Совсем иначе видят ту же проблему активисты движения в защиту прав мексиканских иммигрантов. «Вопреки тому, что иммигранты трудятся, платят налоги и вносят свой вклад в развитие всех секторов экономики Калифорнии, – пишет, например, Р. Мартинес, – политики и группы ненависти без устали трудятся над разработкой законов, направленных на то, чтобы ограничить доступ иммигрантов к образованию, медицинскому обслуживанию и другим социальным услугам».[164] В том, что американцы теряют рабочие места, считает Мартинес, виноваты не мексиканские иммигранты, а алчные корпорации, перемещающие производство в азиатские страны с дешевой рабочей силой. В конечном счете, полагает он, решение проблем иммиграции заключается в экономическом развитии стран третьего мира и проведении экономической политики, позволяющей людям зарабатывать себе на жизнь дома, а не за границей.
Другой взгляд на проблему выражают мексиканские радикалы, которые, проводя аналогию с ближневосточным кризисом, называют себя «американскими палестинцами». В росте мексиканского населения юго-западных штатов США (по некоторым прогнозам, выходцы из Латинской Америки всего через 2–3 десятилетия будут составлять половину жителей Калифорнии) они видят путь к возвращению территорий, утерянных Мексикой в 1848 г., после поражения в войне с США. Подобные высказывания, в свою очередь, усиливают опасения тех американцев, которые видят в быстром росте испаноязычного населения США угрозу для американской культурной идентичности и безопасности страны.[165]
Социологические опросы показывают: очень многие американцы испытывают опасения по поводу того, что слишком значительная по масштабам и плохо регулируемая иммиграция нанесет вред Соединенным Штатам. Опросы, проводившиеся в период с 1965 по 1993 г., постоянно свидетельствовали, что большинство американцев хотели бы уменьшить масштабы миграции в США (как легальной, так и нелегальной), и только около 10 % выступали за ее увеличение.
В конце 1990-х гг., в период экономического подъема и снижения безработицы, толерантность к мигрантам повысилась, и доля американцев, выступавших за уменьшение иммиграции, упала ниже отметки 50 %. В Калифорнии 52 % опрошенных отметили, что мексиканские иммигранты – благо для калифорнийской экономики, и только 36 % назвали их бременем для экономики штата. При этом сторонники первой точки зрения считали, что мексиканцы упорно трудятся, второй – выражали опасения, что приток мексиканских иммигрантов повлечет за собой рост нагрузки на социальные услуги, финансируемые из бюджета, а следовательно, и рост налоговой нагрузки. Террористические акты 11 сентября 2001 г. вновь усилили настороженное отношение американцев к иммиграции. Если в январе 2001 г. за снижение масштабов иммиграции выступали 45 % американцев, то в январе 2002 г. – уже 58 %.[166]
Представители американской элиты в целом демонстрируют более позитивное отношение к иммиграции, чем рядовые американцы. Опрос лидеров общественного мнения показал, что только 18 % из них полагают, что масштабы легальной эмиграции в Америку следует уменьшить. Известный американский историк С. Хантингтон, автор «Столкновения цивилизаций», видит причину этого в различии интересов рядовых граждан и элиты.
Большинство населения, по его мнению, стремится к социальной безопасности и устойчивому развитию общества, при котором изменения языка, культуры, религии и национальной идентичности останутся в определенных рамках. Для многих представителей элиты все это имеет второстепенное значение. Для них важнее всего участие в глобальной экономике и международной торговле, международные миграции, усиление международных институтов, внедрение американских ценностей за границей и поощрение культурного своеобразия меньшинств в самих США. Противоречие элиты и масс в современных США, считает Хантингтон, – это противоречие между космополитизмом первых и национализмом вторых.[167]
Официальная иммиграционная политика США так или иначе реагирует на все названные тенденции. На протяжении последних десятилетий она включает меры, направленные как на силовое противодействие нелегальной миграции, так и на легализацию статуса части нелегальных иммигрантов.
Принятый после террористических актов 11 сентября 2001 г. «Патриотический акт» (USA PATRIOT – Uniting and Strengthening America by Providing Appropriate Tools Required to Intercept and Obstruct Terrorism) и ряд других законодательных актов расширили права властей по задержанию иностранцев, увеличили объемы финансирования и штаты органов, контролирующих миграцию. Были ужесточены требования к учебным заведениям, принимающим иностранных студентов, создана информационная система, предназначенная для того, чтобы отслеживать их пребывание в США. Служба иммиграции и натурализации была упразднена, а ее функции переданы новому силовому ведомству – Министерству национальной безопасности (Department of Homeland Security).[168]
В то же время в январе 2004 г. президент США Дж. Буш выступил с предложениями по легализации положения части нелегальных иммигрантов, находящихся в США.[169] Они предусматривают, в частности, предоставление нелегальным иммигрантам, принятым на работу американскими работодателями, временного легального статуса. Дж. Буш мотивировал свои предложения соображениями гуманности, а также необходимостью заполнить рабочие места, не пользующиеся спросом у американцев.
Некоторые правые республиканцы назвали эти предложения неуклюжей предвыборной попыткой задобрить выходцев из Латинской Америки.[170] Следует отметить, что в 1986 г. в США уже был принят законодательный акт, позволивший легализовать положение 2,7 млн нелегальных иммигрантов. По мнению представителей правого крыла республиканцев, подобные меры, по существу, амнистируют нелегальных мигрантов и тем самым поощряют новые нарушения законов. В целом, однако, предложения Буша встретили поддержку как со стороны умеренных демократов, так и со стороны умеренных республиканцев.[171]
В декабре 2005 г. палата представителей американского конгресса приняла весьма жесткий законопроект, в котором незаконный въезд на территорию США предлагается считать преступлением. Альтернативный законопроект, принятый в мае 2006 г. верхней палатой конгресса США – сенатом, считается более умеренным, однако в целом также направлен на ужесточение иммиграционной политики. Осенью 2006 г. американский конгресс выделил $1,2 млрд на постройку пограничной стены, отделяющей США от Мексики. Это сооружение предполагается оснастить по последнему слову техники, используя камеры наблюдения, спутники и беспилотные самолеты. Однако многие как в США, так и за ее пределами относятся к этой идее весьма скептически, вспоминая, что ни валы римского императора Адриана, ни Великая китайская стена не спасли создававшие их древние цивилизации. Недавно избранный президент Мексики Ф. Кальдерон заявил, что, предпринимая этот шаг, США повторяют «ошибку берлинской стены».[172]
Опросы населения США, проведенные в конце 2005 – первой половине 2006 г., показали, что в отношении иммиграции общественное мнение Америки по-прежнему расколото надвое. Так, при общенациональном опросе сторонников республиканской партии США в ноябре 2005 г. выяснилось, что 41 % из них считают иммиграцию экономически полезной, тогда как 54 % рассматривают ее как угрозу экономике. Чуть более половины (56 %) полагают, что нелегальных иммигрантов следует заставить покинуть страну, 42 % – что им следует разрешить остаться. При этом наиболее негативное отношение к нелегальным иммигрантам высказывают мужчины старше 55 лет, сельские жители, а также убежденные сторонники республиканской партии, придерживающиеся крайне консервативных убеждений.[173]
По данным общенационального опроса, проведенного журналом «Тайм» весной 2006 г., около 80 % американцев поддерживают программы, позволяющие иммигрантам временно работать в США на легальной основе, а 78 % полагают, что иммигрантам, которые знают английский язык, работают и платят налоги, следует предоставлять американское гражданство. С другой стороны, 62 % опрошенных считают, что следует предпринять все необходимые шаги, чтобы оградить США от нелегальных мигрантов, а 47 % опрошенных заявили, что всех нелегальных иммигрантов следует выслать из США.[174]
Подведем итоги сказанного. Некоторые особенности демографического развития США в последние десятилетия явно не вписываются в схемы демографического универсализма. Еще не так давно казалось, что неприятие населением институционального контроля над сферой репродуктивного поведения и сексуальности принимает по обе стороны Атлантики необратимый характер. Лейтмотивом молодежных бунтов второй половины 60-х гг. ХХ в. был протест против такого контроля, а тезис о его нарастающем неприятии лег в основу теории второго демографического перехода. Другим ее ключевым тезисом стал вывод о нарастающем доминировании в постиндустриальном мире системы ценностей, в которой религии отведено более скромное, чем прежде, место. События последних лет в США ставят оба названных тезиса под сомнение. Инициативы республиканской партии США в сфере репродуктивных прав и сексуальности обосновываются христианскими ценностями, они явно направлены на усиление институционального контроля над репродуктивным поведением и сексуальностью. Эти инициативы, тем не менее, пользуются поддержкой примерно половины населения США.
Подведем итоги сказанного. Некоторые особенности демографического развития США в последние десятилетия явно не вписываются в схемы демографического универсализма. Еще не так давно казалось, что неприятие населением институционального контроля над сферой репродуктивного поведения и сексуальности принимает по обе стороны Атлантики необратимый характер. Лейтмотивом молодежных бунтов второй половины 60-х гг. ХХ в. был протест против такого контроля, а тезис о его нарастающем неприятии лег в основу теории второго демографического перехода. Другим ее ключевым тезисом стал вывод о нарастающем доминировании в постиндустриальном мире системы ценностей, в которой религии отведено более скромное, чем прежде, место. События последних лет в США ставят оба названных тезиса под сомнение. Инициативы республиканской партии США в сфере репродуктивных прав и сексуальности обосновываются христианскими ценностями, они явно направлены на усиление институционального контроля над репродуктивным поведением и сексуальностью. Эти инициативы, тем не менее, пользуются поддержкой примерно половины населения США.
Теория второго демографического перехода, по-видимому, далеко не случайно не приобрела в США такой популярности, как в Западной Европе. Годы президентства Дж. Буша-младшего проходят под знаком наступления совсем не тех идей, триумф которых предсказывала данная теория. Развитие событий в США, похоже, свидетельствует, что переход экономики в постиндустриальную стадию не обязательно превращает большую часть населения в либералов западноевропейского образца, а понимание свободы в университетских центрах Западной Европы и американской глубинке остается весьма различным.
Динамика рождаемости в США в последние десятилетия ставит под сомнение еще одну из якобы бесспорных демографических истин: в богатых странах всегда низкая рождаемость. Число рождений в США продолжает заметно превышать число смертей, а уровень рождаемости даже у белых американцев близок к уровню простого замещения поколений. Увеличение численности населения США по-прежнему обусловлено естественным приростом в большей степени, чем миграционным. Такой ход событий явно не укладывается в теорию второго демографического перехода, в соответствии с которой естественный прирост населения наиболее «продвинутых» на переходной шкале обществ прекращается и их население увеличивается главным образом за счет миграции. Возникает своего рода «американский парадокс», противоречащий духу всех теорий перехода: страна, наиболее «продвинутая» в экономическом, а по мнению ряда авторов, и в социальном отношении, не входит в число государств, идущих в авангарде «второго демографического перехода».
Принципиально отличным от западноевропейского выглядит сегодня и прогноз демографического развития США и Европы. Численность населения западно– и североевропейских стран в течение ближайшего полувека будет, по мнению прогнозистов, оставаться стабильной, а их доля в общей численности населения Земли заметно снизится. В США ожидается прирост численности населения почти в полтора раза, доля этой страны в населении мира практически не изменится, а сами Соединенные Штаты останутся к 2050 г. на третьем (после Индии и Китая) месте в мире по численности населения. Сбудутся ли эти прогнозы, покажет время, однако трудно предположить, что они не учитываются политиками по обе стороны Атлантического океана.
Демографическое развитие США плохо укладывается в универсалистские схемы еще и потому, что по сей день важную роль играет фактор географической специфики страны. Наличие огромной по протяженности сухопутной границы с Мексикой не сбросишь со счетов: переход к более жесткому силовому сдерживанию незаконных иммигрантов с юга чреват в таких условиях не только политическими, но и огромными финансовыми издержками.
Есть, впрочем, одна область проблем, в которую США и Западная Европа будут погружаться «в порядке очередности», друг за другом. Это проблемы, связанные с интеграцией иммигрантов из стран третьего мира в общества западного типа. США, по всей видимости, первыми из западных обществ столкнутся с ситуацией, при которой совокупная численность национальных меньшинств – выходцев из Латинской Америки, Азии, других стран и континентов – достигнет половины всего населения. Прогнозисты считают, что это произойдет в середине нынешнего столетия.
Дело, однако, не в символических и пока что весьма условных значениях показателей и дат, а в том, как изменится в этой ситуации само американское общество. Останется ли оно по-прежнему гигантским «плавильным котлом», превращающим иммигрантов из разных стран в единый американский этнос? Возобладает ли все более популярная схема «салатницы» – мультикультурного общества, в котором различные этносы сохраняют значительную языковую и культурную обособленность? Сохранит ли этот новый Вавилон свою прежнюю культурную идентичность, захотят ли иммигранты из стран Азии и Латинской Америки принять и разделить те ценности, которыми когда-то руководствовались «отцы-основатели» США? Будущие ответы Америки на эти вопросы, несомненно, окажут существенное влияние на Западную Европу, да и на все человечество.
Глава 5 Индия, Китай и другие
Индия и Китай, две самые населенные страны мира, столкнулись во второй половине ХХ столетия с проблемой демографического взрыва – лавинообразным ростом численности населения, вызванным быстрым снижением смертности при сохранении высокой рождаемости. В обеих странах правительства проводили демографическую политику, направленную на снижение рождаемости. Тем не менее, итоги демографического развития азиатских гигантов оказались различными.
В Китае, самой многонаселенной стране мира (1311,4 млн человек на середину 2006 г.), рождаемость упала до уровня 1,7 рождения в среднем на женщину – заметно ниже уровня, обеспечивающего простое замещение родительского поколения поколением детей. В Индии, занимающей второе место в мире по численности населения (1121,8 млн человек на середину 2006 г.), рождаемость снижается гораздо медленнее, и среднее число рождений, приходящихся на одну женщину, составляет примерно 2,9.
В результате Индия, численность населения которой в середине ХХ в. была на треть меньше, чем в КНР, во второй четверти XXI столетия имеет все шансы стать самой населенной страной мира. По одной из прогнозных оценок (заметим, всегда довольно условных), это может произойти в 2034 г., когда численность населения Индии достигнет 1464 млн человек, а численность Китая – 1461 млн человек (рис. 5.1).[175]
Сравнение демографического развития Индии и Китая за последние полвека дает богатую пищу для размышлений о движущих силах демографических процессов, возможностях, ограничениях и последствиях управления ими «сверху», политико-административными методами. Рассмотрим хронологию событий, а затем попытаемся оценить их уроки и последствия.
Рис. 5.1. Численность населения Индии и Китая в 1950–2050 гг. (после 2005 г. – прогнозная оценка)
5.1. Стартовые условия
В новый период своей истории Индия и Китай вступили почти одновременно. Важнейшие законодательные акты, положившие конец колониальной зависимости Индии от Великобритании, были приняты в 1947–1950 гг.: 15 августа 1947 г. Индия стала независимой, а 26 января 1950 г. вступила в силу ее Конституция. Летом 1949 г. силы китайских коммунистов под предводительством Мао Цзэдуна (1893–1976) взяли верх в многолетней гражданской войне с режимом партии Гоминдан, которую возглавлял Чан Кайши (1887–1975). Длительному периоду гражданских войн и иностранных оккупаций пришел конец. Власть сосредоточилась в одних руках, и 1 октября 1949 г. была образована Китайская Народная Республика.
Одной из наиболее серьезных проблем, которые предстояло решать двум новым государствам, был стремительный рост численности населения, вызванный быстрым снижением смертности при сохранении высокой рождаемости. В Китае эта проблема усугублялась тем, что в силу географических особенностей ее население распределялось по территории страны крайне неравномерно. Основная часть населения сосредоточена на юго-востоке, поскольку обширные горные и пустынные пространства Западного Китая малопригодны для ведения сельского хозяйства. В настоящее время 94 % жителей КНР проживает на 43 % ее территории. В результате средняя величина пахотных земель, приходящихся на одного жителя КНР, оказывается, по расчетам китайских статистиков, в четыре раза меньше среднемировой.[176]
В 1950-е гг. очертания проблемы демографического взрыва только начали вырисовываться. Прежде всего, была не вполне понятна структура взаимосвязей между темпами роста населения и социально-экономическим развитием стран третьего мира. В более конкретной постановке вопрос выглядел следующим образом: является ли быстрый рост населения развивающихся стран «тормозом» их социального и экономического развития, и если да, то необходима ли специальная политика, направленная на ограничение рождаемости?