Главарь стражей явился ко мне в спальню, где я развалилась в очень вольной позе на диване и читала затрёпанный детектив Рэкса Стаута. О том, чтобы мне самой сесть за стол и начать писать, и речи не могло быть: я изнемогала в борьбе с собой, но слово своё держала всегда крепко. А тут дала слово самой себе не браться за ручку и бумагу ни при каких обстоятельствах.
Патлатый сумрачно глянул на меня из-под нечёсаных чёрных косм и заявил:
- Или начнёшь работать, или я из тебя сделаю шашлык.
Я удивилась его наглости: вошёл без стука, и разозлилась на его грубый тон, но лишь ехидно осведомилась:
- Интересно, как я смогу начать работать, если нет вдохновения? Тебе о чем-нибудь говорит такое слово - вдох-но-ве-ние? - выговорила я по слогам.
Патлатый, может быть, был и глуповат, но не законченный дебил, чтобы не уловить насмешку в моём тоне. Он помрачнел: вероятно, не понравился намёк на его тупость, и заорал, выкатив на меня злые глаза:
- А я говорю, ты начнёшь работать, и немедленно!
К тому времени я уже встала и благоразумно села за стол, подумав, что если он начнёт размахивать руками, то смогу и я чем-нибудь, что лежит на столе, запустить в него. Патлатый и впрямь сжал кулаки, шагнул вперёд и рявкнул:
- Нет, будешь работать!
- Тогда садись и пиши сам! - заорала и я, оттолкнув от себя пишущую машинку, но не рассчитала толчок, и машинка приземлилась прямо на одну ногу Патлатого.
Тот взвыл и злобно шарахнул по ней другой ногой. Но мне жаль было не его, а машинку: вдруг испортится. А такая классная машинка: литеры расположены «ромашкой», имеет и белую корректировочную ленту для исправления ошибок. Кроме того, я очень не люблю, когда кто-то намеренно портит нечто, изготовленное руками человека, тем более принадлежащее мне, а машинку я считала почти своей, намереваясь после своего освобождения «выцыганить» её у Николая. А ещё не люблю, когда на меня орут всякие хмыри. Ладно - Николай, с ним почти «отношения» на почве танцев. А Патлатый мне кто? Да плевала я на него! И произнесла коронную «фурмановскую» фразу из полузабытого кинофильма «Чапаев», естественно, на свой лад:
- Александр Македонский тоже был великий полководец, но зачем же машинки пинать?
«И.о. Николая», окончательно выведенный из терпения моим упрямством, обозлённый, что я спихнула ему машинку на ногу (он был уверен - спихнула нарочно), размахнулся и смазал меня кулаком по левой скуле. Не в полную силу, конечно, однако стул опрокинулся, и я очень лихо впечаталась затылком в стену. В голове загудело. От боли и ярости я чуть не завопила диким голосом. Но, оказывается, шмякнуться головой о стену иногда бывает и полезно. Умственные мои способности не притупились, наоборот, приобрели не свойственную мне черту - хитрить. И потому сдержала свой вопль, хотя внутри все клокотало от злости: меня родной муж никогда не бил, а тут какая-то морда протокольная осмелилась ударить! Ох, не надо было ему со мной так поступать!
Я застыла без признаков жизни с задранными вверх ногами, тихо радуясь, что в джинсах, а то к ярости примешалось бы чувство неловкости, и я, пожалуй, не выдержала бы своей роли. А так лежала и злорадно наблюдала сквозь ресницы за бандитом: как он поступит, не будет же пинать меня ногами, небось, понимает, что я им нужна с ясной головой. А откуда быть ясности в голове при побитом теле? Он и не стал меня пинать. На лице у него появился такой испуг, что я внутренне ухмыльнулась - выходит, правильно догадалась: им не велено «повреждать» меня.
- Эй, - тихо спросил Патлатый, перегнувшись через стол, - ты что?
Я не ответила.
Он подошёл ко мне и легонько похлопал по щеке, что я, конечно, выдержала через силу, потому что готова была вцепиться в его мерзкую харю, как разъярённая кошка.
- Эй, - повторил парень, хватая мою безвольную руку и щупая пульс. Лицо его выражало неподдельное отчаяние. - Ты чего молчишь? Не молчи, а? - в его голосе послышались плаксивые нотки, он наклонился ещё ниже, вот тут я и вцепилась обеими руками в патлатую голову. Причём молча.
Парень отпрянул, приподняв меня с пола и выпутав из стула. А я молча висела на его волосах и тащилась следом. Молча потому, что с одной стороны это было частью моего мгновенного плана, а с другой - просто никогда не могла заставить себя кричать. Умей я визжать, стены бы одним голосом обрушила, но, увы, что не дано, то - не дано. Зато заорал Патлатый - от боли и неожиданности:
- Ты, стерва! Отстань!
Но это совсем не входило в мои планы: я висела, как бульдог, и молчала.
Парень совсем ошалел и только мотал головой, пытаясь меня отцепить, не догадываясь применить при том руки. Он орал так истошно, что в комнату ввалились еще двое бандюганов во главе с Анджеем, правда, сначала застряли в дверях, одновременно ринувшись в комнату. Потом заржали в три глотки, словно стоялые жеребцы: и в самом деле, наверное, очень было забавно смотреть, как высоченный громила трясёт головой, а я мотаюсь за ним туда-сюда, подобно тряпке. Но через несколько мгновений поняли, что приятелю совсем не до смеха, и бросились отдирать меня от него. Да я и сама рада была отцепиться, но пальцы свело, так что когда меня оторвали от головы несчастного, в моих руках были зажаты два пука чёрных волос.
Ощутив себя свободным, парень сначала затряс головой, словно проверяя, целы ли волосы, даже рукой по макушке цапнул, а потом ринулся на меня. Но приятели его заслонили меня буквально грудью. Вернее, Анджей заслонил, а двое повисли на вздёрнутых к потолку руках.
- Убью! - ревел Патлатый, а я спряталась за Анджеем, как за баррикадой, лихорадочно ища глазами, чем бы вооружиться и шарахнуть этого придурка по макушке, если всё же прорвет заслон и набросится на меня. А в голове мелькнуло совсем некстати - это всё моё воображение проклятое - что парень похож на взбесившегося коня-ломовика, на котором повисли извозчики. Но как бы ни был силен «ломовик», его всё же свалили на пол, правда, потому, что Анджей схватил стул и грохнул его по башке раньше меня. Тот осел на пол, однако совсем не вырубился - здоров бугай все-таки! - помотал головой. Я даже пожалела его: мало того, что чуть скальп не сняла дурная баба-притворщица, да ещё и огромную шишку на голове заработал. И я тихо спросила:
- Эй, больно, да?
Тот никак не прореагировал на мое соболезнование, видимо, принял за подвох, но когда один из приятелей сочувственно сказал:
- Ну, извини, надо же было как-то тебя успокоить, - Патлатый… заплакал!
Нет, вы видели когда-нибудь плачущего бандита? Мы увидели и опешили.
- Да, знаете, как больно, - пожаловался парень и всхлипнул, мазнув при этом кулаком по носу, обалделый от моего бульдожьего броска и от удара по голове увесистым стулом.
Патлатого заботливо вывели за пределы моей спальни, в дверях щёлкнул замок, что значило: никаких прогулок, и сидеть мне в замкнутом пространстве настоящей арестанткой.
Не знаю, чего уж Николаю наговорили, когда он вернулся, но явился он в мою комнату весьма раздражённый:
- Ты чего тут вытворяешь? - рыкнул с порога, буравя меня злым взглядом.
- Ничего такого, что могло бы тебя поразить, - ответила я в таком же тоне. - Я никому не позволю себя бить!
От моей заносчивости Николай задохнулся в бешенстве: баба целиком в его власти, а чего-то ещё и вякает. Он даже заикаться начал:
- Да я… Да я… я, - пока, наконец, не выговорил. - Я тебя мордоворотам своим на ночь отдам, утром не так запоёшь!
Побоев я не боялась. От них я зверела, что и доказала недавно на Патлатом. Но угроза Николая - совсем другое дело, и я внутренне содрогнулась, однако упрямо заявила, старательно скрывая страх:
- Неужели тебе не приходило в голову, что насилие такого рода ещё более разрушает психику женщины и её умственные способности? Отдавай! Тогда ты вообще ничего не добьёшься от меня, - и решительно шагнула к двери.
- Дура малохольная! - Николай вылетел из комнаты, с треском захлопнув дверь, решив, наверное, что я сейчас и впрямь кинусь совращать его дуболомов. Дверь на ключ, однако, Николай не закрыл. И я, посидев с полчаса в полном одиночестве, решилась выйти на прогулку, прихватив с собой ножку стула, который сломался при столкновении с башкой Патлатого.
Я опасливо выглянула за двери, готовая к отпору. Но во дворе никого не было, кроме лохматого филера, который тут же поплёлся за мной, как надоедливый нелюбимый поклонник. Я шествовала демонстративно вдоль всего забора, но во дворе ни единой души не объявилось.
Когда вернулась в свою комнату, ужин уже стоял на столе. И правильно. Видеть отвратные рожи похитителей я не желала. Они, видимо, тоже.
Утром Николай, ставший чернее грозовой тучи, зашёл ко мне.
- Ну, - спросил, играя желваками, однако вполне спокойно, - долго будешь дурочку валять? Я же сказал: возьму тебя в долю. И ты получишь, как все, после операции.
Когда вернулась в свою комнату, ужин уже стоял на столе. И правильно. Видеть отвратные рожи похитителей я не желала. Они, видимо, тоже.
Утром Николай, ставший чернее грозовой тучи, зашёл ко мне.
- Ну, - спросил, играя желваками, однако вполне спокойно, - долго будешь дурочку валять? Я же сказал: возьму тебя в долю. И ты получишь, как все, после операции.
- Срок, да? - сощурилась я ехидно.
- Типун тебе на язык! - он сплюнул суеверно через левое плечо.
- Не верю твоим обещаниям, - гнула я своё. - Напишу детектив, операцию вам разработаю, а вы потом стукнете меня по голове и увезете, бросите где-нибудь в канаве.
- Дура! - свирепо крикнул Николай, вышедший всё же из терпения: надо же, какой нервный… - Мы и так можем пристукнуть тебя: много знаешь, но давай лучше договоримся по-хорошему. Мне выгоднее, если ты начнёшь с нами сотрудничать. А то доведёшь ты меня!.. - он сверкнул глазами, грозя кулаком. - И, правда, пришью, стервозная ты баба, - и ударил меня ниже пояса. Не кулаком, конечно, может, не догадываясь даже, что угодил в самое уязвимое место. - О детях, бестолковая ты баба, подумай, ведь без матери могут остаться, - и вышел, опять с грохотом захлопнув дверь.
Тут я не выдержала и побежала следом, крича:
- Коля, Коль, не сердись, я согласна!
Он оглянулся недоверчиво, но приготовился слушать, а я брякнула:
- Мне гитару надо, я, когда играю на гитаре, лучше соображаю, - и зачем попросила гитару? Бес, видно, попутал. Я ведь просто так бренчала под настроение, ни о какой игре и речи нет.
Николай хмуро глянул на меня и, ничего не ответив, спустился в холл на первом этаже, но мне показалось, что и эта блажь будет выполнена. И не ошиблась.
К вечеру мне доставили прекрасную шестиструнную гитару с перламутровыми бляшками на ладах, пахнущую лаком, гордо белеющую колками - только-только, наверное, из магазина. Принёс эту красавицу Анджей. Молча подал гитару, и я пожалела, что не заикнулась о компьютере, наверняка, и его бы мне достали. Ну, когда же меня искать начнут? Сил никаких и фантазии больше нет время тянуть!
Я приняла инструмент, легонько тронула струны. Звук - чудо, это даже я поняла. Анджей с надеждой уставился на меня, решив, что угодил. Но, погладив гитару по корпусу, я отложила её с сожалением в сторону. Дело в том, что шестиструнная гитара для меня ничего не значила, и тут же оповестила об этом Анджея:
- Не нужна мне шестиструнка!
Анджей вытаращился на меня:
- Не, в натуре, а зачем тогда требовала, ну ты хитромудрая, каких поискать, - он бы и покрепче выразился, но, считая себя джентльменом, не мог того позволить при даме.
- Я… владею семистрункой. Не ясно, да? - сильно было сказано - «владею» - я сама поразилась своей безрассудной наглости, да отступать не желала, кроме того, капризничать перед Анджеем не опасалась, чувствуя, что меня он и пальцем не тронет.
- Не, в натуре, не один чёрт - шесть струн или семь? - удивленно захлопал Анджей великолепными пушистыми ресницами, которые мне очень нравились: ему приказали достать гитару, он и достал. А я, понимаете ли, ещё и фордыбачу.
Но я стояла на своём. Ничего иного и не оставалось: и в самом деле никогда в руках не держала шестиструнную гитару. И потому начала объяснять непонятливому Анджею:
- Я же ска-за-ла: не у-ме-ю на ше-сти-струн-ной ги-та-ре играть. Ты что - тупой? Там же строй иной, там расстояние между струнами больше. Мне нужна семиструнка, и больше ничего. Ясно?
Анджей взъярился:
- Где я тебе её возьму? Древность какая-то!
- Зато оригинально, - гордо заявила я. - Все на шестиструнной гитаре брякают, а я - на семи. - Вот уж точно выразилась: не играю, а брякаю.
- Где я тебе возьму такую? - забубнил вновь Анджей, но по тону его чувствовалось: пошёл на попятный.
- А где хочешь! - отрезала я.
- Ну, чего выпендриваешься? - уже жалобно спросил Анджей. - Вот довыпендриваешься, вздрючат, забудешь про свои фокусы, - и принялся уговаривать. - Кончай придуриваться, ну придумай ты им чего-нибудь… - ого! Анджей уже отделил себя от всей шайки, это - хорошо. - Слово чести, я сам отвезу потом тебя домой, да и Колька - не сволочь же какая, он тебе зла не желает. Он вообще-то мужик неплохой, да и шайку мы сколотили не от хорошей жизни: полгода без работы сидим. А Кольке надо свадьбу дочке сыграть, да я со своей бабой развёлся, алименты платить надо…
- Молодец твоя жена, что развелась с тобой, - уколола я.
Но Анджей не отреагировал на этот выпад, продолжая рассказывать про свои беды:
- … мне надо же как-то жить. Колька, между прочим, и правда - вдовец, у него жена пять лет назад умерла.
- Ага, бедненький совсем, а дача - вон какая! - рассмеялась я ехидно. - Расскажи сказочку своей бабушке, а не мне.
- Да это и не Колькина дача вовсе, а друга его, - оправдывал Анджей Николая. - Он за кордон по контракту на три года уехал. А «вольва» - другого другана, он в загранку ходит, это его машина.
- Ух, какие вы честные-благородные, и все-то вам своё имущество доверяют, - насмехалась я.
- Конечно, мы же не бандюги, мы - честные люди, - подтвердил Анджей, чуть не стукнув себя по груди, да вовремя спохватился, - видишь же, что даже с разработкой операций у нас не клеится, были бы мошенники, сами бы сообразили. А вообще решили, что пошухерим года два, и всё - завяжем. Я, между прочим, в бюро по трудоустройству на учёте стою, - заявил он гордо. - Я же не виноват, что работы по специальности нет, я все же классный электронщик, а не дворник.
- Ага, а пока тебе Николай предложил временную работу по твоему вкусу и способностям - женщин охмурять, - прицепилась я опять. И задела за «живое», Анджей «завёлся», презрительно прищурился, окинул меня взглядом с головы до ног и самодовольно заявил:
- А чего вас, баб, не охмурять, если вы, дуры, сами липнете, как мухи?
Этот его гнусный выпад мне очень не понравился, выходит, я - дура, если в самолёте с ним разговаривала. И потому сурово прервала такой содержательный и душещипательный разговор:
- Ну ладно, ты мне зубы не заговаривай, а лучше гитару ищи.
Анджей сплюнул в сердцах и удалился. Однако на пороге оглянулся на меня, и в глазах его я прочла насмешку.
Анджею пришла в голову мысль залезть ко мне в квартиру: он логично предположил, что если уж я так упираюсь и требую семиструнную гитару, то такая наверняка есть у меня дома, где, как он знал, сейчас никого - сыновья уехали: Анджей сам видел, как я провожала мальчишек на поезд. Но ведь никто из шайки-лейки Николая не знал, что дома осталась Джина.
Джина - это наша девочка-овчарка, молодая, игривая и очень хитрая бестия, не зря мы её назвали в честь самой стервозной, однако и обаятельной героини «Санта-Барбары», тягучего многолетнего американского телесериала, в созерцание которого нас втянули отечественные телеумники. Сериал проклинало полстраны, смеялось над ним, однако каждый вечер семьи устраивались перед телевизорами и сопереживали с миллионерами в их нелегкой жизни, это уж позднее появились подобные отечественные сериалы, где плакали уже российские богатые подобно своим бразильским коллегам.
Наша собачка Джина была молчаливая, как и я: никогда зря не гавкнет, про то было известно всему нашему многоквартирному муравейнику. Так же молча цапала и кобелей куда попало, если начнут приставать не ко времени. Короче говоря, хозяйка, думаю, стоила собаки, а собака - хозяйки. Обе своенравные и себе на уме. Не зря же говорят, каковы хозяева, таковы и животные. Или наоборот?
Джина, конечно, молчаливая собачка, но ведь и ей иногда требовалось бывать на улице по самым простым потребностям, для чего у людей туалеты существуют. Джина терпела день, пошёл другой, она сначала робко, а потом взлаяла во всю мощь звонкого собачьего горла: она же давно вышла из щенячьего возраста и не могла себе позволить напустить лужу возле дверей. Тогда-то соседи и поняли, что в нашей квартире никого нет, иначе Джина бы так себя громогласно не вела.
Что дети уехали - всем известно, а вот где же я? Соседи забеспокоились: случилось что-то неожиданное, а может даже и страшное, если не оставила ключи и никому не поручила за собачкой приглядеть, как делала всегда. Бросились к моей подруге Анне, на работу позвонили, но никто не мог внятно сказать, где я, поскольку числилась в отпуске. Хорошо, у Анны был ключ от моей квартиры, и Джину выпустили из заточения.
А про меня заявили в милицию, но там сначала посмеялись - знаете же, какая у нас милиция смешливая - дескать, пишет «Агата Кристи» ваша новый детектив где-нибудь в уединении, однако розыск начали: не шутка - пропал человек серьезный, не склонный к розыгрышам.
Джина между тем жила одна в квартире, вела себя тихо и спокойно, чем радовала соседей: раз собака не воет, то это хороший знак - хозяйка жива и когда-нибудь найдётся. И в недобрый час Анджею пришла в голову мысль посетить мою квартиру…