— Когда тебе понадобятся сведения? — спросил деловито.
— Чем скорее, тем лучше.
Я поднялась и направилась к двери, Ларионов недовольно буркнул:
— Могла бы все-таки объяснить, в чем дело.
— Да я пока и сама не знаю, — улыбнулась я в ответ и отправилась восвояси.
Часа два я создавала видимость кипучей деятельности, то есть отвечала на звонки, бегала по кабинетам и приставала к разным людям с вопросами, которые интересовали меня так же мало, как прошлогодний снег. Потом решила, что трудовой порыв затянулся, и отправилась домой, заглянув перед этим в приемную Деда. Ритка, секретарь нашего отца народов, мечтательно смотрела в окно, подперев щеку кулаком. Мне она обрадовалась.
— Хочешь кофе?
— Некогда, — вздохнула я, вранье чистой воды, но в этих стенах я, по не совсем ясной причине, сегодня чувствовала себя неуютно и не хотела задерживаться даже для того, чтобы поболтать с Риткой. Она относилась к крайне незначительной части человечества, которую я именовала друзьями. Деду она была очень предана, совершенно искренне считая, что он заслуживает уважения и даже любви. В этом вопросе я не всегда могла с ней согласиться, и опасную тему мы старались не затрагивать. После нашего воссоединения с Дедом она вроде бы была счастлива, по крайней мере, раз двадцать сказала: "Наконец-то вы дурака валять перестали и мне нервы мотать", но в наш союз, должно быть, не особо верила, потому что с тех пор взяла привычку пытливо меня разглядывать, как будто ожидая подвоха. — У себя? — мотнула я головой в сторону дубовой двери.
— Ага. Только у него народу…
— Ясно. Скажешь Деду, я жду его дома.
— Хорошо.
— Пока, — бросила я.
Ритка все-таки не удержалась от вопроса:
— Как у вас?
— Отлично.
— Когда ты так говоришь, хочется тебя придушить.
— Рита, это зависть. С ней надо бороться.
— Иди отсюда, — весело фыркнула она, и я удалилась.
Дома я оказалась где-то через час, Сашка лежал в гостиной, поглядывая на телевизор.
— Привет, зверь, — крикнула я, он неохотно сполз с кресла и посеменил мне навстречу. — Идем гулять, — порадовала я его, прихватив мячик.
Во дворе дома, где жил Дед, а теперь и мы с Сашкой, был небольшой парк, всего-то десяток деревьев, но жильцы им очень гордились. Моя собака парк по неведомой причине терпеть не могла, и мы отправились таскаться по улицам. В чужом дворе побегали за мячиком, познакомились с девочкой Настей и котом, чье имя установить не удалось, Сашка очень весело проводил с ними время, а я сидела на скамейке и размышляла о смысле жизни, типа, вот еще один день прошел, и что?
— Жаль, что я не собака, — поведала я Сашке по дороге домой. — Никто не научил дуру предаваться простым радостям. — Сашка посмотрел укоризненно и отвернулся.
Входя в квартиру, я услышала, как звонит телефон, и поспешно ответила. Детский голос звучал возбужденно:
— Ольга Сергеевна? Это Иван, ну, тот, у кого мобильный украли.
— Слушаю тебя, Иван, — улыбнулась я.
— Его вернули. Парень позвонил и сказал, что нашел мобильник. А там мой номер забит, домашний, вот он и…
— Отлично. Видишь, есть на свете хорошие люди.
— Ага. Спасибо вам.
— Мне-то за что?
Он вроде бы смутился, но повторил:
— Спасибо. Мама сказала, я обязательно должен вам позвонить. Я бы и сам позвонил… А что теперь с милицией делать?
— Ничего, ты не волнуйся, я все устрою. А что за парень нашел мобильный?
— Ну… взрослый уже, зовут Влад. Он его нам домой принес. Мы с ним поболтали немного, хороший парень, он мне компьютер починил. Сказал, если опять что-то сломается, я могу ему позвонить.
Я улыбнулась. Прежде всего порадовалась, что телефон мальчишке вернули, но и поведение Влада пришлось по душе.
Мы простились с Иваном, и я подмигнула Сашке, который, задрав голову, досуже подслушивал.
— Вот видишь, одно доброе дело мы все-таки сделали, так что, если верить оптимистам, день прошел не зря.
Я покормила Сашку, размышляя, стоит ли приготовить ужин или обойдется, тут позвонила Ритка.
— Слушай, совсем забыла тебе сказать. Сегодня Прохоров народ собирает по случаю десятилетия своей фирмы. Дед намерен его осчастливить своим присутствием и тебя просил быть. Так что давай туда.
— Может, Прохоров твой перебьется? — пробубнила я, пытаясь справиться с приступом лени.
— Да мне этот Прохоров… Дед просил.
— Это святое, — согласилась я, и с ленью было покончено.
Я отправилась переодеваться, Сашка побрел за мной в гардеробную, выразив интерес помахиванием хвоста.
— Извини, пес, взять тебя с собой не могу. Там соберутся странные существа, которые без восторга относятся к собакам.
* * *Прохоров, успешный предприниматель и основатель двух-трех благотворительных фондов, слыл мужиком хитрым, но порядочным. В первом качестве я не сомневалась, второе до сих пор проверить не удалось. Последнее время он всячески обхаживал Деда в связи с одним своим проектом. У Деда на его счет тоже были идеи, так что любовь скорее всего состоится, готовность Кондратьева принять приглашение тому подтверждение.
Офис Прохорова, украшенный разноцветными шариками, выглядел исключительно нарядно. Я заметила на стоянке машину Деда и еще два десятка машин, заслуживающих внимания, в светской хронике написали бы: "…принадлежащих видным представителям нашего города". Судя по всему, я тоже "видный представитель", раз два охранника бросились ко мне, показывая, где стоит припарковаться.
— Добрый вечер, Ольга Сергеевна, — приветствовал меня тот, что постарше, и кивнул товарищу:
— Володя, проводи.
В просторном холле, где были накрыты столы, толпились гости, десятилетие отмечали с размахом. Дед мило беседовал с какой-то дамой, рядом, со счастливым видом, пасся Прохоров. Я решила, что могу некоторое время постоять в сторонке, не привлекая к себе особого внимания. Но случилось так, что в тот вечер я стала гвоздем программы. Я тихо-мирно отиралась возле стола с пирожными, болтая с нашими светскими львицами, которым нечем было заняться, пока мужья решают насущные проблемы. Высокая блондинка расписывала мне преимущества отдыха на Мальдивах, пока вдруг не поперхнулась, как-то странно взглянув на меня. Физиономию ее украсила кривая ухмылка, и мысли о Мальдивах даму оставили, хотя она изо всех сил цеплялась за них. Размышлять над происшедшей с ней метаморфозой мне не хотелось, а дама, улыбнувшись еще раз, от меня отчалила. Зато буквально через десять минут я стала магнитом для публики, женской ее части, вне всякого сомнения. Дамы волной прибивались и откатывали, некоторые продолжали тесниться рядом, хитро переглядываясь. Чем объяснить мою тогдашнюю бестолковость, не знаю, но я пребывала в неведении до тех пор, пока рядом не возникла Ритка.
— Прохоров сегодня идет вторым номером, — хихикнула она. — Ты произвела фурор.
— Не скажешь, чем я так полюбилась дамам? — проявила я живой интерес. Ритка вроде бы удивилась.
— Ничего себе. Я-то думала, ты сделала это нарочно.
— А что такого я успела сделать? — не поняла я.
— Ну, родная… Чтобы отсидеться в сторонке, ты выбрала явно не то платье.
Тут до меня дошло. Я с прискорбием перевела взгляд на свой живот. В самом деле, платье, пожалуй, тесновато.
— Заметно?
— Судя по оживлению в зале, более чем, — вновь хихикнула Ритка. — Одна дура уже поспешила поздравить Деда. Тот до сих пор давится, должно быть, от счастья.
— Вот черт, — покачала я головой.
— Брось, какая разница. Неделей раньше, неделей позже… Людям свойственно посудачить.
Конечно, Ритка права. И злиться я могла разве что только на себя. В самом деле, если хотела сохранить свое интересное положение в тайне, платье следовало выбирать осмотрительнее. Рядом возник Дед и бодро мне улыбнулся. Если и давился от счастья не так давно, то теперь выглядел молодцом. Голова гордо вскинута, глаза горят, с блуждающей улыбкой он поглядывал по сторонам, точно предлагал позавидовать нашей радости. Общественность ответила умилением. Благая весть и до мужиков докатилась, и видные представители нашего города при прощании приложились к моей ручке. В целом композиция напоминала избитый сюжет "Волхвы, дары приносящие", в качестве даров следовали заверения в уважении и вечной дружбе.
С приема мы удалились рано, что было встречено пониманием и хитрым подмигиванием. Дед, точно крейсер, рассекал толпу, ведя меня под руку, подозрительно похожий на новобрачного. Я решила, что происходящее пришлось ему по душе. Домой мы отправились на моей машине.
— Как ты себя чувствуешь? — душевно спросил он.
— Я что, с утра на здоровье жаловалась? — огрызнулась я. — Или ты имеешь в виду мое душевное состояние?
— Чего ты злишься? — буркнул он и обиженно отвернулся.
Я думала, на этом мы и закончили, но дома, заварив чая и протягивая мне чашку, он вдруг сказал:
— Когда ребенок родится, в графе "отец" должно быть имя. Ты думала об этом?
Я тяжко вздохнула.
— Куда спешить?
Дед нахмурился, очень внимательно посмотрел на меня.
— Ты ведь все решила, верно?
— Верно, — вяло кивнула я.
— И ты не передумаешь? — Этот вопрос дался ему нелегко, взгляд стал настороженным, и отеческая улыбка сползла с лица. Он не дождался моего ответа, а может, боялся его услышать, и бодро продолжил:
— В создавшейся ситуации я считаю правильным, если у ребенка будет мое имя. Так лучше для всех. Для него в первую очередь.
Ответить на это мне было нечего. Наверное, он прав. В самом деле лучше. Для ребенка, для меня. И для Деда. Он хотел, чтобы я была рядом, а я хотела покончить с прошлым. С любовью к одному человеку, которая не принесла ничего, кроме боли, и любовью к другому, которая все еще больше запутала. Дед ничего не сказал, но я знала: стоит мне захотеть, и он женится на мне. Он будет хорошим отцом, в этом я не сомневалась. И, наверное, хорошим мужем. Даже если не оставит былых привычек менять баб каждый календарный месяц, меня это давным-давно не волнует. Словом, будет у нас образцово-показательная семья.
Но счастьем почему-то и не пахло. Должно быть, все дело во мне, я просто не умею довольствоваться тем, что дает мне жизнь. Вроде бы и дает немало, да все не впрок. Вот ведь незадача.
Благая весть разнесется по городу, и, разумеется, Тимур очень скоро узнает… Как он отнесется к известию? Меня это действительно волнует? И мешает дать ответ Деду прямо сейчас: мол, да, ты, как всегда, прав и это для всех наилучший выход? Конечно, лучший. Только я не верю, что все кончилось. Не могу поверить.
Дед положил руку на мое плечо, легонько его сжал.
— Я люблю тебя, — сказал тихо.
— Я знаю, — кивнула я. Он грустно усмехнулся, не такого ответа ожидая от меня. Хотел уйти, но так и стоял, держа руку на моем плече, и заговорил:
— Я сам все испортил. Я знаю. Я не должен был поступать так, как много-много раз поступал. Поверь, сейчас я думаю только о твоем благе. Не о себе. Слава богу, с возрастом мудреешь и можешь излечиться от эгоизма, когда желаешь этого. Я хочу, чтобы ты была счастлива. Так что выбор за тобой. Что бы ты ни решила… — Он вздохнул. — Я пойму.
— Спасибо, — похлопав его по руке, ответила я.
К словам Деда я привыкла относиться с сомнением. Он мог быть очень убедительным, вот как сейчас, но, по большому счету, это мало что значило. Когда-то я уже слышала от него нечто подобное. Чем это обернулось в действительности, вспоминать не хочется. Конечно, он стал старше, мудрее, терпеливее, но… "Простотой и ясностью в моей жизни даже не пахнет", — мысленно констатировала я с прискорбием.
Не знаю, на что рассчитывал Дед в тот вечер, может, всерьез решил, что я брошусь ему на грудь со слезами благодарности и мы скрепим союз в его постели, если и так, то я была далека от этого. Выходить за него замуж я не собиралась, даже для того, чтобы прикрыть свой "грех". С Дедом такие игры не проходят, и из формальной жены я очень скоро стану настоящей, а времена, когда я мечтала об этом, давным-давно канули в прошлое. Плохо то, что эта мысль угнездилась в его голове, что-то решив, он начнет неуклонно двигаться к цели, и никакие препятствия, а уж тем более мои возражения, его не остановят. В его арсенале масса разнообразных приемов, и все он пустит в ход.
Жизнь, которая и с утра казалась мне не особенно привлекательной, к вечеру и вовсе перестала радовать. Правда, за долгие годы я научилась неплохо с этим бороться. "Не пропаду", — подбодрила я себя. Дед устроился рядом, гладил мое плечо, демонстрируя семейное счастье у камина. Я подумала, что со счастьем перебор, поцеловала его и, простившись, удалилась к себе, прихватив Сашку.
Мой пес выглядел недовольным и даже два раза глухо зарычал.
— Ладно, — вздохнула я. — Мне здесь тоже не нравится. — Сашка взглянул так, что мне стало стыдно. — Хорошо, — махнула я рукой. — Допустим, я окончательно запуталась, сама порчу себе жизнь и прочее, прочее, прочее… Есть реальный совет, как стать счастливой за три дня? Нет, тогда ложись спать.
Сашка лег, а я заревела, сама не знаю с какой стати. Беременные бабы слезливы, вот я и валяю дурака. Пес, уткнувшись мне носом в плечо, тихо поскуливал, с ним было уютно, а скоро стало смешно, потому что вздыхал он вполне по-человечески, и я успокоилась.
* * *…Пару дней ничего интересного не происходило. К Деду нагрянули высокие гости из Москвы, и я с честью выполняла роль девочки на побегушках, достигнув небывалого мастерства в этой области. Дед был визитом доволен, общественность счастлива, я сияла от восторга. Когда гости отчалили, Дед в своем кабинете выпил рюмку коньяка, посмотрел на меня с сомнением и все-таки спросил:
— Выпьешь?
— Не могу, я решила стать образцовой мамашей.
— Завтра у нас выходной. Подумай, как провести его с наибольшей пользой.
— Спать до обеда, — хмыкнула я.
Он кивнул, хотя привык вставать рано и даже на отдыхе вскакивал ни свет ни заря.
— А еще?
— Ну… — я пожала плечами. — Можно пойти в театр. Тебе прислали два билета. "Травиата". Божественная музыка.
— Ты же знаешь, я усну в первом акте.
— Не наговаривай на себя. Ты всегда держался молодцом. К тому же спишь ты без храпа и как часовой, вполглаза. Можно сделать так: ты с утра махнешь на рыбалку, я буду отсыпаться, а вечером я буду слушать "Травиату", а ты, соответственно, спать. Граждане придут в восторг, обнаружив тебя в театре.
После того как губернаторов стал назначать президент, Дед гражданами не очень-то интересовался, любовь прошла с последними выборами, но, по неведомой причине, народной любовью весьма гордился, и сейчас моя мысль пришлась ему по душе.
— Отлично. Скажи Ритке, пусть вызовет машину, поедем на дачу.
По дороге я вспомнила о Зотовой, точнее, о просьбе ее сестры, из-за дефицита времени с выяснением, в чем там дело, пришлось повременить, я хотела рассказать о встрече с ней Деду, но он тему не поддержал — то ли очень устал, то ли она его вовсе не интересовала, и я замолчала.
Утром я проснулась поздно, Сашка нетерпеливо носился по комнате. Когда вчера вечером за ним заезжали домой, Дед не удержался и съязвил, точнее, выразил надежду, что с появлением ребенка моя ненормальная любовь к собаке примет вполне приемлемые размеры. Лично я в этом сильно сомневалась.
— Сашка не просто собака, — миролюбиво заметила я. Дед нахмурился, а я с опозданием сообразила, что мои слова он понял по-своему, хотя я имела в виду выдающийся Сашкин ум, душевные качества и то обстоятельство, что он до сих пор меня терпит, не каждому такое по силам. Сашку мне подарил Лукьянов, моя большая и безрадостная любовь. Дед об этом, конечно, знал.
Лукьянов некоторое время назад скончался, то есть смог убедить в этом почти всех заинтересованных лиц, так что выходило: мой пес все, что осталось у меня на память о былой любви. Дед бы страшно удивился, узнав, что былая любовь не только ошивается неподалеку, но и в припадке доброты даже предлагала мне отправиться вместе с ним: мир посмотреть, себя показать. Хотя себя показывать Лукьянов не любил, зато о его делах слагали легенды. Я была персонажем в парочке самых паршивых легенд, так что Дед совершенно напрасно решил, что я храню в душе светлые чувства. Чувства были, но отнюдь не светлые, дикая помесь обиды, душевной боли и неудовлетворения от собственной глупой мести. По крайней мере, именно "глупой местью" Лукьянов назвал мой отказ уехать с ним и даже грозил мне, что пожалею. Может, и пожалела бы, не окажись я в интересном положении, а в таком положении нормальные люди думают о ребенке. Я считала себя нормальной, поэтому выбрать Лукьянова в спутники жизни было бы верхом опасной глупости. Я ответила отказом. В его глазах читалась боль, в моих, наверное, тоже. Он уехал, а я вздохнула с облегчением.
— Черт, куда это меня занесло? — нахмурилась я и побрела с Сашкой в сад.
Странно, но мысль о Лукьянове впервые не причинила боли. Наблюдая за Сашкой, я продолжала размышлять о Лукьянове, и чем больше размышляла, тем сомнительнее мне казалась собственная роль. Влюбиться в такого парня уже было глупостью. А я влюбилась так, что… Я усмехнулась и покачала головой. Он то появлялся в моей жизни, то исчезал, а я продолжала ждать его, как верная Пенелопа. Хотя нет. Пенелопа ловко пудрила женихам мозги, никого к себе близко не подпуская, а в моей жизни вдруг появился Тагаев. Хотя не вдруг, а при весьма непростых обстоятельствах, которые слабоумные сочли бы даже романтическими, но романтики там кот наплакал: Тимура обвинили в убийстве, а меня как раз убийца и интересовал. В результате мы на пару принялись его искать. Кончилось это хеппи-эндом: враги повержены, и мы в одной постели. У него была любовь, у меня тоже была, но к другому. В общем, сплошной Мармезонский балет. Тут еще Лукьянов нагрянул, и все стало только хуже. Теперь оба исчезли, но лучше мне почему-то не стало. Я вновь вернулась к мыслям о прошлом, пытаясь понять, когда и что я сделала не так. Пока Лукьянов морочил голову людям своей кончиной, мне не следовало жить с Тагаевым. Он думал, что простит мне мою нелюбовь, оказалось, это не так легко. Наш разрыв был предрешен на небесах, говоря высоким стилем. Он ушел, а я метнулась к Деду зализывать раны. Миленький такой четырехугольник, в котором теперь сам черт не разберется, я то уж точно не разберусь.