— Что же вас привело, господин коллежский секретарь? — спросила она, наслаждаясь конфузом мальчика.
Ванзаров изложил басню о проверке и спросил, что теща думает о смерти зятя.
— О, это невосполнимая утрата, — ответила Евгения Павловна. — Бедный Ульян. Такая скоропостижная смерть. Не успел насладиться семейным счастьем.
— Быть может, ему помогли.
На хорошеньком личике отразилось удивление:
— Помогли? О чем вы, господин Ванзаров?
— Вальсинова могли убить.
— Но это смешно! Кому нужно убивать совершенно невинного человека?
— Мне бы хотелось это знать.
— Послушайте, но ведь прибывший доктор ясно сказал, что случился удар.
— Врачи иногда ошибаются. Предположим, что Ульяна Семеновича убили. Кто мог желать ему смерти?
Госпожа Столетова даже руками всплеснула:
— И думать не могу. Это невозможно!
— Например, ваш муж мог затаить на него какую-то тайную обиду.
Тут уж Евгения Павловна не удержалась от искристого смеха:
— Мишенька? Это очаровательно! Он сам врач в некотором роде. Как вам такое могло прийти в голову, молодой человек? Вы, наверно, недавно в полиции, еще не набрались опыта.
Родион не стал раскрывать свои карты, колкость пропустил мимо ушей, и так малиново-красных, но вот про странный выбор жениха для обожаемой дочери спросил.
Евгения Павловна задержалась с ответом, словно шагнула на почву несколько зыбкую.
— Может показаться странным, но это ради счастья Маши, — наконец ответила она. — Быть может, это не самая лучшая партия, и Ульян старше ее на несколько лет, и свадьба состоялась по нашему решению, но все ради блага дочери. Поверьте, мать лучше знает, что в конечном счете принесет пользу ее дитяти. Мне кажется, эта тема не имеет отношения к вашей проверке.
— Насколько велико приданое? — спросил бестактный юноша.
Дама усмехнулась, прощая плохое воспитание, и ответила, что вполне достойное. Несколько обтекаемо, но тем не менее.
— Свадьба была устроена излишне скоро. Была острая необходимость?
— На беременность намекаете? — резко спросила Столетова и тут же успокоилась. — Нет, ничего подобного. Мы соблюдаем приличия.
Родиону очень хотелось здесь покопаться поглубже, ведь порою копни приличия хорошенько, такие помои вылезут… Вот только Евгения Павловна была не расположена развивать эту тему. А если женщина чего-то не захочет… Сами понимаете. Оставалось испросить разрешения на разговор с Марией Михайловной.
Столетова искренно удивилась:
— С чего вы решили, что Маша у нас? У нее теперь другой дом. Переехала к мужу. Там и ищите. Все, что могли, мы с Мишей для нее сделали. У нее теперь своя жизнь.
Поразительное спокойствие. Неужели в таком положении девушка не нуждается в материнском утешении и поддержке? В голове Родиона это не укладывалось. А в ней и так гудело со вчерашнего.
— Не заметили, когда Вальсинов вышел из-за стола? — спросил он.
— Зачем мне следить за ним? Конечно, нет.
— Случайно не обращали внимания, рядом с креслом, где он сидел, никого не было?
— Я проходила в дамскую комнату, но ничего не видела.
— Кто же сообщил о смерти вашего зятя?
— Не о смерти, а о том, что ему плохо, — поправила Евгения Павловна. — Официант прибежал. Или нет… кто-то другой. Точно — метрдотель. Сказал, что уже врача вызвали. Мы стали ждать.
— Редкое спокойствие в трудную минуту.
Милая дама выразила глубокое непонимание и тона, и смысла сказанного. Иногда дамы становятся крайне непонятливыми. Что удивительно: только когда им это выгодно. Ну, неважно, отвлеклись…
Тогда Родион поинтересовался: неужели никто не кинулся на помощь несчастному Вальсинову? Все-таки не чужие люди, родственники.
— Что мы могли? — удивились ему в ответ. — Ждали доктора.
— За столом был доктор, он мог оказать первую помощь. Хотя бы попытаться.
— Миша был уже так хорош, что не отличал рюмки от ножа. Это же свадьба, поймите. Когда-нибудь узнаете, каково это.
Ванзаров не стал плевать через левое плечо, отгоняя злой призрак, все-таки обстановка чистая и неприлично полиции потакать суевериям, лишь уточнил, где господин Столетов принимает своих пациентов. Оказалось, совсем поблизости, можно считать — в этом же доме, на первом этаже. Только вход не с набережной, а с Большой Конюшенной улицы.
— Хотите материнский совет? — спросила Евгения Павловна, проникновенно заглянув Родиону в глаза.
От такого счастья нельзя отказаться. Мало советов родной матушки, отчего бы и от чужой не выслушать.
— Говорят, в полиции начинают пить в самом начале службы. Но вы такой милый и очаровательный… Постарайтесь воздержаться от этой пагубной страсти. Говорю вам как мать. Сегодня вы похожи на приличного человека, но вчера были неподражаемы. Это было незабываемо. Феерично, полный восторг. Как хорошо, что этого не видела ваша матушка. Ее сердце навсегда было бы разбито.
Сдержанно поблагодарив за науку, Родион пулей выскочил за дверь. Сколько же еще будет аукаться маленькая слабость! Один раз покутил — теперь хоть в петлю лезь. В возбужденном состоянии он кинулся куда глаза глядят и опомнился, наткнувшись на дверь 3-го Казанского участка. Это надо было так забыться! Проклиная себя, Родион высмотрел извозчика, чтобы лететь обратно, но его окликнули по имени.
Молодой человек, очень хорошенький, пардон, иначе не скажешь, в идеально сидящем костюме, с тонкой тросточкой, имеющей серебряный набалдашник в виде упитанной нимфы, вежливо поднял шляпу, такую начищенную, словно из салона, и скромно потупился. Лацкан светлого пиджака перечеркивала черная ленточка.
— Неведомский Леонид Маркович, имею честь… — представился он и, не ожидая ответа, заспешил: — Мне сказали в полиции, что вы занимаетесь проверкой смерти… Ульяна… Господина Вальсинова… Могу просить… Надеяться, что вы изволите… Просто побеседовать…
Кто в участке мог так удачно пошутить? Думать об этом не ко времени. Раз подарок сам пришел в руки, Родион предложил пройти к нему в «кабинет», но Леонид наотрез оказался, предпочтя прогулку по Екатерининскому каналу.
Неведомский долго собирался, словно борясь с собой, и наконец выпалил:
— Понимаете, этой смерти не могло быть… Просто не могло.
— Доктор установил естественную причину, — ответил Ванзаров.
В глазах хорошенького юноши блеснули слезы.
— Этого не может быть, — тихо сказал он. — Его убили. Я уверен.
— Серьезное заявление. Желаете кого-то обвинить?
— Я чувствую сердцем… Мы были слишком близки… Он был для меня всем: теплым закатом, ярким рассветом, ветром в жаркий день, чистым облаком, самой жизнью… Счастьем и восторгом… Его отняли у меня, мое солнышко… Как мне жить без него…
Горе прекрасного Леонида было вызывающе искренним. Юноша еле сдерживался, чтобы не разрыдаться. Но черствый полицейский и не думал утирать сопли. Родион стремительно развертывал логическую цепочку.
Женитьба для Вальсинова — физическая мука. Его пристрастия несколько иного рода. Такую печальную аномалию великий профессор криминалистики Краффт-Эбинг (Krafft-Ebing) с недавних пор именует Homosexualitat в отличие от привычного Heterosexualitat. Что по-нашему называется грубо и карается сурово.[4] Зато ненависть Елизаветы теперь абсолютно понятна. Но и господин Столетов не мог не знать, за кого дочь выдает. Внуков от такого брака не дождаться. Да и Мария Михайловна не может не знать, какое счастье выпало. Свадьба превращается в пытку. Для всех. Не зря официанты подметили, что веселья и в помине не было. Тогда ради чего ее устроили? Что она покрывает?
Леонид уже хлюпал носом, но Родион, не замечая душевного состояния собеседника, спросил напрямик, не предполагает ли он, кто мог убить сердечного друга.
— Ульяна никто не понимал… простите… — последовал мощнейший всхлип в батистовый платочек. — Он жил в чужом, враждебном мире… И пошел на жертву. И заплатил своей жизнью…
— Говорят, он снабжал вас деньгами… как любовника.
На такую грубость Неведомский ответил горестной улыбкой:
— Разве не видите: я не нуждаюсь в деньгах! — на ручке блеснул дорогой перстень. — У меня приличное состояние. Это я, сколько мог, одалживал Ульяна средствами. Но ему все было мало…
— Куда же они исчезали?
— Кокаин… — коротко ответил Леонид.
Маленький факт окончательно ставил логику вверх тормашками. Мало того что у Вальсинова есть любовник, так он еще и подвержен наркотическому дурману. Вот отчего такое иссушенное лицо. Но как за такой букет достоинств отдать дочь? И кто в итоге должен от всей души желать Ульяну смерти? Интересные вопросы, честное слово.
— Уленьке требовалось все больше и больше… Мне не хватало сил ему отказывать. Но однажды я потребовал выбирать между мною и кокаином и пригрозил не дать ни рубля. У нас случился страшный скандал. Почти разрыв. Но потом Ульян успокоился, вернулся ко мне и не заикался об отраве.
— Уленьке требовалось все больше и больше… Мне не хватало сил ему отказывать. Но однажды я потребовал выбирать между мною и кокаином и пригрозил не дать ни рубля. У нас случился страшный скандал. Почти разрыв. Но потом Ульян успокоился, вернулся ко мне и не заикался об отраве.
— Скандал случился три недели назад?
— Именно так… Тогда он и решил жениться… Позвольте, как вы угадали?
— Кокаин в аптеках не продается. Где Вальсинов его доставал?
— Я не знаю… У кого-то покупал, наверное. Были бы деньги… Пожалуйста, не оставьте его смерть в забвении. Найдите его убийцу…
Обещав как мог искренно, Родион побежал ловить извозчика. А несчастный юноша еще долго стоял и смотрел вслед удалявшейся пролетке. Какая тонкая натура, однако. Пожалуй, Неведомский единственный переживал кончину Вальсинова искренно. Ну, что тут скажешь… Любовь — она ведь слепа. И не такое полюбишь. Ну, не об этом речь…
Возвращение гостя не произвело на Елизавету должного впечатления. Она неприветливо буркнула:
— Чего еще?
Со всей вежливостью, на какую был способен измученный организм, Ванзаров просил отвести его к Марии Михайловне.
— Я вам не горничная, — ответили ему. — Из коридора направо.
Под спальню молодым отдали крохотную комнатку с кривым окном. Половину комнатки занимало супружеское ложе, кровать вроде армейской. На ней в белом свадебном платье сидела невеста, а точнее, вдова, а еще точнее, «соломенная вдовушка». На стук в дверь она не ответила и появление юноши с пиджаком без пуговицы приняла с таким же равнодушием, с каким замечают дуновение ветра. С апатией выслушала, как он представился, ничего не ответила и сесть не предложила.
Родиону пришлось стараться за двоих. Выразив глубокие соболезнования, пояснил, что расследует причины смерти ее мужа и хочет задать несколько вопросов.
— Зачем? — подала голос Маша.
Он стал объяснять, но его оборвали.
— Уже ничего не изменить, — отрезала невеста.
Болтаться в мутном киселе не в характере Ванзарова. И он ударил в лоб:
— Есть основание подозревать, что вашего мужа убили.
Мария Михайловна только усмехнулась:
— Убили? Кому нужно это ничтожество?
Догадка верна: все знала о страстях и слабостях Ульяна Семеновича. Но пошла за него. Вопреки разуму, выгоде и девичьей логике. Если, конечно, такая логика бывает. Хорошо, пусть не логика, а девичьи мечты. Что за беспримерное самопожертвование в восемнадцать лет?
— Ваш отец — состоятельный человек. Вы могли составить приличную партию, но согласились выйти за Вальсинова…
— Это вас не касается. Уходите.
Так обращаться с решительными натурами вроде Ванзварова не следует. Того, кто бросается на пальмы с шашками, дразнить не надо. Родион не собирался давить на несчастную барышню. Но тут у него взыграло ретивое, вожжи выпали, характер понес.
— Так я расскажу, ради чего вы принесли эту жертву! — взвился дракон, у которого вместо пламени вылетали облака перегара. — У вас есть любимый, с которым вы не можете быть вместе. Не можете потому, что он — ваш кузен, родной племянник вашего отца, господин Проказов, бывший на вашей свадьбе. Ни один священник не обвенчает двоюродных сестру и брата…
Чистая импровизация. Сложил мелкие факты и рискнул сблефовать. Но блеф удался. Вернее — логика победила. Мария изумленно уставилась на гостя.
— Кто вам рассказал? — спросила она тихо.
— Меня интересует, почему вы согласились на эту свадьбу.
— Вас интересует?.. Тогда знайте: я бы что угодно сделала, лишь бы скорее вырваться из родительского дома. Довольны?! Идите вон, умоляю вас…
Мучить дальше несчастную барышню не смог бы даже отпетый злодей. Не то что отходчивый юноша из сыскной полиции, заодно победитель пальм.
Ванзаров только хотел узнать сущий пустяк: не заметила ли Мария Михайловна, когда Вальсинов вышел, не шел ли за ним кто-то из гостей, не видела ли пистолета, не слышала ли выстрела, да и вообще, не знает ли случайно убийцу? Но девушка окончательно замкнулась в себе. С тем Родион и удалился, но поехал не к ее отцу, а несколько подальше, на Литейный проспект, где проживал господин Проказов. Дома молодого человека не оказалось, но слуга подсказал, что застать Андрея Аркадьевича можно в кофейне напротив.
Завидев Ванзарова, Проказов заулыбался, помахал рукой и пригласил за столик.
— Ну, вы герой! — сказал он с уважением. — Что вчера вытворяли. В таком состоянии еще и следствием заниматься, сразу видно — профессионал. А мы, кажется, ровесники. Примите мое уважение. С чем пришли?.. Рассчитывайте на меня во всем.
От таких комплиментов Родион с радостью отмахнулся бы, но деваться некуда. Долгое эхо загула шло по пятам. Не теряя времени на подготовку (день клонился к вечеру, а фуражка городового приближалась неотвратимо), Родион рубанул с плеча. Заявил, что Вальсинов не умер, а его убили. И в этой смерти подозревается господин напротив.
— О как! — обрадовался Андрей Аркадьевич, приятный юноша в отглаженном и чистом пиджаке со всеми пуговицами, не то что у некоторых. — С чего мне такая честь?
— Вы собирались кого-то убить. Незадолго до смерти Вальсинова. Есть свидетель, который это слышал. — Родион не стал уточнять, кто именно этот свидетель.
Андрей Аркадьевич задумался на мгновение и тут же рассмеялся:
— Так вот в чем дело! Это я про зайца рассказывал в нашем имении. Живет у нас такой старый русак, ну никак его не взять. Сколько раз уже уходил. Так этим летом думаю против него одну хитрость применить: пустить легавых, что на лис натасканы. Это такой способ верный, что…
В охотничьи истории Ванзаров не стал углубляться, совсем не любитель. А вот про Марию Михайловну спросил. Веселье незаметно оставило Проказова, он стал внимателен:
— Что же вы хотели узнать о сестренке?
— Она заявила, что вы были любовниками.
— Да?.. Ну, раз Маша сама вам такое сказала, значит, так и есть, — Андрей Аркадьевич приятно потянул мышцы тела. — В их семействе все дамы аппетитные, я вам прямо скажу. И я бы предпочел сестрице тетушку… Жаль только, заняться не придется.
— Постеснялись украсить дядюшку рогами? Похвально.
Проказов даже хмыкнул, как будто от смущения:
— Ну, вы уж того… Место светит мне больно теплое, в Министерстве уделов. Там по статусу надо жену иметь. Прямая родственница для этого не подходит. На примете имею отличную партию: дочка директора моего же департамента. Я ей нравлюсь. Что, в общем, неудивительно… Представляете, какие перспективы?
Перспективы будущего жениха коллежский секретарь представлял отчетливо. Родственник начальства — это не должность, это счастье. Только поинтересовался, когда же такое счастье выпало. Оказалось, как раз с месяц назад. Местечко для господина Проказова придерживают аккурат до правильной женитьбы. Еще немного потерпят без такого талантливого чиновника.
— Ваши родственники, конечно, рады грядущим изменениям в вашей судьбе.
Андрей Аркадьевич легкомысленно отмахнулся ухоженной ручкой:
— Ни к чему им знать раньше времени. Тем более Маша уже сделала глупость, а… — он осекся и продолжил уже обдуманно: — дяде и так все равно.
Согласившись, Ванзаров заметил:
— Вы — охотник. Звук выстрела от пробки шампанского запросто отличите.
— Конечно… Подождите, а при чем тут выстрел? Не хотите же сказать, что… Да нет, это глупость… Какой выстрел в ресторане? Даже смешно. Не из револьвера же палили… Постойте! А при чем тут выстрел? Неужели думаете, что Ульяна застрелили? Это невозможно…
Ничего такого Родион обсуждать не захотел, лишь пожелал узнать:
— Не замечали за Вальсиновым каких-то странностей на свадьбе?
Юноша опять погрузился в приятную задумчивость, очень идущую к его облику перспективного чиновника, и оживился:
— Знаете, а вы правы: мне показалось, что ему нехорошо.
Это наблюдение требовалось уточнить. Проказов сидел буквально напротив жениха. И тот вел себя так, будто заболел: вертелся, хватался за лоб, дышал тяжело. Словно нездоровье одолевало.
— Неудивительно, что его удар хватил, — закончил Андрей Аркадьевич.
— В зале, где много народа, обычно духота…
— Не угадали, было довольно прохладно, даже зябко.
— Наверняка Вальсинов пил, как полагается жениху на свадьбе…
— В том-то и дело: к рюмке не притронулся. Только воду глотал из фужера.
— Что-то заставило его выйти из-за стола. Припомните, любая мелочь может оказаться крайне важной.
— Ушел и ушел. Мало ли какая причина, может, облегчиться требовалось.
— За ним кто-нибудь вышел?
— Неужели я следил бы?! — возмутился Проказов.
Предоставив будущему чиновнику Министерства уделов допивать остывший кофе, Родион заспешил к дому на Мойке, только в этот раз прошел со стороны Большой Конюшенной улицы в зубоврачебный кабинет доктора Столетова.