— Красиво, — сказала Настя. — Чьи это стихи?
— Дениса Новикова. Он уже умер.
Они помолчали.
Илья неотрывно смотрел вдаль, на покрытый легкой дымкой огромный красивый город с золотыми маковками церквей.
— Ты часто сюда приходишь? — спросил он.
— Да нет, — ответила Настя. — По крайней мере, реже, чем хотелось бы. — Она взглянула на часы. — Слушай, Илья, ты извини, но мне пора бежать в библиотеку.
Он улыбнулся:
— Понимаю. Сам студент.
— Дорогу к метро помнишь?
— Да. Мы еще увидимся?
— Только если я тебе не надоела, — пошутила Настя.
— Ты мне не надоела, — серьезно проговорил Илья, глядя на Настю спокойно и доброжелательно.
Настя слегка смутилась под его взглядом. Слишком уж не детским он был, этот взгляд.
— Ну, пока!
Она повернулась и быстро зашагала к университетскому зданию.
11По пути в библиотеку Настя думала о родителях и о том, что с ними случилось.
Авария была очень странной. Начать с того, что Настя находилась в машине вместе с родителями. Она отчетливо видела, как грузовик съехал со встречной полосы и ринулся на их старенькую «Мазду», которую отец купил по случаю у друга и которой страшно гордился как своей первой иномаркой.
Время словно замедлило ход. Грузовик передвигался судорожными рывками, будто с трудом преодолевал его вязкое течение. Но вот стальной бампер грузовика навис над машиной, и Настя отчаянно закричала:
— Папа, он нас раздавит!
Но замедлившееся время коснулось и самой Насти. Слова прозвучали невероятно медленно и тягуче. Отец же, вместо того чтобы крутануть руль вправо и увести машину из-под удара на пустой тротуар, повернул голову и удивленно посмотрел на дочь.
Раздался оглушительный скрежет, и перед глазами у Насти все вспыхнуло. А потом случилось нечто необыкновенное: она почувствовала резкий порыв холодного ветра, и порыв этот подхватил ее, вынес из машины и перенес на тротуар. И тут время двинулось с головокружительной быстротой. Грохот удара, всполох огня, крики людей, вопросы милиционеров и удивленный возглас пожилой докторши:
— Это удивительно! Девочка абсолютно цела!
Потом снова круговерть образов и звуков, а затем чей-то вкрадчивый голос:
— Скажи, ты правда была с родителями в машине?
— Да. Я там была.
Время снова обрело нормальное течение, и Настя увидела, как пожилой доктор отпрянул от нее, качнул головой и, повернувшись к милиционерам, сказал:
— Я, конечно, атеист, но можно сказать, что это настоящее чудо!
А потом началась жизнь без папы и мамы. Поначалу Настю хотела забрать к себе двоюродная тетка, которую она совсем не знала. Но старшая сестра Анна грудью встала на защиту Насти и объявила, что сама сможет о ней позаботиться. Потом был суд, его Настя почти не помнила. Кроме разве что того, как она с яростным криком вырвалась из холодных объятий тетки и прижалась к Анне.
Жили они с сестрой неплохо, но отсутствие мамы и папы чувствовалось всегда и во всем. Привыкнуть к тому, что их нет, было невозможно. Тем более что на стене в гостиной, на самом видном месте, всегда висела свадебная фотография родителей. На ней папа и мама были молоды и счастливы.
И живы.
Однажды, стоя на мостике через речку-овражек, Настя поссорилась со своими подругами, и одна из них в запальчивости крикнула:
— Твои родители давно сгнили в земле! И туда им и дорога!
Глаза Насти заволокло гневом. Она сжала кулаки и бросилась на теперь уже бывших подруг. Бросок был неудачный, девочка перелетела через перила моста и упала в канаву. Потом были три недели в больнице, которые Настя пролежала с загипсованной ногой.
Когда она вернулась домой, то обнаружила, что свадебная фотография родителей со стены исчезла. В тот вечер между Настей и Анной произошел серьезный разговор. Анна утверждала, что память о родителях не столько помогает, сколько мешает Насте жить. Настя же кричала в ответ, что это ее собственная жизнь и она сама способна определить, что ей мешает, а что нет.
— Ты всегда ревновала их ко мне! — выпалила Настя. — Потому что они любили меня больше, чем тебя!
Некоторое время Анна ошарашенно смотрела на сестру, не в силах произнести ни слова, а потом скривилась и коротко бросила:
— Дура.
После этого вынула фотографию родителей из ящика стола. Настя взяла фотографию, вставила в рамку и снова повесила на стену. Однако через пару дней сама сняла и убрала обратно в ящик.
Жизнь потекла своим чередом. Сестры никогда не упоминали об инциденте с фотографией, но их отношения изменились. Настя, прежде откровенная в разговорах с Анной, приобрела привычку таиться, а когда та спрашивала что-нибудь, в ответ ершилась и нередко отвечала дерзостью.
12Посидев в библиотеке полтора часа и мужественно просмотрев семь из девяти рекомендованных книг, Настя решила сделать перерыв, отправиться в кафе и выпить пару чашек кофе. Последствия «веселого» вечера и плохой ночи сказывались до сих пор. В висках чувствовалась тяжесть, а на душе скребли кошки.
В скверике перед кафе Настя заметила, что за ней кто-то идет. Но ни испугаться, ни даже насторожиться не успела, потому что негромкий сипловатый голос тут же окликнул ее:
— Девушка, одну минутку!
Настя обернулась. Невысокий коренастый человек, одетый в серый плащ и кепку, медленно приблизился. Холодные, стального оттенка глаза, ямочка на подбородке. Почему-то Насте подумалось, что незнакомец должен держать в руке пакет с продуктами, из которого торчит батон. Однако никакого пакета у мужчины в руках не оказалось. Была только старенькая дешевая трость с крючковатым, посеребренным, но уже изрядно облезшим набалдашником.
Остановившись перед Настей, незнакомец оглядел ее цепким холодным взглядом, который совершенно не подходил к его облику «инженера на пенсии». Затем сипло спросил:
— Ты Настя Лаврова?
— Да. А вы…
— Давай присядем, — незнакомец направился к ближайшей скамейке.
Настя, чуть помедлив, двинулась за ним. Усевшись на скамейку, мужчина пристроил трость между ног и посмотрел на Настю.
— Надо поговорить, — сказал он.
— Поговорить? — девушка внимательнее вгляделась в лицо незнакомца, стараясь припомнить, где она могла его видеть. — А вы, собственно, кто?
— Меня зовут Владимир Иванович.
— А фамилия?
— Жгут.
Мужчина снял кепку, достал из кармана платок и промокнул лысую голову. Затем снова нахлобучил кепку на лысину, посмотрел на солнце и сказал:
— Жарковато сегодня, а?
— Да, — рассеянно отозвалась Настя.
— Гораздо жарче, чем обещал прогноз.
— Да, наверное.
Владимир Иванович вздохнул:
— И давление выше нормы. В такую погоду хорошего клева не жди. Это как пить дать.
Настя не знала, что на это ответить. Жгут снова посмотрел на нее и вдруг спросил:
— Как у тебя со здоровьем, милая?
— До сегодняшнего дня не жаловалась. Послушайте, я не знаю, кто вы такой, но если вы немедленно не…
— Погоди-ка…
Он вдруг быстро поднял правую руку, прижал пальцы ко лбу Насти и громко и веско произнес:
— Вспомнила!
Затем убрал руку и с любопытством посмотрел в побелевшее лицо Насти.
— Вы… Вы тот самый! — с изумлением и ужасом выпалила она.
— Да, — кивнул Жгут. — Я тот самый.
Настя перевела дух.
— Значит, все это мне не приснилось, — дрогнувшим голосом пробормотала она.
Жгут молча кивнул.
— Почему я все забыла? Вы что, стерли мне память?
— Самую малость, — ответил Жгут.
Настя пристально посмотрела на «пенсионера» и вдруг спросила:
— Вы экстрасенс?
— Скорей, наоборот, — непонятно ответил он.
— Что значит «наоборот»?
«Пенсионер» снова взглянул на небо и задумчиво произнес:
— Клева в ближайшие дни точно не будет.
— Что вы мне голову морочите? — воскликнула Настя. — Как вы меня нашли?
«Пенсионер» сдвинул кепку на затылок:
— Как нашел? Ты же сама сказала, что учишься в универе, на историческом. Я зашел в секретариат, представился твоим дядей из Кулунды…
— У меня нет дяди в Кулунде, — возразила Настя.
— Знаю, — иронично произнес Жгут. — Но в секретариате этого не знали. Я был убедителен, и мне поверили. Остальное — дело техники.
— Кто были те люди, которые напали на меня вчера вечером? Откуда они взялись?
— Не уверен, что тебе нужно это знать… — начал Жгут, но Настя его перебила.
— Если вы не заметили, я уже знаю слишком много, — с вызовом сказала она. — Я видела, как жена олигарха Литовцева бежала за машиной. Видела, как вы в нее выстрелили.
Владимир Иванович немного помолчал, а затем согласился:
— Ты права. Пожалуй, я и в самом деле должен ответить на пару-тройку твоих вопросов. Но сначала я спрошу сам. Скажи-ка, милая, ты не замечала за собою слежки? Это очень важно. И не только для меня, но и для тебя.
— Ты права. Пожалуй, я и в самом деле должен ответить на пару-тройку твоих вопросов. Но сначала я спрошу сам. Скажи-ка, милая, ты не замечала за собою слежки? Это очень важно. И не только для меня, но и для тебя.
Настя хотела возмутиться, но передумала.
— Несколько раз мне казалось, что за мной следят, — сказала она после паузы. — Но я в этом не уверена.
Жгут вздохнул:
— Хреново. Эти зря следить не станут. Наверняка ты что-то у них забрала. Ну, колись — забрала, а?
— Ну… была одна вещь, — нехотя призналась Настя. — Только я ее не забрала, а нашла. И хотела вернуть, но эти бандиты…
— Что за вещь? — перебил Жгут.
Настя вздохнула и полезла в карман куртки. Вынув из кармана кулон, она показала его Владимиру Ивановичу.
— Вот. Его обронила та женщина. Литовцева. Перед тем, как… как все началось.
Владимир Иванович прищурил свои серые глаза и внимательно оглядел вещицу.
— Гм, — задумчиво проговорил он. А затем спросил: — Ты ее кому-нибудь показывала?
— Да, — кивнула Настя, чуть покраснев. — Сегодня утром я носила этот кулон в ломбард.
Жгут посмотрел на нее строго-ироничным взглядом.
— Хотела заложить чужую вещь?
Настя покраснела еще больше.
— Ладно, не напрягайся, — успокоил ее Владимир Иванович. — Лучше скажи, почему кулон все еще у тебя?
— Ломбардщик был какой-то странный, — объяснила Настя. — Когда я отказалась продавать кулон за три тысячи рублей, ростовщик тут же предложил мне тридцать. И глаза у него при этом были такие, словно он готов оторвать у меня кулон вместе с рукой. Тогда я запросила… десять тысяч долларов.
Жгут присвистнул.
— Неслабо. А он?
— Он согласился.
Владимир Иванович искоса посмотрел на Настю.
— Почему же ты его не продала?
— Ростовщик сказал, что у него нет при себе таких денег, и попросил подождать.
— Чего подождать?
— Пока он позвонит какому-то богатому другу, и тот подвезет ему деньги. Но пока он звонил, я подошла к двери подсобки и подслушала его разговор. И этот разговор очень сильно мне не понравился.
— Почему?
— Мне показалось… — Настя запнулась, но сделала над собой усилие и договорила: — Мне показалось, что они собираются меня прикончить. Чтобы забрать кулон силой. Это, конечно, чепуха, но…
Настя снова сбилась. Поглядывая на кулон, который она все еще держала в пальцах, Жгут задумчиво поскреб пальцами небритую щеку.
— Интересно, интересно… — пробормотал он. — Так, говоришь, ростовщик сильно заинтересовался?
— Ну да.
— Ты помнишь ломбард, в который заходила?
— Конечно. Он недалеко от Рижского вокзала, рядом с заброшенным складом стройматериалов.
— Знаю такой, — кивнул Жгут. — И ростовщика того знаю. Мандельштауб его фамилия. Гнусный тип. — Владимир Иванович проницательно прищурился: — Случалось бывать там прежде, да?
— Было дело, — призналась Настя.
И снова покраснела от неприятного воспоминания, а Жгут проговорил:
— Вот как мы поступим. Ты отведешь меня в ломбард и покажешь того ростовщика.
— А зачем он вам? — поинтересовалась Настя.
— Все вопросы потом, милая. Время не ждет.
Владимир Иванович взял в руку трость и поднялся со скамейки.
— А если он отнимет у меня кулон? — спросила Настя, недоверчиво глядя на «пенсионера».
— Не отнимет, — заверил Жгут. — Этот кулон нельзя отнять силой. Максимум, что он может, это убить тебя, а потом уже забрать кулон. Но это опасно.
— Почему?
— Ну, во‑первых, потому что последствия в данном случае плохо просчитываемы. Кровь есть кровь, и очень часто она «вопиет» об отмщении. Понимаешь, о чем я?
— Смутно, — честно сказала Настя. — А во‑вторых?
— А во‑вторых, я буду рядом с тобой. — Жгут усмехнулся. — А я очень серьезный противник. Идем!
13— С Мандельштаубом будь осторожнее, — сказал Владимир Иванович, когда они подошли к двери ломбарда. — Он необычный человек.
— Необычный?
— Да, необычный. У него есть… кое-какие способности.
Настя скептически прищурилась.
— Он что, такой же, как Литовцева? — уточнила она. — Экстрасенс?
— Экс, — сказал Владимир Иванович. — Мы называем таких людей эксами. Так короче.
Жгут склонился к электронному замку, поколдовал над ним секунд десять, и дверь с тихим щелчком приоткрылась.
— Идем! — сказал Владимир Иванович и первым вошел в ломбард.
Настя нерешительно последовала за ним.
В помещении ломбарда было прохладно и тихо. Ростовщик Мандельштауб сидел один за прилавком и разглядывал сквозь лупу какую-то золотую побрякушку. Завидев в дверях Настю, ростовщик просиял.
— Таки решили вернуться, барышня? — проговорил он. — И это правильно. Никто не даст вам за кулон лучшую цену, чем я. Прошу вас, девушка, прошу — проходите.
Но заметив вошедшего следом Жгута, хозяин ломбарда замер с открытым ртом, и по лицу его пробежало что-то вроде судороги.
— Ко… Контролер? — непонятно пробормотал он и сглотнул слюну.
Жгут сдвинул кепку на затылок, затем поднял трость и положил ее конец на прилавок.
— Ну, здравствуй, Иосиф Самуилович, — сказал он с улыбкой, полной ледяного холода. — Говорят, ты интересуешься Кулоном Чивера. С чего бы это вдруг, а?
Ломбардщик зыркнул в сторону Насти, она невольно отступила на шаг.
— А чего бы мне не поинтересоваться? — сухо произнес Мандельштауб. — Вещь-то редкая. Думал, куплю, потом перепродам. Простой бизнес.
Жгут вдруг резко подался вперед и рявкнул:
— Кому ты звонил? Келлеру? Где он? В городе?
Ломбардщик слегка опешил от такого напора, но тут же овладел собой и, хмуро глядя на Жгута, просипел:
— Не понимаю, о чем вы.
Тогда Владимир Иванович сдвинул брови и сухо проговорил:
— Ты поедешь со мной.
— Куда? — спросил Мандельштауб.
— В контору, — тем же тоном ответил Жгут.
Глаза Мандельштауба превратились в две злобные черные щели.
— Не имеешь права, контролер, — процедил он сквозь зубы.
Владимир Иванович осклабился:
— Ошибаешься. Я оперативный сотрудник Бюро с широкими полномочиями. Если понадобится, могу разрубить тебя на куски и помочиться на останки.
— Хам, — с ненавистью прошипел Мандельштауб. — Люберецкий жлоб.
— Люберцы не трогай. А то огребешь по полной.
Мандельштауб сверкнул глазами и процедил сквозь сжатые зубы:
— Ты превысил свои полномочия, контролер. Я буду жаловаться на тебя твоему начальству.
— Жалуйся, кому хочешь, — холодно ответил Жгут. Затем прищурил серо-голубые глаза и холодно произнес: — Сегодня утром эта девушка приносила тебе кулон, и ты согласился заплатить ей десять тысяч долларов. Потом ты вышел в подсобку и кому-то позвонил. Я хочу знать, с кем ты разговаривал по телефону.
Иосиф Самуилович вытаращил налитые кровью глаза и глухо пророкотал:
— Я не понимаю, к чему эти вопросы. Назначать цену за товар — мое законное право.
Несколько секунд Жгут внимательно смотрел на ростовщика, а потом медленно и с угрозой заговорил:
— Послушай, экс…
В то же мгновение Иосиф Самуилович сделал нечто совершенно дикое и неожиданное. Он рыкнул, как хищный зверь, и одним прыжком вскочил на прилавок. Жгут быстро заслонил собою Настю, но Мандельштауб схватил его за плечо и мощным рывком отбросил в сторону.
Владимир Иванович грохнулся спиной на стол. Ножки стола подломились, и он рухнул на пол вместе со столешницей. Ростовщик спрыгнул со стойки на пол и бросился на Настю.
— Дочка, пригнись! — крикнул из-за ее спины Жгут.
Настя машинально пригнулась. Прогремел выстрел. Ростовщик повалился на пол с развороченной выстрелом грудью.
Настя посмотрела на тело Иосифа Самуиловича. Жгут положил ей руку на плечо и сказал:
— Все закончилось, дочка. Сейчас дождемся наших ребят, а потом где-нибудь пообедаем.
Настя согнулась пополам, и ее шумно вырвало.
14Двое безмолвных молодых парней в синих робах вынесли из ломбарда тело Мандельштауба, накрытое брезентом, и погрузили в грузовик с надписью «Мосдезинсекция».
На улице было солнечно и тепло. Настя и Владимир Иванович сидели на металлической лавочке автобусной остановки. Неподалеку три рабочих-узбека в оранжевых жилетах и белых касках чинили дорожное полотно. Несмотря на теплую погоду, Настя, обхватив себя руками за плечи, дрожала и никак не могла согреться.
Все это напоминало сумасшествие. Но не было сумасшествием. Владимир Иванович сидел перед ней — реальный, крепко сбитый, попахивающий потом. А на рукаве плаща у него темнело крошечное пятнышко засохшей крови, и Настя никак не могла заставить себя отвести от этого пятнышка взгляд.
Жгут, поморщившись от боли в ушибленной руке, достал из кармана портсигар, вытряхнул на ладонь пару леденцов и зашвырнул их в рот. Хрустнул леденцами, посмотрел на Настю и спросил: