Начальник Московской археологической экспедиции С. З. Чернов разослал телеграммы в адреса органов охраны памятников, руководителей Моссовета и строительства, приехала группа московского телевидения из программы «Добрый вечер, Москва!», и в тот же вечер был показан москвичам ее репортаж о происходящем в Историческом проезде. Руководство строителей обещало приостановить работы. Все эти события происходили 29 июля, в пятницу.
У археологов была надежда на то, что обещание о приостановке работ будет выполнено, тем более что следующий день был выходной. Но придя утром на раскоп, они увидели, что, несмотря на выходной день, строители пригнали в два раза больше техники — вновь заработали экскаваторы.
Строители продолжали работы, тесня археологов. Между тем становилось ясно, что раскоп так богат, что требуется расширение археологических исследований. В раскопках участвовала вся экспедиция — 50 человек, приостановив работу в других местах, пришли добровольцы — школьники, студенты, командующий войсками Московского военного округа прислал на раскопки солдат.
Находки превзошли все ожидания; срубы XIII века, керамика, украшения, строительные материалы XIV–XVIII веков, хорошо сохранившиеся фундаменты Воскресенских ворот, и, наконец, 27 августа в срубе XV века была найдена берестяная грамота — первая берестяная грамота, найденная в Москве. Эта находка является крупнейшим историческим открытием и заставляет изменить традиционное представление о состоянии грамотности и образования в древней Москве.
Открытия археологов в Историческом проезде получили широкую известность, пошли публикации в газетах, на телевидении. В раскопе постоянно можно было видеть журналистов, в том числе иностранных. Ученые предложили открыть в раскопе, по примеру западных стран, археологический музей. Но чем яснее становилась огромная научная ценность археологических раскопок, тем сильнее становился и нажим руководства Моссовета. Археологов обвиняли в том, что они срывают сроки строительства, выдвинули «политическое» обвинение: из-за них «под угрозой окажется проведение парада и демонстрации 7 Ноября». С таким аргументом руководство Моссовета при согласии МК, ЦК и Министерства культуры одержало победу над археологической наукой и исторической Москвой: раскопки приказано было прекратить, и 15 сентября раскопы были засыпаны с уверением, что в будущем они могут быть когда-нибудь возобновлены.
Вряд ли московские власти думали всерьез о том, что раскопки будут продолжены. Они, скорее всего, решили повторить маневр, удавшийся им два года назад, в 1986 году, когда при земляных работах на Кузнецком Мосту был обнаружен древний мост, и строителям приказали его разрушить. Этот акт варварства вызвал такой широкий протест у москвичей, что власти отказались от уничтожения старинного моста, обещая в будущем открыть его для обозрения, но до тех времен — «законсервировать», то есть закопать. Кузнецкий Мост закопали, и в таком виде он пребывает до сих пор, уже полтора десятка лет.
Однако судьба Воскресенских ворот оказалась иной. Изменились обстоятельства и политическая обстановка в стране.
В начале 1990-х годов был восстановлен и в 1993 году освящен снесенный в 1936 году Казанский собор на Красной площади.
Служение Патриарха Алексия II перед Иверской иконой Божией Матери. Фотография 1995 г.
Восстановление Казанского собора усилило позиции общественности, выступающей за восстановление Воскресенских ворот и Иверской часовни. Московские газеты отметили новый этап этого движения. 26 ноября 1993 года «Вечерняя Москва» писала: «Кажется, уже все — архитекторы, церковь, отцы города — настроены на восстановление Воскресенских ворот с Иверской часовней… Будем надеяться, что рядом с Казанским собором поднимутся (и довольно скоро!) возрожденные Воскресенские ворота. Появится еще один светлый штрих в облике исторического центра города и Красной площади». 9 декабря московская газета «Вечерний клуб» сообщает: «Началось восстановление Воскресенских ворот». В январе «Московская правда» печатает интервью с архитектором-реставратором Олегом Журиным — автором проекта реставрации.
Журин был учеником и последователем легендарного архитектора-реставратора Петра Дмитриевича Барановского. В своих воспоминаниях об учителе он рассказывает об его отношении к памятникам, которые тот реставрировал. Журин назвал этот фрагмент воспоминаний «Любовь к предмету труда».
«Меня поражало всегда отношение Петра Дмитриевича к реставрируемому им памятнику как к живому, страдающему существу. Он по-настоящему любил его, и тем больше, чем более этот памятник пострадал.
Первой его заботой было удержать, подпереть слабые части, а далее принять на себя все удары судьбы (в виде самоуверенного и равнодушного начальства, завистливых и невежественных коллег, злого умысла) с одним стремлением: отстоять от сноса, добиться восстановления или реставрации памятника.
Он гордился своим подопечным, его историей, его созидателями, его долгой и полезной для людей жизнью, его красотой. Петр Дмитриевич помогал памятнику с первых дней их совместного „общения“ агитировать за себя, раскрывая первоначальные детали, скрытые или искаженные последующими напластованиями, сейчас же их закрепляя и реставрируя. Со святой наивностью он полагал, что действительно „красота спасет мир“, а для этого нужно спасать красоту.
Где только возможно, с самого начала реставрационных работ на памятнике он открывал музей. И постоянно расширял экспозицию за счет все новых находок и открытий. Так Барановский сразу включал памятник в культурную жизнь.
Петр Дмитриевич буквально чувствовал своего подопечного, а памятник в благодарность раскрывал ему все свои скрытые и сбитые чудеса древнерусского декора: кирпичного и белокаменного, керамического и кованого. Его исследование памятника напоминало диалог друзей, говорящих друг с другом на понятном только им языке.
Он был не только „доктором-реставратором“, но и преданной сиделкой, не оставляя своего подопечного, когда ему грозила беда. Никто из людей, близко и давно его знавших, не может припомнить, был ли Барановский когда-либо в отпуске за 60 с лишним лет своего добросовестного служения культуре, да и вообще ходил он когда-либо на обед?..»
Воскресенские ворота восстанавливались в том виде, какой они приобрели в конце XVII века, а Иверская часовня — в облике конца XVIII века, когда она была перестроена по проекту М. Ф. Казакова.
К осени 1995 года Воскресенские ворота и Иверская часовня были восстановлены. 26 октября 1995 года в день праздника Иверской иконы Божией Матери часовня была торжественно освящена Патриархом всея Руси Алексием II, на освящении присутствовали тогдашний премьер-министр Российской Федерации В. С. Черномырдин, мэр Москвы Ю. М. Лужков и другие официальные лица. В часовне был установлен новый образ Иверской иконы Божией Матери, скопированный по просьбе Патриарха всея Руси с подлинника, находящегося в Иверском монастыре на Афоне, специально для восстанавливаемой часовни. В Москву образ, как и прежний, был доставлен делегацией иноков Афонского Иверского монастыря.
Воскресенские ворота. Фотография 2001 г.
Воскресенские ворота были переданы Историческому музею. Первая выставка, открытая в них музеем, называлась «Святые покровители града Москвы», на которой были представлены хранящиеся в музее иконы XV–XX веков Божией Матери, московских митрополитов Петра, Алексия, Филиппа, преподобного Сергия Радонежского, московского чудотворца Христа ради юродивого Василия Блаженного и другие.
Недели через две после освящения Иверской часовни и открытия музея в Воскресенских воротах москвичи уже не удивлялись им, а просто любовались, и стало постепенно забываться, что совсем недавно здесь был пролом, позорная пустота. Этому способствовало, конечно, и возвращение прежнего названия улицы, на которой они стоят, — Исторический проезд вновь стал Воскресенским. Вернулись Воскресенские ворота, с ними вернулось живое ощущение нескольких памятных страниц заветной истории столицы.
В восстановленной ныне Иверской часовне, как и прежде, через открытые двери, особенно в утренних и вечерних сумерках, видно, как пылают костры свечей и сияет прекрасный образ Божией Матери с Младенцем. И идут к часовне богомольцы и любопытствующие, идет народ…
Воскресенский проезд
А. М. Васнецов. Вид Красной площади во второй половине ХVII в. Акварель. 1925 г.
От Иверской часовни и Воскресенских ворот до Никольской улицы — первой улицы Троицкой дороги — нужно пройти по Воскресенскому проезду всего около пятидесяти метров.
Воскресенский проезд
А. М. Васнецов. Вид Красной площади во второй половине ХVII в. Акварель. 1925 г.
От Иверской часовни и Воскресенских ворот до Никольской улицы — первой улицы Троицкой дороги — нужно пройти по Воскресенскому проезду всего около пятидесяти метров.
Но редко кто их просто пробегает (как обычно передвигаются пешеходы по улицам современной Москвы): как правило, миновав Воскресенские ворота, через левую арку, осененную образом святого покровителя Москвы Георгия Победоносца, или через правую — под иконой всея России чудотворца преподобного Сергия Радонежского и пройдя два-три десятка шагов, человек невольно приостанавливается.
Отсюда открывается вид на Красную площадь. И просто невозможно не остановиться и не полюбоваться им, хотя и видел его тысячу раз.
Многие художники писали и пишут Красную площадь. Среди картин, изображающих ее, много по-настоящему замечательных произведений. Но характерная черта: почти все художники, однажды написав Красную площадь, снова и снова возвращаются к этому сюжету и с каждой новой картиной обнаруживают в нем новые грани и черты.
Москвичи давно поняли огромную силу впечатления, которое производит панорама Красной площади, недаром же уже в XVII веке иноземные посольства специально провозили через Воскресенские ворота.
То, что представало взгляду иноземцев тогда, и с того самого места, откуда смотрели они, мы можем увидеть на картине А. М. Васнецова «Красная площадь во второй половине XVII века».
В центре картины на фоне неба возвышается во всей многокрасочности и причудливости куполов и башенок собор Василия Блаженного. Мощным крепостным укреплением встает белёная Спасская башня с голубым, испещренным множеством золотых звездочек, циферблатом башенных часов — большой тогда редкостью. Так как с востока на подходе к Кремлю нет для врага естественной преграды, то здесь наиболее высока и мощна Кремлевская стена, перед ней — широкий ров и еще два ряда дополнительных укреплений — более низких каменных стен. В южной и северной частях площади возле собора Василия Блаженного и Никольских ворот — каменные башни-бастионы, так называемые раскаты, на которых установлены большие пушки. На Никольском раскате, в правой части картины, хорошо видны две пушки. Тогда каждое орудие такого калибра имело свое имя, на этом раскате были установлены пушки: «Каширова», названная по фамилии мастера, который ее лил, и «Ехидна», чье название показывало силу, злобность и свирепость орудия, ибо фантастическое существо ехидна — полуженщина-полузмея — отличалась именно этими качествами.
Справа — высокое и широкое крыльцо Земского приказа — главного тогдашнего правительственного учреждения. С левой стороны площади — каменные Торговые ряды.
Площадь полна народу, и если приглядеться, то можно увидеть и сцены народной жизни, и характерные для того времени типажи.
Примыкающая к Воскресенским воротам часть Красной площади (нынешний Воскресенский проезд), по свидетельству современников, была всегда особенно многолюдной.
Так было в XVII–XVIII веках, так было и в начале XX века.
Красная площадь не сразу была названа Красной. До этого она имела, по мнению историков, еще несколько названий. Происхождение одного из них — Пожар — А. М. Васнецов объясняет ее многолюдством. «Красная площадь, — пишет Васнецов, — называлась Пожаром не потому, конечно, что здесь постоянно были пожары, так как здесь и гореть-то было нечему — столы да скамьи, которые всегда можно было растащить или разломать… По-видимому, здесь не было даже рундуков — небольших деревянных лавочек с откидными наружу прилавками; они, как более постоянные, находились на смежных улицах и крылись тесом, корой и лубом — опасности в пожарном отношении, следовательно, на Красной площади не было. Пожар, то есть место постоянной сутолоки, как на пожаре; народ суетится, спешит, бежит. „Куда бежишь? Ведь не на пожар“, — говорит народная пословица. А Гостиный двор от огня оберегался очень тщательно. По словам Олеария и Кильбургера, здесь постоянно находилась стража днем и ночью и стояли бочки с водой, что и понятно, так как много лавок было наполненно дорогим заграничным товаром».
В. Ф. Тимм. Коронационные торжества на Красной площади в 1856 г. Раскрашенная литография
Объяснение оригинальное и интересное, но неправильное. К вопросу о происхождении названия «Пожар» мы еще вернемся.
Воскресенские ворота — словно рубеж, разделяющий две стороны жизни и натуры человеческой: духовную и земную, вечную и сегодняшнюю, суетную. С внешней стороны ворот — Иверская часовня и тихие богомольцы, а с внутренней — за воротами — постоянная толчея, разноголосый гомон. В часовне, среди икон и лампад, душа человека обращена к Богу, а за воротами, на площади, она отдавалась «заботам суетного света», большим и малым.
Площадь у Воскресенских ворот с внутренней стороны Китайгородской стены образовалась в конце тридцатых годов XVI века, сразу после того, как были построены ворота. В шестидесятые — семидесятые годы того же века, в царствование Ивана Грозного, сложилась ее планировка и определилось функциональное назначение как центра городского управления. Здесь был построен Земский приказ, ведавший сбором городских налогов, занимавшийся судебными разбирательствами, руководивший ярыжным отрядом, как тогда называли городскую полицию. Рядом находился Сытный государев отдаточный двор, где служилым людям выдавалось жалованье натурой: хлебом, мукой, вином, сукном, одеждой и другими продуктами и вещами. Тут же были Ямской двор, пушечные и пороховые амбары, а также городская тюрьма. Кроме того, тут производилась торговля как с прилавков, столов, так и вразнос.
Сюда приходили люди по разным делам со всей Москвы, и поэтому здесь всегда толокся народ.
На упоминавшейся выше картине А. М. Васнецова «Красная площадь во второй половине XVII века» мы видим и группу просителей у крыльца Земского приказа, и ярыжку-полицейского с бляхой на груди, сопровождающего арестанта, и отряд солдат, направляющихся на охрану арсенала — пушечных и пороховых амбаров, и торговцев с покупателями.
С течением времени менялись учреждения, помещавшиеся на площади, но оставался неизменным их общественный характер, сохранялись общая атмосфера и многолюдство этого уголка Москвы.
При Петре I Земский приказ был упразднен, в его здании разместилась Главная аптека, в 1755 году помещения аптеки и Воскресенских ворот занял основанный по предложению М. В. Ломоносова первый в России университет — Московский.
В 1875–1881 годах на месте бывшего Земского приказа построено нынешнее здание Исторического музея, занимающего всю правую сторону Воскресенского проезда.
Предложение о создании Исторического музея было поддержано государством и многими общественными деятелями. В комиссию по его организации вошли видные историки Ф. И. Буслаев, И. Е. Забелин, Д. М. Иловайский, К. Н. Бестужев-Рюмин, граф А. С. Уваров и другие.
Академику К. Н. Бестужеву-Рюмину принадлежат замечательные слова о народном, общественном значении музея: «Музей — одно из самых могущественных средств к достижению народного самосознания — высшей цели исторической науки».
По левую сторону от Воскресенских ворот возле Китайгородской стены в XVI — начале XVII века находились пушечные и пороховые амбары и обширный двор, принадлежавший Земскому приказу. На Земском дворе помещалась городская тюрьма и противопожарная стража. «Стоят на Земском дворе, — говорится в документе начала XVII века, — беспрестанно и без съезду семьдесят пять человек ярыжных да извозчики с лошадьми для ради грехового пожарного времени».
Само место, где дежурили пожарные, и площадка перед ним в живой речи москвичей назывались Пожар. Это название было так известно и общеупотребительно, что к названию построенной здесь в XVII веке церкви Казанской Божией Матери, по московскому обыкновению, добавляли топографическое уточнение: «на Пожаре». Впоследствии историки ошибочно распространили это название на всю территорию нынешней Красной площади.
Подобное расширительное употребление названия совершенно неправомочно. В XVI — первой половине XVII века территория современной Красной площади не представляла собой единого пространства: раскинувшийся перед Кремлевской стеной Великий Торг был торговым районом, имевшим для удобства ориентации в нем множество топографических единиц, обладавших собственными названиями: рядов-проулков (некоторые из них, став городскими переулками, до наших дней сохранили эти названия), площадей перед церквями, которых в разных местах Торга насчитывалось около двух десятков, так, например, площадь у Спасских ворот называлась Троицкой по церкви, стоявшей здесь еще до постройки собора Василия Блаженного; полоса земли вдоль крепостного рва называлась Рвом, и построенный на ней собор Василия Блаженного и другие церкви имели дополнительное определение «на Рву». От былой топонимической раздробленности Красной площади в наше время осталось название одной из ее частей, отсутствующее в официальных перечнях улиц, но употребительное в устной речи — площадь между Кремлем и собором Василия Блаженного называется Васильевский спуск.