Индивидуализм и всеобщая толерантность, лежащие в основе второго демографического перехода, также являются продуктом специфической и весьма благополучной истории Северной и Западной Европы на протяжении последних десятилетий. С начала 1960-х гг. страны рассматриваемого региона не участвовали (или участвовали лишь символически) в кровопролитных конфликтах с десятками тысяч человеческих жертв, не подвергались внешней агрессии. Возможен ли подобный скандинавскому и западноевропейскому уровень пацифизма, толерантности и других описываемых создателями теории второго демографического перехода «нонконформистских» добродетелей в менее благополучных частях планеты? Динамика социально-психологического климата в США после 11 сентября 2001 г., не говоря уже о других странах мира, свидетельствует скорее об обратном – перед лицом реальных угроз люди легко поступаются частью своей (а тем более чужой) свободы ради обретения безопасности.
Следует также упомянуть о некоторых недавно полученных данных, ставящих под сомнение незыблемость новой модели демографического поведения и в самой Европе. Журнал «Ньюсуик» сообщает о результатах опроса, проведенного в Великобритании, «результаты которого удивили самих исследователей: современные девочки осознанно отказываются от роли успешной самостоятельной женщины и мечтают о традиционном семейном укладе».[56]
Теория второго демографического перехода, направленная своим острием на объяснение закономерностей эпохи постмодерна, унаследовала, тем не менее, характерную черту многих социологических теорий прошлого и позапрошлого веков – стремление во чтобы то ни стало провозгласить выводы всемирно-исторического масштаба. Осуществится ли эта заявка? Думаю, что нет. Более вероятным представляется иной ход развития событий.
По мере удаления от западноевропейского эпицентра волны демографических инноваций будут преломляться сквозь призму институциональных структур, сформированных другими экономиками, культурами, цивилизациями. Это приведет к формированию демографических феноменов, имеющих некоторые общие черты с западноевропейским, но в целом отличных от него – иногда не слишком сильно, в других случаях разительно. В обозримом будущем мир вряд ли ожидает унификация по западноевропейскому демографическому стандарту.
1.4. Перспективы и возможные конфликты
Оценка перспектив предполагает, во-первых, характеристику современной ситуации и, во-вторых, анализ возможных изменений (что далеко не равнозначно продлению сегодняшних тенденций на некоторое число лет вперед). Остановимся сначала на первом из названных аспектов.
Сегодня, несмотря на рождаемость, не обеспечивающую простого замещения численности родительского поколения поколением детей, естественный прирост населения (разность между численностью родившихся и умерших) в регионе все еще остается положительным, составляя в большинстве его стран 0,1–0,2 % в год. Это объясняется тем, что естественный прирост зависит от разности численностей поколений, родившихся в текущем году и 70–80 лет назад (последние при современной продолжительности жизни составляют значительную часть умерших). Поскольку до 1970-х гг. каждое последующие поколение в рассматриваемом регионе, как правило, оказывалось многочисленнее предыдущего, создавался потенциал роста, который обеспечивает естественный прирост населения до сих пор.
Кроме того, рождаемость в Северной и Западной Европе все же не столь низка, как в других частях континента. В Ирландии и Франции, региональных лидерах рождаемости, она лишь немногим меньше уровня простого замещения поколений (соответственно, 2 и 1,9 рождений в среднем на женщину). Во Франции на 100 женщин 1967 г. рождения к достижению 35-летнего возраста приходилось в среднем 175 рождений. С учетом сдвига рождаемости к более старшему возрасту в этом поколении женщин итоговое число рождений на одну женщину составит, скорее всего, около 2. Лишь в Германии, где рождаемость в течение длительного времени остается на одном из самых низких в Европе уровней, имеет место естественная убыль населения на примерно на 0,1 % в год.
Важным источником роста населения в большинстве стран Северной и Западной Европы является миграция. Лишь во Франции, региональном лидере рождаемости, главную роль в обеспечении роста населения играет естественный, а не миграционный прирост. К цифрам, приведенным в табл. 1.8, следует добавить, что реальные объемы миграции и ее вклад в динамику численности населения часто оказываются более высокими, чем об этом свидетельствуют официальные статистические данные.
Таблица 1.8. Численность населения, его общий и миграционный прирост в некоторых странах Северной и Западной Европы
Источники: International Migration 2006. UN. Population Division // http://www. unpopulation.org; 2005 World Population Data Sheet; http://www.prb.org.
Привлекательность Северной и Западной Европы для мигрантов определяется многими факторами: высоким уровнем жизни, спросом на рабочую силу – как квалифицированную, так и неквалифицированную, наличием крупных этнических общин недавних иммигрантов, притягивающих к себе легально и нелегально прибывающих в страну соотечественников, а также (до последнего времени) относительно мягкая иммиграционная политика. Огромное значение играет и глобальный фактор: в развивающихся странах проживают десятки миллионов людей, для которых иммиграция в более богатые страны Запада – едва ли не единственный способ уйти от нищеты, спастись от локальных войн, получить образование.
Состав иммигрантов в Северную и Западную Европу менялся в зависимости от исторических обстоятельств. В 1960-х – начале 1970-х гг. весьма значителен был приток из южноевропейских стран – Италии, Испании, Португалии. Однако по мере того как уровень жизни в этих странах повышался, они перестали играть роль резервуара неквалифицированной рабочей силы для более богатых соседей. В настоящее время все большую роль играет миграция из стран Азии и Африки. Этнический состав иммиграционных потоков в значительной степени определяется колониальным прошлым европейских держав. В Великобритании много выходцев из Индии и Пакистана, во Франции – из стран Северной Африки.
Точные данные о численности населения неевропейского происхождения в странах Северной и Западной Европы отсутствуют. К разряду наиболее достоверных можно отнести данные переписи населения Великобритании 2001 г., согласно которым этнические меньшинства составляют 4,5 млн человек, или 7,6 % населения страны. Немецкая статистика не делит граждан ФРГ по этнической принадлежности. Что касается иностранных граждан, то их численность составляет около 9 % населения ФРГ. Наиболее многочисленной является турецкая община – около 2 млн человек. Численность мусульман, в основном выходцев из стран Северной Африки, во Франции оценивается в 5 млн человек – чуть меньше 10 % населения. Значения одного из широко используемых в международных сопоставлениях показателей – доли жителей, родившихся за пределами страны, приведены на рис. 1.3.
Западноевропейские и североевропейские общества уже стали многонациональными и мультикультурными. По количественным показателям они пока заметно уступают в этом отношении США, где доля населения латиноамериканского происхождения составляет 13 %, 12 % – афроамериканцы, а на долю белого населения приходится около 70 % всего населения. Тем не менее, в Западной Европе районы, где выходцы с других континентов составляют большинство, уже не редкость. Так, результаты переписи 2001 г. в Великобритании показали, что в двух районах Лондона численность лиц азиатского и африканского происхождения впервые превысила количество белого населения. В целом же этнические меньшинства составляют 29 % жителей Лондона и его ближайших окрестностей.
Рис. 1.3. Доля лиц, рожденных за пределами некоторых стран Северной и Западной Европы (в % к численности населения)
Говоря о перспективах развития Северной и Западной Европы, целесообразно отделить то, что более или менее легко поддается подсчету, от неопределенного и труднопредсказуемого. Демографические прогнозы свидетельствуют, что странам Северной и Западной Европы в ближайшие два десятилетия не грозит депопуляция – численность населения в большинстве из них будет в этот период относительно стабильной или слегка вырастет. Политически наиболее острым для стран рассматриваемого региона в обозримой перспективе будет комплекс проблем, связанных с иммиграцией, изменением этнической и конфессиональной структуры населения. В ближайшие десятилетия Северная и Западная Европа останется «магнитом», притягивающим миллионы иммигрантов из менее развитых государств. Это, в свою очередь, приведет к росту доли выходцев из развивающихся стран в общей численности населения рассматриваемого региона.
В системе международных миграций страны Северной и Западной Европы находятся в более выгодном положении, чем Россия: они обладают возможностью привлекать в свои страны наиболее квалифицированную рабочую силу, уступая в этом плане только США, их границы лучше контролируются. Тем не менее, международная миграция – процесс, который лишь частично поддается административному регулированию. Обратной стороной высокой оплаты труда и развитых социальных стандартов в странах региона является постоянный и в значительной степени «теневой» спрос на дешевую рабочую силу тех, кто согласен работать без юридических и социальных гарантий. В мире действуют мощные преступные синдикаты, занимающиеся нелегальным перемещением иммигрантов в наиболее развитые страны мира, и ужесточение легальных рамок миграции только увеличивает спрос на их услуги. Кроме того, проводя ограничительную политику в отношении беженцев и лиц, обращающихся за предоставлением политического убежища, правительства развитых стран не могут не считаться с мнением международных организаций, правительств развивающихся стран, а также собственных правозащитных организаций.
Проблемы, связанные с массовой иммиграцией в регион миллионов носителей иной политической и экономической культуры и иных религий, остаются для государств Северной и Западной Европы потенциально взрывоопасными. Массовые беспорядки в районах, населенных выходцами из стран Африки, закончившиеся введением в ноябре 2005 г. чрезвычайного положения во Франции, привлекли всеобщее внимание. Аналитики справедливо указывают, что эти события в очередной раз выявили ошибки в иммиграционной политике Франции, взрывоопасность иммигрантских гетто. Реже обращают внимание на другое: протесты, несмотря на их демонстративно противоправную форму, не вышли за рамки неписаных ритуалов, регулирующих в пятой республике взаимоотношения властей и протестующих масс.
Франция – особая страна. Дух революции, запечатленный Эженом Делакруа на его знаменитом полотне, здесь по-прежнему почитаем. Однако история оказалась хорошим учителем: в стране сложились неписаные ритуалы, позволяющие протестующим и силам правопорядка производить массу угрожающих предупредительных движений, не переходя при этом роковой черты. Эти ритуалы не были забыты и во времена майской революции 1968 г., и во время протестов 1994 г. против введения молодежного минимума оплаты труда (SMIC), впоследствии отмененного, и во время студенческих беспорядков весны 2006 г., когда власти, похоже, вновь наступили на старые грабли. Иммигрантские протесты не вышли, как того опасались многие, за рамки сложившихся во Франции традиций выражения протестующими своих политических эмоций. Означает ли это, что жители иммигрантских пригородов уже впитали в себя современную политическую культуру Франции? Или, напротив, правильнее рассматривать эти события как предвестники более масштабных потрясений? Эти вопросы пока остаются открытыми.
Не вызывает, однако, сомнения, что изменение этнической и конфессиональной структуры населения несет в себе системный риск для западноевропейских обществ. Превращение моноэтнического общества в полиэтническое всегда является процессом, содержащим значительную долю неопределенности. История человечества свидетельствует о том, что архетипы этнической и религиозной вражды подобны дремлющему вулкану, от которого всегда можно ожидать извержения. Истинные размеры риска, связанного с изменением этнической и конфессиональной структуры населения, сегодня крайне трудно оценить, и это делает их еще более опасными.
Глава 2 Италия и Испания: южноевропейские парадоксы
2.1. Три парадокса
Представления об Испании и Италии как о бедных странах, где преобладают многодетные семьи, давно и безнадежно устарели. Сегодня среднедушевой ВВП Италии не уступает Германии, Великобритании и Франции, а в Испании он лишь немногим (примерно на 20 %) меньше.[57] В прошлом осталась и многодетность. Рождаемость в Италии и Испании (1,2–1,3 ребенка в среднем на женщину) опустилась заметно ниже уровня, характерного для большинства развитых стран.
Италия принадлежит к числу пионеров европейской интеграции, подписавших 25 марта 1957 г. Римский договор о создании Европейского экономического сообщества (ЕЭС). Испания вступила в ЕЭС значительно позже, в 1984 г., но уже успела тесно интегрироваться в его экономическую и политическую жизнь. Хозяйственный прогресс Италии и Испании, экономика которых на протяжении первой половины ХХ столетия находилась в бедственном положении, столь заметен, что его вполне можно отнести к экономическим чудесам ХХ в. Однако демографическое развитие этих стран в последние десятилетия носит во многом парадоксальный характер.
Во-первых, можно было ожидать, что экономическая, политическая и идеологическая интеграция Италии и Испании в Европейский Союз повлечет за собой сближение демографических показателей Западной и Южной Европы. Реальная ситуация выглядит, однако, иной. В Южной Европе за последние полвека действительно произошли значительные демографические изменения. Однако их результатом стала новая «средиземноморская» модель демографического поведения, отличная от западноевропейской и наиболее ярко выраженная в Италии.
Во-вторых, как Италия, так и Испания принадлежат к числу тех государств, где позиции католицизма всегда были очень сильными. Католическая церковь не только непримиримый противник абортов – она выступает также против «искусственной», то есть любой, за исключением метода биологического ритма, контрацепции. Тем не менее показатели рождаемости в Италии и Испании одни из самых низких в Европе.
В-третьих, приверженность семье и семейным ценностям всегда занимали центральное место в южноевропейской ментальности. Крепкая семья, казалось бы, должна служить и крепкой основой демографического воспроизводства. Однако в сегодняшней Южной Европе оно явно нарушено.
2.2. Демографические различия между Западной и Южной Европой
Остановимся теперь на статистической характеристике южноевропейского демографического феномена.
Вступление в самостоятельную жизнь. Различия между средиземноморской и западноевропейской моделями жизненного цикла человека проявляются уже в начале его самостоятельной, взрослой жизни. В Западной, а тем более в Северной Европе молодежь покидает родительский кров гораздо раньше, чем в южноевропейских странах (табл. 2.1). В Финляндии возраст, к которому половина молодых жительниц страны начинает самостоятельную жизнь, составляет 20,0 года, в Великобритании – 21,2 года, во Франции – 22,2 года, тогда как в Испании – 26,6 лет, а в Италии – 27,1 лет. Те же закономерности наблюдаются и у мужчин: для финнов значение данного показателя составляет 21,9 года, для итальянцев – 29,7.[58]
Таблица 2.1. Возраст, в котором молодые люди оставляют родительскую семью и вступают в брак в странах Северной, Западной и Южной Европы
Источники: Iacovou M. Leaving home in the European Union/ISER Working Papers, 2001–18 // http://www.iser.essex.ac.uk/pubs/workpaps/pdf/2001; Demoscope Weekly // http://www.demoscope.ru.
При этом в Северной и Западной Европе сегодня вступают в официально зарегистрированный первый брак так же поздно, как и в Южной. Так, средний возраст женщин при вступлении в первый брак в Финляндии составляет 28,1 года, в Великобритании – 27,2, в Германии – 27,0, тогда как в Италии – 26,0, в Испании – 27,8. В Северной и Западной Европе уход из родительского дома в большинстве случаев не связан с вступлением в брак или созданием внебрачного союза. В Италии и Испании, напротив, родительский кров чаще всего покидают именно в связи с вступлением брак. Так, брак или образование внебрачного союза является причиной ухода из родительской семьи для 23,8 % финнов, 41,5 % французов и 43,1 % британцев против 66,6 % итальянцев и 76,5 % испанцев. Женщины во всех рассмотренных странах чаще, чем мужчины, покидают родительский дом из-за того, что вступают в брак или внебрачный союз, однако характер различий между странами остается тем же: значения соответствующего показателя составляют: в Финляндии – 45,6 %, Великобритании – 52,4 %, Италии – 73,9 %, Испании – 82,1 %.
Внебрачные сожительства, браки и разводы. Широкое распространение внебрачных союзов характерно для всего европейского континента. Однако в Италии и Испании этот процесс идет значительно медленнее, чем в Северной и Западной Европе. Судя по обследованиям Евробарометра, в 1998–2000 гг. во внебрачных сожительствах состояли около 55 % жителей Швеции в возрасте 25–34 года, около 42 % французов, 32 % немцев и 28 % британцев того же возраста. В Италии значения данного показателя составили лишь 7 %, в Испании – 15 %.[59] При этом в официально регистрируемый брак в странах Южной Европы вступают так же поздно, как в Северной и Западной Европе. В результате относительная численность лиц, заявляющих при проведении опросов, что они не состоят ни в юридически оформленном, ни во внебрачном союзе, в Италии оказывается заметно выше, чем в Северной и Западной Европе.[60]