— Так и сказал?!
— Он поклялся Триединым, — грустно кивнула королева, — но я все равно решила рассказать. Если это на пользу отцу, значит, будет плохо остальным. Я никогда, — она робко подняла глаза, — не пришла бы сюда, но герцог Аррой уехал. Остались только вы, а что-то делать надо.
Принц молча смотрел на молодую женщину, руки его дрожали, и Шандер понял, что отвечать должен он.
— Ваше величество, пока мы не решим, что делать, вам не стоит возвращаться в свои покои.
— Что за слова он велел передать? — Стефан уже овладел собой.
— «Сегодня. Вукереч. Сломанный клинок».
— И это все?! — ошеломленно переспросил Шандер.
— Все, — виновато кивнула она.
— Герика, — голос Стефана сорвался, — подожди… там.
Там… В этой небольшой комнатке с окном в Осенний садик они со Стефаном провели немало счастливых часов. Королева встала и покорно вышла, послав Стефану с порога долгий просительный взгляд, на который тот не ответил.
— Ты что-то понимаешь? — Шандер намеренно отвлек принца от неуместных нынче сожалений.
— Нет. Но мне кажется, разгадка где-то рядом. Пока же мне понятно только слово «сегодня».
— Значит, Годой в себе? Несмотря на каленое железо?
— Значит, в себе. Или должен прийти в себя… Не до него! Человека, который приходил к Геро, мы, конечно, не найдем. А если и найдем, вряд ли чего-то от него добьемся. Проклятый знает, сколько этих тварей. К тому же они поймут, что их выдала Геро… Нет, мы должны догадаться сами.
— Вукереч, что это такое? Или кто?
— Ума не приложу! — Принц потер пальцами виски. — Может, что-то тарскийское?
— Навряд ли… Больше на староарцийское похоже. Как же оно теперь будет звучать? Так, «В» на «ф» и «к» на «ж»…
— Не забудь еще «еч» на «е» поменять. Иннокентий рассказывал, что арцийцы, смешавшись с оргондцами, за последнюю тысячу лет из «дамечей» в «даме» превратились. Значит, у нас получается какой-то Фужере. Где-то что-то я такое слышал…
— Фужере?! Ты и вправду забыл? Это же епископ ортодоксов, который выбрался живым из Эр-Атэва и привез в Арцию эрмет! В те времена его имя читалось как «Вукереч»!
— Ну и что с того? Он умер еще до Анхеля, да и писал-то одну лишь церковную чепуху. Дескать, все, что дадено, дадено по воле Триединого, а посему ничего и менять-то нельзя. Если бы не эрмет, о нем бы и вовсе забыли.
— Вот именно. Его книга сейчас большая редкость, но у меня есть. Там, среди прочего, описываются эрметные комбинации. Фужере из ненависти к атэвам решил переназвать их по-своему, но позже все перешли на атэвские названия.
— И что это нам даст?
— Одно из положений он назвал «Сломанный клинок». Пойдем. Надо найти книгу.
5Эльфы расходились молча, не глядя друг на друга. Эмзар задержал Романа и, когда они остались одни, тихо сказал:
— Не знаю, чему помешал твой приход, только, похоже, Эанке собиралась показать нам свою силу. В любом случае, Убежище для тебя теперь не самое безопасное место.
— Я понимаю, что все колдуны мира вкупе с Белым Оленем не мечтают о моей смерти больше той, что по недосмотру Творца зовется моей сестрой. Я мог бы поговорить с ней на доступном ей языке, но мне действительно некогда.
— Идешь к Последним горам?
— Сначала — в Таяну…
— Примеро действительно собирается с тобой?
— Не самое приятное общество, но, возможно, без Преступивших мне не пройти дальше Эрасти… Впрочем, Топаз с Перлой добегут до Гелани всяко быстрее, чем наши маги до Тарски. Мы просто условимся о встрече.
— Они настаивают на совместном путешествии.
— Хотят, чтоб я был на глазах. Придется их разочаровать.
— Когда ты уходишь?
— Хотел бы вчера, но лучше дождаться Уанна, который появится со дня на день. Если кто-то и знает о кольце, так это он. Иначе мое возвращение в Убежище окажется ошибкой.
— Неужели они не знают совсем ничего?
— Ничего. Даже Примеро. То, что он говорит с присущим ему умным видом, скажет любая жаба, я уж не говорю о философской. Единственной зацепкой оказалась одна строчка, написанная рукой вашей матери. Она упоминает «темное кольцо, сулящее надежду». Но оно ли это?
— Боюсь, она имела в виду что-то свое…
Глава 13 2228 год от В. И. 17-й день месяца Лебедя Таяна. Старая Таянская дорога Таяна. Горда. Высокий Замок Пантана. Убежище
1Местность постепенно повышалась. Пологие холмы становились круче, их выгоревшие головы словно бы светились на солнце, а вдали, все меньше напоминая гряду облаков, высился Гремихинский перевал.
Атриолы и вильины давно облетели. О буйном весеннем цветении напоминали лишь невзрачные серые пушистые шарики да шелест перезревшей некошеной травы. Ланка жалела, что сейчас не время для вильин, ведь, подарив этот цветок, можно сказать так много. Принцесса пыталась сосредоточиться на дороге, но постоянно оглядывалась на ехавшего сзади Рене. Увы! Адмирал был поглощен беседой с толстым епископом. Время непоправимо уходило: еще час или полтора, и они увидят посланцев Архипастыря, после чего все надежды пойдут прахом.
Принцесса огляделась, чтобы поточнее прикинуть расстояние до места встречи. На первый взгляд холмы походили друг на друга, как яблоки с одной яблони, но Илана слишком часто проезжала этой дорогой, чтобы путаться. Дорога огибала холм, казавшийся чуть выше соседних. Девушка помнила, что на его вершине торчит то ли огромный камень, то ли выглаженная ветрами и дождями статуя, поставленная здесь задолго до того, как через перевал перешли племена царевича Тая.
Пора! Ланка умело послала коня в галоп. Выносливый рыжий птицей взлетел на вершину. Придворные только плечами пожали, удивляясь очередной выходке ее высочества, сверху весело приветствовавшей отставших. Внезапно всадница вздрогнула, ее конь вскинулся на дыбы, отчаянно молотя по воздуху передними ногами, и не заржал, а почти закричал. Девушка чудом удержалась в седле, а обезумевшая лошадь, отскочив вбок, на мгновенье застыла как вкопанная и опрометью понеслась назад. Навстречу уже мчались нобили и «Серебряные», но принцесса пролетела мимо выскочившего вперед белокурого всадника на серой поджарой кобыле и осадила дрыганта, лишь поравнявшись с Рене Арроем.
Медные пряди принцессы, растрепавшиеся во время бешеной скачки, прилипли ко лбу, лошадь роняла на дорогу хлопья пены, словно ее заставили скакать галопом несколько вес. Ланка бросила поводья и закрыла лицо руками.
— Что случилось? — Рене обнял племянницу за плечи, и та, прижавшись к нему, едва удержала крик радости: ее маленькая хитрость увенчалась успехом — он был рядом!
Илана просчитала про себя до десяти и отрывисто прошептала:
— Всадник!.. Я видела его лицо!.. Это моя смерть!
— Тебе показалось, — Рене бережно провел рукой по медным волосам, — на таком расстоянии нельзя увидеть лица. Не думай об этом.
— Но это было!.. Было… Было… — твердила Илана, цепляясь за Рене. — Я боюсь! Слишком много смертей… Следующая я… Я знаю, Рене, спаси меня! Я не хочу умирать… Помоги…
Герцог прижал ее к себе:
— Ничего не бойся, тебе все показалось. Оставайся здесь.
— Что ты хочешь делать?!
— Поднимусь и посмотрю.
— Не делай этого… Ты ничего не увидишь… Всадники показываются только тем, чей срок наступил. Я не пущу тебя! — Илана заплакала навзрыд, наверное, первый раз в своей жизни. Рене осторожно отстранил прильнувшую к нему девушку.
— Я должен знать, что ты увидела.
— Тогда и я с тобой, — Илана вымученно улыбнулась, — должна же я показать тебе, откуда я смотрела.
Герцог внимательно посмотрел на нее:
— Я знал, что ты не из трусливых, но чтоб до такой степени!
— С тобой я ничего не боюсь!
— Хорошо.
Лошадь Иланы все еще дрожала и не хотела идти, и герцог посадил девушку впереди себя, крепко обхватив одной рукой. Сердце Ланки бешено колотилось — уж теперь-то лед в их отношениях должен растаять! Ему ее жаль, он хочет ее защитить и при этом восхищается ее смелостью! Не может не льстить и ее вера в него, а эта поездка на одной лошади!.. С нее должно начаться счастье.
Разумеется, никакого всадника он не увидит, да и не может увидеть. Зато увидит она, а он будет беречь ее днем и… ночью, благо за год произошло много всего, подтверждающего, что быть Ямбором смертельно опасно.
— Ну, племянница, — Рене говорил спокойно, но в его голосе принцесса уловила скрываемую под нарочитой небрежностью серьезность, — откуда ты смотрела?
Ответ у Ланки был готов заранее.
— Вот отсюда… В эту сторону ничего не видно — камень, а вот тут… Я смотрела, сколько еще до Гремихи, и… — Илана протянула руку вперед и, вскрикнув, вцепилась в Рене: — Вот он! Вот! Неужели ты не видишь?!
Он ответил очень тихо и серьезно:
— Конечно же, вижу…
2Уанн появился, как всегда, неожиданно. Мага-одиночку никто не заметил, хотя стража, выставляемая Светорожденными на подходах к Убежищу, и сонм охранных заклинаний Преступивших должны были оповестить о госте задолго до того, как тот постучался в двери Астена. Одетый по своему обыкновению в поношенный, но опрятный воинский костюм, Уанн напоминал удалившегося на покой арцийского офицера в средних чинах и на изысканном эльфийском острове выглядел, мягко говоря, странно. Одни его за это еще больше уважали, другие еще больше ненавидели.
Астен отчего-то проникся к странному Преступившему симпатией и был вознагражден, нежданно для себя обнаружив в маге ценителя и знатока поэзии. Уанн, казалось, знал все заслуживающее внимания из созданного поэтами Благодатных земель. Это ли, или же непроходящая тоска Астена по большому миру превратило мага и эльфа почти в друзей. В Доме Розы всегда были рады Уанну, но никогда еще его не ждали с таким нетерпением.
— Я отправился в путь сразу же, как получил письмо, — с порога объявил маг-одиночка. — Что случилось, Нэо?
Рамиэрль рассказал, и Уанн надолго замолчал. Астен и Рамиэрль ждали, сильнее чем когда-либо напоминая братьев. Наконец Уанн заговорил:
— Когда я просил тебя поискать Белого Оленя, я надеялся, что тревога ложная и у нас еще есть время. Я ошибался. Хуже вестей и не представишь. Даже не знаю, прав ли был ты, приехав сюда. Отправься ты сразу же в Корбут, ты бы еще мог проскочить, а теперь, боюсь, без шума не обойтись… Я, разумеется, иду с вами. Или нет, сначала пойду я!
— Один? — поднял бровь Астен.
— Я неплохо знаю Тарску и Корбут, хоть и не был там давно. Думал, старый дурак, что беда придет не оттуда, но тобой и кольцом рисковать нельзя. От Примеро и его приятелей какой-то прок, может, и будет, но и мороки не оберешься. Если им не сидится в Убежище, пусть идут, но задержи их хотя бы до конца месяца. За это время я уйду вперед так, что стадо трясинников позади не помешает, или, — маг улыбнулся, — мне придет конец. И тогда останется пробиваться силой, на такое, надеюсь, Преступивших хватит. А не хватит, сами виноваты — незачем соваться.
— А мне что посоветуешь? Идти с ними?
— Не знаю. Эрасти тебя просил, значит, вроде бы нужно идти. С другой стороны, сам Проклятый не знает, куда его занесло, а беда, вот она — руку протянуть… Если Таяна с Эландом не устоят, то за Арцию лично я гроша ломаного не дам. Любой толковый мерзавец разнесет старуху в клочья и не чихнет. Ваши вряд ли вылезут из болота, пока небо над головой не загорится, а тогда поздно будет. Остается Эр-Атэв, хотя какой он помощник? Во-первых, извечные враги, во-вторых, слишком далеко от Тарски, а вся беда оттуда. Я думал, зло в море за Запретной чертой сидит, а оно под самым носом вылеживалось!
— Ты хоть сейчас загадками не говори. — Астен наполнил опустевшие было чаши и снова сел, не отрывая взгляда от гостя.
— Я бы не говорил, когда б знал отгадки. Одно точно — Рамиэрль и Аррой избраны, может, и ты тоже. Теперь всякие силы потащат вас каждая в свою сторону. Значит, в целом клубке дорог и возможностей придется искать единственную. Ум здесь не советчик, а сердце и того меньше. Разве что Вечный голос, но это только надежда…
— «Вечный голос»… Что это?
— Можешь считать его голосом этой несчастной земли… Легенды говорят, что Тарра когда-то говорила со своими детьми. Вся беда, что ты и Рамиэрль не совсем ее дети… Прошлое приходится собирать по крупицам. Я многие годы за ними охочусь… Недавно стало проступать нечто осмысленное, еще две-три сотни лет, и я бы понял, что за узел у нас затянулся. Сейчас я не готов.
— Но что-то ты все же узнал…
— И мне казалось, что много. Оказалось, мало. Я отыскал следы пяти очень разных сил. Их может быть больше, но не меньше. Я знаю, что Тарра запечатана снаружи Светом, но что-то говорит мне, что есть и обходные пути…
— Значит, права моя дочь, когда говорит, что можно отсюда уйти?
— Смотря куда. Если в Преисподнюю, то, пожалуй, можно. Разбить стену означает впустить сюда такое, с которым не нам, почитай начисто лишенным магии, тягаться. Возможно, Эанке кто-то толкает под руку — дескать, пробуй, найди слабину. Только она по дури своей не понимает, каким боком ей это выйдет.
— Не представляю, как моя… дочь могла бы связаться с кем-то чужим. Убежище потому и называется Убежищем, что о нем знают лишь избранные.
— Ох, Астен, Астен… Не зря атэвы говорят: что знают двое, знает ветер, а что знает ветер, знает и пыль. Если я прихожу к тебе, а Эанке об этом не знает, почему ты должен знать, кто приходит к Эанке?
3— Илана, послушай меня, — Рене взял принцессу за руку, — мы сейчас спустимся, и ты скажешь, что ошиблась. Я понимаю, ты привыкла отвечать за свои слова, — герцог неправильно истолковал робкий жест Ланки, — но нам нельзя сейчас пугать людей. Вернемся в Гелань, обсудим все со Стефаном и Гардани, а пока молчи.
Принцесса и так потрясенно молчала, и Рене добавил уже мягче:
— Не думай, что это чья-то смерть, тем более твоя. Нас предупредили об опасности, а как говорит один мой друг, кто предупрежден — тот вооружен. Надо думать, а не плакать. Ну, ты ведь у нас умница…
На этот традиционный мужской аргумент Илана также ответила традиционно — она улыбнулась. Скажи кто Ланке еще два месяца назад, что она будет счастлива просто ехать на одной лошади с другим человеком, таянка рассмеялась бы недоумку в лицо. Но сейчас ей хотелось растянуть эти мгновения на день, на год, на столетие.
Единственное, чего не понимала принцесса, — это слов Рене о Всадниках. Ланка ничего не видела, но думать, что герцог ее разыгрывает, было невыносимо. Кроме того, лицо и голос эландца убеждали, что он воспринял слова Иланы серьезно. Девушка почти не сомневалась, что Аррой видел лицо Всадника, а это значит, что он… обречен?!
— Я ненавижу себя за то, что втянула тебя в это. — До ожидавших на дороге придворных и телохранителей оставалось всего ничего, и Илана говорила тихо, почти шептала: — Никогда себе этого не прощу!
— О чем ты? — искренне удивился ее неподражаемый спутник. — Если верить легенде, то не увидеть Всадника тот, кому это предназначено, не может. Ну, произошло бы это не сейчас, а на обратном пути, не все ли равно? И… неужели он показался тебе таким уж страшным?
— Я… Я не успела рассмотреть…
— Конечно же, не успела, — рассмеялся Рене, привычно откидывая со лба белую прядь, — ты его увидела, ты знала, что это страшно, и испугалась. А надо было не бояться, а посмотреть повнимательнее. Знаешь, я давно убедился, что избежать страха, убегая от него, нельзя. Надо идти навстречу. Не безоружным, конечно, но навстречу. И тогда в восьми случаях из дюжины поймешь, что бояться нечего, а еще в трех справишься с бедой. Разумеется, если встанешь к ней лицом к лицу, а не позволишь ударить себя в спину.
— Есть еще и последний случай, — прошептала Ланка.
— Верно, есть. Но от смерти лекарства еще не придумали. И до самого смертного мгновения нам не дано знать, действительно ли оно смертное. Наше дело — драться до конца, что будет потом, решать другим.
— Я, кажется, понимаю, — прошептала девушка.
— Тогда опусти глаза и молчи, говорить буду я… Что это вы, сударь, смотрите на нас с такой опаской? Мы не с чумного корабля!
— Но вы его в-в-видели? Видели? — пробормотал иссохший вельможа в коричневом.
— Видел. Облака на горизонте. Там, наверху, ветер и солнце бьют в глаза, так что можно увидеть все, что угодно. Ее высочество подвело воображение. Она знала, что Всадники недалеко, потом эта череда смертей в ее семье… Все это вполне объяснимо.
— Да, наверное, — пробормотала Илана, сосредоточенно запихивая выбившиеся волосы под сетку, — я… мне померещилось.
— И неудивительно. Смотреть вдаль, да еще против солнца. Не привыкни я к этому в море, тоже что-нибудь увидел бы.
— Так это был обман зрения, помноженный на воображение, — с облегчением вздохнул нобиль. — Мы и впрямь начинам шарахаться от собственной тени.
— Осторожность все же лучше беспечности, — откликнулся Аррой, — но мы становимся невежливыми — если не поторопиться, посланцы Архипастыря прибудут к месту встречи раньше нас.
Дальше ехали молча. Илана, поняв, что за ней следят сотни глаз, а не только голубые очи Арроя, вспыхнула до корней волос. Торопливо пересев на запасную лошадь, девушка присоединилась к двум замужним дамам, навязанным ей в качестве спутниц. Дамы не придумали ничего умнее, чем окружить принцессу заботой. Одна настойчиво предлагала хрустальный флакон с нюхательной солью, другая пустилась рассказывать о том, как она в годы своей юности столкнулась с собственной тетей, уже несколько лет как лежавшей в могиле.