Я обдумал формулировку. А что, бывают пассажиры с билетами, которые не хотят занять места?
Я подошел к одному из скучающих солдат, и спросил:
— Извините, не подскажете, где находится платформа 4?
— Документы! — невежливо рявкнул в ответ бравый вояка. Пришлось доставать корочки и ждать, пока солдат не налюбуется на документы. Потом он вернул мне обе ксивы и провел передо мной правой рукой-ладонью, будто какой-то заштатный фокусник, совершающий таинственные магические пассы. Эту же операцию он провел с Генкой.
Я вежливо не двигался, притворяясь будто не знаю, что на ладони у солдата переносной детектор взрывчатых веществ.
— Так как насчет платформы? — наконец, спросил я.
— Туда! — указал куда-то за мою спину солдат. Я проследил за его пальцем и заметил длинную очередь, выстроившуюся возле одной из дверей.
— Спасибо, — поблагодарил я и потащил Генку за собой в сторону столпотворения.
Мы скромно пристроились в конце очереди.
— Когда же это закончится? — бурчал пожилой господин в древнем монокле на носу. — Не дают людям спокойно ездить! В чем дело? Что происходит?
— Я слышала, что эти их детекторы плохо влияют на электронику! — возмущалась тетка с двумя огромными баулами в руках. — А у меня в сердце встроен микрочип! Вдруг он сгорит? И я умру! Что на это скажут эти вояки? Да они же не расплатятся! Я — героиня войны с червями! Меня вся Москва знает! Да что там — меня в новостях CNN показывали! Я — знаменитость!
Роботележка неуверенно подъехала к ней, намереваясь принять багаж, но женщина с микрочипом в сердце только пнула его своей толстой ногой.
— Это инсинуации! — бушевал господин с моноклем. — Взрыв в Петербурге был неделю назад! Сектоиды никогда не повторяются! Следующий взрыв будет где-нибудь в районе Аляски! Причем через полгода, никак не раньше! Я математик! Я все рассчитал! Я работаю на кафедре прикладной математики в питербуржском университете!
Проходящий мимо офицер с винтовкой в руках с намеком поглядел на возмутителей спокойствия, и те притихли. Правда, не сразу: математик из Питера еще долго что-то бурчал себе под нос, возмущаясь какими-то сотрудниками своей кафедры, которые обсмеяли его теорию насчет червей.
Очередь продвигалась довольно быстро, и мы с Генкой уже через пять минут оказались у дверей. Дорогу нам перекрыли два металлических столбика, воздух возле которых был как бы сгущен (обман зрения и верный признак присутствия силового поля), а кроме них — двое неулыбчивых солдат.
— Документы! — потребовал один из них.
Второй в это время колдовал свободной рукой передо мной и Генкой.
Я хотел было сказать, что меня уже проверяли на наличие взрывчатки, но передумал. Себе дороже.
— Чисто! — сказал первый и вернул мне документы. Я в лишний раз порадовался изобретательности червя Леши.
Второй солдат утвердительно кивнул секундой позже, силовое поле между столбиками исчезло, и мы прошли на перрон.
Здесь было солнечно и многолюдно. Серебристый поезд-монорельс блестел в лучах восходящего солнца, как новогодняя игрушка, падающий с неба пушистый снег лишь усиливал впечатление.
Я взглянул на билеты: пятый вагон. То, что надо. Прямо посередине. Мы с Генкой прошли вдоль перрона, запорошенного снегом, отыскали необходимый вагон. Около дверей нас встретила хмурая контролерша, которая проверяла билеты, и молоденький лейтенант, который в третий раз за последние полчаса проверил на нас действие своего детектора.
— Есть с собой оружие? — спросил он.
— Да, — ответил я. — «ЦЛ», у меня на него разрешение. Все нормально, товарищ лейтенант.
— Это я вижу, — сказал лейтенант, глядя в покетбук. — Тем не менее, времена нынче тяжелые, и я попросил бы Вас сдать его мне.
— С чего бы, лейтенант? — возмутился я. — С документами все в порядке. И где я потом буду искать Вас и свой «Целитель»?
— Я поеду в поезде, — ответил лейтенант. — Если же Вы настаиваете, я сейчас сдам Вас милиции, господин Лукин, для более детальной проверки личности Вас и Вашего мальчика. Правда тогда Вы опоздаете на монорельс, но что уж тут поделаешь… Такое вот нынче неспокойное время!
Скрипя сердце, я вручил в руки военного свой пистолет.
— Я буду в первом купе, — сказал лейтенант. — Перед Питером зайдите ко мне. Оружие будет в целости и сохранности. Обещаю. Я не совру — не такой я человек.
— Хорошо, — кивнул я.
— Счастливой поездки! — буркнула контролерша, возвращая мне билеты.
* * *Внутри было довольно уютно: мы прошли по узенькому коридорчику, пол которого устилал мягкий ковер, нашли свое купе. Я провел идентификатором на билете по замку, и серебристая дверца мягко отъехала в сторону.
Вполне обычное купе: два мягких диванчика, маленький туалет, выдвижной столик посередине, небольшой экранчик стереовизора, непрозрачное окно, зачем-то закрашенное фиолетовой гуашью. Наверное, чтобы снайперы не подстрелили.
Я кинул чемодан на диван, присел рядом с ним.
Сейчас бы поспать.
— Что с окном? — спросил Гена. — Я ничего не вижу!
— Там кнопка должна быть снизу, — устало ответил я. — Нажми ее.
Мальчишка залез на столик, отыскал кнопку и тут же в купе ворвался яркий солнечный свет и шум перрона.
— Проницаемость звука можно регулировать, — сказал я, припоминая поездки десятилетней давности из Краснодара на морское побережье. — Проведи пальцем по маленькому черному ползунку рядом с кнопкой.
Как все-таки детям мало надо, чтобы развлечь себя! Гена баловался с ползунком минут десять, пока не объявили:
— Монорельс номер 00-03 «Москва-Санкт-Петербург» отправляется. Дирекция Ленинградского вокзала желает Вам счастливого пути! Будьте бдительны!
Потом другой голос, мужской, начал бубнить:
— Напоминаем Вам, что в связи с участившимися случаями терактов, милиция города Москва проводит операцию «антисектоид». Вы должны сообщать сотрудникам милиции о всех случаях странного поведения пассажиров, об оставленных без присмотра сумках, ящиках, баулах, коробках и прочих…
Монорельс мягко тронулся — черные стекла вокзала потянулись назад, ровный голос мужчины, вещавшего об операции «антисектоид», затих. Сквозь окно было видно, как монорельс поднялся в воздух и поплыл (другого слова и не подберешь) между старинными четырнадцатиэтажными зданиями. То и дело мимо проскакивали лихачи на своих машинах, а минуты через две синяя голографическая надпись возвестила, что мы покидаем Москву, столицу Славянской Федерации.
Впрочем, снаружи мало что изменилось — все те же многоэтажки, ну, может, только чуть пореже.
Недалек тот день, когда Москва и Питер сольются в единый конгломерат, наподобие нашего Южного.
Монорельс набрал скорость, Гена включил стерео и под мерное жужжание ящика мои глаза закрылись как-то сами собой.
Я уснул.
Мне снилась Марина.
Мы ехали вместе, в почти таком же вагончике монорельса. Было жарко, и как назло сломался кондиционер. Мы возвращались с моря и было немного грустно — Марина поступила в институт Кино и Телевидения и в сентябре должна была уехать в Москву.
Ее маленькая головка покоилась у меня на коленях, я нежно проводил правой рукой по золотистым волосам своей девушки. Отмечал каждую частичку ее нежного личика, маленькую родинку под ушком, длинные реснички, чуть приоткрытые губы. Глаза у Марины были закрыты, и я думал, что она спит.
Но это было не так.
— Ты боишься? — спросила вдруг она, не открывая глаз.
— Чего? — не понял я.
— То, что я уеду и забуду тебя, — пояснила Марина. — Так ведь часто случается…
Я улыбнулся:
— Нет.
— Но почему? Ты так уверен в моих чувствах? — она улыбнулась и повернула голову, грациозно потянувшись. Взгляд ее прекрасных глаз дурманил голову.
— Да! — брякнул я.
Она засмеялась:
— Герочка, чудо ты мое! — она обвила ручками мою шею и притянула к себе. Я потянулся к ее алым зовущим губам, но Марина указательным пальчиком коснулась подбородка, останавливая меня.
— Не знаю, за что я тебя люблю, — сказала Марина, ее взгляд весело бегал по всему моему лицу. — Ты… ты такой молчаливый, из тебя слово редко вытянешь. Но я почему-то уверена, что именно это — настоящее. Что ты мой единственный. Понимаешь? Герка… Гера… даже имя у тебя — не из тех, что можно увидеть на обложках журналов или услышать по стерео. Холодное, чужое имя. Но такое родное! Понимаешь, что я хочу сказать? Ты — мой, Гера… мой и только мой мальчик…
— Тебе понравилось на море? — спросил я, чтобы хоть как-то отвлечь Марину. Я чувствовал, как краснею от ее слов.
Маринка еще раз потянулась, ее глазки лукаво сверкнули.
— Угадай, что больше всего мне понравилось… на море? Кроме самого моря, естественно…
Моя ладонь скользнула по ее тонкой шейке, опустилась чуть ниже…
Настойчивое жужжание видеофона разорвало тишину.
Моя ладонь скользнула по ее тонкой шейке, опустилась чуть ниже…
Настойчивое жужжание видеофона разорвало тишину.
— Не отвечай, — мягко попросила Марина.
— Дядя Герман!
— Не отвечай!..
Лицо Марины уплывало, растворялось в лучах солнца…
— Не отвечай…
— Дядя Герман!!
Я проснулся, очумело хлопая глазами.
Тот же вагон.
Только вместо Марины — маленький мальчик, который осторожно теребит меня за рукав. И за окном — вовсе не наши родные южные пейзажи, а унылый металлопластик новостроек. И такое же унылое грязно-серое небо.
— Вам звонят! — сказал мне Гена.
Я засунул руку в карман, достал видеофон, нажал кнопку ответа.
На маленьком экранчике появилось лицо капитана Вершинина.
— Здравствуйте, господин Лукин, — сказал он. — У Вас все в порядке? Никаких новостей?
— Все нормально, — ответил я.
— Кепка на Вас? — спросил Вершинин.
— Как видите, — я дернул себя за козырек.
— У меня есть серьезный разговор к Вам, — сказал ГСБшник. — Вы одни, Герман?
— Со мной Гена.
— Закройте дверь в купе на замок. Мальчика посадите в туалет и тоже заприте, — приказал капитан.
— Зачем? — поинтересовался я.
— Времени мало! — рявкнул Вершинин. — Делайте как приказано, объяснения получите чуть позже! Помните, я забочусь о Вашей безопасности.
Я пожал плечами. Подошел к двери, запер ее. Посмотрел на Генку.
— У меня серьезный разговор с дядей Андреем, — сказал я. — Тебе придется немного посидеть в туалете. Хорошо?
Мальчишка испуганно кивнул.
— Угу…
— Умница, — сказал я.
Когда все было сделано, я сел на диван и снова поднял трубку.
— Поставьте видеофон на подставку и сядьте рядом. Так, чтобы я Вас мог видеть, — скомандовал Вершинин.
— А это еще зачем?
— Потом! — сказал Андрей. — Выполняйте!
Я поставил видеофон вертикально на стол, сам сел напротив, уставился на экранчик.
— Готово.
Лицо Вершинина на секунду исчезло с экрана. Потом снова появилось.
Агент был весьма доволен собой.
— Что происходит? — спокойно спросил я.
— А ты не чувствуешь, Герман? — вкрадчиво спросил капитан ГСБ. — Ты ничего не чувствуешь? Совсем ничего? Совсем-совсем?
Я молчал.
— Ты парализован, Герман, — сказал Вершинин. — Ты не можешь двинуть ни рукой, ни ногой. Единственное, что тебе осталось — говорить. Но кричи — не кричи, это тебе не поможет. Купе звукоизолировано, тебя просто никто не услышит.
— Как вы это сделали? — крикнул я.
— Кепка, Гера, — доверительно сообщил капитан ГСБ, гаденько улыбаясь, — кепка, которую ты так любезно согласился надеть. У нее всего две функции — с ее помощью можно парализовать человека и…
— И?
— Взорвать полгорода, Гера, — сказал Вершинин. — На твоей голове — заряд, равный по мощности небольшой ядерной бомбочке. Небольшой, но чертовски эффективной.
— Меня проверяли на взрывчатку! — возразил я. — Что за чушь?
— Это наши разработки, — пожал плечами Вершинин. — Техникой землян бомбу не обнаружить.
— Ваши разработки? — переспросил я. — Так ты не человек?
— Еще не догадался? — притворно удивился лже-ГСБшник. — Я — сын Секты. Вы, люди, называете нас сектоидами.
— Мда, — только и смог сказать я.
— Как же ты глуп, Гера! — веселился Вершинин. — Неужели ты думал, что настоящая ГСБ будет использовать в качестве полевого агента случайного человека, пусть даже частного детектива? По-моему, ты перечитал слишком много развлекательной литературы, беллетристики, Гера! Ты так не думаешь? А, Гера?
— Что вы собираетесь сделать? — спросил я, стараясь не обращать внимания на его слова.
Сектоид посмотрел на часы:
— Ровно через пятнадцать минут монорельс прибудет на вокзал в Санкт-Петербург. По нашим данным как раз в это время там будет находиться господин Федорчук, представитель Земли в Галактическом Совете. Он очень неосторожно высказывался на днях об атаке на мою Родину — Секту. Мы — в общем-то миролюбивые люди, Гера. Мы не хотим войны. По крайней мере сейчас. Поэтому Федорчук должен погибнуть. Ну и как издержки — все пассажиры монорельса, включая, естественно тебя, а еще вокзал, большая часть Петербурга…
— Вы чокнутые! — прошипел я. — Как Вам это удалось?
— Ну что ж, время еще есть, можно и поболтать, — кивнул лже-Вершинин. — Дело в том, что в последний месяц земляне разработали действенный метод генетического контроля. ГСБ удалось схватить двух наших людей. Поэтому ранее опробованные методы внедрения агентов-секта с последующим террористическим актом оказались неэффективными в случае с Федорчуком. Нам нужен был именно человек, достаточно подготовленный морально и физически. Homo Sapiens. Желательно путешествующий вместе с ребенком — земляне очень трепетно относятся к своим детенышам. Парень, который заговорил с тобой действительно не был Рыбой — тут я тебе не соврал. Рыбу мы убили за несколько часов до этого. Итак, наш человек, замаскированный под известного мошенника, рыскал около вокзала в поисках подходящего человека с ребенком. Он сильно рисковал — увы, но через полчаса после разговора с тобой, ублюдки ГСБшники все-таки вычислили его. Однако брат секта сделал свое дело: ты отправился за документами. Так-то вот.
— Леша тоже работает на вас? — спросил я.
— Отчасти, — кивнул сектоид. — Мы подключились к его компьютеру, и когда он принялся делать паспорт твоему сопляку, то заодно и скачал досье на тебя из архивов Статики (этот червь — неплохой хакер). Любопытство — порок всех разумных рас Галактики. Таким образом мы получили данные на тебя, таким образом могли легко тобой манипулировать. Что с успехом и делали. И продолжаем делать, Гера.
В дверь туалета неуверенно пошкребся Гена.
— Подожди! — крикнул я ему.
Сектоид захохотал:
— Да ты, оказывается шутник, Герман! Вот уж не думал… Можешь сказать мальчику, что ждать осталось… (он взглянул на часы) …Чуть больше десяти минут.
— Последний вопрос, — произнес я. — На прощание.
— Почему бы и нет? — улыбнулся лже-Вершинин. — Задавай, Гера. С удовольствием отвечу — свое знание ты унесешь с собой.
— Зачем вам все это? — спросил я.
— Что? Не понял.
— Эти взрывы. Чем мы вам не угодили?
Сектоид задумался:
— Хороший вопрос, Гера. Скажем так: мы — игроки. Наша раса развивалась в трудных условиях на родной планете — так уж вышло, что параллельно с нами на бывшей Родине — Секте изначальной появились еще две разумные расы. Мы победили их. Не в ходе глупой бойни, а действуя осторожно, стравливая друг с другом этих ублюдков, проводя террористические акты, убивая их лидеров. Мы победили — и остались на Секте единственной разумной расой. Но жажда Игры — игры с большой буквы, Гера! — поселилась в наших сердцах. Мы вышли в космос, мы встретили других разумных. И мы решили стать правящей расой в нашей Галактике. Проходили годы, десятилетия Игры: миллионы пожертвовавших собой братьев и сестер Секта (что может быть приятнее, чем знать, что сейчас благодаря тебе и вместе с тобой взлетит в воздух здание, погибнет сотни чужих?), миллиарды уничтоженных чужих… Мы почти воцарились у себя в Галактике…
— Почти?
Сектоид отмахнулся:
— Да. Вышло так, что нам пришлось отступить. Одна небольшая ошибка — и все разумные расы Галактики объединились против нас — оставшиеся в живых братья-секта снарядили в путь сто огромных кораблей, которые покинули родные планеты в поисках новой Игры — чтобы можно было подняться и, вернувшись в родную Галактику, отомстить обидчикам.
— Вы прибыли к нам… — задумчиво проговорил я.
— Да, — кивнул лже-Вершинин. — Сначала мы действовали скрытно. Проанализировали местную политическую обстановку. Изучили историю Галактического Совета и всех рас, уже вышедших в открытый космос. И сделали вывод — для продолжения Игры здесь надо ликвидировать самого сильного игрока на политической арене — то есть землян. Вас, Герман, вас. Когда вас не станет, Галактический Совет уже не будет проблемой.
— У вас ничего не выйдет! — сказал я.
— Ты слаб в политике, — покачал головой сектоид. — После гибели Федорчука у людей не будет шансов выстоять свои права в Совете. Против Вас объединятся волки Текрана, беу, закваки и все остальные. Даже ваши союзнички — акалоиты — предпочтут остаться в стороне от бучи. Все помнят ксеноцид червей… никому не нужна сильная Земля! Вот, что самое смешное, Герман! Наши же враги помогут нам!
Я молча смотрел в окно. Вместо недостроенных зданий снова потянулись одинокие небоскребы. Сквозь хмурое небо протягивались редкие лучи солнца. Мелькнула медленно вращающаяся голограмма: «Добро пожаловать в Санкт-Петербург. С наступающим Новым Годом!»
Какие-то лихачи кружили вокруг голограммы, будто не замечая надрывно сигналящего им гаишника. Двое мальчишек на крыше одного из небоскреба выставили вперед средние пальцы обеих рук вслед нашему поезду. Санкт-Петербург приветствовал собственную смерть в лице одинокого монорельса.