«О боже, – подумал я, – это не меньше чем на час».
Мы вежливо поздоровались, и Ахмед назвал мою маму и бабушку «мадам».
– Мадам Барбара, – обратился он к бабушке, – я знаю, что вы очень любите животных. Не могли бы вы помочь нам провести собеседование с персоналом, который будет смотреть за моими воспитанниками – терьерами?
– Конечно, Ахмед, обязательно помогу, – согласилась бабушка. Было видно, как глаза ее смеются.
– Ахмед очень серьезно подходит к этому вопросу, – сказала мама Ахмеда.
– Пожалуйста, пойдемте сейчас, – попросил Ахмед, – вам принесут кофе в мой кабинет.
– Пойдем, Ахмед, ведь кадры решают все, – с серьезным видом ответила ему бабушка.
В кабинете уже стоял поднос с кофе в серебряном кофейнике и сок в высоких стаканах. Кабинетом эту комнату назвать было трудно, больше она походила на детскую, но здесь имелся письменный стол с компьютером, на котором мы играли в компьютерные игры.
Ахмед, когда бывал у себя в комнате, всегда очень важничал. Однажды после моего замечания о том, что в кабинете должны быть книги, здесь появилось много книг на красивых полках. Как ни странно, Ахмед даже увлекся чтением. Но я опять ушел в сторону.
Мы расселись возле письменного стола, бабушку посадили в большое кресло. Ахмед позвонил в колокольчик, и вошел его личный слуга по имени Мансур.
– Так, позови первую кандидатку, – обратился Ахмед к Мансуру.
– Сию минуту, господин, – ответил Мансур, согнувшись в поклоне.
Только он закрыл за собой дверь, как в кабинет вошла молоденькая филиппинка, похожая на маленькую обезьянку. На ней были белые брюки и красная майка.
– Как тебя зовут? – обратился к ней Ахмед.
– Глория, сэр, – ответила первая кандидатка.
– Ну, расскажи, почему ты думаешь, что будешь хорошо смотреть за моими щенками?
– Я очень люблю животных, сэр. Дома у нас были три кошки и две собаки и еще вьетнамская свинья.
– А чем вы их кормили? – вмешалась бабушка.
– Всем, что оставалось после стола, но, кроме того, папа варил кошкам и собакам курятину, а свинье – овощи.
– Ты знаешь, что терьеров нужно выгуливать? Это очень подвижные собаки.
– Да знаю, они охотятся на крыс, а ваши терьеры были выведены в Шотландии еще при принце Бонни Чарли. Порода была выведена от черных терьеров.
У меня прямо рот открылся от удивления. Да уж, подготовилась она основательно. Ахмед тоже удивился, сам он ничего такого не знал.
– Ну ладно, иди, ты свободна, мы сообщим тебе о своем решении.
Мы провели собеседование еще с двумя девушками, но нам всем понравилась только Глория. Она и получила эту работу.
Мы с Ахмедом помогали в приюте. Папа Ахмеда выделил на приют хорошие средства, и условия там стали заметно лучше. Собак хорошо кормили, выгуливали, и в приюте теперь работал ветеринар. И все равно собак было жалко. Попробуйте целый день просидеть в клетке!
Щенки Ахмеда выросли и превратились в настоящих красавцев. Глория заботливо ухаживала за ними, и от них всегда вкусно пахло. Она их так воспитала, что они быстро научились ходить в туалет на улице. Щенки бегали по всему дому и были всеобщими любимцами, даже папа Ахмеда их обожал, особенно Гришку, а Валид неотступно ходил за Ахмедом. Бьюти, будучи девочкой, пропадала на женской половине и всегда была вся в бантах.
Вот так мы ввели в Кувейте новую моду. Люди стали брать в приюте собак, и мы очень этим гордились.
Глава пятая Базар
Прошло два месяца, жара в Кувейте стала просто невыносимой. Бабушка Варя засобиралась домой в Петербург. Но до этого она непременно должна была посетить базар, который здесь назывался сук.
– Эдичка, ты пойдешь со мной, – сказала она в пятницу.
– Но я хочу плавать, зачем мне базар?
– В целях страноведения.
Спорить с бабушкой было бесполезно, и мы отправились на базар. Мама вела машину. Мы долго искали парковочное место в тени. Несмотря на ранний час, машин было очень много. Базар-сук занимал огромную территорию. Это был целый город! Чего тут только не было, и все пестрело от красок.
Я сразу же забыл про жару и во все глаза глядел на это незабываемое зрелище. Сначала мы попали в ряды со специями: целые пахучие горы лежали на прилавках и источали потрясающий аромат. А какое здесь было разнообразие цветов и оттенков: ярко-красные, темно-коричневые, желтые. Бабушка остановилась у одного из прилавков и принялась выбирать шафран, который, как она выразилась, был на вес золота. Шафран бабушка добавляла в куличи, в большом количестве выпекавшимися на Пасху. Продавцы с бабушкой торговались долго. Мешала мама. Она привлекала к себе внимание, торговцы ворковали маме что-то низкими голосами, цокали языком и ели ее глазами. Усы их при этом шевелились и глаза горели огнем. Мама была одета скромно, в длинное арабское платье и черный плащ-покрывало из тех, что назывались абаями, – чтобы не смущать местное население. Но оно все равно смущалось.
– Настя, – сказала бабушка, – ну отойди же, они ничего не слышат.
– Зачем? – возразила мама. – Я сама тебе сейчас все куплю, лучше ты отойди.
Мама заняла место бабушки, продавец за полцены продал ей шафран и нисколько при этом не торговался. Лишь попросил заходить почаще. Потом мы пошли к рядам, где высились горы фиников, абрикосов, инжира и еще чего-то такого, о чем я раньше не знал. Там же мы купили халву и двинулись к свежим фруктам и овощам. К маме подлетел человек с тележкой и предложил свои услуги. Мы с радостью погрузили все покупки в тележку, потому что самое интересное только начиналось.
Во фруктовых и овощных рядах творилось что-то несусветное. Людей было немыслимое количество, все что-то орали, перебегая от прилавка к прилавку. Продавцы вдруг срывались с мест и тоже начинали кричать, хватая покупателей за одежду.
– Мама, а что они делают?
– Торгуются, – ответила мама.
– А зачем?
– Так положено, нельзя соглашаться с первой предложенной тебе ценой, нужно торговаться, иначе пропадает весь смысл и удовольствие от процесса.
– Но почему?
– Традиция такая!
– А-а-а… – протянул я в ответ.
Мама сказала бабушке, что при этом они обзывают друг друга сыновьями ослиц и собак и разными другими непристойными именами, но никто всерьез не обижается – это ведь часть процесса.
Мама приценивалась к товару, ей быстро уступали и просили приходить еще. Тележка наша наполнялась стремительно, но наш извозчик бодро ее катил и не жаловался. Овощи и фрукты паковались в контейнеры: и крупный черный виноград, и клубника, и вишня, и маленькие хрустящие огурчики, и помидоры, которые бабушка почему-то назвала дамскими пальчиками, и огромная дыня, и немыслимых размеров арбуз. Сверху лежала зелень – петрушка, укроп, что-то еще, какие-то огромные листья, похожие на лопухи у нас на даче, здесь их называли салат.
Примерно через час мы попали в ряды с коврами. Среди ковров было сумрачно и прохладно, они лежали прямо на земле, по ним ходили, и это, по словам мамы, улучшало их качество. Мы остановились у одной лавки, чтобы выбрать ковер для бабушки. Хозяин предложил нам сесть и угостил нас холодной водой. От чая и кофе, что были предложены после этого, мы вежливо отказались. Среди ковров мы провели еще час, в результате бабушка выбрала себе какую-то «бухару». Я, пока они выбирали, даже малость заснул.
Дальше мы переместились в золотые ряды. Это была целая улица, по обеим ее сторонам располагались ювелирные магазины. Выставленные в витринах товары были подсвечены, сиянье золота так слепило глаза, что приходилось жмуриться. Вокруг было много женщин, и все покупали золото. Оказывается, в случае развода единственное, что они могли взять из дома мужа, – это золото. Даже дети оставались с мужем. Предполагалось, что чем больше у женщины золотых украшений, тем легче будет ее жизнь после развода. В золотых рядах мы застряли надолго. Я опять заснул на маленьком диванчике в ювелирной лавке, где бабушка и мама покупали себе украшения. Когда меня разбудили, я посмотрел на часы. Оказывается, я проспал целый час!
Потом мы отправились к сувенирным лавкам, где продавали кофейники, лампы, арабские подушки, что-то еще. После сувенирных лавок мы оказались в женском ряду, где торговали женщины-бедуинки. Одеты они были в абаи, черные плащи-покрывала, а их лица скрывали маски, из-под которых блестели глаза. Руки одних торговок прятались целиком в перчатки, у других оставались открытыми кисти рук. Кожу кистей украшали причудливые орнаменты ярко-рыжего цвета. Здесь бабушка чего только не накупила: каких-то снадобий, баночек непонятно с чем, какого-то желтого порошка, который называется хной, именно им и были раскрашены кисти рук бедуинок.
– А почему они бедуинки? – спросил я маму, которая в этот момент нюхала что-то из высокого флакона.
– «Бедуин» значит «кочевник». Женщины эти живут в пустыне, в палатках, в ужасно примитивных условиях, но так арабы жили всегда. Они кочуют по пустыне, разводят овец и верблюдов, тут же в пустыне они рожают детей. Днем они спасаются от жары в палатках, спят, а вечером ведут активный образ жизни, делают все свои дела. Мы скоро поедем в пустыню на пикник, и ты увидишь все своими глазами.
– А почему они бедуинки? – спросил я маму, которая в этот момент нюхала что-то из высокого флакона.
– «Бедуин» значит «кочевник». Женщины эти живут в пустыне, в палатках, в ужасно примитивных условиях, но так арабы жили всегда. Они кочуют по пустыне, разводят овец и верблюдов, тут же в пустыне они рожают детей. Днем они спасаются от жары в палатках, спят, а вечером ведут активный образ жизни, делают все свои дела. Мы скоро поедем в пустыню на пикник, и ты увидишь все своими глазами.
– А когда, когда? – начал допытываться я.
– Скоро, – сказала мама. – Сначала с Фатимой поедем в их лагерь, а потом поедем в лагерь Ахмеда.
– Ой, здорово!
С покупками, слава богу, было покончено, и бедный носильщик направил тележку к выходу.
– Ох, – вдруг вспомнила мама, – а рыба? Рыбу-то мы забыли!
Носильщик повернул в рыбный ряд, мы двинулись за ним. Базар уже опустел. Народ разъезжался по домам обедать. Лишь в кофейнях еще сидели мужчины, пили кофе и курили кальяны. В рыбном ряду мы столкнулись с Мохаммедом, нашим соседом по самолету.
– Где же вы пропадали, мадам Барбара? – спросил он, – Почему не звонили? Так, сейчас же идем обедать.
– Но нам надо еще рыбу купить, – возразила мама.
– Рыбу нужно было покупать утром. Ладно, вот, возьмите мою, все равно вы сейчас ничего не найдете, кроме вони и мух.
Воняло действительно очень сильно. Мне даже стало нехорошо. К тому же я увидел баранью голову с разинутой пастью и высунутым языком, и от этого едва не потерял сознание.
– Мама, я устал, – пожаловался я.
– Вот видите, ребенок устал, пойдемте обедать, здесь недалеко.
Мы не стали возражать и пошли к машинам. Мама щедро расплатилась с носильщиком – по моим прикидкам, дала ему чуть ли не его месячную зарплату, – и уже через четверть часа мы сидели в маленьком местном ресторане. Здесь было прохладно, работали кондиционеры.
Никогда еще я не ел так вкусно, разве что у бабушки в Солнечном, на даче. Сначала нам принесли горячий хлеб и две овощные пасты – хомус и метабель. Хлеб мы макали в пасту, и это было удивительно вкусно. Потом подали шашлыки из баранины с рисом и зеленью. Еда прямо таяла во рту. После шашлыков пили чай, а дальше я ничего не помню, потому что уснул прямо в ресторане.
Проснулся я дома, у себя в спальне. Стояла тишина, и я понял, что на дворе ночь, а завтра мне нужно в школу. Я опять уснул, и мне снились горы креветок, бедуинки в масках и огромный арбуз. На следующий день я заболел и в школу не пошел. У меня была высокая температура. Дейв сказал, что только ненормальные русские матери таскают детей в жару по базару. Я слышал, как они принялись ссориться, вообще, в последнее время они ссорились часто.
Глава шестая Пикник в пустыне
Заветный день наконец настал, и мы отправились на пикник. Был конец марта. Бабушка уже две недели как уехала в Петербург. Она долго прощалась с нами, плакала и просила, чтобы летом я отдыхал в Солнечном. Я ей обещал, что приеду. В этом году мы все собирались в Солнечное: мама с Алешкой и Антошкой и я. Но перед этим нужно было еще заехать в Англию к папе. Я прямо не знал, как все успею. Но мама успокоила меня и велела не волноваться.
В тот выходной мы проснулись рано. Сразу же после завтрака Камилла занялась погрузкой в машину корзин с едой для пикника. Мы всей компанией, включая Борьку, устроились в джипе, и наше путешествие началось. Дейв был за рулем. Уже через полчаса мы съехали с дороги и встретились с добродушным толстяком, мужем Фатимы. Он тоже ехал на джипе. Мы отправились вслед за Хабибом, так звали мужа Фатимы. Я сидел на заднем сиденье и думал, как это Хабиб находит дорогу в пустыне. Ведь все вокруг выглядело совершенно одинаково.
Но Хабиб уверенно вел машину, и примерно через час мы остановились возле небольшой палатки. Рядом паслись верблюды.
– Остановимся на минутку, поприветствуем моего кузена, – сказал Хабиб.
Мужчины прошли в палатку, а мы отправились смотреть на верблюдов. Я дал одному верблюду шоколадное печенье, и он с удовольствием его съел. Борька прятался за меня. Он не доверял этим незнакомым животным. Вскоре мы опять залезли в машины и поехали в лагерь Хабиба, где нас ждала Фатима. Верблюд, обласканный мной, долго бежал следом за нашим джипом. Мы махали ему руками, а Дейв удивлялся, какую тот развил скорость. Борька громко лаял на животное из машины, пока верблюд не отстал.
Лагерь Хабиба занимал в пустыне обширную территорию. Здесь было множество палаток, а в одной, огромной, располагалась кухня. Фатима пригласила нас в женскую палатку, нам тут же подали кому чай, кому кофе и вручили кальяны – длинные трубки с яблочным табаком. Мама с Фатимой затянулись и стали пускать дым изо рта. Мы попили холодного сока и побежали изучать лагерь.
Дети Фатимы были нашими гидами. Они показали нам все палатки, которые по убранству не уступали нормальной вилле. В них имелись даже кондиционеры, что меня удивило. Оказывается, электричество в лагере получали от генератора, его они привезли с собой. Вообще, кувейтцы к поездке в пустыню относились очень серьезно, и операция по разбивке лагеря занимала несколько дней.
Мы увидели также маленькую палатку-мечеть, чтобы было где молиться, хотя мусульмане имели право молиться в любом месте, главное было расстелить свой молельный коврик и повернуться лицом к Мекке – самому святому мусульманскому городу. Огромную палатку, как я уже говорил, занимала кухня, и здесь были самые настоящие холодильники.
Прямо за палатками находился вместительный надувной бассейн, в него-то мы с радостью и запрыгнули, больно уж было жарко. Борька прыгнул в бассейн вместе с нами и с удовольствием плескался в холодной воде. Не успели мы вдоволь наплаваться, как прибежали слуги и позвали нас на обед. Они помогли нам выбраться из воды и растерли нас полотенцами, которые оставили на солнце сушиться, зная, что скоро мы опять побежим плавать.
Обед был накрыт в палатке-столовой. Еды оказалось настолько много, что съесть ее было попросту невозможно. Еду ставили прямо на пол. Посередине палатки высилось огромное блюдо с целым бараном, вокруг него были блюда поменьше с рисом и овощами. Все сидели на полу, скрестив ноги, и брали еду руками. Я немного растерялся, но Фатима что-то крикнула слуге-пакистанцу, и мне принесли тарелку и вилку. Я заметил, что у мамы и Дейва также были тарелки с вилками. Еда была вкусной, но все равно мне казалось странным видеть, как люди едят руками с общего блюда.
– Фатима, а зачем вы каждый год выезжаете в пустыню? – вдруг спросила моя мама.
– Понимаешь ли, Анастасия, это традиция. Здесь наши корни, мы все вышли отсюда. Ведь мы раньше здесь жили, как те бедуины, которых вы видели по дороге.
– Мы скучаем по пустыне, – добавил Хабиб. – Это своего рода ностальгия.
– Зачем же вы всё устраиваете так удобно, как дома? – опять спросила моя мама.
– Мы же избалованы цивилизацией, – смеясь, ответила Фатима, – и жить, как раньше, мы уже разучились, но все равно нам хочется подышать хотя бы воздухом пустыни, а особенно провести здесь ночь и увидеть звезды. Подожди до вечера, когда будет темно, и ты меня поймешь.
Я решил, что тоже не лягу спать, а буду ждать вечера. Звезды я, конечно, видел и раньше, но вдруг они здесь особенные? Или вообще другие? С этим вопросом я подошел к маме, и мама мне сказала, что звезды везде одинаковые, просто все их видят по-разному.
Остаток дня мы провели в бассейне, а вечером ели отличные шашлыки и после них повалились спать, как подкошенные. Я даже чуть ли не первый раз в жизни лег, не почистив зубы. Проснулся я часа через два с ощущением, что будто кто-то толкнул меня в бок. Рядом спали Алешка с Борькой. Антошка спала в маминой палатке. Я встал с постели и вышел из палатки. Борька открыл один глаз, но даже не пошевелился, только вяло махнул хвостом. Я посмотрел на небо, и у меня перехватило дыхание, так было красиво. Звезды были огромные и яркие. Казалось, что до них можно дотянуться рукой. Буду астрономом, решил я про себя твердо, ведь это так здорово – изучать звезды. Я услышал голоса где-то рядом и пошел туда. Все еще сидели в палатке-столовой и пили кофе. Кофейники стояли тут же на огне.
Мама меня заметила.
– Эдичка, что ты делаешь, почему не спишь? – спросила она, обнимая меня за плечи.
– Я проснулся посмотреть на звезды. Мама, я хочу быть астрономом и всегда жить в Кувейте.
– Ну, если хочешь, так и будет, – рассмеялась Фатима. – Клянусь Аллахом, я не видела более гениального ребенка!
– Это замечательно, что у тебя есть мечта, – сказала мама.
Тогда я еще не знал, что моя мечта сбудется, но это тема для другого рассказа.
На следующий день рано утром, сразу же после завтрака, мы поблагодарили Фатиму и Хабиба и отправились в лагерь родителей Ахмеда. Мы ехали за шофером, которого за нами прислали, иначе дорогу к ним нам бы не найти никогда. Лагерь папы Ахмеда был настолько роскошным, что, думаю, мне не хватит запаса слов, чтобы его описать. Даже палатки здесь были шелковые и ярко блестели на солнце. Гарем был отгорожен от основного лагеря небольшим забором из глины, и палатки там были розовые.