Вскоре царь Алексей Михайлович приближает его ко двору, и Симеон Полоцкий становится учителем царских детей — ему обязаны своим первоначальным образованием царевна Софья и ее братья Федор и Петр. Будучи одним из самых приближенных к царю людей, Симеон не домогался ни богатства, ни власти, предпочитая всему занятия наукой и словесностью. Грамотность, просвещение, издание книг по их пользе и значимости для страны он считал ничуть не меньшими, чем военная мощь: «Россия славу расширяет не мечом токмо, но и… через книги», — утверждал он. Россия того времени еще не знала такой профессии — поэт. Но Симеон Полоцкий был поэтом, он писал много, увлеченно. Его ученик и друг Сильвестр Медведев сообщает, что Симеон «на всякий же день име залог писати в пол-десть (десть — единица измерения количества писчей бумаги: пачка в 24 листа. — В. М.) по полутетради, а писание его зело мелко и уписисто».
Симеон Полоцкий. Гравюра начала ХIХ в.
В сочинениях Симеона Полоцкого не раз упоминается Москва. Он написал стихотворение, посвященное замечательному архитектурному сооружению тогдашней Москвы — царскому дворцу в Коломенском. Это первое в русской поэзии стихотворение о Москве, им открывается поэтическая летопись столицы России. В январе 1771 года царь Алексей Михайлович, овдовевший два года назад, вступил во второй брак. Он женился на Наталье Кирилловне Нарышкиной — восемнадцатилетней красавице. Видя любовь царя к юной жене, Симеон полагал, что в скором времени должен явиться и зримый плод этой любви — царское дитя.
Учебник риторики, сочинения иеромонаха Софрония, по которому учились в Славяно-греко-латинской академии. Издание конца ХVII в.
В ночь на 11 августа 1671 года, наблюдая с гульбища Спасского монастыря звездное небо, Симеон Полоцкий увидел близ Марса «новоявившуюся звезду пресветлую». Эту звезду он посчитал небесным знаком того, что в это время в утробе царицы был зачат сын.
Современник Петра I дворянин Петр Никифорович Крекшин, собравший обширные материалы по истории своей эпохи, написал сочинение «О зачатии и рождении великого государя императора Петра Первого, самодержца Всероссийского», основанное на бумагах личного императорского архива, к которому он имел доступ, и на устных сообщениях современников. В нем он сообщает, что Симеон на следующий же день после явления звезды (надо сказать, французский астроном Антельм и итальянский Кассини действительно в это время наблюдали так называемую новую звезду 3-й величины в созвездии Лебедя) сообщил Алексею Михайловичу о зачатии сына, назвал день его рождения — 30 мая 1672 года (предсказание оправдалось), сказал, что имя ему будет Петр, что он будет царем.
Будущее царствование Петра ученый монах охарактеризовал в следующих словах: «Подобных ему в монарсех не будет; и всех бывших в России славою и делами превзойдет, вящими похвалами ублажен имать быти, и славу к славе пристяжати имать…» Все это Симеон Полоцкий представил царю и в письменном виде, «во уверение истинное подписася», сообщает Крекшин.
Кроме обычного гороскопа, Симеон Полоцкий изложил свое предсказание в стихах:
В XVIII и первой половине XIX века астрологические предсказания Симеона Полоцкого вызывали большой интерес. А. С. Пушкин, собирая материал для задуманной им «Истории Петра», занимался специальными исследованиями этого эпизода и в подготовительных набросках записал, что Симеон Полоцкий «предрек за девять месяцев до рождения Петра славные его деяния и письменно утвердил».
В конце 1670-х годов Симеон Полоцкий трудился над проектом преобразования Заиконоспасской школы для подьячих в высшее учебное заведение — Академию, необходимость которой для Москвы становилось всё острее и настоятельнее. Он разработал ее программы, имея в виду интересы церкви, но в еще большей степени интересы светские — развивающегося государства и всего общества.
Уже после смерти царя Алексея Михайловича, в царствование Федора Алексеевича, им был составлен царский указ о создании Академии. Симеону Полоцкому не довелось увидеть своими глазами Академию, его идею осуществляли его ученики и преемники, он скончался в 1680 году, а указ был издан в 1682-м. Этим указом определялось место для Академии — «монастырь Всемилостивого Спаса, иже во Китае граде близ Неглиненских ворот» и указывалось строить «каменные школьные палаты» и каменные же «хоромы для преподавателей и библиотеки».
Симеон Полоцкий похоронен в нижней церкви Спасского монастыря. Над его могилой была установлена каменная плита со стихотворной эпитафией в сорок восемь строк, сочиненной его учеником и другом Сильвестром Медведевым, в которой он характеризует учителя как человека, монаха, ученого, поэта, пишет о его заслугах перед церковью и царем, перечисляет его сочинения как изданные, так и оставшиеся в рукописи. «Епитафион Симеону Полоцкому» — одна из первых русских стихотворных эпитафий, помещенных на надмогильном памятнике, а может быть, и самая первая. Вот начало этой эпитафии:
В течение 70 лет, вплоть до открытия в 1755 году Московского университета, Славяно-греко-латинская академия была единственным высшим учебным заведением Москвы. Своим образованием ей обязаны многие известные русские деятели XVIII века.
Курс обучения в Академии включал в себя широкий перечень гуманитарных и естественно-математических предметов: языки, словесность, риторику, философию, богословие, историю, логику, диалектику, арифметику, геометрию, физику, астрономию, практическое стихосложение и ряд других. В этих областях учащиеся Академии получали основные первоначальные знания, которые позволяли им затем выбрать область деятельности, соответствующую их личным интересам и склонностям. Выпускниками Академии были многие выдающиеся деятели XVIII века, избравшие как духовную карьеру, так и светскую.
В Академии существовал свой театр, пьесы для которого писали преподаватели, а разыгрывали их учащиеся. Среди построек Академии в документах начала XVIII века значится «комедийный амбар». В репертуар театра входили пьесы на библейские темы, разные интермедии, театральные представления по тем или иным торжественным поводам. Например, большое представление состоялось на Никольской возле Академии в честь победы под Полтавой — говорились «орации», пелись канты.
В Академии учились: Антиох Кантемир — дипломат, поэт-сатирик, один из зачинателей новой русской литературы; В. К. Тредиаковский — поэт, переводчик, теоретик стиха, им была введена в русскую поэзию силлаботоническая система стихосложения, действующая и поныне; М. В. Ломоносов — ученый-энциклопедист, выдающийся поэт; математик Л. Ф. Магницкий; философ-просветитель профессор Н. Н. Поповский; архитектор В. И. Баженов; известные поэты XVIII века В. П. Петров и Е. И. Костров; историк Н. Н. Бантыш-Каменский; выдающийся духовный деятель митрополит Евгений Болховитинов; географ-путешественник, исследователь Камчатки С. П. Крашенинников, автор первого путеводителя по Москве «Описание императорского столичного города Москвы», вышедшего в 1782 году, В. Г. Рубан и многие другие, оставившие заметный след в истории России деятели.
В 1814 году Славяно-греко-латинская академия была преобразована в Духовную академию и переведена в Троице-Сергиеву лавру для удаления студентов, как писалось в решении, от «вредных развлечений», которые богато представляла Никольская улица. В монастыре остались лишь семинария и училище, находившиеся там до 1918 года.
Спасский собор в 1920 году был отдан обновленцам, а в 1929-м — закрыт. С тех пор и до 1992 года в нем помещались различные учреждения и склады. В 1992 году храм возвращен верующим, сейчас в нем бывает ежедневная служба. За годы от закрытия и до возвращения верующим храм подвергался разрушениям, уничтожен интерьер, но в то же время в нем работали реставраторы, не давая выдающемуся памятнику архитектуры разрушиться окончательно.
Учебные здания Славяно-греко-латинской академии XVII–XVIII веков были отданы под учреждения и общежития. Одно время на территории Академии находился спецгараж НКВД, затем — общежитие Метростроя и другие организации и учреждения. Их хозяйственная деятельность привела к тому, что возникло мнение, будто от Заиконоспасского монастыря не осталось никаких следов.
Но в 1960-е годы, благодаря исследованиям археологов и реставраторов, выяснилось, что сохранились хотя и в перестроенном виде, но представляющем возможность реставрации два главных здания Славяно-греко-латинской академии — учебный и жилой корпуса. В 1971 году Московским университетом им. М. В. Ломоносова и Историко-архивным институтом было принято решение создать в этих зданиях Музей истории русского просвещения. В газетах прошли сообщения о начатых работах по реставрации зданий, участии в них студентов, большой культурной перспективе. Поскольку такой музей очень нужен Москве, эту идею поддержали самые широкие круги общественности. Создание музея представлялось бесспорно обоснованным еще и потому, что Китай-город и Никольская были объявлены заповедной зоной. Музей был создан, но, к сожалению, из-за отсутствия средств через несколько лет закрылся.
Затем наступила перестройка. Здания бывшей Академии получил Российский государственный гуманитарный университет, в них разместились учебные аудитории. В начале 1990-х годов на территорию Академии проникли торговые структуры, потеснили университет, тут появились торговые точки, питейные заведения и наметилась тенденция их распространения на всю площадь двора, на старинное монастырское кладбище. Здесь должен встать трехэтажный универмаг.
Патриарх Московский и всея Руси Алексий II обратился к московскому руководству с просьбой возвратить Церкви старейший московский монастырь, но просьба осталась без ответа.
Такова нынешняя судьба гордости и славы русского просвещения — Славяно-греко-латинской академии. Пока двор не застроен, загляните в ворота, пройдитесь там, где некогда ходил Михаил Васильевич Ломоносов.
С Заиконоспасским монастырем соседствует Никольский монастырь, основанный ранее Заиконоспасского и давший, как уже говорилось раньше, название улице. Дома под номерами 11 и 13 до революции составляли часть Никольского монастыря. Мы привыкли к иному облику монастырских построек, и эти здания по своему виду не похожи на них, но зато прекрасно вписываются в ряд соседних торговых зданий конца XIX — начала XX века. Эти корпуса Никольского монастыря построены в 1893–1902 годах по проекту архитекторов К. Ф. Буссе и Г. А. Кайзера, по определению авторов, «в византийском стиле».
В центральной своей части новое здание включило в себя Константино-Еленинскую церковь и часовню Святителя Николая, над ними возвышалась колокольня, увенчанная луковичной главой с крестом. Сейчас лишенная главы колокольня выглядит декоративной беседкой.
В начале XX века Никольский монастырь был уже не столько монастырем (в нем в это время жило, включая архимандрита, всего шесть монахов), сколько монастырским подворьем с гостиничными и торгово-конторскими помещениями, для увеличения которых и был выстроен новый корпус.
Собственно монастырские обители находились во дворе, отгороженные этим корпусом от улицы. Но и там от древних построек монастыря ничего не сохранилось. Частично они были в конце XIX — начале XX века заменены новыми, остававшиеся снесены в 1930-е годы.
В 1711 году Петр I пожаловал землю возле Никольского монастыря молдавскому господарю князю Дмитрию Кантемиру, союзнику царя, вынужденному после неудачного Прутского похода бежать с родины в Россию. Князья Кантемиры, став прихожанами и вкладчиками Никольского монастыря, выстроили посреди монастырского двора собор Николая Чудотворца, церковь Константина и Елены при братских кельях, перестроили и расширили часовню Святителя Николая, выходившую на улицу. В соборном храме находилась усыпальница Кантемиров, в которой были похоронены господарь Дмитрий Кантемир и его сын князь Антиох Кантемир.
В начале 1920-х годов монастырь был закрыт, его здания переданы различным учреждениям. В 1935 году собор взорвали. Перед этим правительство Румынии перенесло останки господаря Дмитрия Кантемира в Яссы, захоронение же Антиоха Кантемира было уничтожено при разрушении собора.
Сохранившиеся корпуса монастыря — дома 11 и 13 — поставлены на государственную охрану как памятники истории.
С Николаевским греческим монастырем связано распространение в России обычая пить кофе.
В своем «Обозрении Москвы» архивист и историк начала XIX века А. Ф. Малиновский, основываясь на воспоминаниях деда и отца, учившихся в Славяно-греко-латинской академии, пишет: «Первый кофейный дом открыт был неподалеку от Греческого монастыря на левой руке, по дороге к Кремлю, в узком переулке. Сыны еллинов после обедни в праздничные дни и по вечерам собирались в построенных там для них двуэтажных храминах и, совещаясь о купеческих делах, пили гретое вино, кофе и курили табак, между тем как одноземный содержатель дома изготавливал съестные блюда, на вкус им привычные. Сборище сие греки называли Еститорион, т. е. местом пирования, но русские скоро исказили иностранное название и начали называть как сию естиаторию, так и другие подобные сему гостиницы истериями, а потом австериями».
В Петербурге подобное заведение открылось позже, но судьба рассудила, что, несмотря на это, кофе стало любимым напитком не москвичей, а петербуржцев, москвичи же предпочитали чай. Это различие нашло свое отражение в поэзии.
Поэт-петербуржец Гаврила Романович Державин писал:
Москвич же Петр Андреевич Вяземский воспевал:
К владениям князя Кантемира примыкал Печатный двор — древнейшая московская типография. Когда-то он действительно представлял собой обширный двор с различными постройками на его территории. Сейчас по всей длине бывшего Печатного двора стоит выходящее фасадом на Никольскую здание, в котором располагается Историко-архивный институт.
На здании института укреплена мемориальная гранитная доска, на которой шрифтом, стилизованным под старославянский, написано: «На этом месте находился Печатный двор, где в 1564 году Иван Федоров напечатал первую русскую книгу».
Об основании в Москве типографии рассказал сам Иван Федоров в послесловии к «Апостолу» — первой напечатанной в ней книге. В нем говорится, что после завоевания Казанского ханства царь Иван Грозный повелел для открываемых в нем церквей покупать на торгу святые книги, но «из них мало оказалось годных», потому что многие были «искажены несведущими и неразумными переписчиками». Тогда царь сказал, что надо эти книги печатать, как делается это «у греков и в Венеции, и в Италии». Его идею поддержал и благословил московский митрополит Макарий, муж ученый и знающий. После этого «царь повелел устроить на средства своей царской казны дом, где производить печатное дело, и, не жалея, давал от своих царских сокровищ делателям — диакону церкви Николы Чудотворца Гостунского Ивану Федорову да Петру Тимофееву Мстиславцу на устройство печатного дела».
В биографии Ивана Федорова много белых пятен, неизвестно, как он стал «делателем печатного дела». История же создания Печатного двора в Москве, в которой говорится, что как только пришла царю мысль печатать книги, сразу же нашлись в Москве мастера-печатники, позволяет предположить, что эта мысль была подсказана ими царю или лично, или через митрополита Макария.
Место для Печатного двора было отведено на Никольской улице. Территория двора была огорожена забором со въездными воротами с улицы, в глубине двора построено каменное здание типографии. Надстроенное и перестроенное, но дошедшее до нашего времени, оно в нижней, сейчас оказавшейся под землей части, сохраняет остатки типографии Ивана Федорова.
Книжный знак Ивана Федорова
В годы опричнины Иван Федоров с его помощником Петром Мстиславцем был обвинен, как рассказывал он сам, «от многих начальников и духовных властей» в ереси и изгнан из России. Печатный двор был разорен.
Восстановлен Печатный двор был лишь после Смуты, уже при царе новой династии Михаиле Федоровиче Романове, в 1640-е годы. «И повеле царь, — повествуется в рукописном сказании XVII века о создании книг печатного дела, — собрати тех хитрых людей, иже разбегошася от тех супостат, искусни быша к тому печатному делу… И повеле царь дом печатный в ново состроити в царствующем сем граде Москве на древнем сем месте».
На фундаменте прежней типографии было построено двухэтажное здание — Правильная палата, в которой находилась сама типография и работали правщики, то есть корректоры. По улице выстроены также двухэтажные каменные палаты с каменными же воротами-башней посредине. Башню строили подмастерье Иван Неверов и англичанин, известный часовщик и строитель Христофор Галовей, который установил первые часы на Спасской башне Московского Кремля. Ворота с центральным проездом и двумя боковыми проходами венчались шпилем таким же, какие в это время устанавливались на кремлевских башнях. Фасадную часть украшали резные каменные колонны, над центральным проездом были помещены изображения единорогов и двуглавого орла. Кроме того, над каждым из боковых проходов укреплены солнечные часы, «служившие поверкою для боевых городских часов».