Вот оно. К орехам приценивается носатый суриец в дорогой, но рваной куфле, а за спиной у него маячит, кривляясь, худой как жердь субъект с копной торчащих во все стороны волос, похожих на пожелтелую колосящуюся траву. Да это и есть самая настоящая трава! По одному из стеблей ползет черное насекомое, из зарослей торчат заостренные кончики ушей. Длинные мочки, тоже заостренные, проколоты и свисают до плеч грозди олосохарских жемчужин. Впрочем, не только – жемчуг нанизан вперемежку с маленькими глазными яблоками не крупнее бусины, студенистыми и помутневшими, вроде бы птичьими. Одет доходяга в какую-то несусветную рвань, его босые бледные ступни вдвое больше человеческих, костлявые руки свисают ниже колен.
Лицо существа, худое, словно обтянутый кожей череп, кривилось в непрерывных гримасах, то пародируя носатого покупателя орехов, то вываливая наружу длинный подвижный язык, подернутый прозеленью, как у трупа. Серьги покачивались, глаза щурились так, что Суно не смог бы сказать, какого они цвета. Амуши, обитатель пустынь и солончаковых степей. Его сородичи любят жестоко подшутить над людьми, а при случае и закусить человечиной не откажутся. Вопрос: куда смотрят здешние маги и амулетчики? Скверно обстоят дела в вольном торговом Сатибе, если такая дрянь просочилась за городские стены.
– Ты меня видишь? – тонким дурашливым голосом произнесло существо с травяной шевелюрой, опять скорчив невозможную для человека гримасу, как будто его худая физиономия была вылеплена из теста и обладала невероятной пластичностью.
– Вижу, – сухо подтвердил Орвехт. – Зачем ты сюда явился?
Окружающие начали коситься с недоумением: с кем этот странный северянин разговаривает, почему так уставился на пустое место? Один лишь старый продавец, с которым Суно перед тем беседовал, встревоженно сощурился и что-то забормотал – возможно, у него был амулет, уловивший присутствие нечисти, или он решил, что, если маг так себя ведет, это неспроста.
– А ты зачем явился? – передразнил амуши, вихляясь тощим телом, словно все его кости были сплошь переломаны. – Вынюхиваешь, маг? Ой, зря, зря, зря… Каким глазом ты меня видишь – левым или правым?
– И тем, и другим, – презрительно бросил Суно.
Знал он эту мерзкую шутку.
– Тогда с обоими попрощайся!
Продолжая кривляться, существо выбросило к его лицу тонкую суставчатую руку. Растопыренные пальцы оканчивались длинными и острыми белесыми когтями, изрытыми, словно они были поражены грибком. Суно смог спокойно рассмотреть их в подробностях, ибо эта страшная рука, не дотянувшись до цели, как будто влипла в невидимое клейкое желе, которое не пускало ее ни туда, ни сюда.
Обнаружив, что его переиграли, амуши изумленно выпучил глаза. Они были похожи на птичьи, точь-в-точь как те, что болтались в его жемчужных сережках, только побольше.
– Отпусти меня, маг!
– Сначала скажи, кто тебя подослал?
Тот молча пытался освободить увязшую руку, гримасничая так, что его остроскулой физиономии полагалось бы порваться, как измочаленной маске. Жесткая трава на голове колыхалась, как будто ее шевелил ветер. Окружающие попятились, напирая на тех, кто находился позади, и начали встревоженно переглядываться. Краем глаза Орвехт отследил, что к нему пробирается Хеледика: песчаная ведьма тоже обладала способностью видеть представителей волшебного народца. Заметив ее, пленник задергался еще сильнее.
– Отпусти меня, или всех тут прокляну! Не преследуй человека, с которым у нас уговор, убирайся с нашей земли! Зря ты сюда явился, зря, зря! Чтоб тебе…
Не позволив договорить, Суно швырнул его спиной о столб, подпиравший навес, одновременно сорвав с него морок невидимости. Народ засуетился, стараясь оказаться подальше от нечисти, люди сталкивались в панике и налетали на прилавки. Поднялся крик. Амуши начал приподниматься, скаля острые зубы и выставив перед собой скрюченные когтистые пальцы. Скорее всего, он уже понял, что кидаться на мага бессмысленно, слишком тот силен, и изготовился к обороне, но Орвехт не собирался проверять, что у него на уме. Надо убрать его отсюда, пока никто не пострадал. Ударив заклятием, Суно одновременно произнес формулу экзорцизма, отправляющую объект воздействия прямиком в Хиалу, и незваный гость исчез. На покрытой засохшей грязью каменной плите у подножия столба остался лежать желтоватый колосок из его шевелюры.
– Что случилось? – спросила девушка, наконец-то протиснувшись к Орвехту.
– Амуши передал привет от тех, кого мы догоняем.
С сомнением поглядев на безобидный с виду колосок, он бросил еще одно заклятие, и волшебный гостинец обратился в пепел.
На Суно и Хеледику смотрели с неодобрением: по всему выходит, что это они возмутители спокойствия на базаре, ибо, если бы не северянин, никто бы никакого амуши здесь не увидел. Впрочем, задержать мага с ведьмой желающих не было. Они отправились на постоялый двор за своими верблюдами и покинули Сатиб, не мешкая: Суно чувствовал, что для них так будет лучше, и у Хеледики, как она призналась, возникло похожее ощущение. Неизвестно, что их ожидало, если бы они рискнули задержаться в городе.
Амуши подослал Эдмар. Зачем? Решил отделаться от эмиссара Светлейшей Ложи, даже не выслушав, что ему собираются предложить? Хм, хотя бы из любопытства… Боги великие, он ведь должен понимать, что, если в погоню за ним отправили одного Орвехта, а не сотню-другую боевых магов с кормильцами, это означает переговоры, а не драку. Право же, странноватая реакция. Это ведь не Дирвен Кориц, а древний маг, знающий о том, кем он был раньше. Или он после омута не в себе? Или хотел испытать преследователя, посмотреть, на что тот способен?
– Это вполне в его духе, – согласилась песчаная ведьма, когда Орвехт изложил свои соображения вслух. – Создать какую-нибудь непростую ситуацию и посмотреть, что человек станет делать. Ему и в «Столичной белке» было интересно, как Дирвен себя поведет, когда нас увидит, хотя я говорила – не надо.
– Что ж, вот и нарвался он в «Белке», – заметил Суно. – Наваляли и в лечебницу увезли. Доигрался. Мог бы сделать полезные выводы.
Эта мысль худо-бедно подняла ему настроение.
Впереди все заросло перистыми темно-зелеными метелками, в просветах светлыми пятнами сквозил песок – сплошная двуцветная мозаика до горизонта. Вдалеке виднелись желтые громады, которые вначале можно было принять за горы, но по мере приближения они все больше напоминали диковинные сказочные чертоги.
Нанятых в Гуртханде работников охватило опасливое недовольство. Не зная сурийского языка, Зинта догадывалась об их умонастроении: эти маги совсем сдурели, прут на рожон, прямиком в те земли, где бесчинствует волшебный народец, – сами-то, может, и уцелеют, а для простого человека там верная погибель.
Большинство было смертельно перепугано, таращило помутневшие со страху глаза и чуть что хваталось за обереги. Четверо зачинщиков попытались поднять бунт и повернуть верблюдов на запад. Эдмар остановил их. Никто не понял, что он сделал – вроде бы применил какие-то чары, причиняющие боль, и в результате сурийцы были окончательно деморализованы: сбежать больше не порывались, потому что боялись господина, но идти вперед тоже не хотели, потому что боялись олосохарской нечисти.
Положение спас Нохиш-нуба. Хоть Эдмар на него и наговаривал, он был человеком услужливым и во многих вещах сведущим. Заварил подслащенный чай, угостил работников, и те быстро успокоились, потому что он подмешал туда какое-то снадобье. Лекарка наблюдала за его манипуляциями: не отрава, даже не волшебное зелье – скорее, лошадиная доза травяного отвара, каким буйных сумасшедших усмиряют.
– Они теперь похожи на сонных мух, – скептически заметил Эдмар. – Если они будут копать так же, как сейчас шевелятся…
– Это пройдет, – заверил его с доброй улыбкой Нохиш-нуба. – Назавтра к вечеру начнут приходить в себя, не раз уже опробовано, не беспокойтесь.
– О, так вы уже сопровождали кого-то в эти края?
– В эти – нет, но мне случалось путешествовать с караванами работорговцев, там иногда поднимались истерические волнения, и я помогал, как умею… – Перехватив острый осуждающий взгляд лекарки, он добавил: – Я человек просвещенный, рабства не одобряю, но лучше напоить людей чаем с безобидными травками, чем смотреть, как надсмотрщики орудуют плетками, не правда ли?
Одурманенные сурийцы, подчиняясь приказу, вяло карабкались в свои корзины. У некоторых это с первого раза не получалось, они скатывались на песок, поднимались и возобновляли попытки. Неудачи их нисколько не расстраивали.
Эдмар смотрел на эту картинку, недовольно сощурив длинные глаза, подведенные в придачу угольным карандашом, словно ему опять предстояло перевоплотиться в Энгу Лифрогед. Не обращая внимания на палящее солнце, он снял и матхаву, и тюрбан, по плечам рассыпались отмытые от краски темные волосы. Казалось, зной ему нипочем. Зинта хмуро поглядывала на это безобразие и в конце концов не выдержала:
– Не гневи богов, голову напечет, и солнечный удар тебя хватит!
– Не хватит, – улыбнулся маг.
Дирвен, последовавший его примеру – чтобы соперник не мнил, будто он здесь круче всех, – не выдержал и начал наматывать тюрбан обратно. Его загоревшее светлобровое лицо блестело от пота, а взгляд украдкой метался от Эдмара к Нохиш-нубе и назад, будто те были бойцовыми баранами и он гадал, на которого поставить.
– Что это такое? – спросила Зинта, кивнув на причудливые желтые громады у горизонта.
– Если я правильно понял, здешние дворцы, – отозвался Эдмар. – Их сооружает из песка волшебный народец.
– И мы туда поедем? Мы после этого в своем уме?
– Насчет тебя не знаю, а я пока еще в своем, – он не упустил случая поддеть ее, кто бы сомневался.
Нохиш-нуба выглядел спокойным: лицо бывалого человека, знающего об опасности, но не склонного ее преувеличивать и готового рискнуть. Напрасно Эдмар говорит про него гадости, сам стервец, каких не каждый день встретишь. Махур-нуба, судя по его виду, готов был отправиться за своим юным приятелем хоть на край света. Зинта уже к этому привыкла и перестала возмущаться, скорее это вызывало у нее грустную беззлобную зависть: если бы кто-нибудь к ней так же относился… Дирвен до того побледнел, что отчетливо проступили темные пятнышки веснушек на облупленном носу и на скулах, но страха старался не выказывать.
– Марнейя стояла там, на юго-востоке, – пояснил маг после паузы. – До места не особенно далеко. Если мы хотим откопать клад, придется туда поехать.
– Местность выглядит необитаемой, как будто никакого народца здесь нет, – степенно кивнув, поддержал его Нохиш-нуба.
– А если они объявятся, что мы, такие умные, будем делать? – опять не вытерпела лекарка. – Это ж вам не люди-разбойники!
– Зинта, поверь, я справлюсь, – кротко улыбнулся Эдмар. – Не знаю, догадалась ты или нет… Наверное, нет, раз до сих пор ни о чем не спрашивала. Это я убил Шуппи-Труппи.
Дирвен с детским изумлением распахнул светло-зеленые глаза и приоткрыл рот. Полное благообразное лицо Нохиш-нубы приобрело такое выражение, словно тот проглотил невзначай горошину жгучего перца. Суриец об истории с Шуппи-Труппи ничего не знал, но, похоже, и раньше не сомневался в способности своего кумира убить кого угодно.
– То есть как – ты?! – от растерянности уперев руки в бока, выпалила Зинта. – Ты ведь говорил, что не знаешь, кто это сделал!
– А у меня был выбор? Вначале я чуть не проболтался, но вовремя прикусил язык. Ты сказала, что Шуппи-Труппи, по общему мнению, прикончил опасный демон, с которым надо поскорее разобраться, и я решил не распространяться о своем подвиге, а то, чего доброго, и в самом деле примут за демона… И разберутся. Позже я убедился, что поступил благоразумно.
– То-то мне показалось, что ты в чем-то темнил, когда тебя добрые маги допрашивали. Как тебе удалось одолеть эту тварь?
– Когда меня швырнуло в Сонхи, я оказался перед дверью, около которой сидела эта образина, как будто вылезшая из самой вонючей помойки на свете. Она сразу на меня набросилась, и мы, сцепившись, вынесли дверь – не берусь судить, с посторонней помощью или благодаря собственному везению. У меня по-страшному болел ожог, но новая порция адреналина сделала свое дело, и я боролся, как бешеный, пока не свернул шею этой пакости. Магию тоже использовал – видимо, это сыграло решающую роль, поскольку Шуппи-Труппи был волшебным существом. Сначала казалось, что он невероятно силен, того и гляди раздавит меня своими мохнатыми лапами. Вдобавок он рвал меня когтями, кровь хлестала… Но после того, как я несколько раз ударил магией, он обмяк, стал похож на чучело, набитое соломой, и его шея порвалась, словно гнилая тряпка. Так что здешнюю нечисть я беру на себя. Нохиш-нуба, вы израсходовали все снадобье или осталось еще на несколько чаепитий?
– Запас есть, Эдмар-нуба.
Он выглядел озабоченным, и Зинта решила, что сага о кончине Шуппи-Труппи не очень-то его приободрила. Скорее даже наоборот. Может, он решил, что Эдмар привирает и хвастает, а раз так, веры его россказням никакой?
Сама она поверила безоговорочно, но ведь это она тогда нашла раненого Эдмара возле двери в междумирье, рядом с останками Шуппи-Труппи. То, что она сейчас услышала, увязывалось с ее прежними впечатлениями в непротиворечивую картину.
Когда снова тронулись в путь, Дирвен пристроился следом за лекаркой. И опять надел матхаву, чтобы спрятать выражение лица. Зинта догадалась, что он напуган и наверняка не может определиться, кого стоит бояться в первую очередь: олосохарской нечисти или Эдмара.
Она тоже боялась, но не до такой степени, чтобы это мешало ей во все глаза разглядывать колоссальные песчаные чертоги, которые как будто медленно плыли навстречу, сияя золотистой желтизной на фоне голубого неба.
Эти сооружения напоминали замки, которые Дирвен в детстве лепил из песка в аккуратном городском парке на берегу реки, куда его водила гулять сначала мама, а потом прислуга госпожи Хентокенц. Те же сглаженные очертания и отсутствие всякого намека на угловатость, те же похожие на норы проемы вместо окон и дверей, те же округлые балконы… Только в его песочных замках не было ни тщательно сделанных лестниц с маршами ступенек, ни рельефных узоров наподобие лепнины на стенах, ни шаров по обе стороны от широких входных арок, ни висячих галерей, соединяющих соседние здания и бросающих вниз темные дорожки тени.
– Если все это обвалится, нас с головой засыплет, – озираясь, пробормотала Зинта. – Здесь, неверное, нельзя громко разговаривать?
Дирвен почувствовал благодарность: сам хотел об этом сказать, но колебался, стоит ли.
– Ничего не обвалится, – возразил Эдмар, ехавший впереди Зинты. – Оно держится благодаря чарам и не рассыпается даже во время песчаных бурь, которые в Суринани называют Яростью Забагды.
– А где же обитатели этих хором? – Лекарка еще больше понизила голос, Дирвен едва расслышал.
– Не желают показываться нам на глаза, я полагаю.
Он мысленно поблагодарил Кадаха Радетеля, когда караван благополучно миновал этот фантасмагорический архитектурный ансамбль. Дальше опять простирались барханы. Местами картину оживляли заросли жесткой травы, «метелки» с длинными и узкими, как будто навощенными листьями-стрелками, усыпанный зелеными чешуйками стелющийся кустарник. Впереди маячило несколько пальм – по олосохарским меркам, почти роща. Ветра не было, но в одном месте, в ложбине меж двух барханов, пучок травы колыхался, если только не мерещилось от напряжения в глазах… Нет, не мерещилось.
– Эй, смотрите! – окликнул Дирвен. – Там трава шевелится!
– Это не трава, – возразил Эдмар. – Это прическа здешнего жителя, который любезно не хочет нам докучать. У тебя амулеты перестали работать?
– Для них расстояние слишком большое, – отозвался он нарочито грубоватым тоном. – Если б он был поближе…
– Поверь, он не из тех, с кем стоит сводить близкое знакомство.
– Беспокоиться не о чем, – с деланой жизнерадостностью подхватил Нохиш-нуба. – Все до последнего работника защищены оберегами, которые…
– Защитят разве что от издыхающего чворка, хотя, если верить вашим бухгалтерским записям, покупали вы их на вес золота, – неучтиво оборвал Эдмар. – Но с вами я, поэтому беспокоиться и в самом деле не о чем.
Дирвену показалось, что маг из Гуртханды после этого затаил обиду. «Погоди у меня, выскочка», – мелькнуло в его взгляде, в то время как глава экспедиции, Махур-нуба и Зинта смотрели в другую сторону. Он и раньше однозначно собирался что-то предпринять для того, чтобы завладеть кладом в одиночку, а теперь ему еще и за оскорбление расквитаться захочется. Что ж, тем проще будет с ним договориться… В предчувствии рискованной игры, которая вот-вот начнется, Дирвена охватило такое возбуждение, что во рту пересохло, и он потянулся за флягой.
Ночью кто-то шнырял вокруг стоянки, шурша песком, хихикая, издавая в темноте другие еле слышные звуки. Иногда можно было заметить мелькнувшую в лунном сиянии тень: мгновение – и ничего нет, очертаний не рассмотришь. Впрочем, Орвехту незачем было видеть незваных гостей, чтобы сказать: это не люди и не животные.
Верблюды беспокоились, да и путешественникам не спалось, хотя двойной защитный круг ни одну волшебную тварь не пропустит.
Хеледика сняла тюрбан, распущенные волосы ее окутывали, словно светлое шелковое покрывало, а бледный овал лица мерцал, напоминая отражение луны в неподвижном водоеме. От ее прелести дыхание перехватывало, хотя Суно, войдя в амплуа заботливого старого опекуна, привык смотреть на нее без вожделения. «Дурак Дирвен…» – подумалось ему в тысяча который раз.
У песчаных ведьм волосы играют не последнюю роль при совершении некоторых магических действий. В старинных трактатах утверждалось, что древние маги тоже пользовались подобными приемами, но это было в ту пору, когда никто еще не додумался до Накопителей и каждый работал в одиночку. Суно читал описания волшбы такого рода, однако для него эти рецепты не годились: чтобы вышел толк, нужно отрастить шевелюру по меньшей мере до плеч, а он, следуя неписаным правилам Светлейшей Ложи, стригся коротко. Будь на его месте женщина-магичка, другое дело… Впрочем, вдвоем с Хеледикой они и так от кого угодно отобьются, да их пока и не атакуют.