— Ну кто-то должен держать их в кулаке, правда, Босс?
— Да, уж ты их… — Тут Босс оборвал себя, посмотрев на Ливи, и закашлялся. — Может, представишь меня своей даме или опасаешься, что я ее у тебя отобью?
— Ливи, этот старый интриган — Босс Кавосски, лучший ловец мячей во Вселенной. Босс, Оливия Кармайкл.
— Ну, конечно же! — Рука Ливи утонула в широкой мозолистой ладони Босса. — Вы та самая леди, что читает новости. В жизни вы даже красивее, чем на экране.
— Спасибо.
А Босс так и сиял, щурясь на нее, как ей показалось, несколько близоруко.
— Ты, Ливи, с ним поосторожнее, — сказал Торп и приобнял ее за плечи. — Босс — известный сердцеед.
— Ах ты, щ… — Босс поспешно снова закашлялся, и Ливи едва удержалась от смеха.
— Щелкопер, — быстро нашелся Босс. — Не приведи господь, тебя услышит моя старуха. Ну, так что ты думаешь об игре, Ти Си?
— Палмер еще может дать прикурить.
Торп вытащил сигарету и щелкнул зажигалкой.
— У «птичек» в этом году хорошо сыгравшаяся команда.
— Много свежей крови, — поддакнул Босс, ностальгически озирая игровую площадку. — Ловкий парень этот, что играл на левом поле.
— Как ты, Босс. — Торп взглянул на Ливи. — Когда Босс уходил в отставку, у него на счету было триста двадцать черыре очка.
Не совсем уверенная в том, насколько это хорошо, Ливи осторожно спросила:
— Вы играли за «Скворцов», мистер Кавосски?
— Просто Босс, мисс. Нет, я играл за «Сенаторов». Это было двадцать лет назад.
Кавосски покачал головой, словно удивляясь быстротечности времени.
— А вот этот парень всегда околачивался возле клуба и путался под ногами. — Босс ткнул большим пальцем в сторону Торпа и ухмыльнулся. —
— Неужели? — Ливи задумчиво оглядела Тор-па. Вот уж никогда не думала, что Торп может быть кем-то другим в плане профессии.
— Не очень ловко управлялся с битой, — вспомнил Босс, — хотя руки у него просто замечательные.
— Они и сейчас такие, — суховато ответил Торп и широко улыбнулся Ливи, которая сделала вид, что не заметила.
— Ну а как дела в магазине, Босс?
— Отлично. Сегодня там работает жена. Не хотела, чтобы я пропустил открытие игр. — Он почесал свой квадратный подбородок. — Ну, не могу сказать, что я очень уж сопротивлялся. Расстроится, узнав, что могла повидаться с тобой. Элис по-прежнему каждое воскресенье ставит свечку за твое здоровье.
— Передай ей мои наилучшие… — Торп раздавил каблуком сигарету. — Представь, Ливи первый раз на бейсболе.
— Да брось ты!
Босс сразу переключил внимание на нее, как и рассчитывал Торп.
Ливи заметила этот маневр и показала Боссу мяч.
— Поймала себе шарик? С первого раза? — изумился тот.
— Новичкам везет. — Ливи протянула мяч Боссу. — Вы не подпишете его мне? Я никогда в жизни не была знакома с настоящим бейсболистом.
Босс медленно вертел мяч в руке.
— Давненько я не подписывал шариков. — Он взял ручку, протянутую ему Ливи. — Давненько, — повторил он тихо.
— Спасибо вам, Босс. — Ливи забрала мяч.
— Вам спасибо. Я снова почувствовал себя молодым. Так я скажу Элис, что повидался с тобой. — На прощание Босс ткнул Торпа большим пальцем в плечо. — А также с хорошенькой дамочкой, что читает нам новости. Заходи в магазин.
— При первой же возможности зайду, Босс. Торп долго смотрел, как старик идет сквозь редеющую толпу и поднимается по ступенькам.
— Ты очень славно поступила, — тихо сказал он Ливи. — Ты удивительно чуткая женщина.
Ливи взглянула на подпись.
— Наверное, трудно начинать все сначала. Ничего не поделаешь, в спорте это ждет почти всех. Он был очень хороший игрок?
— Лучше, чем другие. — Торп пожал плечами. — Да не в этом дело. Он любил игру, жил игрой.
Мусорщики уже орудовали метлами в узких проходах, поэтому Торп взял Ливи под руку и пошел наверх.
— Все мальчишки его обожали. Он терпел, Когда они к нему приставали, и всегда был готов сделать подачу или отбить мяч.
— А почему его жена каждое воскресенье ставит за тебя свечку?
Ливи все-таки не удержалась, хотя приказала себе не задавать никаких вопросов. Ведь это ее не касается.
— Она католичка.
Ливи немного выждала, пока они не подошли к парковке.
— Ты не хочешь рассказать, да?
Торп нетерпеливо побряцал ключами в кармане, потом вытащил их.
— У них небольшой, не облагаемый пошлинами спортивный магазинчик в Северо-Восточном районе. Несколько лет назад были трудности. Инфляция, налоги и здание, требующее ремонта.
Он отпер дверцу для Ливи, но она осталась стоять, внимательно глядя на Торпа.
— И что?
— Двадцать лет назад бейсболисты зарабатывали не много. У Босса не было больших сбережений.
— Понимаю.
Ливи наконец уселась, Торп обошел машину спереди и остановился в раздумье. Наклонившись, Ливи открыла для него дверцу.
— И ты дао ему взаймы.
— Нет. Я вложил деньги в магазин, — поправил ее Торп, захлопывая дверцу. — Я не предлагал им взаймы.
Ливи смотрела, как он включает зажигание.
Она понимала, что ему не нравится весь этот разговор. Но привычки репортера брали свое. Ей не хотелось видеть правду. А состояла она в том, что Ливи было интересно все, что касается Торпа.
— Босс не взял бы в долг, и ты об этом знал. А если бы взял, то это нанесло бы незаживающую рану его самолюбию.
Торп обернулся к Ливи:
— Послушай, не много ли предположений на основе мимолетной встречи?
— Но ты же сказал, что я чуткая, — возразила Ливи. — Так в чем дело, Торп? Ты не любишь, когда люди вдруг понимают, что ты хороший парень? — И она слегка улыбнулась.
— Стоит только это показать — и крышка: всегда надо быть хорошим, от тебя только этого и ждут. А у меня нет такой привычки — всегда поступать правильно.
— О да. — Она улыбнулась шире. — Твой имидж; жесткий, несентиментальный прагматик.
Торп прервал беседу, крепко и нетерпеливо поцеловав Ливи. Она удивилась, но удивление сразу же сменилось желанием. Она уступила. Пусть это ошибка, она ее совершит. Пусть это безумие, она еще обретет здравый смысл, но потом. В это мгновение она хотела только одного: чтобы удовольствие повторилось.
Сейчас было достаточно его губ, чтобы утолить медленно возрастающий голод. Теперь не время задавать себе вопросы, почему он единственный, перед кем она сложила оружие. Она хотела только одного — еще. Снова ощутить то, что ощущала.
Сердца их бились в унисон, легко, быстро, и она поняла, что ее хотят, ее желают. Каково это — любить его? Чувствовать прикосновение его тела к своему, его руки?
Но нет, нельзя даже мысленно этого представлять. Все, однако, было напрасно — воображению не прикажешь.
Он коснулся губами ее щеки, потом виска.
— Хотелось бы мне продолжить это занятие в более уединенном месте. Хочу обнимать тебя, Ливи.
И он снова властно ее поцеловал.
— Я хочу всю тебя. Быть только с тобой.
Он откинулся назад, чтобы посмотреть ей в глаза.
— Поедем ко мне.
Кровь бешено стучала в ушах. Так просто было бы сейчас сказать «да». Она хотела его. О, как она его хотела! Это потрясало ее. Почему все случилось так быстро? Если бы месяц назад кто-нибудь осмелился предположить, что ей захочется с ним лечь, она бы даже не разозлилась. Дуракам закон не писан. А сейчас все так и есть. Она хочет того же, что и он. Нет, хочет — это не то слово!
Ливи опять испугалась. Она освободилась из его объятий и пригладила волосы.
— Нет-нет. Я к этому не готова. — Она велела себе дышать глубже, надеясь, что это поможет.
— Хорошо, подождем.
Он тоже глубоко вздохнул, подавляя прилив желания, и откинулся на спинку сиденья.
— Я бы не хотел, чтобы ты со мной заскучала. Ливи хрипло рассмеялась:
— Это вряд ли. Я просто запуталась. Я сама себя не понимаю. И эти твои настроения, все так изменчиво. А когда ты несешь эту чушь насчет женитьбы, я просто теряюсь.
— Я напомню тебе об этом разговоре в первую годовщину нашей свадьбы.
Торп вывел машину в первый ряд. Он за рулем, значит, до Ливи дотрагиваться нельзя. Да, не такой уж он терпеливый, как полагал раньше.
— Торп, ну это же смешно.
— Зато как подскочат наши рейтинги!
Удивительно, как он ухитряется быть приятным, в следующую минуту желанным, а потом вызывать злость. Ливи хотелось одновременно и смеяться, и биться головой о ветровое стекло.
— О'кей, Торп, — начала она, решив, что лучше всего проявить терпение. Тем временем они влились в общий поток машин. — Я скажу просто и доходчиво, насколько это в моих силах. Я не собираюсь за тебя замуж.
— А хочешь пари? — возразил он спокойно. — Ставлю пятьдесят долларов на то, что ты выйдешь.
— Ты серьезно думаешь, что я буду с тобой спорить?
— Да, азарта в тебе маловато, — покачал он головой. — Кармайкл, я очень в тебе разочарован.
Ливи прищурилась:
— А ты поставь сотню. Я дам тебе фору. Он усмехнулся и проехал на желтый свет.
Ливи прищурилась:
— А ты поставь сотню. Я дам тебе фору. Он усмехнулся и проехал на желтый свет.
— Заметано.
7.
Внезапно умер премьер-министр Великобритании Саммерфилд. Роковой инсульт, оборвавший его жизнь, поверг страну в печаль, а мировую прессу — в лихорадочную суету.
Пошли спецвыпуски «Новостей», отклики глав правительств других стран. Но основное — это обсуждение, как смерть одного человека может повлиять на раскладку сил в мире.
Спустя два дня после сообщения о смерти Саммерфилда президент уже пересекал Атлантику на воздушном судне Номер Один. Он летел на похороны. Торп был в числе сопровождающих.
Репортер такого ранга всегда должен быть рядом с президентом, во всяком случае, так близко, насколько это позволено. Потом он поделится информацией с другими, не столь знаменитыми персонами из самолета прессы.
У Торпа была своя команда, которую он набрал из разных телекомпаний. Операторы, осветители, техники сидели вместе со своим оборудованием в хвостовой части самолета.
За спиной Торпа члены его команды втихомолку играли в покер. Даже бранились шепотом. Обычно он присоединялся к ним, чтобы скоротать время. Но сейчас ему надо было о многом подумать и многое успеть уже во время полета: собрать воедино кое-какие куски информации, наметить главные, интересующие его пункты, набросать вчерне план действий в день похорон. Потом, в Лондоне, ему будет некогда. Тогда придет время наблюдать за тем, кто, как, на что реагирует, ждать подходящей цитаты. Вот это желание быть в центре событий, улавливать минутное, делать собственные репортажи и было главной причиной того, что он отказался от начальственной должности в Нью-Йорке.
Торп надеялся вытянуть у пресс-секретаря какие-нибудь обрывочные сведения и, пустив в ход собственные таланты наблюдения и обобщения, не только обеспечить материалом собственные репортажи, но и подкормить информацией коллег.
Хотя его миссия была настоящей синекурой, он почти желал, чтобы она досталась Карлайлу или Диксону, корреспондентам соперничающей телекомпании. Ведь он летел на воздушном судне Номер Один, а Ливи — на самолете прессы.
Последние несколько дней она старалась держаться на расстоянии. Торп предоставил ей эту возможность. Да у него практически и не было выбора — он работал над тем, что должно было стать Главным репортажем. Но именно работа сводила их снова и снова, с методичным упорством.
Ливи была очень сдержанна. Она ничем не напоминала ему женщину, которая с аппетитом поглощала хот-доги и бурно радовалась, что мяч попал в «дом». Легкость, с которой она отдалила его от себя, он переживал болезненнее, чем хотел себе в том признаться. Даже себе. Нетерпение вообще опасная черта. Он знал это, но, что скрывать, его нетерпение все возрастало.
«Нет, Ливи, несомненно, ко мне неравнодушна», — думал он, хмуро глядя в окошко самолета. От встречного ветра самолет слабо подрагивал. Торп достал сигарету. Не имеет значения, что она говорит и как себя ведет, это не может изменить того, какая она была тогда. Как ее тело откликалось на его ласки. Страстно, мгновенно. Это был голод, неутоляемый годами. Как бы она ни противилась этому, голод брал верх, когда он, Торп, ее обнимал. И пока этого достаточно. Пока.
— Три короля! — И затем Торп услышал сзади: — Эй, Ти Си, давай подсаживайся, пока этот парень не ободрал нас как липку.
Торп уже хотел было согласиться, но заметил, что президент направился в свой кабинет с пресс-атташе и спич-райтером.
— Потом, — сказал Торп рассеянно и встал.
«Когда же я в последний раз была в Англии?» — вдруг подумала Ливи. И обратилась мыслями к прошлому. В то лето ей исполнилось шестнадцать. Она путешествовала с родителями и сестрой. Летели в первом классе. Ей разрешили попробовать икру, а Мелинде дали шампанского. Поездка была подарком к восемнадцатилетию Мелинды. Ливи вспомнила, как сестра без умолку болтала о званых вечерах, балах, чаепитиях и театрах, которые она сможет теперь свободно посещать. Бесконечно обсуждались подходящие к случаю туалеты. Отец в конце концов отгородился от них журналом «Уолл-стрит» и погрузился в чтение. Ливи скучала отчаянно. Икра, а также опрометчивый глоток шампанского из бокала сестры взбунтовались в желудке. Воздушные ямы оказались весьма коварны и довершили дело. Ее затошнило. Сестра с отвращением отвернулась, мать была очень недовольна, а отец потерял всякое терпение. Все остальное время полета о ней заботилась стюардесса.
Двенадцать лет прошло — и Ливи вздохнула. Многое, разумеется, было сейчас не то и не так. Ни шампанским, ни икрой не угощали. В самолете прессы было полно народу и стоял несмолкаемый шум. Играли в карты, но совсем по-другому, чем команда Торпа. Репортеры всех вашингтонских студий слонялись по проходам, спорили, заключали пари. Некоторые спали. У каждого был свой способ развеять скуку длинного перелета. В воздухе витало предвкушение настоящего дела. Все думали о своем вкладе в Главный репортаж.
Ливи набрасывала заметки в блокнот, обрисовывала портрет премьера. Это был сдержанный, немногословный, начитанный член партии консерваторов. Его нельзя было ни подкупить, ни запугать, ни сбить с толку хитроумными дипломатическими маневрами. Ливи отметила несколько его политических триумфов, больших и малых.
Надо сказать, Ливи потребовалась хорошая подготовка, чтобы убедить Карла послать в Лондон именно ее. Карл прежде всего сообщил ей, что она, по его мнению, сильна именно в вашингтонской политике. Это препятствие она преодолела, хотя и не без труда. Ливи потребовался час спокойного, рассудительного разговора и еще час — ожесточенного спора, чтобы заставить Карла изменить намерение.
Торп стал вторым препятствием, и гораздо более существенным. И, раздумывая об этом сейчас, Ливи чересчур сильно нажала на карандаш и сломала грифель.
Торп тоже летел в Англию. Хотя скорее «тоже» летела она. Торп был президентским репортером. Вашингтонские «Новости мира» вполне могли бы попользоваться его информацией вместо того, чтобы выжимать из собственного бюджета средства и посылать своего репортера вместе с командой. Ливи добилась поездки и теперь не знала, смеяться ей или плакать. Торп! Что бы она ни делала, куда бы ни ездила, он всегда оказывался рядом и усложнял ее положение.
Она не могла перестать думать о нем. В течение дня, до отказа наполненного делами, он неожиданно возникал собственной персоной. И она вспоминала, как они танцевали в английском посольстве, целовались на террасе, весело смеялись на балу. Ночью же, когда она оказывалась одна, он неумолимо проникал в ее мысли и завладевал ими полностью. Может быть, он заразил ее своим безумием. Ей казалось, что он наяву стоит у ее кровати и смеется, и иронически вздергивает бровь… Она вспоминала его жесткие, властные руки. И что гораздо хуже, иногда она буквально чувствовала, как его губы ищут ее рот. Ее немедленно охватывало желание, возникавшее непонятно как, неожиданное и жгучее. Она плохо спала, терзаясь этими видениями и фантазиями. Душевное спокойствие ее было нарушено. И все из-за этого Торпа!
«Нет у него никакого права так меня волновать», — сердито думала Ливи, роясь в сумочке в поисках другого карандаша. И еще это глупейшее пари. Ливи бессильно вздохнула и закрыла глаза. Как же это она позволила ему беспокоить ее подобными смешными выходками?
Брак! Неужели он действительно всерьез может думать, будто она захочет выйти замуж? Причем именно за него? Он вальсирует с женщиной, которая едва выносит его присутствие. Это ему великолепно известно, и хоть бы что. Как он мог заявить вслух о своем намерении жениться на ней? Нет, он не умен — и Ливи пожала плечами, закусив нижнюю губу. Или же очень проницателен. Ливи неохотно признала, что Ти Си Торп относится ко второй категории.
Но ей-то на все это наплевать. Никому не удастся обвести ее вокруг пальца и заманить в ловушку брака. Она в совершенной безопасности.
Ливи уставилась на свои заметки, недоумевая, почему же она чувствует себя совсем иначе.
— Майк, — и Торп сел на свободное место около пресс-секретаря Доналдсона.
— Ти Си. — Доналдсон, закрыв папку, осторожно улыбнулся. У него был вид доброго дядюшки, полноватого, начинающего лысеть. Но ума «дядюшке» было не занимать.
— Чем бы ты мог со мной поделиться? — спросил Торп и уселся поудобнее.
Доналдсон удивленно поднял брови.
— То есть? Что бы ты хотел услышать? Будут похороны на государственном уровне, пышный церемониал. Будет куча высших государственных чиновников, бывших и нынешних, пожалуют королевские особы. Материал для хорошей съемки, ТиСи.
Доналдсон достал из кармана трубку и начал медленно набивать ее табаком.
Торп молча наблюдал.
— Ну что тебе еще? — раздраженно спросил Доналдсон. — Президент приехал в Лондон не для осмотра достопримечательностей.