Но проверить, конечно, стоило.
Я спрятал Киру за деревом и наказал слушать рацию, а сам осторожно пробрался внутрь через выломанную панель в стене. Когда-то здесь стояла охранная башня с автоматической турелью, потом она сдохла, и некий хозяйственный умелец расковырял ее на запчасти.
Под ногами хрустела бетонная крошка, чавкала влажная рыжая грязь — даже когда завод окончательно рухнет, на земле под ним долго еще не взойдет ни одного ростка: почва на несколько метров пропиталась солями металлов, химией, человеком.
В цеха я забираться не стал. Судя по чудовищной мешанине искореженных балок, проводов, вывернутых наизнанку станков и транспортеров, живым там делать нечего. Конечно, люди потихоньку таскают отсюда металл на продажу, но ночевать в здравом уме никто не станет. Того и гляди, свалится на голову какое-нибудь ржавье весом в пару тонн и похоронит к ядреной матери.
В административном корпусе разрухи, казалось, было поменьше. Впрочем, все сколько-нибудь ценное отсюда давно вывезли, столы-стулья-сейфы — это же не станки в сотню пудов, приваренные к полу. Пыльную лестницу едва не до потолка завалили бесполезным хламом. То ли при эвакуации, то ли потом, когда грабили.
Я не знал, что здесь в свое время случилось. Честно говоря, никогда не интересовался. Но в общих чертах догадывался. Таких индустриальных трупов в окрестностях столичного купола — навалом, чуть ли не по штуке на квадратный километр. У Москвы всегда кто-то с кем-то воюет. Наверное, маленький клан ввязался в драку на стороне больших дядей, только не на той, к сожалению: могучие союзники проиграли. В итоге кланчик оттеснили от собственной недвижимости, хорошо если вообще не истребили. А потом, когда от времени вышла из строя охранная система завода и встали сборочные линии, склад взломали, вынесли остатки сырья и движимое имущество, а здание подорвали.
«Жаль, что мне не довелось оказаться здесь в тот момент, — подумал я мельком. — Вынес бы на всю жизнь вперед. Хотя… наверняка и без меня было достаточно желающих».
На втором этаже заводоуправления я быстро обыскал все помещения, не слишком рассчитывая кого-то найти — просто выбирал комнату почище, без груд хлама и слипшихся в кучи отбросов. Не без труда, но все же нашел.
Притянул к губам шарик микрофона, тихо сказал:
— Кира, все чисто. Заходи.
Я встретил ее на пороге и, поймав восторженный взгляд, понял, что угодил наконец. Такого жуткого и завораживающего зрелища она и не думала увидеть в своей прежней вавилонской жизни. Эх, жаль, прижали нас у кольцевого заслона тогда! А то бы обязательно показал Кире разрушенный портал. И к разбомбленной танковой колонне, легендарной кормилице сталкеров, обязательно сводил. Пусть бы наудивлялась до печенок.
Конечно, она сразу же потребовала экскурсию. И не успел я ничего возразить (сказать по правде, я даже не собирался), как Кира ткнула меня кулачком в плечо и раздельно проговорила:
— Я. Хочу. Все. Посмотреть.
С трудом, но я все же подавил смешок. Прямо как пресловутая Сара, предводительница роботов из детских страшилок. Та тоже, если верить слухам, говорит резаными фразами. Проблемы с речевым блоком.
— Пожалуйста, — добавила Кира и взяла меня за руку. — Пойдем?
Не скажу, что я прямо так и растаял, но на сердце потеплело. Сколько у нее, бедной, развлечений в этом походе? Минус сто? То головорезы, то монстры, то роботы… Погони, стрельба, страхи и тяжелые переходы. Да и я постоянно ору на нее, заставляю экономить воду, идти, когда силы на пределе. И глазом своим посверкиваю с прицельными засечками на зрачке. Единственный на весь мир друг — и тот больной на всю голову.
— Только для тебя и только сегодня. Бесплатная экскурсия по развалинам завода.
Долго мы не ходили, хоть я и боялся, что проторчим в цехах и на сборочном конвейере весь день. Но Кира быстро заскучала: чего там смотреть, все одно и то же: ржавая железная круговерть. Ногу сломать — раз плюнуть.
Во дворе, в ворохе пузырящейся краски, что отваливалась целыми кусками, как кожа при радиоактивных ожогах, ржавели остовы погрузчиков. Моторы, сервоприводы, электронику с них давным-давно сняли, остались только неприлично обнаженные скелеты. На складе, как я и предполагал, в свое время хорошо повоевали — мародеры делили ресурсы или охранные автоматы бились из последних сил. Изрешеченные стены давно прогнили, а воронки от подствольных гранат затянула черная жижа. В заводоуправлении Кира внимательно осмотрела три комнаты, в еще две заглянула, остальные даже не стала открывать. Чувствуется, атмосфера тотального запустения приелась и ей.
«Ценных» трофеев мы добыли немного: помятый рожок от АКМС, несколько стреляных гильз, изорванный рулон стекловаты и прокисшую от влаги, покрытую плесенью и грибком пустую аптечку. Еще одну находку — мумифицированный труп в армейском х/б я благоразумно от Киры скрыл. Лежит себе и лежит, каши не просит.
В выбранной комнате мы расчистили ближний к окну угол, постелили на пол пару относительно целых кусков стекловаты. Кира отпросилась на улицу, где сначала пропала на пару минут, а потом долго бегала по траве, размахивая белым полотнищем. Как оказалось — собирала росу на сменную футболку. Я смотрел за ней из окна, как она двигается, наклоняется к земле, становится на колени, и улыбался неизвестно чему.
Силь бы меня поняла.
Собирать росу во фляжки я не разрешил.
— Почему?
— Обойдемся пока своими запасами, неизвестно, какой здесь фон. Но умываться вполне можно, так что не стесняйся.
Первым делом Кира оттерла физиономию мне, приговаривая, что таких небритых грязнуль в город не пускают.
— Ты еще не видела сталкеров после трехмесячного похода! Вот где красавчики.
— Не сомневаюсь. Но ты у меня должен быть чистый и красивый.
А, вот как! Уже «у меня». Быстро же нас, мужиков, прибирают к рукам.
Потом она вдруг покраснела и тихим голосом попросила:
— Отвернись, пожалуйста. Я хочу обтереться… до пояса.
— Пфф, — я с самым невинным видом пожал плечами, хотя не могу, не покривив душой, сказать, что ее слова не включили мое воображение. Грудь такой идеальной формы стоит того, чтобы ею любовались. — Я тогда спать лягу. Носом к стенке, чтобы тебя не смущать.
Вымотался я. Как и в день гекатомбы Шакалов, стоило мне поудобнее устроиться на мягких рулонах и отвлечься от таинственного шуршания за спиной, я моментально заснул. Накопившаяся усталость выключила меня из мира. Я потух, словно КПК со снятой батареей.
А когда проснулся, было темно. И тихо, лишь где-то далеко, на пределе слышимости трещала какая-то ночная тварь. Цикады, наверное.
Совсем рядом, чуть ли не мне в ухо спокойно сопела Кира. Умаялась стоять на часах, да и прикорнула рядышком. От ее тела шло успокаивающее тепло, рука лежала поперек моей груди — наверное, чтоб не убежал.
Стоило мне чуть-чуть пошевелиться, как Кира тут же вздрогнула, обхватила посильнее и прижалась к моему боку. И даже что-то пробормотала во сне. Словно ребенок, у которого вдруг решили отнять любимого плюшевого мишку.
Дорожная сеть у Новой Москвы. Локальные координаты 122006 Заброшенная частная дорога. Локальные координаты 121906
Кира спала, свернувшись, словно котенок, и снилось ей явно что-то хорошее, потому что иногда она улыбалась. Я осторожно, стараясь резким движением или шумом не разбудить ее, освободился. В руках Киры осталась только куртка.
Она вздохнула и уткнулась лицом в плотную ткань.
М-да. Знал бы заранее, хотя бы постирал.
«Нет в тебе романтики, брат Андреналин! О чем думаешь?!»
А о чем мне еще думать, когда я сижу на корточках над мирно посапывающей девушкой, и всю мою душу переполняет нежность? Когда хочется подхватить ее на руки, поцеловать, обнять крепко… Будить только жаль, устала ведь за день.
Да какое там обнять!
В облегающей рубашке и коротких шортах, с поджатыми босыми ногами, с косичкой, утонувшей под воротом, Кира выглядела настолько соблазнительной, что я с трудом сдерживался.
Наверное, внутренний голос должен был нашептывать мне что-то вроде: «Ну, что же ты! Не зевай! Она в твоей власти! Она всем тебе обязана…», а я — вести с ним тяжелую внутреннюю борьбу. Так обычно рассказывают в узком мужском кругу после десятой кружки.
Но внутренний голос молчал. И боролся я не с ним, а с дыханием, которое вдруг стало хриплым и прерывистым. Кровь бросилась мне в лицо, зашумела в ушах. Мельком я подумал, что Кире сейчас лучше не просыпаться — прицел на зрачке наверняка уже светится.
Третий месяц без женщины. Даже для сталкера тот еще рекорд.
А Кира со своими заморочками любого мужика с ума сведет, даже вполне удовлетворенного.
«Отвернись, я оботрусь». «Ой, я что-то замерзла, можно о тебя согреться?»
«Отвернись, я оботрусь». «Ой, я что-то замерзла, можно о тебя согреться?»
Или приподнимется на цыпочках, потянется, как игривая кошка, словно и не замечая, как натянулась на груди армейская гимнастерка. Сил нет терпеть.
Я приподнялся, перешагнул через Киру и вышел в коридор. Спустился на пролет ниже и саданул кулаком в стену что было сил.
И еще раз. Еще. Бил, пока не расшиб костяшки в кровь.
Не полегчало, но, по крайней мере, боль меня отрезвила. Лицо перестало гореть, дыхание более-менее выровнялось.
Наверное, это не большой подвиг… и все же так правильно. Не знаю уж, что там было у Киры в Вавилоне, кого она там оставила и как жила. Не знаю. Может, она привыкла ко всему и отреагировала бы спокойно. Или сама только и мечтает о том же, недоумевая, когда рохля Андреналин наконец сообразит.
А если нет? Вдруг — слезы, истерика, страх? Как я могу сделать ей больно, напугать ее, если сам поклялся ее защищать? Пусть даже мысленно.
Но поклялся я памятью Силь. Еще тогда, на парапете портала в «сотой» промзоне.
Да и воспользоваться доверием девушки, у которой нет других защитников в этом мире, кроме тебя, — подло. И можно потом сколько угодно оправдываться, что мир жесток, что обычно именно так все и поступают, только совесть не заглушишь.
Если она у тебя есть, конечно.
Когда я вернулся в комнату, Кира все так же спала. Совершенно безмятежно. Разве что еще крепче обняла мою куртку и даже закинула на нее ногу.
Я примостился у окна, откинул, стараясь не скрипнуть петлями, проржавевший каркас бронещитка, чтобы меня нельзя было разглядеть снаружи. На всякий случай положил рядом смарт и стал смотреть на Киру.
За окном царило спокойствие, ни движения, ни подозрительного шума. Крикливые ночные животные обходили завод стороной. Только цикады, невидимые в полутьме, по-прежнему скрежетали. Когда они вдруг затихали, я подбирался, ожидая незваных гостей, высматривал, не мелькнет ли где подозрительная тень. Но тут насекомые снова затевали свой концерт — на час, на два, до следующей паузы.
Ближе к утру завозился Тикки. Выполз из-под накидки, приковылял ко мне. Он вообще вел себя довольно странно для хладнокровного существа. Спал и ел в любое время, обычно вместе с людьми. Может, привык к нашему распорядку, а может, ментальная связь накладывала свой отпечаток. Но, как бы то ни было, ночные холода все равно делали его вялым и сонным. Вот и сейчас он с трудом перебрался через свернутую стекловату, дополз до меня и сразу же прижался к ноге. К человеческому теплу. Не знаю уж, почему он не остался рядом Кирой, под курткой. Правда, она как-то рассказывала, что бедный геккон с трудом переносит сны, особенно кошмары. Ящерка находится в пси-контакте с хозяйкой и, естественно, чувствует ее эмоции и переживания. И не понимает, почему та спокойно лежит, не спасается, никуда не бежит сломя голову, а сознание меж тем транслирует безотчетный страх и даже панику.
Я поднял геккона с пола, посадил рядом с собой, на подоконник, накрыл Кириной футболкой. Заодно совершенно некстати представил, как она прошлым вечером обтиралась за моей спиной.
Тикки зашуршал под тканью. Наверное, уловил ход моих мыслей и сурово осудил непочтительность к хозяйке.
— Ну, прости, — прошептал я, — больше не буду.
Еще долгих, бесконечно долгих четыре часа продолжалась моя вахта. И только когда почти рассвело, Кира пошевелилась и, по-моему, даже мурлыкнула. Открыла глаза, увидела, что обнимает лишь куртку, испугалась и, приподнявшись на локтях, сонным взглядом уставилась на меня.
— С добрым утром! — сказал я. — А также с добрым вечером и доброй ночью!
Она зевнула, изящно прикрыв рот ладошкой.
— А-ах… Я разве долго спала? Мне показалось, что совсем чуть-чуть.
— Какое там чуть-чуть! Ты у нас соня из сонь. Даже Тикки и тот давно проснулся.
— Ой. И ты меня не разбудил? Стоял на страже, пока я тут дрыхла? Ну, зачем, Андрей?! Я бы и за полночи выспалась…
— Не переживай, все нормально. Я тоже хорошо отдохнул. — Не удержался и добавил: — Пока ты меня охраняла.
Кира поникла.
— Я заснула, да?
— Ага, у меня под боком. Знаешь, как сложно было вылезти, чтобы тебя не разбудить?
— Ну… понимаешь… когда стемнело, мне стало страшно. Я не видела тебя и все время боялась, что ты исчезнешь. Вот и села рядом. Задумалась о чем-то и… Незаметно заснула.
— Боец! — я грозно посмотрел на нее. — Встать! Смирно!
Ничего не понимая, Кира испуганно прижала руки к груди, потом, подчиняясь моему взгляду, поднялась, вытянула руки по швам.
Сонная, с растрепанной косичкой, босая, она смотрелась так нелепо в помятой армейской гимнастерке и в солдафонской позе, что я едва не рассмеялся.
— За самовольное оставление поста — три наряда вне очереди!
Слава куполу, она поняла игру.
— Есть, сэр! Разрешите исполнять, сэр! А… а что надо делать?
Тут уж я не удержался — прыснул. Кира тоже хихикнула.
— Умойся, приготовь завтрак. Этого вот, — я вытащил из-под футболки упирающегося Тикки, — господина накорми.
— Есть! — ответила она и принялась развязывать мой рюкзак, где еще оставалось несколько упаковок рациона.
Я с трудом отвел взгляд от полоски обнаженной кожи над талией, водрузил на подоконник снайперку и уткнулся в обрезиненную подушку оптического прицела с такой силой, словно не было на свете интереснее занятия, чем осматривать парящую утренним туманом траву.
Минуты через три рядом примостилась Кира, с хрустом надорвала вакуумную пленку рациона. Прижалась ко мне и вполголоса сказала на ухо:
— Завтрак, командир.
От тепла ее дыхания снова побежали мурашки. Я отложил винтовку, повернулся, и Кира, не успев среагировать, ткнулась губами мне в щеку.
Проклятие! Меня обдало таким жаром, что еще немного и можно будет прикуривать. Либо она ничего не понимает, либо наоборот — и тогда явно испытывает мое терпение.
И как прикажете себя вести?
— Но-но! — сказал я, старательно имитируя нормальный, спокойный голос. — Отставить подлизываться!
Кира снова вытянулась, оправила гимнастерку. И где ее только такому научили? Не говоря уж о том, что на расстоянии десяти сантиметров ее фигура смотрелась в разы предпочтительнее.
Я сглотнул, взял из ее рук рацион.
— Поела? Тикки покормила?
— Да.
— Вот и хорошо. На вот, — кивком я указал на СВД, — посмотри по сторонам, пока командование принимает пищу.
Она уселась на мое место, с трудом вскинула тяжелую винтовку, припала к прицелу.
— Андрей, а где шоссе?
— На Москву? Западнее на шесть целиков.
— Что? — Кира удивленно посмотрела на меня.
Конечно, откуда ей знать снайперский жаргон. Я притянул винтовку за цевье в нужный сектор.
— Ищи здесь.
Она зашарила стволом по горизонту. Я привалился спиной к раме. Мечта сталкера: во фляге — вода, в руке — жрач, пусть и синтетический, рядом красивая женщина. Что еще надо? Полный рюкзак товара, наверное. Ну, если будет спокойно, можно порыскать по развалинам, глядишь, на заводе найдется что-нибудь ценное. Не все же вынесли прежние добытчики.
Вдруг Кира встрепенулась, вцепилась в СВД, как ночью в мою куртку.
— Андрей! Там кто-то есть! На шоссе!
Я перехватил ствол, глянул в оптику. А ведь и правда! Вот молодец, девочка!
— Отлично! Рукопожатие перед строем!
Кира недоверчиво смотрела на меня.
— Это… хорошо?
— Конечно. Грузовой робот, несколько человек охраны вокруг и передовой разъезд. Что это может быть?
— Не знаю.
— Караван, Кира! Торговец.
Я сжевал остатки рациона, закинул за спину винтовку. Подхватил с пола мешок, на ходу затягивая ремни.
— Собирайся быстрее. И Кир… переоденься. Футболку надень или что там у тебя есть. День будет жаркий, вон как роса парит.
Ворота завода остались позади. Мы споро шли наперерез каравану, и я не сомневался, что скоро догоним, — в прицеле снайперки грузовой робот смотрелся как на ладони: старая, списанная с какой-нибудь из федеральных шахт развалюха. Ржавого топтуна, конечно, залатали, как могли, но скорость у него от этого не повысилась. Медленно полз, переваливаясь на ходу, поскрипывал старыми суставами и ревел на поворотах изношенным двигателем.
Главное, чтоб за всей этой какофонией охрана каравана не прозевала гостей. В КПК нас не видно, могут подумать, что мародерский авангард.
Нас остановили километра за полтора — зря я беспокоился, охрана свое дело знала. Суровый голос потребовал на общей волне:
— Стоять! Кто такие? Включить КПК! Иначе стреляем!
Хорошо у рации автономное питание, и хорошо, что я держал ее включенной. Иначе могла случиться неприятность.
— Сталкеры. Идем со стичьего заслона. Не стреляйте, наладонники не пашут — заряд еще три дня назад сдох.