Он проводил долгие дни на борту корабля, помогая мистеру Нельсону зарисовывать, описывать, клеить и классифицировать гербарии. Мистер Нельсон не вызывал у него теплых чувств — ему просто хотелось научиться всему, что старый ботаник знал. На глазах Генри скот на борту «Резолюшн» чах от недостатка корма и воды; от животных оставались одни скелеты, обтянутые кожей и распространявшие вокруг себя дикую вонь, а в конце их убивали, хотя они умерли бы все равно. Сам Генри ел дикий сельдерей и солонину.
Он сошел на берег в Новой Зеландии, которая показалась ему вылитой Англией, вот только в Англии не было татуированных дикарок, которых можно было купить за пару пригоршней гвоздей. Генри женщин не покупал. Но он видел, как матросы с его корабля купили в Новой Зеландии двух трудолюбивых и веселых мальчиков десяти и пятнадцати лет, братьев, которых продал собственный отец. Ребята присоединились к экспедиции в качестве помощников. Они сами захотели плыть. Но Генри знал, что мальчишки не понимают, что это значит — оставить свой народ. Их звали Тибура и Гова. Они пытались подружиться с Генри — на корабле он был им ближе всех по возрасту, — но он их игнорировал. Они были рабами, а значит, были обречены на муки и смерть. Он не хотел связываться с людьми, которые обречены. Он видел, как новозеландские парнишки едят сырых собак и тоскуют по дому. Он знал, что надеяться им не на что.
Потом он приплыл на Таити, в покрытый зеленью благоухающий край. Капитана Кука здесь приветствовали как великого короля и дорогого друга. «Резолюшн» роем окружили индейцы; они выплыли навстречу кораблю и звали Кука по имени. Генри видел, как Ормаи — туземца, уплывшего с Бэнксом в Англию и знавшего короля Георга III, — приветствовали в родном краю, сначала как героя, но постепенно его стали презирать как чужака, и с каждым днем отчуждение росло. Генри понял, что теперь у Ормаи нет дома. Он смотрел, как туземцы танцуют под английские рожки и волынки, а мистер Нельсон, его степенный наставник по ботанике, однажды ночью напился, разделся до пояса и пустился в пляс под таитянские барабаны. Но сам Генри не танцевал. Он видел, как капитан Кук приказал отрезать таитянину оба уха за кражу из корабельной кузницы, поручив эту работу своему цирюльнику. А один из великих таитянских вождей попытался украсть у англичан кошку — и получил за это кнутом по лицу.
Он смотрел, как капитан Кук пускает фейерверки над заливом Матаваи, чтобы удивить туземцев, но те лишь испугались. А в тихую ночь видел миллионы небесных ламп в небе над Таити. Он пил кокосовое молоко. Ел собак и крыс. Видел каменные храмы, заваленные человеческими черепами. Карабкался по опасным выступам скалистых утесов среди водопадов и собирал папоротники для мистера Нельсона — сам мистер Нельсон в скалы не лазил. Видел, какого труда стоило капитану Куку поддерживать порядок и дисциплину среди подчиненных, погрязших в распутстве. Все матросы и офицеры влюбились в таитянок; поговаривали, что каждая из них владеет особой тайной любовной техникой. Мужчины не хотели уезжать с острова. Генри держался от женщин подальше. Они были красивы, их груди — соблазнительны, а волосы — блестящи, они потрясающе пахли и населяли его сны, но большинство уже успели подцепить французскую болезнь. Он выстоял против сотни ароматных искушений. За это над ним насмехались. Но он все равно выстоял. У него были более серьезные планы. Он посвятил себя ботанике. Собирал гардении, орхидеи, жасмин и плоды хлебного дерева.
Они поплыли дальше. На Островах Дружбы[4] по приказу капитана Кука туземцу отрубили руку ниже локтя за то, что он украл топор с борта «Резолюшн». На этих же островах Генри и мистер Нельсон отправились за ботаническими образцами, и на них напали местные, сняли с них всю одежду и, что было в сто раз хуже, отняли черенки и тетради с записями. Покрытые солнечными ожогами, голые, трясущиеся, они вернулись на корабль, но даже тогда Генри не выказал недовольства.
Он внимательно наблюдал за благородными джентльменами на борту, запоминая, как те себя ведут. Он имитировал их речь. Тренировался произносить слова, как делали они. Оттачивал свои манеры. Он слышал, как один из офицеров сказал другому: «Хотя аристократия всегда, по сути, являлась искусственным образованием, именно она выступает сдерживающим фактором для необразованного, недумающего сброда». Генри замечал, что офицеры всегда относились с уважением к туземцам, бывшим, по их мнению, людьми высокого происхождения (или людьми высокого происхождения, как их себе представляли англичане). На каждом острове, где они побывали, аристократы с «Резолюшн» выбирали одного темнокожего, у которого были более роскошный головной убор, или больше татуировок, или копье длиннее, чем у других, или больше жен, или паланкин, которые несли прислужники, а в отсутствие какого-либо из этих признаков достатка — того, кто был выше ростом. И к этому человеку англичане относились с почтением. Именно с ним велись все переговоры, ему приносили дары, а иногда и называли его королем. Генри понял, что, куда бы ни направился английский джентльмен в этом мире, он везде стремится найти короля.
Генри охотился на черепах и ел дельфинов. Его покусали черные муравьи. Он плыл и плыл дальше. Он видел индейцев крошечного роста с гигантскими раковинами в ушах. Однажды во время шторма в тропиках небо окрасилось в зловещий зеленый цвет — и это был единственный раз, когда он заметил страх на лицах старших матросов. Он видел пылающие горы, которые назывались вулканами. Корабль плыл дальше на север. Снова стало холодно. Генри опять стал есть крыс. Экспедиция высадилась на западном берегу североамериканского континента. Тут Генри ел лесного и северного оленей. Видел людей, носивших меха и предлагавших на обмен бобровые шкуры. Видел, как нога у одного матроса запуталась в якорной цепи и его потянуло в воду, где он и нашел свою смерть.
Корабль поплыл дальше — далеко на север. Там Генри видел дома из китовых ребер. Купил волчью шкуру. Он собирал примулы, фиалки, смородину и можжевельник для мистера Нельсона. Видел индейцев, которые жили в ямах, вырытых в земле, и прятали от англичан своих женщин. Ел солонину, в которой завелись черви. Потерял еще один зуб. Когда они доплыли до Берингова пролива, слышал, как в ночной Арктике воют дикие звери. Вся его сухая одежда промокла, а потом заледенела. У него отросла борода, и, хоть она была в две волосинки, на ней все равно росли сосульки. Ужин примерзал к тарелке, не успевал он его доесть. Но Генри не жаловался. Он не хотел, чтобы сэру Джозефу Бэнксу доложили, что он пожаловался хоть раз. Волчью шкуру он выменял на снегоступы. Он видел, как корабельный хирург, мистер Андерсон, умер и был похоронен в море, найдя последнее пристанище в худшей из возможных могил — ледяном океане вечной ночи. Видел, как матросы палят из пушки по морским львам забавы ради, пока на берегу не осталось ни одного живого зверя.
Он видел землю, которую русские называли Аляской. Помогал варить пиво из сосны — матросы плевались, попробовав его, но больше пить было нечего. Видел индейцев, живущих в норах ничуть не удобнее берлог тех зверей, на которых они охотились и которых ели; встретил русских, отрезанных от мира на китобойной станции. Слышал, как капитан Кук говорил о старшем русском офицере (это был высокий, красивый блондин): «Несомненно, он джентльмен, из хорошей семьи». Видимо, везде, даже в этой унылой тундре, важно было оставаться джентльменом из хорошей семьи. В августе капитан Кук прекратил поиски. Он так и не нашел Северо-Западный проход, а «Резолюшн» застрял во льдах, высоченных, как соборы. Тогда капитан сменил курс, и корабль поплыл на юг.
Они шли почти без остановок, пока не достигли берегов Гавайев. Но лучше бы они этого не делали. Лучше бы остались во льдах и умерли с голоду. Великих гавайских вождей рассердил их приезд, туземцы оказались агрессивными и воровали все, что попадалось под руку. Гавайцы были не такими, как таитяне, не милыми друзьями, кроме того, их было несколько тысяч. Но Куку нужна была пресная вода, и он не мог отплыть, пока не наполнятся баки. Тем временем туземцы воровали, а англичане карали их за воровство. Началась пальба, и нескольких островитян подстрелили; вожди пришли в бешенство, последовал обмен угрозами. Кое-кто поговаривал, что капитан Кук сорвался, стал более жестоким и при каждом случае воровства демонстрировал все более бурные вспышки гнева, все более яростное негодование. Но кражи не прекращались. Кук не был намерен терпеть. А индейцы выковыривали гвозди прямо из корпуса корабля, угоняли шлюпки, крали оружие. Дело снова закончилось стрельбой и убийством туземцев. Неделю Генри не спал, постоянно был начеку. Никто не спал.
А потом Кук сошел на берег, намереваясь встретиться с великими вождями и умиротворить их гнев, но вместо этого ему навстречу вышли сотни разъяренных туземцев. За считаные секунды толпа стала неуправляемой. Генри Уиттакер видел, как убили капитана Кука: грудь его пронзило копье островитянина, голову разбили дубиной, а кровь смешалась с прибоем. Всего мгновение, и великого мореплавателя не стало. Его труп утащили индейцы. Той же ночью на борт «Резолюшн» забросили кусок его ноги — в знак презрения.
А потом Кук сошел на берег, намереваясь встретиться с великими вождями и умиротворить их гнев, но вместо этого ему навстречу вышли сотни разъяренных туземцев. За считаные секунды толпа стала неуправляемой. Генри Уиттакер видел, как убили капитана Кука: грудь его пронзило копье островитянина, голову разбили дубиной, а кровь смешалась с прибоем. Всего мгновение, и великого мореплавателя не стало. Его труп утащили индейцы. Той же ночью на борт «Резолюшн» забросили кусок его ноги — в знак презрения.
В отместку англичане сожгли весь поселок. Генри видел и это. Он видел, как матросы убивают мужчин, женщин и детей на острове, не щадя почти никого. Двум индейцам отрубили головы и насадили на пики. Будет хуже, сказали матросы, если тело капитана Кука не вернут, чтобы похоронить, как полагается. Тело привезли на следующий день — без позвоночника и с отрубленными ниже щиколоток ногами; эти части так и не нашли. Генри смотрел, как останки его командира хоронят в море. Капитан Кук никогда не обменялся с Генри Уиттакером и словом, а Генри, следуя совету Бэнкса, не попадался ему на глаза. Но так уж вышло, что теперь капитан Кук был мертв, а Генри Уиттакер — нет.
Он думал, что после этой беды они вернутся в Англию, но они не вернулись. Место капитана занял человек по имени мистер Кларк. Их миссия по-прежнему была не выполнена, и они должны были найти Северо-Западный проход. Когда вернулось лето, они опять пошли на север, в те страшные льды. Генри покрылся коркой из пемзы и вулканического пепла. Свежие овощи и фрукты давно кончились, и пили все солоноватую воду. За кораблем увязались акулы, пожирая жижу из отхожих мест. Генри и мистер Нельсон нашли одиннадцать новых видов полярной утки и девять из них попробовали на вкус. Генри видел, как мимо борта проплывает полярный медведь, лениво и зловеще перебирая лапами. Видел индейцев, которые привязывались к маленьким, выстланным мехом каноэ и скользили среди льдин, став с лодкой одним целым, одним поворотливым зверьком. Видел, как они ездят по льду на собачьих упряжках. Видел, как сменивший капитана Кука капитан Кларк умер в возрасте тридцати восьми лет и был похоронен в море.
Теперь он пережил уже двух капитанов английского морского судна.
И снова моряки бросили искать Северо-Западный проход и поплыли в Макао. Там Генри увидел флотилии китайских джонок и опять встретил голландцев — вездесущих голландцев из Вест-Индской компании в простом платье черного цвета и скромных деревянных башмаках. Генри казалось, что в любой точке земного шара найдется человек, занимавший деньги у голландцев. В Китае до него дошли вести о войне с Францией и революции в Америке. Раньше он об Америке и не слыхал. В Маниле он видел испанский галеон — ходили слухи, что тот нагружен серебром на два миллиона фунтов. Он обменял снегоступы на испанский военный дублет. Заболел дизентерией, как и все на борту, но не умер. Сошел на берег Суматры и Явы и снова встретил голландцев, которые все богатели. Он взял себе это на заметку.
Моряки обошли мыс Доброй Надежды в последний раз и повернули домой. Шестого октября 1780 года они причалили в Дептфорде. Генри отсутствовал четыре года три месяца и два дня. Ему исполнилось двадцать лет. На протяжении всего плавания он вел себя как джентльмен. И надеялся — рассчитывал! — что об этом доложат сэру Бэнксу. Еще он смотрел в оба и старательно собирал образцы растений, как ему и приказывали, и теперь был готов представить подробный отчет сэру Джозефу Бэнксу.
Он сошел на берег, получил жалованье, нашел повозку до Лондона. Город был похож на грязную дыру. 1780 год в Англии выдался страшным — беспорядки, бойня, выступления против католиков, сожжение особняка лорда Мэнфилда, оторванные рукава архиепископа Йоркского, которые швырнули ему в лицо прямо на улице, побеги из тюрем, военное положение, — но Генри об этом не знал, и ему не было ни до чего дела. Всю дорогу до дома тридцать два на Сохо-сквер, где жил Бэнкс, он прошел пешком. Генри Уиттакер постучал в дверь, назвал свое имя, встал на пороге и стал ждать свою награду.
* * *Бэнкс отправил его в Перу.
Это и стало его наградой.
Бэнкс был довольно обескуражен, увидев Генри Уиттакера на своем пороге. За последние несколько лет он почти забыл о пареньке, хотя был достаточно умен и вежлив, чтобы не показать виду. В голове Бэнкса хранились поразительные объемы информации, и обязанностей у него было немало. Он занимался расширением территории королевского ботанического сада и организацией и финансированием бесчисленных ботанических экспедиций по всему миру. Почти каждый корабль, прибывавший в Лондон в 1780-е, имел на борту саженцы, семена, луковицы или черенки для сэра Джозефа. Кроме того, он пользовался почтением в высшем обществе и следил за всеми новыми научными открытиями в Европе, во всех областях — от химии и астрономии до овцеводства. Проще говоря, сэр Джозеф Бэнкс был чрезвычайно занятым человеком и последние четыре года вспоминал о Генри Уиттакере отнюдь не так часто, как Генри Уиттакер о нем.
Тем не менее он впустил Генри в свой личный кабинет, через несколько минут припомнил сына садовника, предложил ему стакан портвейна, от которого Генри отказался, и попросил рассказать все об экспедиции. Бэнкс, разумеется, знал, что судно «Резолюшн» вернулось в Англию; кроме того, на протяжении всего плавания он исправно получал письма от мистера Нельсона, но Генри был первым из команды, кого Бэнкс встретил лично, прямиком с корабля, и потому он был ему рад, а припомнив, кто он такой, приготовился слушать с глубоким любопытством. Генри проговорил без остановки почти два часа, подробно описав свою работу ботаника и личные впечатления. Отметим, что он не слишком церемонился и не деликатничал, из-за чего его отчет приобрел особую ценность. И когда он закончил свой рассказ, Бэнкс прямо-таки светился оттого, что узнал так много. Ведь больше всего на свете сэр Джозеф любил, чтобы люди думали, будто он ничего не знает, в то время как он на самом деле знал бы обо всем. В данном случае официальный, отполированный в верхах отчет о плавании «Резолюшн» ему представили бы еще не скоро, а он уже был в курсе всего, что произошло за третью экспедицию Кука.
Генри говорил, а Бэнкс все больше поражался. Он понял, что последние несколько лет молодой человек занимался не столько изучением, сколько покорением природного мира; теперь у него были все задатки для того, чтобы стать первоклассным ботаником. Бэнкс осознал, что должен во что бы то ни стало оставить парня при себе, пока того не переманили другие. Бэнкс и сам преуспел в переманивании чужих людей; он часто пользовался деньгами и обаянием, чтобы завлечь перспективных молодых людей на службу в Кью, заставив их бросить свои ведомства и экспедиции. Но за годы и он, разумеется, упустил нескольких таких юношей — те соблазнились теплыми и денежными местечками в богатых поместьях, где стали штатными садовниками. Бэнкс решил, что на этот раз такого не допустит.
Низкое происхождение Генри Бэнкса не волновало: он ничего не имел против людей низкого происхождения, если те знали свое дело. Натуралистов в Великобритании было как грязи, но большинство из них были болванами и дилетантами. Тем временем Бэнкс отчаянно нуждался в новых видах растений. Он бы с радостью сам ездил в экспедиции, но ему было уже под пятьдесят, и его буквально доконала подагра. Суставы распухли и болели, и большую часть дня он проводил сидя, не в силах встать из-за письменного стола. Вот ему и приходилось отправлять вместо себя сборщиков. Найти их было не так просто, как кажется. Немного было крепких молодых людей, горевших желанием за ничтожное жалованье умереть от малярии на Мадагаскаре, погибнуть в кораблекрушении на Азорских островах, подвергнуться бандитскому нападению в Индии, попасть в заложники в Гренаде или попросту сгинуть на Цейлоне.
Хитрость Бэнкса заключалась в том, чтобы заставить Генри поверить, будто он уже на него работает, и не дать ему времени опомниться, услышать предостережение из чьих-нибудь уст, влюбиться в какую-нибудь вульгарно одетую девицу или настроить планов на будущее. Бэнкс должен был убедить Генри, что будущее того уже расписано и принадлежит это будущее Кью. Генри Уиттакер был самоуверенным малым, но Бэнкс знал, что перевес на его стороне, ведь он был богат, могуществен и знаменит и благодаря этому казался порой чуть ли не рукой Божественного провидения. Хитрость была в том, чтобы орудовать этой рукой ничтоже сумняшеся и быстро.
— Славная работа, — сказал Бэнкс, выслушав рассказ Генри. — Ты хорошо потрудился. И теперь я отправляю тебя в Анды.
Генри на минуту оторопел: что за Анды? Это остров такой, что ли? Или горы? Страна? Как Нидерланды?
Но Бэнкс уже пустился в объяснения, как будто все было предрешено: