Это кажущееся рутинным донесение заведующего заграничной агентурой Мельникова, однако, примечательно тем, что с предложением о сотрудничестве в газете А. Д. Протопопова „Русская воля“ к экс-депутату Госдумы Г. А. Алексинскому обратился известный писатель и публицист А. В. Амфитеатров, получивший особенно широкую известность после того, как опубликовал в номере газеты „Россия“ от 13 января 1902 г. первую часть знаменитого фельетона „Господа Обмановы“, в образе которых вывел членов царской семьи: газету тогда закрыли, а самого Амфитеатрова сослали в Минусинск. Вернувшись в 1916 г. из длительной ссылки и эмиграции и вскоре очевидно обманувшийся, как и многие, в демократизме А. Д. Протопопова, А. В. Амфитеатров, однако, принялся поначалу энергично помогать министру в организации новой газеты. Ясно одно: министр А. Д. Протопопов рассчитывал на обретение благосклонного внимания общественности к своей газете именно за счёт привлечения к руководству человека с ореолом мученика, каким был ссыльный писатель А. В. Амфитеатров. Однако вскоре А. В. Амфитеатров — скорее всего неожиданно для А. Д. Протопопова — сформировал критический по отношению к самодержавию характер газеты „Русская воля“. Публикации газеты по мере приближения к Февральской революции приобретали откровенно антиправительственный характер.
Более того: в также помеченной грифом „Совершенно секретно“ записке Отделения по охранению общественной безопасности и порядка в столице на имя директора Департамента полиции № 72 от 15 февраля 1917 г., то есть всего за две недели до Февральской революции, газета „Русская воля“ отнесена уже к „левой оппозиционной печати“: „При внимательном и систематическом просмотре органов повседневной левой и оппозиционной печати за последнее время особенно резко и характерно обращает на себя внимание то обстоятельство, что названные органы, помимо сугубо бдительно просматривающихся строгой цензурой деловых и ответственных „передовиц“, заполнены сплошь и рядом и другим, на первый взгляд как бы „второстепенным“ материалом, чуть ли не до последней строчки пропитанным обычной для левой прессы тенденциозностью, граничащей порой с направлением до нельзя крайним и даже просто „преступным“. Возьмем, например, „Русскую Волю“, воскресенье 22 января (№ 21). Есть в этой газете отдел „На местах“, который, казалось бы, представляет собой лишь обычные провинциальные корреспонденции. Однако же, вглядываясь в корреспонденции ближе, немедленно натыкаешься на… политический пасквиль. Г. Амфитеатров, руководитель „Русской Воли“, бывший эмигрант, только что отбывший 12 лет заграничной высылки за пасквиль по Высокому адресу (в закрытой тогда же газете „Россия“), и по возвращении пропускает в „Русской воле“ снова пасквили не менее гнусного свойства“ (далее в записке идёт речь о корреспонденции „Русской воли“ под заголовком „Обилие зверей“, в которой автор эзоповым языком выступает с критикой различных составляющих самодержавия).
По получении рассмотренных донесений министр А. Д. Протопопов предпринял запоздалые шаги, долженствовавшие, как предполагалось, обуздать антиправительственный тон оппозиционной печати и, в частности, тон и стиль затеянной на его же средства газеты „Русская воля“: он принял решение о высылке в Симбирскую губернию главы редакции „Русской воли“ писателя А. В. Амфитеатрова. Обстоятельства вынуждали министра принимать подобные меры (даже если предположить, что у А. Д. Протопопова как основателя „Русской воли“ и возникали сомнения): в силу своего положения и будучи подталкиваемым к принятию решений своими подчинёнными, он не мог не поступать „соответствующим“ образом, иначе как минимум мог сам оказаться в числе заподозренных в сочувствии противникам строя и, как максимум, потерять министерский пост.
Для самого Амфитеатрова, правда, последствия этой меры оказались не столь трагическими, как в 1902 г., хотя он и был вновь выслан, теперь уже в Иркутск, однако не успев достичь места ссылки, был освобождён Февральской революцией. По возвращении в Петроград писатель немедленно опубликовал в „Русской воле“ статью под заголовком „Невозвратное“, в которой среди прочего говорилось: „Лечу отдать всю свою энергию, все свои силы в распоряжение новой великой России“. Такую телеграмму я отправил три дня тому назад на имя М. В. Родзянко из Ярославля, в котором отбывал, больной, перерыв в невесёлом пути в Иркутск, куда соизволил было сослать меня г. Протопопов… Дальше Ярославля мне ехать не пришлось, потому что случилось именно как раз то, что… предсказывалось: прилетел революционный ураган и смял и смёл в реакции старого русского режима вся и всё, а чуть ли не прежде всего именно вот этого самого удивительного г. Протопопова»[38].
Тем не менее, несмотря на очевидные признаки оппозиционности этой газеты в отношении царского строя, большевики однозначно относили её к одиозным изданиям буржуазного толка. Так, в 1917 г., В. И. Ленин, полемизируя с публикациями плехановского «Единства», запальчиво восклицал: «Что это такое?! Чем это отличается от погромной агитации? от „Русской воли“?!». Таким образом само положение газеты «Русская воля» в ряду других периодических изданий того времени было уникальным: рецензенты её содержания справа — из среды лояльно настроенных по отношению к царскому режиму чиновников и агентов МВД относили газету к «левой оппозиционной печати», а критики с крайне левого фланга, в лице В. И. Ленина, считали «Русскую волю», наоборот, правой, называя её «одной из наиболее гнусных буржуазных газет». Именно поэтому типографию «Русской воли» большевики реквизировали в первую очередь в день переворота 25 октября: приказом Военно-революционного комитета № 1424 от 25 октября 1917 г. предписывалось: «1) Типографию „Русской воли“ реквизировать для нужд революции… 2) Бумага, находящаяся на складах, реквизируется… и вывозу со склада не подлежит. 3) Товарищам наборщикам, печатникам, стереотипёрщикам и остальным служащим предлагается продолжить работы и исполнять только работы, указанные комиссаром… 4) При сопротивлении отдельных лиц комиссары не останавливаются перед арестом последних»[39].
2.4. «Государь император изволил отбыть». Сумерки самодержавия
Несмотря ни на какие ухищрения правительства в деле формирования благоприятного мнения общественности авторитет самодержавия неуклонно падал по мере нараставшего спада в экономике, роста безработицы и дороговизны продуктов первой необходимости. Насколько велик был патриотический подъём в самом начале войны, насколько очевидно ожидавшиеся победы в ней олицетворялись с монархией, настолько же все поражения к концу 1916 г. ассоциировались с ней же. И лучшим индикатором этих изменений вновь послужили публикации в газетах, которые, несмотря даже и на свой подцензурный характер, довольно точно отражали то, что происходило в умах граждан Российской империи. Посмотрим, как это происходило.
Издание прогрессистской партии «Утро России» (финансировалось П. П. Рябушинским и другими промышленниками) в номере от 1 мая 1914 г. уделило внимание таким сообщениям, как издание манифеста императора Вильгельма «с выражением радости по поводу патриотического настроения в Эльзас-Лотарингии», запрос о русских войсках в Персии в палате общин и подробности убийства русского консула в Тунисе. При этом специальное внимание уделялось визиту в российские воды судна с чрезвычайным посольством Турции, которому был устроен приём на царской яхте «Штандарт»: «Приглашённых принимал флаг-капитан Его Императорского Величества генерал-адъютант Нилов. На завтраке же присутствовали штаб флаг-капитана, командир и офицеры Императорской яхты „Штандарт“, начальник дивизиона миноносцев и командиры русского стационера в Константинополе „Колхида“ и дежурного миноносца. За завтраком генерал-адъютант Нилов провозгласил тост за здоровье его величества султана. Чрезвычайный посол Талаат-бей поднял бокал за здоровье Его Величества Государя Императора… Днём чрезвычайное турецкое посольство делало визиты великим князьям и великим княгиням, проживающим на южном берегу Крыма». В то же время в информации «Германо-турецкие переговоры», опубликованной под рубрикой «На Балканах», сообщалось о том, что «в перенесённых в Константинополь и имеющих вскоре начаться переговорах между Германией и Турцией относительно ещё не разрешённых вопросов, касающихся Малой Азии, примут участие германский посол в Константинополе барон Вангенгейм и в качестве экспертов по техническим, железнодорожным и финансовым вопросам директора общества Анатолийской железной дороги Гюгенен и Гюнтер».
У неискушенного наблюдателя по прочтении подобных сообщений могло сложиться мнение о том, что в отношениях между Россией и Турцией не было никаких проблем — в то время, как, наоборот, разногласия во взаимоотношениях между Турцией и Германией наблюдались. Однако, как показал дальнейший ход истории, в действительности всё складывалось с точностью до наоборот: Турция оказалась союзницей Германии в Первой мировой войне и воевала против России, а демонстрация дружбы с обеих сторон в самый канун войны была предназначена скорее для успокоения общественности. И в значительной степени это удавалось, потому что в том же номере газеты «Утро России» в информации под заголовком «Наплыв русских рабочих» публиковалось перепечатанное из германской Local Anzeiger сообщение о том, что «в последние месяцы наблюдалось небывалое до сих пор предложение русских рабочих рук, не нашедших применения в сельском хозяйстве. Многие возвращаются на родину; однако большое число рабочих пытается устроиться на фабриках и заводах западной Германии».
У неискушенного наблюдателя по прочтении подобных сообщений могло сложиться мнение о том, что в отношениях между Россией и Турцией не было никаких проблем — в то время, как, наоборот, разногласия во взаимоотношениях между Турцией и Германией наблюдались. Однако, как показал дальнейший ход истории, в действительности всё складывалось с точностью до наоборот: Турция оказалась союзницей Германии в Первой мировой войне и воевала против России, а демонстрация дружбы с обеих сторон в самый канун войны была предназначена скорее для успокоения общественности. И в значительной степени это удавалось, потому что в том же номере газеты «Утро России» в информации под заголовком «Наплыв русских рабочих» публиковалось перепечатанное из германской Local Anzeiger сообщение о том, что «в последние месяцы наблюдалось небывалое до сих пор предложение русских рабочих рук, не нашедших применения в сельском хозяйстве. Многие возвращаются на родину; однако большое число рабочих пытается устроиться на фабриках и заводах западной Германии».
Разумеется, «Утро России» уделяло внимание и развитию забастовочного движения в России, традиционно активизировавшемуся по мере приближения к дню солидарности пролетариата 1 мая. Однако таким сообщениям, как «Демонстрация рабочих в Петербурге» или «Крестьянские беспорядки», уделялось куда меньше внимания (и места на газетной полосе), нежели отчётам о передвижениях по стране и участии в различных мероприятиях Николая II. В заметке «Осмотр хуторских хозяйств» подробно сообщалось о том, как «Его Величество Государь Император изволил выехать из Ливадии по направлению к Симферополю и у выселок из деревни Саблы остановиться для ознакомления с условиями хуторского расселения в Таврической губернии. Встреченный губернатором, Государь Император изволил принять хлеб-соль от депутации хуторян и выслушать их приветствие, после чего подробно осмотрел два хутора, посетив их хозяев, и ознакомился с их хозяйствами, причём объяснения давали уполномоченный южного района Голубниченко и непременный член губернской землеустроительной комиссии Шлейфер. Пробыв на хуторах свыше часа, Его Величество изволил далее проследовать на Симферополь, куда прибыл около 11 часов утра, и при въезде в город был встречен депутациями от дворянства и земства… Обойдя их, а равно представителей войск и гражданских установлений, Государь Император изволил отбыть, приветствуемый войсками и учащимися учебных заведений, стоявших шпалерами, и народом».
Значительное внимание на полосах прогрессистского «Утра России» уделялось и подробным отчётам о заседаниях в Государственной думе (в начале мая 1914 г. Госдума обсуждала, в частности, смету Министерства внутренних дел, а также помощь пострадавшим от паводковых наводнений); непременными были и публикации о «настроениях» на отечественных и иностранных биржах.
Столь же значительное, как и в прогрессистском «Утре России», внимание заседаниям Госдумы уделялось и в кадетской «Речи», что объяснялось небезосновательными претензиями этой партии на ведущую роль в политическом процессе. Но из публикаций в «Речи» рассматриваемого периода становится очевидным и нараставшее напряжение между различными легальными политическими партиями и течениями, которое, в свою очередь, проявлялось на газетных полосах. Так, в «Речи» от 3 мая 1914 г. публикуется комментарий к окончательному приговору по судебной тяжбе между этой газетой и черносотенной «Земщиной»: «2 мая состоялось объявление в окончательной форме, т. е. мотивированного, приговора по известному делу о клевете, возбуждённому представителями газеты „Речь“ против редактора „Земщины“ С. К. Глинки-Янчевского, по поводу известной клеветы этого публициста на тему о финляндских деньгах». Оказалось, что приговор был целиком не в пользу «Речи», и дважды привлекая внимание читателей к тому, что клевета редактора «Земщины» остаётся фактом очевидным, газета настаивает на виновности ответчика — то есть на неправильно вынесенном приговоре.
Однако главное, что «роднит» относящиеся к периоду кануна войны публикации «Речи» и «Утра России» (не говоря уже о «Земщине»), — это подчеркнуто верноподданнический тон публикаций.
Значительно более информированной в сравнении в кадетской «Речью» и прогрессистским «Утром России» выглядит газета И. Д. Сытина «Русское слово», при формировании содержательного наполнения которой её редактор В. М. Дорошевич целенаправленно демонстрировал отстранённость издания от каких-либо политических пристрастий. В то время, в 1914 г., до начала войны, газета «Русское слово» характеризовалась и большими, нежели у других изданий, возможностями в смысле размеров газетной площади: «Русское слово» выходило на 12 полосах А2, «Речь» и «Утро России» — на 6–8 полосах. Это означало, что любое событие и явление в «Русском слове» освещалось куда более подробно. Так, скромно выглядевшие в «Утре России» сообщения о первомайских демонстрациях в Петербурге в «Русском слове» подавались с использованием впечатляющей статистики: «В Петербурге 1 мая бастовали 155 тыс. рабочих». Из публикаций других газет также не всегда можно было сложить впечатление о том, насколько в действительности была напряжённой и взрывоопасной международная обстановка. В «Русском слове», наоборот, именно проблемам международных отношений уделяется первостепенное внимание. Так, в одном из майских, 1914 г., номеров газета публиковала подборку материалов под общей рубрикой «Россия и Германия», в которой, среди прочего, сообщались подробности выступления министра иностранных дел Германии фон Ягова с выпадами в адрес российской печати (что вновь подтверждает, насколько важную роль в то время играла печатная пресса в формировании общественного мнения не только на национальной территории, но и за её пределами). «Несомненно, — сказал Ягов, — уже с давнего времени в части русской печати все более обострялось господствующее враждебное к Германии отношение… которое в различных областях привело почти к систематической кампании против нас. Поддерживавшие эту кампанию не должны удивляться, что в конце концов „как аукнулось, так и откликнулось“, но имперское правительство протестует против попыток возложить на него ответственность за некоторые из подобных ответных выступлений германской печати»[40].
На примере этого выступления фон Ягова становится особенно очевидным, насколько серьёзными были противоречия между Россией и Германией: фон Ягов выступал, собственно, на общественных слушаниях по поводу формирования сметы расходов германского МИДа, а перешёл в конце концов к обсуждению глобальных политических проблем, причём обсуждение это в целом было столь демократичным, что нашёлся и оратор с «левой» скамьи парламента, который «подверг резкой критике германскую и австро-венгерскую политику по отношению к России», заметив, что «социал-демократы — отнюдь не восторженные приверженцы тройственного союза. Австро-венгерские аграрии боятся больше сербской свиньи, чем сербского солдата. Из-за интересов скотобойни Австрия была готова превратить в человеческую бойню всю Европу. Социал-демократы относятся хладнокровно к вопросу о славянской опасности. До сих пор русский народ ещё не угрожал германскому».
Опубликованная в той же рубрике («Россия и Германия») заметка «Настроение рейхстага» добавляла новых немаловажных подробностей об обстановке на международной арене. Во-первых, настроение рейхстага было в то время в целом «нескрываемо враждебное России», кроме того, выпад фон Ягова в адрес русской печати был понят здесь «как предостережение по адресу русской дипломатии, которой придётся рассчитываться за печать. Ораторы, от правой до левой, критикуя бюджет, не упускают случая резко отозваться о русской печати и благодарят Ягова за его отповедь». При этом, делает небезосновательный вывод газета «Русское слово», публичный выпад германского министра в адрес русской печати — не более, чем «ловкий тактический ход. Иностранный бюджет принят почти без критики и без сокращений».
Однако материалы о деятельности царской семьи публиковались в то время в «Русском слове», как и в других изданиях, также с использованием подчёркнуто почтительной стилистики.
Такой верноподданнический тон изданий был в том числе вызван воздействием тех положений Устава о цензуре и печати 1890 г., в которых говорилось о непременном согласовании всех публикаций о царской семье с министерством двора для столичных изданий, а для газет, выходивших в провинции, — с местными органами власти. В некоторых публикациях это подтверждалось напрямую — через ссылку на согласование с соответствующим представителем власти. Так, «Утро России» в номере от 15 мая 1915 г. сообщало в заметке «Возвращение Государя Императора»: «Его Величество Государь Император 14 сего мая изволил возвратиться из действующей армии в Царское Село. Подписал министр Императорского Двора генерал-адъютант гр. Фредерикс». В одной же од рубрикой «Известия из России» в том же номере газеты «Утро России» сообщалось, что в Казани «торжественно совершена закладка часовни на могиле митрополита Ефрема, помазавшего на царство 302 года тому назад Михаила Фёдоровича, первого царя из Дома Романовых», а после закладки «многочисленным духовенством с 3 архиереями во главе совершено всенародное молебствие, при этом пел хор в 1000 человек» и т. д.