал на то, что погибшего выбросили из электрички, – удар мог быть нанесен по касательной движущимся вагоном. Следы, если они и были, уничтожила метель. Свидетелей происшествия не нашли.
– Зазевался мужик, – объяснил уставший, замотанный милиционер. – Бывает.
Амалия не разделяла его мнения.
– Самое плохое – отсутствие среди вещей покойного той самой коробки, – заявила она Витошину. – Если он ее выбросил, то почему погиб? Боюсь, ты влип, Петр. Ладно, пока мы разберемся, как тебе выпутываться, надо немедленно принять меры безопасности.
Разговаривая, доктор и Амалия шли по заснеженному бульвару. Солнце закатными бликами ложилось на стволы деревьев и фасады домов. Но доктору было не до зимних красот, не до наступающего праздника.
Амалия потянула его за рукав через дорогу.
– Нам сюда, – на ходу проронила она, увлекая его к дверям магазинчика с экзотической вывеской «Эннеада».
Внутри заведение представляло собой некое подобие лавки древностей или коллекцию диковинок. С потолка свисали всевозможные обереги, талисманы, композиции из перьев, бамбука, стеклянных фигурок и бус. Пахло ароматическими маслами, можжевельником и сандалом. Деревянные стеллажи вдоль стен были уставлены статуэтками божеств от индийского Шивы до миниатюрных славянских идолов.
Амалия ходила, что-то высматривая среди причудливых вещиц, Витошин покорно следовал за ней.
– Надеюсь, ты знаешь, что ищешь, – пробормотал он.
Она молча кивнула, остановилась и подозвала жестом продавца – молодого длинноволосого парня с серьгой в ухе. Продавец подал ей сделанного из прессованной кости уродца с орлиными когтями, крыльями и лицом, в котором угадывались искаженные человеческие черты.
– Что это? – с отвращением спросил доктор.
– Пацуцу , – охотно пояснил парень. – Месопотамский демон. Не все чудовища так плохи, как принято считать. Пацуцу , например, служит благородной цели: ограждает от других злых духов.
Витошин почувствовал себя дураком. У него закрутило в носу – пришлось доставать носовой платок. Апчхи!
– Будьте здоровы, – улыбнулся продавец, заворачивая покупку. – Прошу.
Амалия протянула Пацуцу доктору.
– Вот возьми, на первых порах пригодится.
Он открыл рот, дабы выразить возмущение, похлопал глазами и… смирился.
Они зашли еще в супермаркет, накупили деликатесов и поехали в Гавриловку, – провожать старый год, встречать новый.
Разожгли камин, накрыли стол. Среди бутылок и тарелок с закусками стоял Пацуцу , подчеркивая нелепость ситуации.
В сотый раз доктор проклинал свою неосмотрительность и покойного Цаплина, втянувшего его в неприятности.
– Что мне с ним делать? – спросил он, кивая в сторону выкрашенного в темно-коричневый цвет демона.
– Держать при себе, – серьезно ответила Амалия. – Желательно везде и всюду. А ночью ставить у изголовья.
– Господи! – простонал он. – Я схожу с ума или мне кажется?
Перед его глазами внезапно возникло бледное, запрокинутое бородатое лицо Цаплина с иссиня-черной ссадиной на виске, и к горлу подкатил комок дурноты.
А Пацуцу злорадно ухмылялся…
* * *Прошел год. В последних числах декабря в Гавриловке снова разыгралась метель.
Амалия смотрела в окно и переживала дежавю – у калитки остановился человек. На этот раз – не доктор Витошин.
Незнакомец представился Ильей Щербаковым. Рослый, видный мужчина, хорошо одетый.
– Я к знакомым ехал… в гости. Заблудился. Машина в снегу застряла, одному мне ее не вытащить, а службы специальной здесь нет. Дорога пустынная, начинает темнеть. На улице только в вашем доме свет горит. Пустите переночевать? Я документы могу показать…
– Не надо, – вздохнула Амалия. – Входите. Я ужинать собираюсь – присоединяйтесь.
После второй рюмки коньяка гость оттаял, повеселел, даже пробовал шутить.
– Вы одна живете в такой глуши? Не боитесь?
– У меня надежный охранник, – без улыбки сказала она и указала в сторону камина. – Его зовут Пацуцу .
На каминной полке стояла темно-коричневая фигурка уродливого существа с крыльями и отталкивающей гримасой на сморщенном личике.
Месопотамский демон не давал Амалии покоя. Изо дня в день, глядя на него, она задавалась вопросом: как могло случиться, что Витошин оставил фигурку, не взял ее с собой?
– Я купила Пацуцу в подарок одному человеку… – задумчиво произнесла Амалия. – А он забыл его здесь. Ужасно!
– Ничего, заберет.
– Теперь уже нет. Тот человек… умер. Поднимался к себе в квартиру, а лифт остановился между этажами, – ни туда ни сюда. Человек скончался от сердечного приступа: он боялся замкнутого пространства, начинал задыхаться и все такое. Зря он не взял с собой Пацуцу .
У гостя пропал аппетит. Он прожевал кусочек шницеля и отложил вилку.
– Гм-мм-м… извините, я не хотел вас расстраивать.
– Поможете мне украсить елку? – спросила она. – Ящик с игрушками и гирлянда – в кладовке. Я не люблю спускаться в подвал.
– Конечно. Куда идти? Командуйте.
Господин Щербаков совершенно не жалел, что заглянул на огонек к этой прелестной загадочной женщине. Ему вдруг захотелось ей понравиться.
Через час елка уже стояла посредине гостиной, вся в шарах, блестках и бусах. Илья возился с гирляндой: пришлось заменить пару лампочек. Амалия, доставая со дна ящика Деда Мороза и Снегурочку, наткнулась на что-то твердое, завернутое в слой ваты. Что это? Какая-то грязная коробка… фу! Откуда она тут взялась?