Того же, кто исцелит молодого хана, ждет великая награда. Народ знал своего достойного хана и доверял ему: если хан сказал, что награда будет великой, то так оно и будет, ибо никогда не нарушал хан Герей данного слова. Но на базарах, в харчевнях и чайханах Крыма только и разговору было о том, что же за награда ожидает счастливца. Люди спорили и бранились, заключали пари, иногда и до драк доходило. Кто-то говорил о сундуке, полном золота и драгоценных камней, кто-то – о чудесном корабле, который сам везет по морю своего хозяина туда, куда ему нужно, кто-то… Да мало ли что говорят люди на базарах, в харчевнях и чайханах Крыма! Но лишь один Аллах ведает, где скрывается истина.
И повалил народ валом в прекрасный город Бахчисарай, в дворец достойного хана Герея. И всем был оказан достойный прием, как и гласил ханский фирман, да только никто не смог предложить средства, что хоть немного помогло бы молодому хану. А предлагали и укусы пчел в горло, чтобы голос молодого хана стал человеческим (хан Герей отказался пробовать это средство), и горячие соленые ванны, и заклинания над Дамиром читали, но ничего молодому хану не пошло на пользу: по-прежнему оставался он вялым и телом, и душой, а голос его – птичьим, и мало кто во дворце мог разобрать, что щебечет Дамир, разве что мать его Зульфия да изредка сам хан Герей.
Люди долго жили в ханском дворце, потому что фирман хана обещал всем достойный прием, но все-таки постепенно начали расходиться – всех ждали свои дела, и вскоре не осталось в ханском дворце простых людей, а в сердце достойного хана Герея начала таять надежда.
И вот однажды, в дождливую летнюю ночь, которые хоть и редко, но случаются в Бахчисарае, в ворота дворца кто-то постучался. А здесь надо сказать, что хан Герей приказал дворцовой страже впускать всех, кто хочет войти, в любое время – он все еще надеялся на исцеление сына. Стража впустила во дворец дряхлую старушонку, и ее сразу же проводили к хану Герею, который, несмотря на позднее время, не спал – он раздумывал о судьбе ханства, и о том, кто будет его наследником на ханском престоле.
Хан Герей первым делом приказал дать старушке сухие одежды, потом – накормить ее и лишь после этого снова привести к себе.
– Кто ты? С чем пришла к нам во дворец? – обратился хан Герей к старушке.
– Я пришла исцелить твоего сына, о Владыка! Я знаю средство, которое даст полнокровную жизнь юноше, а нашему ханству – наследника престола.
– Что же это за средство, женщина?
– Я не могу открыть тебе его, о Владыка, но доверься мне, и Дамир вскоре будет здоров.
– Как же я могу довериться тебе? Что только не предлагали мудрецы, лекари, звездочеты и простые люди, чтобы исцелить моего сына! Если бы я доверился всем, моего Дамира уже давно не было бы в живых! Открой мне, женщина, как ты собираешься лечить моего сына, и тогда, если сочту твое средство хотя бы безопасным для Дамира, я допущу тебя к нему.
– Прости, великий хан, пусть я и слышу правоту в твоем требовании, я все равно не могу открыться никому, даже тебе. Но клянусь тебе в том, что, пока я живу во дворце, я и пальцем не прикоснусь к молодому хану и не буду давать ему никаких снадобий, никаких притираний и прочего. Ты же мне пообещай, о Владыка…
– Опомнись, женщина! Как смеешь ты требовать от меня обещаний! – хан Герей был очень достойным ханом, но нельзя забывать, что он не был бы таковым, если бы хоть на миг забыл о том, что волей Аллаха он поставлен выше всех в Крымском ханстве. – Я ничего не требую, о достойнейший из достойных! Я лишь желаю помочь тебе и всему нашему ханству. Выслушай же меня.
– Говори, – смягчился хан.
– Обещай мне одно: если после того как я проживу в твоем дворце ровно семь дней, юноша сам, добровольно пойдет со мной, ты отпустишь нас.
– Но как я могу отпустить вас? Как может больной мальчик покинуть дворец? Думай, что ты говоришь, женщина!
– Я говорю о свободной воле вашего сына, о Владыка.
Далеко за полночь продлился разговор захожей старушки и достойного крымского хана Герея, а наутро Владыка допустил старушку к Дамиру. Наверное, он поверил ей, а может быть, подумал о том, что, по крайней мере, душевная вялость Дамира может определяться тем, что ему, в отличие от его братьев, никогда не давали свободной воли, ведь он – наследник престола. А хан Герей помнил о том, чему учил великий Авиценна: болезни души порождают болезни тела и, наоборот, болезни тела порождают болезни души. Так было, и никогда не будет иначе. Может быть, если дать юноше свободную волю, исцелится не только душа, но и тело его?
Один Аллах ведает, что побудило хана Герея допустить старушку к сыну, но то, что это решение изменило жизни многих людей, знают все. Произошло чудо: захожая бабушка заинтересовала Дамира! Первое, что заинтересовало его в его жизни! Целыми днями сидели Дамир и старушка за какими-то книгами, которые разыскала она в ханской библиотеке, целыми днями о чем-то разговаривали, и хан Герей поражался тому, что сын его, никогда ранее не проявлявший интереса к книжной мудрости и трудолюбия, теперь днями и ночами проводит за книгами. Еще больше поражался хан Герей тому, что, когда сын его глядел на старушку, глаза его начинали сиять, точно он видел, как зажглась в черном ночном небе его единственная звезда. Кстати, старушку звали Зухра, что и означает «Звезда», и стала она подлинной звездой для молодого хана.
А когда миновали семь дней, о которых говорила Зухра хану Герею, Дамир сам направился к отцу и сказал ему, что уходит вместе с Зухрой. Достойный хан пытался отговорить юношу, но тот проявил настойчивость, чему в глубине души хан Герей был рад – никогда ранее Дамир ни на чем не настаивал, хотя имя его как раз означает настойчивость.
Шли Зухра и Дамир по Крымской земле, и дошли они до самого голубого на свете моря. Держась за руки, вошли они в голубую воду, шли и шли, а море не становилось глубже, потому что Земля тогда не была голубым шаром, как в наши дни, а представляла собой жемчужную сферу, покоющуюся на трех белоснежных слонах, что стояли на огромной гранитно-розовой черепахе, а черепаха свободно плыла в синих просторах Вселенной, и все моря лишь на самую малость покрывали сушу.
Шли Дамир с Зухрой до тех пор, пока голубое море не слилось с голубым небом, и непонятно было уже, по морю они идут или по небу. Тогда Зухра сняла с головы свой белоснежный платок и выстирала его в небе, пока же она стирала платок, распрямлялась ее спина, исчезали морщины, свежели губы, становились ярче глаза. Выстиранный в небе платок Зухры стал ярко-голубым, и, когда Зухра надела его, Дамир не поверил себе – перед ним стояла не старушка, к которой он успел привыкнуть и привязаться, а прекрасная девушка. И любовь вошла в сердце Дамира, и тогда снял он с головы белоснежную чалму свою и выстирал ее в небе. И, пока он стирал чалму, тело его наливалось силой, морщины исчезали, становились ярче глаза. Выстиранная чалма Дамира стала ярко-голубой, и, когда Дамир надел ее, Зухра не поверила себе – перед ней стоял не вялый больной юноша, а сильный мужчина. И любовь вошла в ее сердце. Первые слова, произнесенные Дамиром, стали словами любви, и сказаны они были нормальным мужским голосом.
Вернулись Зухра с Дамиром в прекрасный город Бахчисарай, и не было счастливее хана Герея и его любимой жены Зульфии, и жен, и наложниц, и всех жителей Крымского ханства. Зухра, как и гласил ханский фирман, получила великую награду: любовь и счастье, ведь скоро была сыграна их с Дамиром свадьба. А Дамир с настойчивостью наследника престола засел за занятия, потому что знал: когда-нибудь он станет служить людям, как служит людям его отец, достойный хан Герей.
Абдулла и Джамиля
В одной бескрайней пустыне, где днем под раскаленными лучами солнца плавятся пески на вершинах барханов, а ночью золотые звезды подмигивают верблюдам и желают им спокойной, мирной и теплой ночи (пожелание это в пустыне отнюдь не лишено смысла – там случаются очень холодные ночи, когда люди оставляют свои шатры и, чтобы согреться, жмутся к верблюжьим бокам, а верблюды – покрепче друг к другу) жил-был джинн. Вы, наверное, думаете, что джинны – это очень старые существа, и каждому из них намного более тысячелетия, а еще они живут в лампах, кувшинах или бутылках, причем не по своей воле, а выпущенные на свободу, награждают своих спасителей тремя желаниями, или, наоборот, за столетия своего заточения обижаются на весь мир и несправедливо стремятся отомстить именно своему спасителю? И такие тоже есть, но их так мало, что каждое появление такого редкого джинна среди людей отмечено в литературе или, на крайний случай, в народных сказаниях. Все знают про джинна, который помогал Аладдину и устроил ему брак с принцессой. И про других многочисленных джиннов, о которых рассказала мудрая Шехерезада, тоже вряд ли кто может забыть. Но подумайте сами: если есть джинны, которым перевалило за тысячу лет, то ведь должны быть и джинны помоложе. Люди не рождаются глубоким стариками, не рождаются стариками и джинны. И не рождаются джинны в лампах, кувшинах или бутылках.
Джинны появились на свет намного раньше людей, и состоят они очень и очень во многом из огня. Как люди очень во многом состоят из воды, ангелы – из света, так джинны – из огня, и ничего в этом нет необычного. Но, потому что джинны состоят из огня, они многим отличаются от людей. Они, во-первых, как вы уже поняли, очень долго живут. Во-вторых, джинны сильны и им никакого труда не стоит переместиться из одного конца мира в другой, не нуждаясь при этом ни в ишаке, ни в верблюде, ни в коне, ни в слоне. Причем перемещаются джинны намного быстрее, чем люди на всех своих животных. Каким образом? Да очень просто: джинны умеют чувствовать ветер и ловить его потоки, а уже пойманные потоки ветра несут джинна, как дым, туда, куда ему надо. Джинны могут становиться невидимыми, вернее, для других джиннов они такие же, как и были, а люди их почти не видят, видят только слабое колебание воздуха, как бывает, когда воздух сильно нагреется над огнем или на солнце в пустыне. И еще джинны терпеть не могут, буквально не выносят холода – сразу начинают чихать, кашлять и могут, спаси Аллах, получить воспаление легких.
Но я все-таки вернусь к тому самому джинну, который жил в бескрайней пустыне и ради которого и был начат этот рассказ. Джинна звали Абдуллой и был он совсем юным джинном, ему едва сравнялось триста лет, что для джиннов – не возраст, как человеку примерно пятнадцать.
Абдулла был на особом счету у царя джиннов, так как был очень образованным для своих лет: он изучил так много мудрых книг Востока и Запада, что по ночам, глядя на звезды, читал по памяти великие стихи, а кроме этого, мог приготовить любое лекарство от любой болезни и для джиннов, и для людей. Абдулла умел разговаривать с животными и птицами, что недоступно малообразованным джиннам, и любил философские размышления. Философские размышления и стихи были милы и царю джиннов, поэтому царь выделял юного Абудуллу. За выдающуюся для столь юного возраста мудрость и образованность царь джиннов пожаловал Абдулле фиолетовый халат – знак высшей посвященности в тайны бытия.
В бескрайней пустыне Абдулла поселился потому, что подземный мир, где живут большинство джиннов и их царь, казался юноше слишком тесным, а светские обязанности – чрезвычайно обременительными. К чести царя джиннов надо сказать, что он не задерживал Абдуллу при дворе, считая свободу выбора для столь молодого существа необходимым условием правильного развития личности. Бескрайняя пустыня же выгодно отличалась от подземного мира своими бескрайними просторами и полной свободой: хочешь – книгу читай (напомню, что Абдулла был джинном и мог перемещать в пространстве любые неодушевленные предметы), хочешь – над песками пари, а можешь вместе с каким-нибудь караваном путешествовать, если тебе хочется общаться с людьми. В обществе джиннов Абдулла не нуждался – он предпочитал жизнь отшельника. Вы спрашиваете меня, что Абдулла ел и чем утолял жажду? Джинны не нуждаются в воде, вернее, они нуждаются в ней ровно настолько же, насколько люди нуждаются в огне: если вам тепло, светло и не надо готовить еду, то вы не будете сильно страдать от отсутствия огня. Воду джинны не пьют, но они моются в невыносимо для человека раскаленной бане. Мыться Абдулла уходил в подземный мир. А еда… джинны могут есть все, что люди, но лучшая пища для них – жаркие солнечные лучи или огонь.
В пустыне у Абдуллы была небольшая пещера, расположенная как раз на караванной тропе. Через эту пещеру можно было проходить прямо в подземный мир, ход вел в библиотеку и никто, кроме Абдуллы, о нем не знал, сам же Абдулла открыл его совершенно случайно. Он пользовался этим ходом, чтобы посещать свой мир, оставшись незамеченным.
Как-то раз мимо пещеры Абдуллы проходил караван. Время клонилось к вечеру, и караван остановился на ночлег прямо у скромного убежища юного джинна. В таких случаях Абдулла обычно скрывался в своей пещере, если, конечно, не видел в караване ничего для себя интересного, а зрение у джиннов намного острее, чем у людей. В этом караване было нечто, что сразу привлекло внимание Абдуллы. Караван, остановившийся у пещеры юноши, кроме прочего, вез нескольких женщин. Для Востока это – не редкость, и Абдулла бы даже не взглянул в их сторону, если бы не увидел, вернее, не почувствовал какую-то беду. Я уже упомянул о том, что Абдулла мог изготовить любое лекарство и вылечить любую болезнь. Он мог также и узнать любую болезнь, если больной находился рядом с ним. Для этого Абдулле не нужно было прикасаться к больному и даже осматривать его, он о болезни просто знал, и все. И сейчас Абдулла просто знал, что одна из девушек, которых сейчас провожают в шатер, больна.
* * *Джамиля чувствовала себя глубоко несчастной. Она никак не могла понять, что с ней происходит, кто она вообще такая и что делает в этом караване на этом верблюде, от мерного покачивания которого клонило в сон. Голова от тяжелых мыслей болела, но мысли никак не хотели становиться легче. Девушке казалось, что она всю жизнь едет на этом верблюде, что всю жизнь видит только желтый песок и слышит долгие крики погонщиков. Когда караван, наконец, остановился, девушка почти без сознания соскользнула с корабля пустыни на руки раба и провалилась в сон.
Джамиля, как и Абдулла, была джиннией, и, как и Абдулла, жила на свете триста лет, что по человеческим меркам равняется примерно пятнадцати годам, то есть, как и Абдулла, была совсем юной. Но, в отличие от Абдуллы, Джамиля понятия не имела о том, что она – джинния. Никто ей никогда этого не говорил, а ее чудесные способности не могли раскрыться без помощи других джиннов, ведь, чтобы стать настоящим джинном, надо очень многому научиться.
Много лет назад новорожденную девочку подобрал на своем крыльце бедный крестьянин, и стала малышка расти с людьми. Да вот беда-то в том, что девочка, на взгляд людей, не росла вовсе. Иногда она засыпала каким-то зачарованным сном и могла проспать месяц, а могла – и год. Просыпалась она бодрая и веселая, но ничего не помнила из того, что с ней было до этого. Бедные приемные родители Джамили очень любили ее, и когда они поняли, что с их девочкой что-то не так, то оставили деревню и стали жить уединенно, дабы люди не обидели Джамилю.
Вы знаете, что срок жизни джиннов много дольше людского, но джиннам необходимо постоянно узнавать что-то новое и совершенствовать свои способности, если же этого не происходит, то джинн надолго засыпает, потому что его огненной сущности нечем себя занять. И если жизнь джинна до этого не была заполнена самосовершенствованием, то, проснувшись, он очень мало помнит о себе. Кстати, заточенные в лампы, кувшины или бутылки джинны там обычно спят.
Такое засыпание, если оно в юном возрасте часто настигает джинна, то в конце концов может его убить. Джинн заболевает, и болезнь его начинается с адских головных болей, а потом огненный мозг джинна за недостатком пищи знаний начинает пожирать плоть, и джинн может умереть оттого, что люди называют мозговой горячкой. С Джамилей, видимо, произошло следующее, по крайней мере, так считал Абдулла, а он, как вы помните, был чрезвычайно образован. Наверное, мать Джамили подкинула новорожденное дитя людям (у джиннов, как и у людей, случается и такое). Джамиля не росла так, как все дети-джинны, поэтому периодически засыпала, и чем чаще это с ней случалось, тем меньше она помнила о себе.
Где и как жила Джамиля эти много лет, девушка не помнила. Болезнь уже вплотную подступила к ней, и спасти ее можно было только в ближайшее время. Когда Абдулла впервые почувствовал болезнь Джамили, он еще ничего не знал о девушке, но вознамерился спасти ее любой ценой. Лекарством в таком запущенном случае, Абдулла точно знал это, был камень аметист, который, как знают все джинны, будит мозг, возрождает память и открывает скрытые способности. Если Джамиля будет держать при себе аметист, то постепенно она сможет стать настоящей джиннией, а уж Абдулла ей в этом поможет!
За аметистом, подходящим для девушки (не дарить же ей кинжал с аметистовой ручкой, который всегда держал при себе сам Абдулла), он сбегал из своей пещеры в подземный мир. Принес оттуда юноша браслет и ночью прокрался в шатер Джамили, чтобы незаметно надеть ей его на руку. Женщин, а везли их на продажу в гаремы богачей Самарканда, охраняли чуткие стражники, но джинны умеют двигаться бесшумно и оставаться невидимыми. Абдулле удалось выполнить свой план без труда. Но, когда он надевал браслет на тонкую девичью ручку, Джамиля неожиданно распахнула глаза.
Только сейчас увидел Абдулла, как же она прекрасна! А Джамиля открыла было свой нежный ротик, чтобы завизжать изо всех сил, но вдруг вместо этого улыбнулась юноше. Так в один миг юные джинны полюбили друг друга.
* * *Здесь, казалось бы, можно закончить познавательную историю о двух джиннах, и я бы закончил ее, если бы сердцу моему не претило оставлять нежную Джамилю в жадных руках работорговцев. Сама Джамиля еще не овладела способностями джиннии и не могла перемещаться в потоках ветра, а Абдулла мог переносить только неодушевленные предметы. Конечно, юноша мог бы позвать на помощь царя джиннов. Тот никогда бы не допустил, чтобы джинния стала рабыней человека, но он бы разнес в клочья весь караван. Абдулла не любил насилия, он был книжным юношей, а еще он мечтал спасти возлюбленную сам.