– Ха, это же Каменный Лис! Его не прибьешь. Неужели не слышал о нем?
Вроде бы слышал. Демон какой-то здешний. Считается неопасным, поэтому инструктировавший Дирвена маг в подробности не вдавался.
– Он, сказывают, допекал кого-то из могущественных, так что мочи не было, и за это его в скалу замуровали, – пояснил егерь. – Тыщу лет назад, а может, и больше. До половины засадили: передняя часть торчит наружу, а задняя в камне, и чтобы его убить, надо скалу разрушить. Иначе не помрет. А если кто-нибудь ухитрится его убить, тут же сам займет его место, смекаешь? Вот он там и воет тыщу лет напролет… По-разному бывает, то молчит, то воет, в последнее время его что-то разобрало.
Дирвен долго полоскал во рту, пока зубы не заныли от холода, а потом тетушка Велинфа нацедила ему капустного рассола да согрела воды, чтобы он смог помыться в лоханке и постирать одежду. К вечеру, когда на заставу прибыли с молонской стороны лазутчики, которые должны были сообщить наводящую информацию, он уже вполне пристойно выглядел, хотя и был чересчур бледен, а под глазами залегли тени. Тоже не слава богам: лазутчики решили, что он трусит и переживает. Уловив это, Дирвен чуть не обругал про себя Рогатую Госпожу, но вовремя спохватился – не время сейчас ее злить.
– Мы, кажись, высмотрели кого надо, – сообщил худой белобрысый парень с носом, похожим на полумесяц, словно когда-то свернутым в драке, и плутоватыми глазами рыночного вора. – Пять к одному, что это они. Две дамочки, причем одна из них вроде как ведьма средней руки, путешествуют с оглядкой. Готов запоминать приметы?
– Да, – степенно, как взрослый, кивнул Дирвен, мысленно прикоснувшись к амулету «Кладезь сведений».
Пока амулет при нем, он не забудет ни слова из того, что ему сейчас скажут. На память он ничуть не жалуется, но с амулетом круче, и вдобавок так положено, если ты на задании.
– Энга Лифрогед, около двадцати лет или чуть побольше. Девица высокая, статная, осанистая. Лицо продолговато-треугольное, нос прямой, рот немного великоват, а подбородок зауженный. Глаза серые с переходом в лиловый или болотный оттенок, напоминают переливчатый камень амитал. Волосы до плеч, блондинистые, брови и ресницы темные. Красит губы карминовой помадой, глаза подводит угольным карандашом. Одежда ларвезийского кроя: фасонистый серый жакет с пуговицами черного стекла, отделанный черным галуном, черная дорожная юбка, серая шляпка с черной кожаной розой и черной вуалью. Обута в шнурованные сапоги с металлическими нашлепками на носках и пятках. Выглядит сильной, ловкой, выносливой. Двигается то с дамской томностью, то порывисто. Держится властно и дерзко, с мужчинами кокетничает, но близко к себе никого не подпускает. Владеет приемами борьбы. Когда на постоялом дворе пьяный парень полез к ней под юбку, она его скрутила и впечатала рожей в столешницу до кровищи, а потом подняла крик, что ее хотят изнасиловать. Амулеты, выявляющие присутствие волшебников, отмечают возле нее магический фон.
– Вероятно, ведьма, – произнес Дирвен со знающим видом.
Смертники Ктармы – чаще всего амулетчики, кто же станет магами разбрасываться? Наверное, ее послали, потому что «мясорубки» в этот раз особо мощные.
– Нальва Шенко, около двадцати пяти лет, – продолжил доклад лазутчик. – Среднего роста, в меру полноватая, недурно сложена – этакий кувшинчик. Лицо круглое, нос небольшой, прямой, глаза серые. Волосы до плеч, темные с рыжиной, брови темные. Возможно, крашеная, потому что ресницы светлые. Женскими помадами лицо не пользует. Одежда: темно-зеленая вязаная фуфайка, штаны табачного цвета, коричневая дорожная куртка с капюшоном и деревянными пуговицами, все неброское, но из хорошей материи. На ногах кожаные ботинки со шнуровкой, поверх надеты резиновые боты. Выглядит выносливой, походка легкая. Держится скромно, говорит мало.
– Кто из них главная, вы не отследили? – серьезно, как и подобает амулетчику на смертельно опасном задании, поинтересовался Дирвен.
– Отследили, как же без этого, – слегка передразнив его, отозвался собеседник. – Командует Энга, но иногда они шепотом спорят, как будто одна другую в чем-то убеждает. Одеждой они различаются, словно госпожа и прислуга, а между собой держатся скорее как две кузины или подруги. Обрати внимание, Нальва одета как типичная молонская доброжительница, отправившаяся в дальнюю поездку, а Энга похожа на богатую столичную штучку, на здешний народ она производит чудное впечатление, как диковинная залетная птица. Они торопятся, а если б где-нибудь задержались, ей бы не поздоровилось – доброжители не любят, когда кто-то выделяется, завсегда найдутся охотники проучить индивидуалиста. Ужасатели Ктармы обычно стараются не привлекать к себе лишнего внимания, но так как они знают, что мы имеем это в виду, на сей раз, видимо, решили провести нас, применив нетипичную маскировку. Энга и Нальва скоро должны прибыть на постоялый двор «Три шишки», последний в предгорьях, чтобы оттуда по тропам двинуть через границу. Если только не повернут на северо-восточную дорогу – такой курбет будет означать, что это не наши дамы.
– Само собой, – солидно согласился Дирвен, стараясь не замечать легкой снисходительной насмешки, сквозящей в хитроватых глазах собеседника.
– Есть еще три подходящие женские пары, слушай дальше, а завтра спозаранку чтоб был готов – пойдем на ту сторону.
Зинта чувствовала себя так, словно катилась на санках с крутой ледяной горы, все быстрее и быстрее.
Они с Эдмаром сбежали из Паяны и почти добрались до границы. Погони не было. Если б была, их бы давно уже схватили, но Эдмар оставил письмо – будто бы он из-за своих проблем решил утопиться, и к тому же никто не догадывался, что они знают правду о Накопителях. Если б догадались, за ними ринулась бы вся Добрая Магическая Коллегия: владение такой информацией несовместимо с дальнейшей жизнедеятельностью.
Эдмар сказал, что сбил и затер след с помощью чар. Хотелось верить, что это надежно. С другой стороны, раз никто не кричит «Стойте!», едва их завидев, – значит, и вправду сбил.
Лекарка расстраивалась, что не удалось предупредить двух других учеников, тоже обреченных на этот ужас, но Эдмар смотрел на дело с философской жестокостью: так уж им не повезло, ничего не попишешь, спасибо Госпоже Вероятностей, что сами ноги унесли.
Надо следить за собой, чтобы случайно не назвать его Эдмаром. До сих пор Тавше миловала, ни разу не вырвалось.
От его рискованной игры у Зинты душа проваливалась в пятки: надо же такой невероятный театр в жизни устроить! И что будет, если этого сумасшедшего авантюриста разоблачат… Но ведь уже который день пошел – и не разоблачили.
Всю дорогу она провела как в лихорадке, ожидая каждую минуту, что какая-нибудь непредусмотренная случайность доведет их до беды. И лишь когда увидела пограничные горы, похожие на сказочно громадных бурых медведей, дремлющих под облачным пологом, и услышала тягучий шум достающих до поднебесья сосен, ее сжавшаяся в комок душа начала понемногу расслабляться и расправляться.
– Дальше двигай один. Будь молодцом, не подкачай!
После этого напутствия провожатые развернулись и канули в окутанный утренним туманом подлесок – словно их и не было.
Амулетчику для особых заданий спутники не положены. Раньше эта мысль наполняла его гордостью и позволяла посматривать на окружающих свысока, а теперь стало не по себе, вконец не по себе, до пробежавших по хребту холодных мурашек.
Один, не считая низкорослой мохноногой лошадки с заставы. Посреди дремучего леса. На переход ушло трое суток, и за это время он успел увидеть, на что здесь можно нарваться. До сего момента их был целый отряд, а теперь – Дирвен Кориц со своими амулетами и никого рядом.
По-другому нельзя. Ктармийские ужасатели чуют, когда их кто-то ищет, и на расстоянии до трех-четырех шабов могут если не убить, то причинить серьезный вред. Человек застывает истуканом, перед глазами цветными лягушками скачут пятна, в ушах оглушительно звенит, и пока знающие маги эти чары не снимут, пострадавший не вспомнит, ни кто он такой, ни что ему было поручено. У иных при этом сердце останавливается, и они падают замертво. Ложа до сих пор не разгадала это колдовство и многих потеряла, пока не решено было действовать иначе.
Информация, которую передали Дирвену лазутчики, была собрана с соблюдением всех предосторожностей. Тот, кто видел лицом к лицу возможных ужасательниц, о Ктарме не думал, его мысли уподобились расплавленному воску, из которого на некоторое время вылепилось нечто постороннее – размышления торговца, прикидывающего, как бы повыгоднее сбыть товар, или загулявшего мужа, сочиняющего оправдательную небылицу для жены. Сложная ментальная техника, доступная не всякому. Дирвен так не умел, но у него и задача была другая: получив от соглядатаев сведения, нанести по цели упреждающий удар. От упомянутых ктармийских чар его защитит «Гранитный панцирь». Загвоздка в том, что «Панцирь» эффективен не для каждого, а только для амулетчика незаурядной силы – такого, как Дирвен Кориц.
Подумав об этом, он воспрял духом. Правда же, нечего бояться. Он слишком крут, чтобы вон тот шмат тумана, который ворочается в кустарнике сам по себе – и не туман это вовсе, а серовато-белесый слизень величиной с собаку, или, скорее, неведомый представитель волшебного народца, напоминающий громадного слизня, – смог ему что-то сделать. И при нем амулеты, они спасут его от мелких уродцев в грибных шляпках, которые шмыгают с места на место и замирают, притворяясь грибами – то ли в надежде, что он их не заметит, то ли пытаясь его напугать. И Светлейшая Ложа, дорожащая своими элитными бойцами, не послала бы его через этот лес выполнять задание первостатейной важности, если б был риск, что по дороге его растерзают древоны – хищные волшебные твари, способные прикидываться засохшими деревьями. Не они ли изображают сухостой возле разросшегося малинника: покрытые лохматой корой, с цепкими лапами-корнями, черными провалами ртов и острыми сучьями в засохших кровавых пятнах? Впрочем, если это и были древоны, ни тот, ни другой не шевельнулся, толку-то тратить силы на защищенного с макушки до пят амулетчика. Два года назад Дирвен с завалящей побрякушкой «Удача водоплавателей» переплыл Бегону, и речному народцу не удалось утянуть его на дно, а мощные обереги, которые хранят его сейчас, тем более не позволят вон тому зеленовласому мороку с клочком тумана вместо лица и зыбкими удлиняющимися руками до него дотянуться. «Руки» растаяли в воздухе, а «волосы» оказались ветвистым зеленым побегом, и Дирвен так и не понял, действительно там был кто-то опасный, не сумевший преодолеть его защиту, или с ним сыграло шутку собственное воображение.
Тропинка, устланная рыжеватой хвоей, вывела к наезженной грунтовой дороге. Дирвен обрадовался, и его мышастая лошадка тоже обрадовалась: хоть она и была приучена к переходам через лес и в гриву ей вплели неприметные для чужого глаза обереги от волшебного народца, а все равно ей там не нравилось.
Сосны до облаков, лиственный подлесок, по обочинам желтеют одуванчики. Оглянешься – словно и не было никакой тропки. Дирвен мысленно обратился к «Кладезю сведений», чтобы запомнить это место во всех деталях и позже не ошибиться.
До постоялого двора «Три шишки» он добрался через час. Энга Лифрогед и Нальва Шенко туда еще не прибыли. Сам он представился Дирвеном Рувако из восточного городка Милопы, сообщив любопытствующим, что отправился погостить у родни.
Хозяин «Трех шишек», он же староста деревни, которая называлась Лульва Предгорная (где-то в западной стороне была еще и Лульва Равнинная), велел ему браться за грабли и вместе с другими доброжителями наводить порядок в общинном саду – мол, задержишься на денек-другой, а то у нас тут маловато рабочих рук. Дирвен скроил послушную мину и подчинился. По легенде, он местный. Юный доброжитель. То, что в Ларвезе расценили бы как возмутительное посягательство на чужую свободу, здесь заурядное дело: молонский коллективизм во всей красе.
А ему как раз и нужно задержаться в этой деревушке с дурацким названием, пока ужасательницы не объявятся, и чтобы те приняли его за обыкновенного молонского мальчишку, ничуть для них не опасного. Все было просчитано заранее, и Дирвен с удовлетворением убедился, что Светлейшая Ложа в своих расчетах не ошибается.
Орудуя граблями под сенью яблонь, усыпанных розовато-белыми бутонами, он мысленно сравнивал три страны – Овдабу, Ларвезу и Молону. Овдаба, его родина, считается развитым и просвещенным государством. Тамошние маги не стали бы создавать кровожадного монстра вроде Шуппи-Труппи для устрашения непослушных детей и не послали бы на смертельно опасное задание мальчишку, которому едва сравнялось семнадцать, а все же хвала богам, что он оттуда удрал. Ага, Закон о Детском Счастье, забота о подрастающем поколении… Кабинетных философов это восхищает, а Дирвена – нет, потому что сию трепетную заботу он ощутил на своей шкуре. Когда тебя разлучают с мамой, не обращая внимания на твои отчаянные возражения, – это намного хуже, чем когда тебе, не считаясь с возрастом, дают рискованное поручение. В Овдабе ты до двадцати лет ребенок, и твое мнение ломаной полушки не стоит. Да, о тебе заботятся – как садовник о вверенных ему кустиках, подравнивая их, чтобы не сильно отличались друг от друга, деловито щелкая громадными ножницами. В исправительном приюте Дирвен именно так себя и чувствовал – то ли кустиком, то ли домашним животным, предметом придирчивого наблюдения и безжалостного ухода. И если б его сейчас поставили перед выбором: вернуться туда или умереть, третьего не дано – он бы, пожалуй, выбрал смерть.
Через три года, когда ему стукнет двадцать, он поедет в Овдабу за мамой. И пусть только попробуют ее не отдать – тогда они узнают, что с первым амулетчиком Светлейшей Ложи шутки плохи.
Путешественницы объявились под вечер следующего дня. Из громоздкой, как любимый комод матушки Сименды, двухэтажной почтовой кареты высыпала целая толпа женщин. Их было около дюжины, и единственный затесавшийся среди них пассажир мужского пола, пожилой выпивоха с небритой красной физиономией и замызганным шарфиком на шее, выбрался наружу в последнюю очередь, изображая веселый ужас: мол, гляньте, люди добрые, в какую компанию я угодил!
Главных подозреваемых Дирвен узнал сразу. Энга Лифрогед с черной кожаной розой на шляпке выделялась среди остальных элегантным туалетом, словно дорогая безделушка в куче невзрачных вещиц. Вторая, Нальва Шенко, возле нее терялась, не сразу и заметишь, а лицо у Нальвы оказалось добрым и открытым, противоестественно симпатичным для ужасательницы.
На мгновение Дирвен ощутил безотчетный протест: неужели человек с таким выражением лица способен учинить что-то вроде того, что произошло на площади Полосатой Совы? Потом вспомнились наставления учителей: «В обычной жизни, до поры до времени, ужасатели могут выглядеть кем угодно, даже вполне славными людьми. Думай об этом как о наведенном на тебя мороке. У ужасателей нет ни пола, ни возраста, ни народности, ни веры, ибо главное для них – одно-единственное: нести всем остальным грязную смерть».
А эта Энга чуть выше него, попросту дылда, хотя держится, будто писаная красавица. Но не худая, а, скорее, рослая и стройная, как здешние сосны.
Когда она откинула черную сетчатую вуаль, Дирвен понял, что она и впрямь красавица. Вроде ядовитой орхидеи: глаз не отвести, и в то же время сквозит в ее завораживающей прелести что-то отталкивающее, с намеком на опасность. Черты лица неправильные и слишком резкие, но все равно хороша, словно демоница, явившаяся из Хиалы прельщать смертных.
Посмотрев в упор на вытаращившегося Дирвена, она подарила ему царственную насмешливую улыбку, и он отшатнулся, словно получив удар под дых. Нальве это не понравилось, та что-то прошептала, нахмурившись, как будто сделала подруге замечание, а на амулетчика Ложи глянула сердобольно, как на босого или голодного.
Дирвен весь вечер был на взводе: первое боевое задание, настоящие враги – вот они, на расстоянии вытянутой руки, главное – не подвести, не позволить им взять верх. Жалко, что пока нельзя подобраться к ним поближе с «Ищейкой Джалюнсой», чтобы удостовериться в наличии «ведьминых мясорубок». Поисковому амулету дали имя первой ктармийской смертницы. Пробиться сквозь маскирующие заклятия «Джалюнса» сможет только рядом с объектом, но тогда велик риск, что ее засекут, поэтому перехватчику надлежит действовать, перед тем усыпив подозреваемых.
После ужина те направились из закопченного общего зала в свою комнату в пристройке. Лучшие помещения находились на втором этаже «Трех шишек», но Энга с Нальвой даже не пытались включиться в шумную перепалку между рвущимися туда доброжительницами. Еще бы, из пристройки проще будет втихую выбраться на рассвете, чтобы смыться в лес.
Каморка, отведенная Дирвену, находилась там же. На подоконнике тускло светила масляная лампа, около нее с шуршанием кружили серокрылые мертвяницы – их пухлые мохнатые тельца были длиной с мизинец, таких крупных он еще не видел. Под полом возились и пищали мыши.
Он растянулся на кровати, не раздеваясь. Хуже всего то, что просто убить этих гадин нельзя. Чревато. В момент смерти ужасательницы «ведьмина мясорубка» сработает и разнесет все, что находится вокруг, – согласно своей мощности. Иначе говоря, и от Дирвена, и от «Трех шишек» со всеми постояльцами ничего не останется. Он должен, используя «Паучью флейту», погрузить обеих женщин в оцепенелое состояние, потом с помощью «Болотной патоки» намертво склеить и привести в негодность их «мясорубки», после чего послать мыслевесть амулетчикам из группы поддержки, которые сразу двинутся сюда, чтобы захватить обезвреженных посланниц Ктармы.
Выждав, когда все, кроме сверчков, мышей и мертвяниц, затихнет, он на цыпочках прокрался к двери (петли заранее смазал, чтобы не скрипели) и выглянул в коридор. Падавший из его каморки свет выхватил из сумрака небольшой участок некрашеного щелястого пола и ведро, которого здесь, как пить дать, не было, когда Дирвен заходил к себе в «номер». Так и запнуться недолго, если пробираться в потемках, вот было бы грохоту.