– Я думаю, что это аллегория.
– То есть вы думаете, что такой женщины не было? Допустим. Тогда вся история могла быть выдумкой. Но вы же сами нам рассказали о загадочном исчезновении доктора Трегубова. Давайте спросим писателя Слепцова, он знает, что такое литературный труд. Что скажете, Павел Михайлович?
Слепцов отреагировал на предложение не сразу. Со свойственным ему артистизмом, слегка вальяжно, с театральной паузой спокойно произнес:
– Это не литература, а письменное признание. Возможно, она его уже писала раньше, давно, после убийства, когда, не без оснований, ждала ареста за содеянное. Делала наброски, черновики и в конце концов остановилась на этом варианте. Картина преступления изложена кратко и вместе с тем ничего не упущено. В художественном варианте такой рассказ занял бы страниц десять, и в нем было бы больше эмоций. Здесь же только факты. Литература – это размышление, чувства и полет фантазии. Под гипнозом невозможно расслабиться и дать волю эмоциям. Вы творите, а не излагаете. Писатель ничего не напишет под гипнозом. Но гипноз может заставить человека признаться в чем-либо, – вдумчиво, с некоторым пафосом продолжил писатель. – Но и то не всегда. Среди нас есть опытный разведчик, и, наверное, он подтвердит мои слова. Их же готовили к возможным вариантам допроса. Учили работать с детектором лжи и обманывать его. Попробуйте выбить признания с помощью гипноза у Казимира Борисыча. Ничего не получится. А эта женщина давно подготовилась к признательным показаниям, но ее никто не допрашивал, и вся эта правда об убийстве осталась не озвученной. Таисия вам рассказала только то, что готова была рассказать и раньше. А то, о чем она хотела умолчать, нам неизвестно. Женщина, которую Таисия назвала «судьбой», – обычный человек, и она ей благодарна за спасение и помощь. Разве возможно предать своего спасителя? Мы можем никогда не узнать ее имени. Надо продолжать работать с Белецкой и постараться разговорить.
После того как высказался Слепцов, наступила тишина. Ее нарушил профессор Листерман:
– Признаю свою ошибку. Вы правы, Павел Михайлович. Но тут не обошлось без вмешательства психиатра. Кто-то научил Таисию называть сообщницу «женщиной-судьбой». Это же чистой воды шизофрения. Такое заявление суд не принял бы за признание, а передал судмедэкспертам, а те в свою очередь – институту Сербского. Надо не забывать, что Таисия инвалид, трижды лечилась в психиатрической больнице, дважды попадала туда с сезонными обострениями. Она больна частичной амнезией и состоит на учете. Я уверен, ее признают невменяемой, если она будет крепко держаться своих показаний. Безнаказанное убийство – вот итог, к которому мы можем прийти. Но возможно, Таю хорошо подготовили к встрече с правосудием. Тогда ее подруга – настоящая сообщница.
Мария Аркадьевна всегда высказывалась последней:
– Хорошее определение «подруга». Вы правы. Только подруга могла знать, где можно найти Таю. Мы же знаем, что у семьи не было своей дачи, они снимали. В каком доме произошло двойное убийство? В том ли, который они снимали, или доктор Трегубов использовал для встреч с любовницей какой-то другой дом. Но Таисия точно знала, куда надо ехать. Очевидно, и предполагаемая подруга это знала. И еще она очень хорошо знала, в каком состоянии была Тая. И оказалась рядом в нужный момент. Удивительно, как это произошло. Тут можно гадать до бесконечности, но в итоге подруга помогла убийце. И не забывайте, с ней был восьмилетний ребенок. Как на него подействовало это кошмарное зрелище? У нее же крышу снесло. Мы не знаем, как могла повести себя психически больная женщина после кровавой разборки. Госпожой Белецкой надо заняться всерьез. Только используйте другую тактику. Она не пласт льда, который надо разбивать ломом. Отнеситесь к ней как к нежному растению.
– Когда я читал признание Таисии, – сменил тему Листерман, – перед глазами стояла другая, похожая на эти события, картина. Я привез с собой видеопленку, которую предлагаю всем посмотреть. Мне интересно узнать ваше мнение. Двоих участников тех событий уже нет в живых. А потом мы поговорим обо всех странностях. К сожалению, качество не очень хорошее, но общая картина понятна. Съемка сделана год тому назад.
Маша встала.
– Пройдем в гостиную, господа, там есть видеомагнитофон.
Все перешли с веранды в дом и расселись в ожидании просмотра. Появилась Анна, принесла напитки.
Первые кадры насторожили Павла Михайловича Слепцова. Он даже вздрогнул от неожиданности.
Камера стояла метрах в трех от сидящего спиной к объективу мужчине. Видны были лишь его затылок и спинка кресла. Он смотрел на дверь в соседнюю комнату. Внезапно в дверном проеме появилась крашеная блондинка лет тридцати пяти, с убранными в пучок волосами, с ярким макияжем, в шелковом халатике. «Ну может, так я сумею вас уговорить? Почему бы не попробовать? Ву-а-ля!» Она сбросила халатик и оказалась только в черных чулках, трусиках, лифчике и туфельках. Затем распустила волосы. Мужчина продолжал сидеть неподвижно. Блондинка подошла к магнитофону и включила музыку. Женщина начала танцевать и что-то говорила при этом. Первым слетел лифчик, потом трусики. Похоже, мужчина захотел встать, но она его остановила и села ему на колени, обвив шею руками. И тут он сорвался с места и повалил ее на пол. Во всех его движениях была ярость и агрессия.
Сейчас никого не удивишь порнофильмами, и что хотел показать профессор – пока было непонятно. Ну повалил на пол, ну начал тискать, ну расстегнул брюки… Ну что же дальше? Все прояснилось в последнюю секунду. Видимо, в момент накала страсти или его завершающего аккорда мужчина схватил блондинку за горло и начал душить. Блондинка сопротивлялась, но ничего не смогла сделать. Тело ее обмякло, приняв неестественную позу. Мужчина вскочил и начал застегивать брюки. Длинные волосы, нависшие на его лицо, да и качество записи, не позволяли разглядеть внешность любителя острых ощущений. Через минуту он исчез из кадра, а тело так и осталось лежать на полу.
Профессор выключил магнитофон.
– Это не спектакль? – спросил кто-то из присутствующих.
– К сожалению, нет, – ответил профессор. – Я вспомнил этот случай, читая исповедь Таисии.
– Убийцу поймали? – спросила Маша.
– Поймали, но не того. Арестовали мужа убитой. Соседи слышали скандал, происходящий в их квартире за сутки до трагедии. Съемка проходила в три часа дня. Это зафиксировано на пленке. Муж вернулся домой в шесть. С работы он ушел в полдень. Большой начальник, ни перед кем не отчитывался. В этот день все сотрудники заметили странности в его поведении. Заперся в кабинете и никого не принимал. Потом ходил по барам и пил, видимо, переживал вчерашний скандал, но его никто не запомнил. И получается, что у него нет алиби. В квартире музыка гремела еще два часа после ухода убийцы. Соседи пожаловались участковому. Вчера скандал, сегодня музыка покоя не дает. Участковый пришел в седьмом часу. Десять минут звонил в дверь. Свет в окнах горел. Наконец дверь открыл хозяин квартиры. Задушенную жену нашли голой, лежащей в спальне на полу, накрытой белой простыней. Мужа арестовали. Он твердил, что не убивал жену. Не поверили. Его отправили на экспертизу к нам, в институт Сербского. Я лично занимался этим пациентом. Надо сказать, никаких успехов мне добиться не удалось. Мне он сказал, что нашел жену мертвой, в ужасном виде. Он привел ее в порядок, а потом перенес тело в спальню и накрыл простыней. Собирался идти в милицию, но сказать правду язык не поворачивался. Он видел пленку. Его жена шлюха. Как можно в этом сознаться и своими руками отдать свидетельства ее распутства. Позор для любого мужчины. Поэтому и молчал. И вот однажды, во время очередной встречи, он мне сказал: «Профессор, ключ от квартиры под ковриком. Кассета стоит на полке с другими такими же. На ней есть надпись: “Терминатор 2”. Не показывайте ее никому. Найдите убийцу. Мне на свободу уже не выбраться». Я поехал к нему домой, нашел кассету, посмотрел и понял, что у пациента есть стопроцентное алиби. Когда я вернулся в больницу, мне доложили, что мой подопечный повесился на простыне. Дело было закрыто, а кассета так и осталась у меня. Вот такая история со стриптизом и убийством произошла год назад. Вы не видите ничего общего со случаем Таисии Белецкой? – обратился Листерман к участникам просмотра.
– Тут общее только женщины, исполнявшие стриптиз, – пожал плечами Казимир. – Но мотив совершенно разный. В первом случае – оскорбленная честь, ревность, унижение, а во втором случае стриптизерша сама спровоцировала убийцу. И если вспомнить ее единственную фразу, она пыталась его купить, расплатиться телом. Она сказала ему: «Может, так я смогу вас уговорить?» Мало того, женщина пригласила убийцу в свой дом, значит, она его не боялась, хорошо знала, но называла на «вы», и ранее они не занимались любовью.
– А чего она от него добивалась? – спросила Анна. – Возможно, он отказался от денег, и она решила ему отдаться. Но стриптиз – это слишком банально для наших времен. Можно встретиться в кафе, предложить деньги. Получив отказ, позвать в номер на час. Сегодня все оговаривается заранее. А наша блондинка сразу пошла в атаку. Откуда такая самоуверенность?
– Тут надо признать, что женщина хороша собой, – вмешался Павел Слепцов. – Она в своих чарах не сомневалась. Меня шокировал финал – почему он задушил сооблазнительницу? Смысл? Может, он маньяк? Нормальный мужик воспользовался бы услугой и ушел. На этом все и кончилось бы.
– Вы правы, – согласился Листерман. – Она предполагала, что гость может ее обмануть. Для этого она поставила в сервант видеокамеру, чтобы потом шантажировать мужчину.
– В сервант? – переспросила Анна.
– Именно, – подтвердил профессор. – Я же был в их квартире. Сервант единственно возможная точка, с которой велась съемка. Там и поставила камеру за чашками, бокалами и что там еще было. Ну а как получилось – видели сами. Понятно, что не оператор снимал.
– Вы искали убийцу, как того просил обвиняемый? – задал вопрос Казимир.
– Нет. Я не специалист в этой области. Доказательства невиновности своего пациента я получил слишком поздно. Но что надо делать и с чего начинать, я не знал.
– Вы можете оставить мне эту пленку и дать имена участников? – поинтересовался писатель.
– Конечно. Для того я и принес этот материал.
Разговор прошел интересно, к вечеру все разъехались, и только Павел Михайлович Слепцов остался.
– Я хочу вам кое-что показать, Маша.
Он принес из коридора картину, найденную в квартире Наташи. Мария Аркадьевна и Анна смотрели на нее с восхищением.
Виртуозно и ярко отраженная страсть. Женщина в черных чулках исполняла стриптиз на сцене, в разноцветных лучах прожекторов, а на первом плане – голова мужчины, смотрящего танец.
– Что это? – удивилась Анна.
– Иллюстрация к первой главе. Почему бы ее не напечатать в журнале?
– Шедевр! – восхитилась Маша. – Обязательно напечатаем.
Они вернулись к столу.
– Я прочитала первые три главы, Павел Михайлович, и позвольте сделать пару замечаний.
– Конечно. Для того и приехал.
– Написано чудесно. Захватывает. Ваш маньяк, обожающий черные чулки, ходит в стриптиз-клубы, смотрит на девушек, а потом насилует стриптизерш и убивает их. Милиция ничего не может сделать. Маньяк очень хитер и изворотлив. Очевидно, мы будем гадать, кто он, до последней страницы. Таковы законы жанра. Но вам не кажется, что мы повторяем историю лондонского Джека-потрошителя? Которого так и не нашли в конечном итоге. Разница лишь в том, что ваша история происходит сегодня, в России, Джека зовут Иван, и он не вспарывает животы своим жертвам.
Писатель подумал, сделал глоток кофе и ответил вопросом на вопрос:
– Вы хотите изменить сюжет?
– Нет. Я в творческий процесс не вмешиваюсь. Но наш сегодняшний разговор показал, что в жизни все интереснее и сложнее. Мы хотим разобраться в сокровенных мыслях самого маньяка, его желаниях, хотим понять, что им движет. Ведь он же человек. Называя его монстром, мы лукавим. В каждом из нас живет маньяк, но мы умеем себя сдерживать, а он выплескивает все чувства наружу.
– Вы предлагаете мне примерить шкуру убийцы и писать роман от первого лица?
– Не так. Пусть маньяка возненавидят читатели, а вы должны сочувствовать ему или хотя бы понимать. Скажите, а вам нравятся девушки в черных чулках?
Он неожиданности Слепцов покраснел:
– Коварный вопрос.
– Не отвечайте. Они вам не нравятся. Во всяком случае, не возбуждают. А вот стриптиз, просмотренный нами сегодня, даже меня не оставил равнодушной. Читатели хотят понимать, что творится в душе убийцы и зачем он это делает. История столетней давности с Джеком-потрошителем сотрясала весь цивилизованный мир, и о ней до сих пор помнят. Но ни одна экранизация не имела успеха. Нужно вывернуться наизнанку и показать нам нутро, а нам демонстрируется кровь на асфальте. В жизни от вида крови нас воротит, в кино пролитый кетчуп нас не трогает. К книжному слову требований еще больше. Описать вид крови сложнее. Так не надо этого делать. Я не хочу знать, как, я хочу понять, почему? Разоблачение убийцы на последних страницах – слабость автора, а не закон жанра. По-другому он не может заставить нас дочитать его шедевр до конца. Я же согласна знать имя убийцы с первой страницы, идти за ним следом и пытаться понять, зачем он все это делает, кому что доказывает? Или самоутверждается. А может, его лечить надо, а не к стенке ставить! – Помолчав, Маша добавила: – Первую главу мы трогать не будем. Это прелюдия. А над продолжением подумайте. Я знаю, что ваше имя имеет вес и вас будут читать до конца. Но мне хочется, чтобы вы по-настоящему удивили своих читателей. Вот тогда звезда Павла Слепцова вновь засияет в полную силу.
Павел Михайлович чувствовал себя побитым псом. Но он не возражал, не спорил, а молчал. Тишину нарушила Анна:
– А кто написал эту замечательную картину?
– Один знакомый художник из Челябинска. Прочитал мою рукопись, ему понравилось, вот он и создал это полотно. Я, пожалуй, поеду, захвачу с собой видеокассету и признание Таисии Белецкой. Вы правы. Мне есть над чем подумать.
После его ухода Анна сказала:
– А ты умеешь вдохновлять творческих людей.
– Нет, Аня, это не вдохновение. Слепцов опустошен. После ухода жены он не способен на эмоциональный взрыв. Ему нужна муза.
– Так стань ею, если сделала на него ставку. Ты умеешь возводить таланты на пьедестал.
Они выпили, и Маша сказала:
– Неси дневник, продолжим чтение. Там сказано все, что нам нужно.
13
Дневник20 мая 1972 г.
Приготовленный мною завтрак очень понравился Зинаиде Евграфовне. Старушка смотрела на меня влюбленными глазами.
– Кто же знал, что я проживу так долго. Мне уже девяносто исполнится в следующем году, а я обхожусь без врачей. Глафира умерла в шестьдесят четыре. Работала на меня за эту квартиру, а умерла раньше. Никакой справедливости.
– Ей негде было жить, и она работала за комнату? – спросила я, не очень понимая смысл слов Зинаиды Евграфовны.
– Нет. Эта квартира должна была достаться ей после моей смерти. Мы оформили для этого опекунство. Все по закону. Но Глафира вдруг умерла. А я не хочу оставлять квартиру государству.
– У вас нет родственников?
– Никого. Все умерли. Первым погиб мой муж. Хрущев расстрелял. Да, да, расстрелял. Это он на людях играл в либерала. Все, кто о нем знал больше положенного, ушли в могилу, а потом он на двадцатом съезде Сталина разоблачил, хотя у самого руки по локоть в крови. Как Никиту сняли, так все, кто уцелел, обратно на Лубянку вернулись. Леня Брежнев их восстановил. Ученики моего мужа до сих пор там работают. Цветы мне на день рождения и на Восьмое марта присылают. Теперь уже все генералы.
– То-то я смотрю, вы такая смелая.
Я даже не поняла, что ляпнула, но старушка хитро усмехнулась.
– Глаз мой меня никогда не подводил, Тая. Я в людях не ошибаюсь. Думаешь, не знаю, сколько денег лежит под скатертью? Знаю. У тебя была возможность взять, но ты копейки не тронула, и мысли такой не возникло. Я же вижу. Ты понимаешь, что счастье не в деньгах. Ты, Таечка, свое счастье не в деньгах ищешь, вот потому я и готова отдать тебе все. Если только ты меня не бросишь. А помру, так квартира тебе достанется. Мне и в гробу места хватит. Потерпи пару годков.
– Я же вам обещала, что вернусь. И дело не в вашей квартире. Я ведь могла у мужа полквартиры отсудить, он меня очень обидел. Но не захотела, просто ушла. Я жизнь хочу свою поменять. Но не будем загадывать наперед.
– Правильно. Ты умница.
– Мне пора. Я билет купила на двенадцать часов. Черт, да где же он?
– На тумбочке у телефона в коридоре, рядом с ключами. Ты ключи-то возьми. Сама открывать будешь, а то мне до двери далеко ходить.
– Спасибо, Зинаида Евграфовна. Скоро увидимся.
Я взяла спортивную сумку и ушла. Ночью я написала Олегу прощальную записку почерком Оксаны, и я отнесла ее в их в квартиру. Оставив послание на столе, я решила позвонить в воинскую часть, куда Слепцов отвез раненую Оксану. Меня соединили с начальником медсанчасти.
– Да, да. Я помню эту пострадавшую, – сказали мне. – Гражданские лица к нам не попадают, тем более женщины. Но здесь экстренный случай. Девушку мы приняли и заштопали, состояние ее стабильное, но проблема в другом. Она ничего не помнит, даже имени своего назвать не смогла. Мы ее переправили в Курганскую психиатрическую больницу. Там опытные врачи.
– Мне нужен адрес больницы.
– Город Курган, улица Усиевича, дом пять. Психоневрологический областной центр.
– Огромное вам спасибо. Я найду ее.
– Вы родственница?
– Да, ее сестра.
– Очень хорошо. Таких больных после трехмесячного обследования отправляют в стационар. А это – вся оставшаяся жизнь за решеткой.