— Знаешь, вопреки известному изречению, жизнь вовсе не коротка, Оливия. На самом деле она ужасно длинная. — Майра улыбнулась, глядя в серьезные глаза Ливи. — Хотя и недостаточно. Я замужем за Гербертом тридцать пять лет. Если бы я послушала своих родителей, господь благослови их души, и своего здравого смысла, я никогда бы не вышла за человека, который казался мне важным и напыщенным, слишком для меня старым и совершенно ничем не интересующимся, кроме своей работы. Только подумай, чего бы я тогда лишилась. Нет, жизнь заслуживает того, чтобы рисковать. И в доказательство этого я сейчас закажу себе лимонный мусс!
Много позже, готовясь к эфиру, Ливи никак не могла выбросить из головы слова Майры. Пора что-то предпринять, решила она во время спортивного репортажа. Если она хочет быть с Торпом, ей надо об этом ему сказать, и она это сделает.
Как только передача кончилась, Ливи поднялась наверх. Увидев ее, секретарша обреченно вздохнула.
— Его нет здесь. — Она явно собиралась уходить. — Он дает информацию местному телевещанию.
— Я подожду его в кабинете.
Ливи, как ветер, пролетела мимо, прежде чем та успела что-либо возразить.
«Но что я ему скажу? — спросила себя Ливи, закрывая за собой дверь. — Что я могу ему сказать? » И, шагая по кабинету, она пыталась подыскать нужные слова.
Странно было находиться здесь без него. Кабинет носил такой явственный отпечаток его личности. На стенах висело множество фотографий, где Торп был запечатлен с главами мировых держав. На всех снимках он держался свободно. «Он везде был самим собой», — подумала Ливи. И этого достаточно. На столе было полно бумаг и папок. Она подошла к окну, чтобы окинуть взглядом панораму города.
Она видела купол Капитолия. В лучах заходящего солнца он приобрел розоватый оттенок и казался сказочным. Движение на улицах было очень плотное, но толстое стекло не пропускало городского шума. Она смотрела на линии улиц и контуры старых величественных зданий, на вишневые сады, которые должны вот-вот зацвести. «Здесь не чувствуется такого напряженного ритма жизни, как в Нью-Йорке, — думала Ливи, — но Вашингтон по-своему прекрасен». Она не слышала, как в кабинет вошел Торп.
Увидев ее, он удивился и растерялся, что было ему совсем не свойственно. Все еще колеблясь, он медлил у двери. Затем очень осторожно закрыл дверь за спиной.
— Ливи?
Она круто обернулась, и на ее лице попеременно отразилась радость от того, что она его увидела, и сдерживаемое беспокойство. Больше всего на свете Торпу хотелось сейчас обнять ее и сделать вид, что вчерашней сцены не было.
— Торп. — При виде его из головы Ливи сразу улетучились все заготовленные слова. Она просто приросла к месту. — Надеюсь, ты не против, что я вошла сюда в твое отсутствие.
Он вздернул бровь — слегка насмешливо, немного удивленно.
— Конечно, нет. Хочешь кофе?
Как ни в чем не бывало, он взял кофейник, и она засомневалась, неужели меньше чем сутки назад он сказал, что любит ее.
— Нет. Я пришла узнать, не приедешь ли ты к обеду? — внезапно вырвалось у нее.
Чувствуя, что Торп может отказаться, Ливи поспешно добавила:
— Я, конечно, не могу обещать такого пиршества, как у тебя, но я тебя не отравлю.
Торп перестал заниматься кофе, повернулся и тихо сказал:
— Ливи, мне эта мысль не кажется удачной.
— Торп…
Она отвернулась на мгновение, чтобы собраться с силами. Единственное, что ей хотелось, так это выплакаться — и на его плече, но слезы ничему и никому не помогут, и она снова взглянула ему в лицо.
— Ты очень многого не знаешь обо мне. Но я хочу, чтобы ты понял одно, ты мне не безразличен.
Он слышал, как нервно, на какой-то отчаянной ноте звучал ее голос, когда она шагнула к нему.
— Я знаю, что прошу очень о многом, но если бы ты дал мне время…
«Ей не просто об этом просить. Ей не просто было прийти ко мне, — подумал Торп. — И разве я не твердил себе постоянно, что надо терпеливо ждать? »
— Сперва мне надо кое-что закончить. Ничего, если я приеду примерно через час?
Она прерывисто вздохнула.
— Хорошо.
Через час Ливи уже собралась с силами. Она постаралась взять себя в руки и все-таки сочинить какой-никакой обед, но глаза ее не отрывались от стрелок часов. Может быть, надо переодеться? Она с сомнением оглядела свой строгий темно-серый костюм, но не успела выйти из кухни, как вдруг прозвенел звонок. Ливи вздрогнула. «Ох, не будь смешной», — приказала она себе, но, когда она открывала ему дверь, ей казалось, что стук ее сердца слышен на весь свет.
— Привет. — Она одарила его ясной, хотя и слегка натянутой улыбкой. — Ты вовремя. Я через минуту выну из печи бифштексы.
Ливи закрыла дверь и теперь не знала, куда деть руки.
— С бифштексами я действую более уверенно. Их не очень легко испортить. А что ты хочешь выпить?
«Я трещу, как сорока, — подумала она. — Господи милосердный! А он смотрит на меня, как всегда, спокойно и пристально». Ливи подошла к бару, не ожидая его ответа. Если Торп и откажется, то ей глоток не повредит.
— Может быть, виски? — спросила она, сначала налив себе из графина вермута. И тут она почувствовала на плечах его руки.
Ливи не сопротивлялась, когда он повернул ее к себе лицом, и не опустила глаза перед его взглядом. Он молча обнял ее и прижал к себе. Ливи прерывисто вздохнула и приникла к нему, чувствуя, как напряженность покидает тело.
— О, Торп, без тебя я почти лишилась рассудка. Ты мне нужен.
Эти слова уже сами по себе значили очень много. И оба они это понимали. Ливи подняла глаза и очень тихо сказала:
— Не уходи, — и нашла ртом его губы. Мир снова обрел свои прежние очертания. — Люби меня, — прошептала она, — прямо теперь, Торп, сейчас.
Не отрываясь от ее губ, он опустил ее на кушетку, ласково поглаживая через одежду. Тело ее было гибко и податливо. С невыразимой, мучительной нежностью он целовал ее снова и снова, пока Ливи совершенно не подчинилась ему мыслью, телом и душой. Сейчас она не испытывала ни исступления страсти, ни отчаянной необходимости слияния, только безбрежную покорность его воле.
Торп медленно ее раздел, слегка касаясь кончиками пальцев груди, бедер. Ливи вздохнула. Теперь властвовал он, он мог взять ее в любой угодный ему миг.
Он гладил ее, и его прикосновение было легким, почти благоговейным. Даже когда он коснулся разгоряченной плоти между бедрами, движения рук оставались такими же медленными. Ее охватила дрожь, но он не спешил. Он возбуждал кончиком языка ее соски. Страсть пронзила ее. Она словно ожила и стала его торопить, но он не желал уступать. Губы его проследовали тем же путем, медленным и мучительным, что и пальцы, бросая ее в жар и холод одновременно. У нее вырвалось его имя, хрипло и резко. Она уже не могла смирять веления плоти и пассивно ждать его ласк. Его ласк. Только его. Он медленно взял Ливи, почти потерявшую сознание от счастья и стремительно вознес в надзвездные миры.
13.
— Эй! — Торп пощекотал губами шею Ливи, чтобы она проснулась. — Ты собираешься проспать целый день?
Она подвинулась к нему поближе.
— Угу.
Единственное, чего ей сейчас хотелось, так это чувствовать его тело рядом с собой. И пусть будет ночь, утро или день. Все равно.
— Уже десятый час.
Он провел рукой по ее спине, и она вздохнула от удовольствия,
— Ты помнишь, что мы собирались провести весь день в лодке?
Ливи чуть-чуть приоткрыла глаза. Оказывается, действительно утро. И он здесь, с ней. Сонно улыбнувшись, она посмотрела на него сквозь ресницы. Так не хотелось даже открыть глаза.
— Давай вместо этого проведем весь день в постели.
— Эта женщина — лентяйка! — решительно сказал Торп. «И прекрасна собой», — подумал он, откидывая прядь волос с ее щеки. Прекрасна так, что у него даже сердце щемит.
— Лентяйка? — Ливи возмутилась, правда, недостаточно энергично. — Да я вся просто горю от жажды деятельности, — сказала она медленно, низким от сна голосом, и снова закрыла глаза. — Просто сгораю. — Ливи зевнула.
— О да, я вижу. Может, нам стоит немного встряхнуться?
Ливи снова открыла глаза:
— Да, пожалуй.
Он не ожидал такого пылкого поцелуя и столь быстрого движения. Внезапно она очутилась сверху, прижавшись губами к его рту. Он глухо заворчал от удовольствия. Она дотронулась до него, возбуждая плоть. За считанные секунды его пульс из ровного, спокойного сделался бешеным. Кровь, остывшая за ночь, воспламенившись, бросилась в голову. Руки Ливи требовали, они стали даже агрессивны, рот покрывал тело жадными поцелуями. Она его захватила врасплох, прежде чем он успел сообразить, что это она сейчас ведет его за собой.
Его мгновенная отзывчивость, казалось, придавала ей силы. Ее алчный рот впивался в его губы, в шею, плечи. Языком она пощекотала его грудь и снова припала к губам.
Откуда у нее взялись силы, удивился он, оглушенный внезапным напором. Или это он сам вдруг ослабел? Он должен сейчас же ею овладеть. Сейчас же. Кровь стучала в его жилах, голове, чреслах, кончиках пальцев. Но когда он попытался подмять ее под себя, она увернулась, оседлав его, и обрушилась с таким поцелуем, что он едва не задохнулся. Но, даже задыхаясь, он притиснул ее к себе. Ее движения сводили его с ума.
Откуда у нее взялись силы, удивился он, оглушенный внезапным напором. Или это он сам вдруг ослабел? Он должен сейчас же ею овладеть. Сейчас же. Кровь стучала в его жилах, голове, чреслах, кончиках пальцев. Но когда он попытался подмять ее под себя, она увернулась, оседлав его, и обрушилась с таким поцелуем, что он едва не задохнулся. Но, даже задыхаясь, он притиснул ее к себе. Ее движения сводили его с ума.
А потом они соединились, не помня себя от страсти, утратив на мгновение разум. В голове стучало, в ушах раздавался неумолчный шум. Это дышала Ливи, прерывисто, коротко. А потом она вдруг растворилась, растаяла, словно истекла силой. Судорога потрясла его тело. Торп охватил руками ее голову.
«Это моя женщина», — подумал он яростно, обнимая ее, еще дрожащую. Он тихо, недвижно лежал, пока напряжение не спало. Но он помнил все и знал, что стоит пока сохранять осторожность.
— Наверное, ты ждешь моих извинений?
— М-м-м? — смутилась Ливи.
— Ну за то, что я назвал тебя ленивой.
Она рассмеялась и на мгновение прижалась к нему, а затем вытянулась, отдыхая.
— Я согласна. — Она опять свернулась клубочком. — Но ты принесешь извинения, когда я проснусь.
— Ну уж нет. — И, вскочив, Торп бесцеремонно и безжалостно вытащил ее из постели. — Пора заняться греблей, — заявил он, хотя Ливи морщилась и дулась.
— Ты просто одержимый человек.
— Совершенно правильно. — Торп поцеловал ее в нос. — Но в душ отправляйся первая.
— Спасибо.
Благодарность ее прозвучала довольно язвительно, однако Торп лишь ухмыльнулся, когда она захлопнула за собой дверь ванной. Он натянул слаксы, раздумывая, что неплохо бы сварить кофе. Вместо этого он взял пачку сигарет с прикроватного столика. Отсюда было слышно, как Ливи ворчит, налаживая душ.
Взяв зажигалку, Торп щелкнул ею, вспыхнула искра и погасла. А, черт! Он недовольно оглянулся в поисках спичек и открыл узкий ящик стола, полагая, что, может быть, они там.
Он сразу же увидел фотографию. В квартире Ливи никогда не было никаких фотографий и вообще ничего, подаренного на память. На фото сиял улыбкой потрясающе красивый малыш. Он взял карточку и стал разглядывать.
Фотография была маленькая, в серебряной рамке. Мальчик, вряд ли старше года, с пухлыми щечками и широкой улыбкой. Личико обрамляли густые черные волосы. Глаза были темно-голубые, почти синие, веселые и озорные. Это был ребенок, при виде которого любой прохожий на улице остановился бы и улыбнулся ему. Балованное дитя тысячи тетушек и дядюшек. Казалось, что веселая улыбка сейчас сменится громким смехом.
Держа в руке фотографию, Торп сел на постель.
— Я, наверное, истратила всю горячую воду, — сказала Ливи еще за дверью, — И поделом тебе за то, что вытащил меня из постели в субботу на рассвете.
Она открыла дверь и помедлила, завязывая пояс халата.
— Кстати, я не чувствую запаха кофе. Это ты мог бы по крайней мере…
Голос ее замер, когда она увидела, что он держит в руке. Улыбка исчезла, и она побледнела.
— Ливи… — Он начал было объяснять, как искал спички, но потом остановился. Все это сейчас ни к чему. — Кто это на фотографии?
Он мог сосчитать до десяти или даже больше, а Ливи все молчала. Она сглотнула, нижняя губа ее дрогнула, но, когда она заговорила, голос был ясный и сильный.
— Мой сын.
Впрочем, он знал это, едва взглянув на снимок. Сходство безошибочное. Он, глядя на нее в упор, спокойно спросил:
— А где он?
Ее лицо побледнело как мел. Еще никогда он не видел таких темных глаз, взгляда, задумчивого и полного боли.
— Он умер.
Ливи быстро отвернулась к шкафу и стала доставать одежду. Но она видела только цветные пятна. Она брала первые попавшиеся вещи, но не могла их удержать. Руки были как деревянные, они даже не дрожали. Торп обнял ее за плечи. Ливи машинально продолжала тасовать вешалки.
— Ливи. — Торпу пришлось приложить усилие, чтобы повернуть ее лицом к себе.
— Мне нужно одеться, если мы собираемся на прогулку.
Она затрясла головой, как бы отвергая все вопросы и стараясь высвободиться из его рук.
— Прекрати! — скомандовал он и так ее встряхнул, что она с трудом перевела дыхание. — Нет.
Так не пойдет. Ни сейчас, ни потом. Во всяком случае, со мной.
И прежде чем она успела что-либо ответить, Торп крепко прижал ее к себе.
Она могла бы вырываться, выкрикивать что-то обидное, но она приникла к нему, и все преграды пали.
— Иди сюда, сядь, — сказал он, — и все мне расскажи.
Ливи села на кровать, чувствуя его надежную руку на своих плечах. Фотокарточка лежала рядом. Она взяла ее и положила себе на колени. Он ее не торопил, он знал, что ей надо время, чтобы собраться с духом.
— Мне было девятнадцать, когда я познакомилась с Дутом.
Ее телезрители сейчас бы не узнали этот голос. Он был слаб, дрожал, в нем слышалась сердечная боль.
— Он изучал право. У него была стипендия за блестящие успехи. Он вообще был блестящий человек — свободомыслящий, вольнодумный и очень упорный. Он собирался стать лучшим адвокатом в стране. Изменить всю систему, юриспруденции, воевать с ветряными мельницами, побеждать драконов.
Торп молчал. Ливи глубоко вздохнула. Голос ее окреп.
— Мы потянулись друг к другу с первой же встречи. Может быть, причина была в различном происхождении, но в общих лучезарных идеалах. Мы просто искры высекали друг из друга. И мы были так молоды.
Ливи вздохнула еще раз, будто это придавало ей сил, и продолжала:
— Не прошло и трех месяцев со дня встречи, как мы поженились. Моя семья… — Она слегка рассмеялась и покачала головой. — Ладно, скажем так, они очень были удивлены. Сейчас я иногда думаю, что именно желание их удивить было одной из причин этого замужества. Мне это неприятно, но, возможно, так и было.
Она уставилась куда-то перед собой в пространство, ей одной ведомое, в свои воспоминания. Торп на минуту ощутил, что связующая их нить оборвалась. Он постарался отогнать эти мысли и стал слушать дальше.
— Наш брак не был крепким и надежным. Да и трудностей хватало. Дуг усиленно готовился к экзаменам. Я работала на посылках в местной телестудии, используя каждую свободную минуту для занятий. Деньги, к счастью, для нас обоих не много значили. Их постоянно не хватало, но мы как-то обходились. У нас были счастливые времена, однако Дуг… — Она замерла, словно в поисках подходящих слов. — У него была слабость к женщинам. Он меня любил. Я уверена в этом, любил по-своему, но ему трудно было хранить верность. Его «отступления» большой роли для него не играли, к тому же я была не очень опытна в сексуальных отношениях.
Торпу пришлось проглотить свое мнение на этот счет. Ему не хотелось ее перебивать. Наконец она рассказывала ему все. Но, признаться, ему очень хотелось чертыхнуться по адресу этого ее, с позволения сказать, мужа. Вот ведь дубина какая. Он очень ясно помнил, как Ливи сказала ему в первый же день их близости, что она, мол, не очень хороша в постели. Теперь-то он понимал, кто вбил ей в голову подобную чушь. Торп взял себя в руки и продолжал спокойно слушать.
— Года не прошло со свадьбы, как у нас родился Джошуа. Моя семья решила, что это безумие заводить детей так рано. Наш доход был гораздо ниже, чем они считали достаточным. Но мы оба хотели ребенка. Мы оба хотели Джоша. На время, казалось, он стал центром нашей жизни. Он был такой необыкновенный ребенок.
Ливи взглянула на фотопортрет.
— Я знаю, все матери так думают о своих младенцах, но он был такой красивый, с таким чудным характером. Он совсем почти не плакал.
Слеза упала на стекло в рамке, и Ливи зажмурилась.
— Мы оба его обожали. Да было просто невозможно его не обожать. Почти год мы были счастливы. По-настоящему, действительно счастливы. Дуг был замечательный отец. Никакие заботы и хлопоты не были для него слишком утомительны.
Все было для него очень важно. Помню, он разбудил меня ночью вне себя от радости, когда увидел, что у Джоша прорезался первый зуб.
Ливи молчала почти минуту. Торп не торопил ее. Обняв ее, он терпеливо ждал.
— Когда я окончила университет, мы переехали в Нью-Джерси. Дуг стал работать в маленькой юридической фирме, а меня взяли в местную телевизионную студию. Сначала у меня была ночная смена. Мы оба делали только первые шаги, хватались за все, работали сверхурочно, передавая ребенка друг другу с рук на руки. Не думаю, что Джош от этого как-то страдал. Он всегда был такой веселый. Я сидела с ним целый день. А Дуг смотрел за ним по вечерам и укладывал его спать. А потом эта интрижка с секретаршей в фирме, где Дуг служил. Говоря его языком, он немного «оступился». Впервые за весь этот год. Я не придала этому большого значения. — Ливи пожала плечами. — Тем более что он довольно сильно раскаивался. Мы постарались снова наладить отношения. У нас есть ребенок, и о нем надо думать в первую очередь. Для нас обоих важнее всего на свете был Джош.