Ее губы дрогнули в усмешке.
– Выдумываете психиатрические термины, а, мистер Паркер?
– Звучит подходяще. Другого объяснения тому, что я имею в виду, у меня нет.
– Неплохая попытка. Я дважды встречалась с Берни Крамером после его возвращения. Тогда симптомы проявлялись очень слабо и напоминали те, что наблюдались и у Бретта Харлана, но ни тот, ни другой о каком-либо общем для обоих травматическом эпизоде не упоминали. Крамер отказался продолжить лечение. После смерти Берни Крамера у меня была непродолжительная беседа с Дэмиеном Пэтчетом в рамках моего исследования. Ничего такого, что соответствовало бы вашим предположениям, он не говорил.
– Мистер Пэтчет не упоминал, что Дэмиена кто-то консультировал.
– Никто его не консультировал. Мы просто поговорили после похорон Крамера и потом встретились еще раз, но о терапии речи не было. Как я уже сказала, Дэмиен выглядел человеком хорошо адаптировавшимся. Единственное, что его беспокоило, это бессонница.
– Вы выписывали кому-нибудь из них какие-то лекарства?
– Это часть моей работы. Когда возникает необходимость… Я против того, чтобы люди с психическими проблемами накачивали себя медикаментами. Они всего лишь маскируют боль и никак не помогают в решении основной задачи.
– Но вы все же выписывали рецепты.
– Тразодон.
– Дэмиену Пэтчету?
– Нет, только Крамеру и Харлану. Дэмиену я рекомендовала обратиться к врачу, если его мучает бессонница.
– Но проблемы у него были не только со сном.
– Похоже, что нет. Не исключено, что смерть Крамера стала катализатором углубления проблем для самого Дэмиена. Сказать по правде, я никак не ожидала, что Дэмиен покончит с собой. На похоронах я подошла к нескольким бывшим товарищам Крамера и предложила помочь с организацией консультаций, если они сочтут это нужным.
– Консультировали бы вы сами?
– Да.
– Потому что это было в интересах вашего исследования.
Впервые за время разговора она рассердилась.
– Нет, потому что это помогло бы им. Это не какие-то научные опыты, мистер Паркер. Речь идет о спасении жизней.
– В случае с подразделением «Страйкер Си» ваша программа не сработала. – Я нарочно ее провоцировал, но сам не знал для чего. Наверное, отыгрывался за то, что открылся. В любом случае нужно было остановиться, и тут она сама мне помогла и встала, давая понять, что наше время истекло. Я тоже встал, поблагодарил за информацию и направился к двери.
Она уже открывала папки на столе, чтобы заняться работой, когда я обернулся:
– Э, последний вопрос.
– Да. – Она даже не подняла головы.
– Вы были на похоронах Дэмиена Пэтчета?
– Да. То есть я была в церкви, но не пошла на кладбище.
– Можно спросить, почему?
– Мне дали понять, что мне там делать нечего.
– Кто?
– Это не ваше дело.
– Джоэл Тобиас?
Ее рука на мгновение зависла над страницей.
– До свидания, мистер Паркер. И примите профессиональный совет, вам еще нужно поработать над своими проблемами. На вашем месте я бы поговорила о них с кем-нибудь еще. Но только не со мной.
– Понимать так, что видеть меня в вашей программе вы не желаете?
Теперь она подняла голову.
– Думаю, я изучила вас достаточно. Пожалуйста, закройте дверь, когда будете выходить.
Глава 22
Бобби Жандро все еще жил в Бангоре, примерно в часе езды от Огасты, в доме на Палм-стрит. Ангел и Луис все так же сопровождали меня, и мы добрались до места назначения без происшествий. Снаружи дом выглядел скромно: одноэтажный, с шелушащейся, как больная кожа, краской и лужайкой, изо всех сил делавшей вид, что она не заросла сорняками. Лучшее, что приходило в голову в связи с внешним видом дома, – это то, что он не поощрял надежд в отношении интерьера. Дверь открыл Жандро в инвалидном кресле. На нем были серые спортивные штаны, подколотые на бедрах, и серая, в грязных пятнах футболка, слишком обтягивающая для изрядного брюшка. Голову Бобби брил, но зато отпускал бороду. В доме стоял затхлый запах, в мойке виднелась гора грязной посуды, на полу возле мусорного ведра валялись пустые коробки из-под пиццы.
– Чем могу? – спросил он.
Я показал удостоверение. Бобби взял его и принялся изучать с таким вниманием, словно получил от копов фотографию пропавшего ребенка и мог бы даже, если смотреть достаточно долго, вспомнить, где видел парнишку. Закончив, он вернул мне удостоверение, и руки упали между бедер и вцепились одна в другую, как зверьки.
– Она вас послала?
– Кто меня послал?
– Мэл.
– Нет. – Я хотел спросить, почему она могла послать в его дом частного детектива, так как особенного беспокойства, когда мы с ней разговаривали, с ее стороны не прозвучало, но время для такого вопроса еще не пришло. Вместо этого я сказал: – Надеялся поговорить о вашей службе в армии.
Я ждал, что Бобби спросит, зачем мне это, но он не спросил. Откатился назад и предложил войти. В нем ощущалась настороженность, осознание собственной уязвимости и того, что до самой смерти ему суждено смотреть на всех снизу вверх. Плечи и предплечья у Бобби остались сильными, и когда мы перебрались в гостиную, я увидел у окна гантели.
– Если ноги не работают, это еще не значит, что надо отказаться от остального, – сказал Бобби, заметив мой взгляд. Он не задирался, не оправдывался, просто констатировал факт.
– С руками легче. С остальным… – Бобби похлопал себя по животу, – труднее.
Я не знал, что сказать, поэтому промолчал.
– Хотите содовой? Крепче у меня ничего нет. Решил, будет лучше, если соблазнов рядом не будет.
– Мне не надо. Ничего, если я сяду?
Бобби указал на стул, и я увидел, что мое первое впечатление от интерьера оказалось ошибочным или, по крайней мере, несправедливым. Комната была чистая, правда, кое-где лежала пыль. Полки с книгами – главным образом научная фантастика, но были книги и по истории, прежде всего посвященные Вьетнаму и Второй мировой войне, по шумерской и вавилонской мифологии, еще лежали газеты «Бангор дейли ньюс» и «Бостон глоуб». Я заметил пятно на ковре, как будто кто-то что-то пролил и плохо вытер, и другие, на полу и стене между гостиной и кухней. Похоже, хозяин изо всех сил старался держаться, но человек в инвалидном кресле не всегда в состоянии просто оттереть пятно на полу.
Он не спускал с меня глаз и ждал моей реакции на состояние своего жилья.
– Мама приходит пару раз в неделю, помогает с тем, что мне не по силам. Она бы и каждый день приходила, если б я разрешал, но уж больно суетится. Да вы и сами знаете, какие они.
Я кивнул.
– Что с Мэл?
– Вы ее знаете?
Я не хотел пока говорить, что уже общался с ней.
– Читал в газете ваше прошлогоднее интервью. Там же и ее фотография была.
– Мэл ушла.
– Можно спросить, почему?
– Потому что я вел себя как последний придурок. Потому что она не могла больше так. – Он похлопал по штанинам и, подумав, добавил: – Нет. Это я не мог больше так.
– Зачем ей было обращаться к детективу?
– Что?
– Вы спросили, не Мел ли меня прислала. Вот мне и хотелось бы знать, почему вы так подумали.
– Она ушла после того, как мы с ней поругались. Поругались из-за денег, выясняли, что кому принадлежит. Вот я и подумал, что она, может, наняла вас – продвинуть дело дальше.
Когда мы разговаривали с ней, Мэл действительно затронула эту тему. Дом принадлежал им обоим, но за юридической помощью для прояснения всей этой ситуации она пока не обращалась. Разрыв случился совсем недавно, и она еще надеялась на примирение. И все-таки что-то в тоне Жандро наводило на мысль, что беспокоят его не домашние неурядицы, а кое-что другое.
– И вы поверили, когда я сказал, что это не она меня послала?
– Ну да, поверил. Не похожи вы на парня, который станет бить калеку. А если что…
Правая рука нырнула вниз и вынырнула с «береттой», прятавшейся в самодельной кобуре под сиденьем кресла. Подержав пистолет пару секунд дулом вверх, Бобби вернул его на место.
– Вас что-то беспокоит? – спросил я, хотя задавать такой вопрос человеку с оружием в руке, наверное, излишне.
– Меня много чего беспокоит. Если для меня и сейчас в сортир сходить проблема, то как я управлюсь, когда зима пожалует. Да обо всем, что ни назови, беспокоиться приходится. Но мне не нравится, что кто-то считает меня легкой добычей. С этим, по крайней мере, я управиться могу. А теперь скажите-ка, мистер Паркер, с чего это у вас вдруг интерес ко мне пробудился.
– Не к вам. К Джоэлу Тобиасу.
– Допустим, я скажу, что не знаю никакого Джоэла Тобиаса.
– Тогда мне придется предположить, что вы лжете, поскольку служили вместе с ним в Ираке, и он был вашим сержантом в «Страйкер Си». Вы оба присутствовали на похоронах Дэмиена Пэтчета, а потом схлестнулись с Тобиасом в баре «Салли». Ну что, будете настаивать, что не знаете никакого Джоэла Тобиаса?
Жандро отвел глаза. Я знал – прикидывает варианты: поговорить со мной или указать мне на дверь. От него шли волны едва сдерживаемой злости, и они разбивались об меня, о мебель, о забрызганные стены, а пена брызгами летела на его же изуродованное тело. Злость, скорбь, чувство утраты. Его пальцы сплетались в какие-то сложные комбинации, расплетались и создавали конструкции, понятные только ему одному.
– Да, я знаю Джоэла Тобиаса, – сказал наконец Бобби. – Но мы не близкие друзья. И никогда ими не были.
– Почему?
– Старик Джоэла служил в армии, так что у Джоэла это в крови. Ему нравится дисциплина, нравится быть, как говорится, вожаком стаи. Армия – естественное продолжение его натуры.
– А у вас как?
Бобби прищурился.
– Вам сколько?
– За сорок.
– Вас пытались завербовать?
– Наверное, так же, как и всех. Вербовщики приходили в школу, агитировали, только я не купился. Но тогда и время было другое. Мы ни с кем не воевали.
– Да, а теперь вот воюем, и я купился. Обещали наличные, дать денег на колледж. Как говорится, солнце, луну и звезды. – Он грустно улыбнулся. – Насчет солнца не обманули. Этого там хватало. Солнца и пыли. Я сейчас работаю на организацию «Ветераны за мир». Антивербовщиком.
Я ничего об этом не знал и попросил рассказать.
– Армейских вербовщиков учат отвечать только на определенные, правильные, вопросы. Если ты не задашь правильный вопрос, то и не получишь правильный ответ. Семнадцати-восемнадцатилетний мальчишка без особых перспектив, когда видит перед собой подтянутого парня в отглаженной форме, со стрелками на штанах, о которые порезаться можно, готов поверить всему, что ему говорят, и забывает прочитать написанное мелким шрифтом. Мы как раз и указываем на этот самый мелкий шрифт.
– И что там?
– А там сказано, что деньги на колледж не гарантируются, что армия ничего тебе не должна, что только десять процентов новобранцев получают обещанное в полном объеме. Вы поймите меня правильно. Да, служить своей стране почетно, и для многих мальчишек единственный вариант в жизни – военная карьера. Я сам такой. Наша семья была бедной, а я и сейчас беден, но горжусь, что служил. Жаль, конечно, что все закончилось инвалидным креслом, но я знал, чем рискую. Просто, на мой взгляд, вербовщики должны быть честны с ребятами, чтобы те понимали, с чем связываются. Никакого настоящего призыва на самом деле нет: основной упор делается на бедных, безработных, тех, у кого нет перспектив, нет других вариантов. Думаете, Рамсфельд не знал об этом, когда включал положение о вербовщиках в закон «Ни одного отстающего ребенка»? Думаете, он для того обязал муниципальные школы предоставлять все данные об учениках, чтобы помочь мальчишкам лучше читать документы? Нет. Просто есть квоты, которые нужно заполнять. Затыкать дырки в рядовом составе.
– Но если вербовщики будут абсолютно честны и откровенны, кто же пойдет в армию?
– Кто? Да я бы все равно подписался. Я бы все сделал, чтобы свалить из дома и из этого городишки. Что меня здесь ждало? Работа за минималку да пиво по пятницам. И Мэл. – Бобби ненадолго задумался. – Минималку я и сейчас, наверное, получаю – четыреста долларов в месяц, – но хоть медпомощь добавили. И бонусы я почти все получил. – Он состроил гримасу. – Многовато противоречий, а?
– Вы поэтому схватились с Джоэлом Тобиасом? Из-за вашей работы в «Ветеранах за мир»?
Жандро отвел глаза.
– Нет. Он пытался угостить меня пивом, подкупить. Чтобы я не трепался. А я отказался его подачки принимать.
– И почему?
Но Жандро опять ушел от ответа. Человек он и впрямь был противоречивый. Вроде бы и поговорить не прочь, но только о том, что интересовало его лично. Вроде бы и вежливый, но за внешней любезностью скрывалась жестокость, даже свирепость. Теперь я понял, что имел в виду Роналд Стрейдир, когда назвал Жандро человеком, который покатился вниз. Если он не выстрелит из своей пушки в кого-то, есть шанс, что выстрелит в себя, как его приятели.
– А у вас, кстати, с чего такой интерес к Джоэлу Тобиасу? – спросил он.
– Меня наняли выяснить, почему Дэмиен Пэтчет покончил с собой. Услышал, что на похоронах случилась ссора, вот и решил проверить, есть ли какая-нибудь связь.
– Между самоубийством и стычкой в баре? Что за чушь.
– Может, и чушь, а может, я просто плохой детектив.
Пауза… и Бобби рассмеялся. Впервые за время разговора.
– Ну, хотя бы честный. – Смех иссяк, и он грустно улыбнулся. – Дэмиен не должен был покончить с собой. Я не в религиозном плане, и не в моральном, и не потому, что вот жизнь потрачена впустую. Я к тому, что не такой он был человек. Все его плохое осталось в Ираке. Война на нем не сказалась.
– Я разговаривал с психиатром в «Тогусе», и она то же самое сказала.
– Да? Кто такая?
– Кэрри Сандерс.
– Сандерс? Ну и ну. Вопросов у нее больше, чем у Алекса Требека[33], но ответов нет никаких.
– Вы с ней встречались?
– Опрашивала меня в рамках своего исследования. Впечатления не произвела. А что касается Дэмиена, то я с ним служил. Хороший был парень. Мне он всегда нравился. Умный, но ему не хватало ловкости. Я старался приглядывать за ним, но вышло так, что в итоге он обо мне позаботился. Спас мне жизнь. – Пальцы на ручке кресла сжались в кулак. – Джоэл Тобиас, чтоб его… – прошептал он, и это прозвучало криком.
– Расскажите.
– Я на Тобиаса сильно зол, но сдавать ни его, ни кого другого не стану.
– Знаю, что он проворачивает какие-то дела. Возит контрабанду. Думаю, и вам мог долю обещать. Вам и другим таким, как вы.
Жандро отвернулся. Подкатился к окну.
– Что это за парни?
– Друзья.
– Вид у ваших друзей не очень-то дружелюбный.
– Мне нужна охрана. Слишком доброжелательные от неприятностей не спасут.
– Охрана? От кого?
– Может быть, от тех же людей, из-за которых и вы держите пистолет под рукой: ваших старых приятелей во главе с Джоэлом Тобиасом.
Бобби не повернулся, но я видел его отражение в оконном стекле.
– А с какой стати мне бояться Джоэла Тобиаса?
Бояться… Интересный выбор слов. Своего рода признание.
– Вас же волнует, что они считают вас слабым звеном, не так ли?
– Меня? Я – парень вполне надежный. – Он снова рассмеялся. Получилось жутковато.
– Думаю, вас тревожила ситуация с Дэмиеном Пэтчетом. Вы были обязаны ему и не хотели, чтобы с ним что-то случилось. Может, он слишком глубоко увяз или не желал слушать, но после его смерти вы решили действовать. Или, может, поняли, что к чему, только после смерти Бретта Харлана и его жены.
– Вы о чем? Не понимаю.
– Думаю, вы разговаривали со своим кузеном. Вы звонили Фостеру, потому что он был копом, но при этом и родственником, которому можно доверять. Скорее всего, вы дали ему некую информацию с таким расчетом, что остальное он узнает сам. Фостер начал наводить справки, и его убили. Теперь вы ждете, когда придут за вами. Я все верно излагаю?
Он резко развернулся, и в руке у него уже был пистолет.
– Вы этого не знаете. Вы ничего не знаете.
– Их нужно остановить, Бобби. Люди погибают, и это дороже любых денег, если только вы не выставили совесть на аукцион.
– Убирайтесь из моего дома! – крикнул он. – Убирайтесь!
В окно я увидел, что Ангел и Луис уже бегут к дому. Ситуацию требовалось немедленно разрядить, иначе дверь могла вылететь в прихожую, и тогда, если бы Жандро оказался достаточно быстр, пришлось бы доставать оружие.
Я шагнул к двери, открыл ее и показал Луису и Ангелу, что со мной все в порядке, но Бобби, воспользовавшись моментом, сумел развернуться и выкатиться в прихожую. На мгновение я оказался между тремя стрелками.
– Полегче! Всем успокоиться! – Я медленно опустил в карман два пальца, достал визитную карточку и положил ее на стол, рядом с дверью. – Послушайте, Бобби, вы задолжали Дэмиену Пэтчету. Его уже нет в живых, но долги надо платить. Теперь отцу Дэмиена. Подумайте об этом.
– Вали отсюда, – повторил он, но гнев уже улетучился, и осталась одна усталость. Голос его дрогнул, выдавая состояние человека, оказавшегося в полной темноте, на волнах неведомого моря.
– И еще одно, – продолжал я, беззастенчиво пользуясь своим преимуществом над ветераном-инвалидом. – Помиритесь со своей подружкой. Думаю, вы выгнали ее, потому что боитесь того, что может случиться, и не хотите, чтобы она пострадала, если они придут за вами. Она еще любит вас, и вам без такой не обойтись. Вы это знаете, и она это знает. Если что понадобится, моя карточка у вас есть.
Я вышел под прикрытием Ангела и Луиса. Дверь захлопнулась. Через секунду они догнали меня.
– Позволь сказать начистоту, – начал Ангел, когда мы подошли к машине. – Парень целится в тебя из пистолета, а ты ему наставления даешь?
– Кто-то же должен.
– Да, но почему ты?
Я промолчал, а когда садился в машину и оглянулся, то увидел в окне Бобби Жандро.
– Думаешь, он примет твой совет? – спросил Ангел.
– Насчет девушки или Тобиаса?
– Насчет обоих.
– Должен. Иначе ему конец. Без нее он уже умирает. Только себе еще в этом не признается. Тобиас и остальные просто довершат то, что начал он сам.
– Ух ты, – сказал Ангел. – Это не у «Холлмарк» на такой случай есть открытка: «Соберись или умри»?
Мы уехали. Я первым, Ангел и Льюис за мной. Но уже на следующей улице я остановился и вышел из машины. Они озадаченно посмотрели на меня.