Она отстранилась, в глазах – могу поручиться, они были в тот момент одного цвета с луной – блеснула насмешка.
– Не хочешь перекинуться – или не можешь? Ты же маг, что тебе стоит?
Я решил, что моя красотка пьяна.
– Увы, не могу. Это в сказках маги перекидываются в демонов, а мы с тобой в реальном мире. Пожелай чего-нибудь другого.
Тоскливо мне стало: и этот мир – реальный? Порой думается: всего этого не может быть наяву, и я, наверное, лежу в реанимации после покушения бабкиных наемников, вот сейчас очнусь, и окажется, что с того дурацкого дня прошло не два года, а от силы полтора месяца.
Она усмехнулась.
– Значит, никудышный ты маг, и тогда тебе одно осталось – пойти утопиться!
– Если настаиваешь, утоплюсь. Идем к каналу, ради тебя я на все согласен!
И впрямь готов был сигануть в канал, лишь бы ей это понравилось. Начало осени, вода еще не слишком холодная, а я превосходно ныряю и плаваю, вдобавок знаю заклятие, защищающее от водяного народца. Летом, когда управитель таможни устроил для нашей избранной компании прогулку на Чаячьи острова, я показал такое представление с прыжками в море со скалы, какого здесь никто не видел. И мой покровитель, и остальные зрители были в бешеном восторге, так орали и улюлюкали в мою честь, что всех чаек распугали. Вот я и решил, что смогу развлечь своим «утоплением» эту пресыщенную колдунью, не рискуя даже простуду подхватить, а потом, когда выберусь из воды, попрошу ее меня согреть… Но она только засмеялась и бросила:
– Тебе не здесь надо утопиться.
И исчезла. Вроде бы отступила в толпу гуляющих доброжителей, вроде бы скрылась за чужими спинами, а на самом деле словно в воздухе растаяла. Я так и не нашел ее, хотя искал весь остаток вечера, как одержимый. Кидался к девушкам в венках, издали на нее похожим, но каждый раз оказывалось – не та.
Потом начались эти сны. Сюжет всегда один и тот же: я куда-то иду, блуждая по улицам, по задворкам, по паркам, по пустырям, знакомое мешается с незнакомым, и я понимаю, что заблудился. Появляется кто-то, кого я знаю, зовет меня с собой, но вместо того, чтобы вывести, заманивает на обрывистый берег озера. Вода внизу похожа на черное зеркало. Провожатый толкает меня в спину, я падаю – и просыпаюсь, но за секунду до этого вижу, что на берегу вместо прежнего спутника стоит она, моя ведьма с праздника Доброго Урожая.
Однажды меня завел в эту западню отец Марсии, причем в тот раз я вовремя догадался, что меня собираются спихнуть в озеро.
«Я же говорил, что когда-нибудь убью тебя, – во сне он выглядел моим ровесником. – Разве ты забыл?»
Я понял, что это чистая правда, и сердце сжалось от невыносимой тоски. Когда он меня толкнул, я, как обычно, успел увидеть, что он превратился в смеющуюся ведьму в растрепанном венке, – и испытал несказанное облегчение: все в порядке, это же в действительности не он! Не хочу, чтобы этот человек желал моей смерти. Почему-то мне от этого горько, и дело вовсе не в том, что он могущественный маг, которому нет равных среди молонских магов.
В таком сне мне может встретиться кто угодно из тех, с кем я знаком дома или здесь, но это сплошной обман – всеми этими людьми притворяется ведьма, которая хочет утопить меня в озере с зеркально-черной водой».
– Вляпался… – пробормотала себе под нос Зинта, захлопнув тетрадку. – И как же теперь тебя спасать?
Эдмар объявился дома тем же вечером. Опять улизнул из интерната.
– Твой добрый куратор знает о том, что тебя преследует снаяна? – смерив его хмурым взглядом – молодец, ничего не скажешь! – осведомилась лекарка.
– О, да ты прочитала мой дневник? – он картинно изогнул бровь.
– Я прочитала то, что ты мне подсунул. Когда надо, ты прячешь на совесть. Скажешь, нет? И почему, интересно, ты все это изложил по-молонски? Мог же воспользоваться письменностью другого мира, тогда бы никто ничего не прочитал.
– Один-ноль в твою пользу, – ухмыльнулся Эдмар.
– Я не знаю, что значит один-ноль, но у тебя есть голова на плечах? Если к тебе прицепилась снаяна, нужно обратиться к добрым экзорцистам, а то постепенно зачахнешь. Ты говорил об этом с куратором?
– Это не снаяна. Нас учат определять такие вещи, совсем не то. И от снаяны я смог бы защититься, не беспокойся.
– Эдмар, ты не настолько сильный маг, чтобы позволять себе такую самоуверенность. С этим надо что-то делать!
– Вот я и думаю, что делать. Кучу литературы в библиотеке перерыл, но о таких, как она, ничего не нашел. Куратору об этом не рассказывай, ладно? Его это не касается.
– Может быть, ты ее… это существо, она ведь, возможно, не человек… чем-то обидел? Ты был с ней вежлив?
– Разумеется. Все произошло точь-в-точь, как я описал в дневнике.
– Если это и вправду ведьма, она нарушает устав Доброй Магической Коллегии. Среди магов тоже попадаются зложители. Видимо, она очень сильная… Я слышала, иногда такие цепляются к пригожим молодым парням и стараются отомстить, если те их отвергают.
– Да разве я отвергал? Сама убежала, я-то был не против.
– Тогда, наверное, ты приставал к ней, позволил себе лишнее?
– Всего лишь ответил игрой на ее игру. И у меня не было впечатления, чтобы ее что-то рассердило. Подошла, заморочила голову и испарилась. И с тех пор насылает сны про свое озеро. Я решил на всякий случай сообщить об этом тебе, но больше никому ни слова. У меня предчувствие, что этого делать нельзя, хуже станет. Интуиция мага.
Этот паршивец в конце концов вытянул у Зинты обещание, что она ничего не скажет ни куратору, ни кому бы то ни было еще. Хотя какая там у него интуиция, если в школе магов он, несмотря на острый ум и хорошую память, числится среди посредственных учеников? Однако настаивать на своем он умел, и лекарка сама не заметила, как уступила. С другой стороны, похоже на то, что бессовестная старая ведьма (наверняка она старая, решила Зинта, хотя на празднике прикинулась молодой) всего лишь развлекается, не причиняя ему вреда. Эдмару до сих пор ничего не сделалось: ни слабости, ни малокровия, ни черной меланхолии, ни другой хандры, и мужская сила его не покинула, хотя времени прошло изрядно – озеро ему снится с начала осени, а сейчас на дворе весна.
Он ушел по своим непохвальным делам, а Зинта уже забралась в постель, когда оконное стекло задребезжало от стука. В этот раз она не стала вдругорядь открывать, сперва окликнула:
– Кто там?
– Да я же, я! Должок за мной!
Встав на табурет, она спросила через форточку:
– Чего тебе надо? Мы же договорились, я сама тебя позову.
– Улетаю в другие края, а то у вас тут голодно. Подамся туда, где жизнь сытнее, народ смелее… Ну, ты понимаешь, о чем я. Не надумала спросить, чтобы мы были в расчете?
– Насчет снов у тебя можно спрашивать?
– Сны – это не ко мне. Мы, крухутаки, отвечаем только за явь. Не надумала?
– Пока нет.
– Тогда имей в виду, если позовешь потом, я оттуда сюда не вмиг долечу, на дорогу время потребуется. Мы, крухутаки, всегда платим долги. Лучше бы ты чего спросила, пока я здесь…
Зинте хотелось выспаться, и она захлопнула форточку, без обиняков дав понять, что разговор окончен.
Потрясение такой же сокрушительной силы Дирвен испытал один-единственный раз: семь лет назад, когда суд принял решение забрать его у матери и отдать на воспитание Фронгеде Хентокенц. Он тогда словно ухнул в яму, из которой затхло и стыло тянуло подпольем. И теперь то же самое, хотя в этой комнатушке с кроватью вроде бы тепло, сквозь истончившиеся после множества стирок хлопчатобумажные занавески сочится солнечный свет.
Пришибленный, Дирвен не ощущал больше ни весеннего солнца, ни тепла.
– Так ты не девушка?.. – смог он наконец вымолвить. – Ты говорила, до меня у тебя никого не было… Ты наврала?
– До тебя я никого не любила. – Она смотрела в сторону и наклонила голову так, чтобы гладкие волосы песочного цвета занавешивали лицо. – Это правда. Когда меня хотели принести в жертву куджарху… Ему отдают девственниц, и когда я убежала, я встретила пастухов… В общем, если б не они, я бы не спаслась, от наших просто так не сбежишь.
– Сколько их было? – с трудом выговорил Дирвен помертвевшими губами.
– Какая тебе разница?
– Я спросил, сколько было пастухов?
– Трое. Иначе меня бы отдали куджарху…
Значит, трое! Хотелось разрыдаться, но внутри у него как будто все окаменело. А он-то вначале заговорить с ней не смел, не решался признаться в любви… Он-то думал, что она лучше и чище всех на свете.
– Уходи. Я не из тех, кто подбирает объедки.
Хеледика молча встала с заскрипевшей кровати и начала одеваться. Хотелось ее ударить, но в то же время не хотелось ни смотреть на нее, ни прикасаться к ней… К такой прикоснешься – сразу испачкаешься.
Наконец стукнула дверь. Из коридора донеслись голоса: гостиничная прислуга что-то спросила, и она ответила с безразличной интонацией, словно не произошло ничего особенного. Скользкая, грязная, продажная гадина. Только обманывать умеет.
Дирвен уткнулся лицом в подушку, пропахшую чужим потом и чужими мыслями. Текли минуты, а он лежал пластом в номере маленькой дешевой гостиницы на южной окраине Аленды, и не было сил, чтобы встать, натянуть разбросанную по полу одежду и уйти из этого страшного места.
– Суно, хочешь свежий анекдотец? Тейсу проснулся, поглядел вокруг и завалился спать дальше.
Вымотанный Орвехт изобразил одобрительную улыбку. Он только сегодня утром вернулся из Мезры, прибыл сюда прямо с вокзала, а перед тем всю ночь под мерный перестук колес писал отчет о своих наблюдениях на проклятой территории. Он бы сейчас тоже не отказался завалиться спать, как мифический Тейсу, с которого никто никаких отчетов не требует.
– Устал? – с сочувствием поинтересовался Кьюронг.
Приземистый, лысоватый, с морщинками-лучиками возле глаз, давно приученных к улыбчивому прищуру. Сильный экзорцист – пусть он в одиночку не работал, для подкрепления ему вполне хватало тройки-четверки не столь одаренных коллег. Анекдоты для него были основным способом неофициального общения. Он знал их великое множество, на любые темы, и мог выдавать без перерыва – как будто опасался, что с ним вдруг заговорят о чем-нибудь несмешном.
– Не то слово.
– А насчет пробуждения Тейсу – это не белиберда. Тебя здесь не было, когда наш лазутчик из Китона вернулся. В каком виде, страшно рассказывать, его сейчас лечат, но красавцем ему никогда уже не бывать. Провел там шесть лет приказчиком при торговой фактории, выучил язык китони, потом угодил к ним в рабство. По его данным, китонские жрецы считают, что два года назад Тейсу ненадолго пробудился, чтобы поделиться с ними своей силой, однако с тех пор больше не подает признаков жизни. Они тогда сильно обрадовались, но дозваться его так и не смогли. Это было похоже на однократный всплеск, после которого он то ли помер окончательно, то ли решил, что этот мир – не то место, где стоит просыпаться. По этому поводу собирали всех экзорцистов в зале Медного Грифона, так что тебе тоже положено знать.
– Спасибо, учту.
Суно подумал, что если пресловутый Тейсу сейчас снова заявит о себе и магам Ложи придется эту тварь убаюкивать – ибо кому же еще, если не им? – то он, Орвехт, имеет все шансы осрамиться, уснув раньше, чем объект воздействия, на середине экзорцизма… К счастью, стулья в Яшмовом зале были жесткие, с прямыми спинками, что дремоте не способствовало.
Речь шла о вопросах привычных и болезненных.
Мезра, которую желательно вернуть, очистив от нежити, для чего надо собрать черепа и кости китони и предать их огненному погребению по китонскому обычаю, но этого никак нельзя сделать, пока Мезра находится во власти нежити. Заколдованный круг. Туда уже посылали сильные группы с таким заданием, Орвехт дважды принимал участие в этих вылазках. Ему повезло, оба раза он уцелел. Кое-кому повезло меньше.
Один из пожилых коллег заявил, что хочет предложить «идею, которая покажется крамольной»: привлечь к этому делу кого-нибудь из древних магов, вдруг у них получится? В зале раздались смешки – мол, каким же это образом калеки без рук, без ног будут собирать китонские останки? Суно, не столь циничный, неодобрительно нахмурился. Почтенный Тавелдон начал, сердясь, растолковывать, что он имел в виду: взять кого-нибудь из тех, кого еще не успели отправить в Накопитель. Конечно, древний древнему рознь, и для Мезры годится не всякий, а кто посильнее, из лучших учеников. Стоит обратить внимание и на соседние страны, ибо если там обнаружится кандидатура с незаурядными способностями – долго ли выкрасть? Вокруг этой нетривиальной идеи разгорелся спор, и Суно начал потихоньку задремывать, а когда, вздрогнув, очнулся, речь шла уже о Ктарме.
Очередная смертница запустила «ведьмину мясорубку» на площади Полосатой Совы. Семьдесят пять человек погибло, двадцать шесть ранено. Удалось установить, что ужасательница прибыла с территории Овдабы, но просвещенная овдейская сторона, неукоснительно блюдущая свою Хартию Личных Прав, в ответ на официальные претензии заявила, что отвергает обвинения в поддержке ужасателей, а Ктарма, как и всякое сообщество добровольно самоопределившихся личностей, имеет безусловное право на существование и самовыражение.
Проблема заключалась в том, что ктармийских ужасателей, которые действуют с упорством насекомых, следующих велениям своей природы, крайне сложно перехватывать. Они похожи на одержимых, и, что еще хуже, магия у них особая, для посторонних непонятная. Чужих магов они чуют на расстоянии и способны так затаиться, что среди окружающего народа их не вычислить. Обычно на перехват посылают группу амулетчиков, те могут подобраться к ним вплотную, но ужасатели, имея это в виду, соблюдают осторожность и присматриваются к появившимся поблизости компаниям. Самый эффективный вариант – сильный и хорошо вооруженный амулетчик-одиночка. Дирвена Корица сейчас затачивают для таких заданий.
После сожалений о том, что Ктарма в этот раз обыграла Ложу, магов Большого Внутреннего Круга ознакомили с положением дел в тех краях к юго-востоку от плоскогорья Руманди, где неуемно бесчинствует волшебный народец. С одной стороны, ничего хорошего, поскольку сурийцы, понаехавшие в Ларвезу, не смогут в ближайшее время вернуться в родные места. С другой – ничего особо плохого, ибо волшебный народец постоянно проявляет повышенную активность то там, то здесь, и пусть это лучше будет там у них, чем здесь у нас. По прогнозам, в ближайшие два-три столетия Ларвезе такая опасность не грозит.
Когда собрание закончилось, Орвехт сдал свой командировочный отчет Шеро, и тот, поглядев на измученную физиономию коллеги, без разговоров отпустил его домой отсыпаться.
Суно жил в часе ходьбы от резиденции, на улице Розовых Вьюнов. Если обстоятельства располагали, он предпочитал пешие прогулки, но в этот раз взял наемную коляску.
Полная женщина с седыми буклями, в синем домашнем платье, которая выглядела сильно встревоженной и старалась идти быстрее, чем позволяли ей силы, показалась ему знакомой. Сименда, его домоправительница. Выскочила из дому без шляпки и куда-то спешит едва ли не бегом. С тоскливой досадой Суно понял: прямо сейчас отправиться спать не получится.
– Что случилось?
– Господин Орвехт?! – она сощурилась, глядя на него против солнца. – Как вовремя вы вернулись! Хеледика ушла, а перед этим всю ночь проплакала и утром плакала, а потом обняла меня, сказала «всего вам хорошего, матушка Сименда» – и из дома, а у себя на столике письмо оставила, а я прочитала – и за ней…
– Письмо у вас? – перебил маг.
– Нет, но она там написала, что просит никого не винить…
Суно беззвучно выругался.
– Матушка Сименда, идите домой. Я найду ее и разберусь.
Легко сказать – найду. Если девчонка использовала песчаные чары и затерялась в Аленде, как песчинка в пустыне… Оказалось, что нет. Видимо, даже не подумала об этом, убежав сводить счеты с жизнью.
Вскоре он почувствовал ауру Хеледики. Если речь идет о хорошо знакомом человеке, даже до предела уставший маг справится с подобной задачей.
Она пока еще жива. Бродит по городу, печальная и сосредоточенная, словно уже превратилась в тень. Собирается с духом.
Что у нас в той стороне? Мост Убийцы. Еще несколько мостов, пусть и не овеянных дурной славой, но вполне пригодных для красивого ухода.
Суно велел гнать вовсю, посулив тройную оплату. Грохочущий по мостовым экипаж пугал и собак, и прохожих, но возница попался умелый, улицы выбирал такие, где народу немного, а маг, у которого сна уже не было ни в одном глазу, использовал отталкивающие чары, чтобы никто не попал под колеса.
Хеледика брела по Графской набережной. Тоненькая фигурка в черном платье – словно еле заметный штрих посреди солнечной городской картины, который скоро сотрут ластиком, и следа от него не останется.
Прикинув, что она, заметив погоню, может броситься наутек, хотя бы шмыгнуть в тесный проулок за цветочным магазинчиком, где коляске не проехать, да еще вспомнит о своих песчаных чарах, и тогда найти ее снова будет проблематично, Суно метнул приклеивающее заклятие. Подошвы ботинок Хеледики намертво прилипли к тротуару. Погруженная в горестное оцепенелое состояние, она не сразу вспомнила, что в таком случае следует сделать, чтобы освободиться, а экипаж тем временем подъехал и остановился возле бордюра.
– И куда это ты собралась?
– Господин Орвехт?..
Таким тусклым и потерянным ее лицо не выглядело даже в Мезре.
– Тут за цветочным магазином есть чудесная маленькая кондитерская «У Хлоиноры». Никогда еще там не бывала? Пойдем, посидим, шоколаду выпьем.