Лет семнадцать-восемнадцать, не старше. Кожа не то чтобы смуглая, но загорелая – видно, что много времени проводил на солнце. Южанин. Ясно, что волосы выкрашены, у корней цвет другой. Должно быть, что-то ритуальное – о дальних странах Зинта читала всякое, каких только экзотических обычаев там не бывает.
После призыва божественной силы она чувствовала себя скверно. В глазах темнело, руки дрожали – не ровен час, лекарка свалится рядом с пациентом. Еще и есть хотелось до голодных спазмов, тем более что она сегодня даже не завтракала.
Не завалялся ли у него в кармане какой-нибудь сухарь? Вряд ли спасенный обидится… Завалящего сухаря там не было, зато нашлась небольшая продолговатая плитка в обертке из коричнево-золотой фольги, слегка испачканная кровью. Непонятные значки: вроде бы текст на чужом языке, но письменность абсолютно незнакомая, Зинта никогда не видела ничего подобного.
Манящий сладковато-горьковато-пряный аромат. Что бы это ни было, оно съедобно.
Второпях развернув фольгу, она мигом съела содержимое. До чего же вкусно! И что-то напоминает цветом и запахом…
Зинта содрогнулась, когда поняла, на что это похоже. На шоколад. Чтец-просветитель из Отдела Добромыслия однажды приносил и показывал запрещенную сласть, которую ни в коем случае нельзя пробовать, потому что это шаг к индивидуализму, а также неправильное удовольствие и потакание тем порочным наклонностям, которые надо в себе изживать.
Зинта Граско только что стала поедательницей шоколада, но свидетелей тому не было, кроме морских чаек и мертвой головы Шуппи-Труппи.
Она уже отправила мыслевесть в ближайшую лечебницу, оттуда за ними должны прислать повозку. Еще не хватало, чтобы ее застукали на недозволенном… С трудом поднявшись, Зинта добрела до пенной полосы прибоя, опустилась на колени и прополоскала рот соленой морской водой, иначе кто-нибудь может учуять запах шоколада, и тогда ничего хорошего не жди. Рукава намокли. Обертку из фольги она закопала в песок и набросала сверху гальки. Теперь никто не узнает о том, что она совершила преступление.
Покончив с уничтожением улик, Зинта обессиленно уселась на землю. После плитки шоколада она почувствовала себя лучше, но голова по-прежнему кружилась. Выстланное облачным пухом небо приобрело темно-розовый оттенок, солнце готовилось погрузиться в воды Западного океана. Пронзительно кричали чайки, остро и тоскливо пахло морем. Ей хотелось вернуться в Апну.
2. Костяной нож
– Вот чем убили Фрелдона.
Орудие выглядело несерьезно: хрупкий костяной ножик для разрезания бумаги, склеенный из нескольких кусочков. На тусклой коричневатой поверхности еле видной паутинкой проступают трещины. Отдельные части подогнаны кое-как, словно неумелый ребенок смастерил игрушку.
Орвехт поднял взгляд на старшего коллегу Шеро, и тот слегка кивнул, в его усталых глазах со скошенными веками мелькнуло поощрительное выражение: действуй, чего уж там.
Маг осторожно прикоснулся к ножу кончиками пальцев. Непонятно, чьи останки. Не человеческие, но вроде бы и не звериные. Хранят отголосок… Чего – ненависти, тоски, лютого протеста? Да, что-то в этом роде присутствует: чувства, которые существо испытывало перед тем, как умереть. Едва ощутимый магический фон.
Эта штука напоминала Суно опустевший флакон, из которого вылили содержимое. Магия выплеснулась наружу в тот момент, когда убийца нанес удар. Один-единственный удар по руке, тоже смехотворно несерьезный – но проницательный балагур Джамо Фрелдон от этого умер. И если при жизни он был толстяком, то мертвый напоминал скрюченную ссохшуюся мумию, хотя нашли его всего лишь несколько часов спустя.
Ни дать ни взять жертва скандально известного мага-мошенника Чавдо Мулмонга, чья метода «избавляет от низменной пищевой зависимости и дарует истинно аристократическое изящество». Но Мулмонг, за свои аферы приговоренный судом Светлейшей Ложи к бессрочному – разумеется, бессрочному, какому же еще! – заточению в Накопитель, сбежал из Ларвезы, да и не справиться бы ему с таким противником, как Джамо Фрелдон.
– Убийцу нашли?
– Пока нет. Ты его найдешь. Коллегам-землеведам удалось определить, что сей артефакт в недавнее время прибыл в Аленду из Мезры. Возможно, убийца – мезриец, а возможно, и нет. Ну, да здесь уже твой огород начинается, сам разберешься.
Суно медленно кивнул. Разговор происходил в кабинете Шеро, при затворенных дверях. Пахло горячим шоколадом, старой потертой кожей книжных переплетов, птичьими чучелами, тайнами, карандашами из ароматной древесины. Сквозь узкие старинные окна лился солнечный свет, превращая повисшие в застоявшемся воздухе пылинки в чистое золото. Никто из непосвященных не мог бы подслушать, о чем беседуют два не последних мага Светлейшей Ложи, и сделать ненужные выводы.
Посторонним необязательно знать о том, что Суно Орвехт в некоторой степени нравственный урод. Так называемый ущербный маг. Как и вышеупомянутый Мулмонг, как и погибший Джамо Фрелдон, он обладал способностью совершать достаточно весомые магические действия без поддержки коллектива. Но если пройдоха Мулмонг, осознав сие, с радостью пустился во все тяжкие, то Орвехт использовал свои необычные возможности исключительно в интересах Ложи. Можно послать в Мезру группу магов-дознавателей, однако те, кто расправился с Фредлоном, на то и рассчитывают. Делом займется один дознаватель, которому надлежит ускользнуть от их внимания. Группа тоже будет работать, но главным образом для отвода глаз, туда назначили вчерашних студентов, пусть попрактикуются.
Суно, хоть и был несколько удивлен, оставил вопросы при себе: старший коллега сообщил ему, что счел нужным, об остальном он сам догадается… Или – еще вариант – вовсе догадываться не должен.
– Что там стряслось у доброжителей?
– Как мы и предполагали, молонские коллеги сами себя перемудрили, – Орвехт сдержанно усмехнулся. – Состряпали морок для устрашения непослушных детей, а тот оказался кровожадней и мощнее, чем было задумано, и вышел из-под контроля. Во время экзорцизма я снял слепки, любопытные данные. Что было потом, сказать не берусь, я в это время находился далеко и уловил малую толику. Хваленая дверь не устояла, Шуппи-Труппи вернулся и подрался с другой тварью – возможно, они сцепились еще на той стороне и вышибли дверь в процессе. Хороши в Молоне специалисты по Вратам.
Шеро выслушал это, довольно щурясь, отпил из чашки густого, как патока, шоколада, утер бумажной салфеткой расплывшиеся в саркастической ухмылке губы. Оба ларвезийских мага купались в иронии, как в согретой полуденным солнцем заводи: первостатейный конфуз коллег из сопредельного государства несказанно их порадовал.
– Утром мы получили мыслевесть от нашего паянского осведомителя. Шуппи-Труппи издох, победитель оторвал ему голову. Что это была за сущность, так и не выяснили и никаких ее следов не нашли. Быть может, кто-то из богов внял молитвам, такие феномены иногда случаются. Хуже, если это нечто другое и если оно отправилось гулять по Сонхи… Впрочем, могло и убраться восвояси. Единственный очевидец пока не в состоянии ничего рассказать.
– Кто-то из молонских коллег? – заинтересовался Суно.
– Нет, посторонний парень, и явно не молонец. Никто не знает, откуда он там взялся. Лекарка под дланью Тавше нашла его умирающим и оказала помощь. Он лежит в беспамятстве, как очнется, его допросят, и наш человек постарается все вызнать. Дверь в междумирье укрепили и заново запечатали – осрамившиеся коллеги уверяют, что через месяц-другой прореха затянется, словно ее и не было. Ну-ну, посмотрим… Мы уже предложили им помощь наших специалистов по Вратам.
Допивая свой шоколад, Орвехт вспомнил встреченную на дороге сероглазую лекарку с чумазым от пыли лицом. Не о ней ли речь? Что-то в ней его зацепило, и осталось ощущение, что это была женщина для него, а он, глупец, прошел мимо. И ведь можно вернуться туда, разыскать ее… Теоретически можно, но на практике Суно Орвехт завтра же отправится в противоположную сторону – на юго-восток, в Мезру.
– У парнишки-амулетчика, что ты из Молоны привез, и впрямь выдающиеся способности?
– Еще какие. Научить его всему, что потребно знать амулетчику, и через пару лет он будет в числе сильнейших… Гм… Если сам себя не съест без соли.
– Характерец? – понимающе сощурился собеседник.
– Тоже еще какой. Злопамятен, благороден, мятежен, упрям, как сотня ослов. Считает Госпожу Вероятностей своей личной врагиней.
– Тьфу ты, что за страсти! – искренне ужаснулся Шеро. – У него есть хоть одно достоинство?
– При надлежащем руководстве из Дирвена получится амулетчик, который сможет выполнять поставленные перед ним задачи в одиночку. Таких ведь можно по пальцам перечесть.
– Это верно. – На лицо старшего мага наползло пасмурное выражение. – Уже слыхал про Кавиду?
– Это верно. – На лицо старшего мага наползло пасмурное выражение. – Уже слыхал про Кавиду?
– Нет, а что там?
– Все то же самое. Часть портовых складов и прилегающий бедняцкий квартал – вразнос. У нас была информация о планах Ктармы, и мы послали на место группу из четырех амулетчиков под руководством мага, но эти гадюки их вычислили и успели раньше. Единственный плюс: не добрались до пакгаузов с зерном. Но если б наш контрагент остался для них невидимкой, мы бы их, пожалуй, переиграли.
– Если привить Дирвену дисциплину, он сгодится для таких дел.
Орвехт уже попрощался и взялся за дверную ручку – покрытую патиной, с рельефно выступающей охранительной руной, – когда Шеро негромко и доверительно попросил:
– Суно, встретишь Мулмонга – прибей его без разговоров. Дошли сведения, что этот висельник выдает себя за эмиссара Светлейшей Ложи и тем самым навлекает на нас хулу. Я знаю, ты справишься.
– Как получится, – с сомнением качнув головой, отозвался Орвехт невозмутимым тоном.
У него и без Мулмонга хлопот было по горло. Его назначили куратором Дирвена Корица, хоть он и пытался уклониться от этого удовольствия. Ему предстояло докопаться, кто и почему убил Джамо Фрелдона и откуда взялся пресловутый костяной нож. Официально Суно Орвехт был экзорцистом, а неофициально еще и дознавателем по особым поручениям, и порой ему случалось совмещать обе свои специализации.
Да, и не забыть бы перед новой поездкой оставить денег домоправительнице – жалованье и на расходы, а то ведь однажды забыл, умственно заблудившись среди высоких материй. Потом было крайне неловко. В придачу нет-нет да и вспоминались серые глаза молонской лекарки, словно луч солнца, проникающий в жилье, несмотря на задернутые шторы. Впрочем, что касается запавших в душу глаз, Суно по опыту знал, что это впечатление скоро выветрится, уступит место другим: мало ли женщин встречалось ему на дорогах во время разъездов?
Зинта придумала, что спасенный юноша с пурпурными волосами окажется заморским принцем и его обрадованные родственники отблагодарят ее по-королевски. Даже после того, как она в согласии с молонским законом и обычаем добровольно поделится наградой с добрыми властями, у нее останется достаточно денег, чтобы месяц-другой пожить в столице в свое удовольствие. О большем Зинта и не мечтала.
Их привезли в Сумол – большую рыбацкую деревню, где была часовня Тавше и при ней домик, в случае нужды служивший лечебницей. Там и поселили лекарку вместе с пациентом, а в скрипучую деревенскую гостиницу, похожую на покосившийся старый корабль, умирающий на берегу, набилось с полтора десятка столичных магов. Те дожидались, когда бессознательный парень придет в себя, чтобы расспросить его о твари, растерзавшей Шуппи-Труппи.
Зинту начал по-отечески опекать сумолский староста – кряжистый, обветренный, темноусый с проседью мужчина, на любую тему говоривший веско и с расстановкой, как подобает бывалому человеку. Его сварливая жена посматривала на пришлую молодку косо. Ох, убраться бы отсюда поскорее… Но найденный парень очнулся лишь на третий день и по-каковски изъяснялся, никто разобрать не мог. Выглядел он хоть и не сбрендившим, но изумленным и потрясенным до крайности.
Маги в сопровождении старосты пришли на него посмотреть, Зинта устроилась с шитьем в комнате возле выхода во двор. Она перешивала для своего пациента не по размеру большую рубашку, пожертвованную кем-то из сумолских доброжителей.
Смеркалось, над морем расцвел пурпурный закат. По берегу бродили чайки, всем своим видом показывая, что в вечернее время эта территория принадлежит не людям, а птичьему народу. Зинта уже собралась зажечь лампу, когда к ней без стука ввалился староста.
– Не угадала ты, девочка, – сообщил он участливо, нависнув над ней так, что в комнатушке сразу стало вдвое темнее. – Не из заморской знати твой найденыш. Иномирец он, понятно?
– Незаконник? – упавшим голосом уточнила лекарка.
Незаконниками называли путешественников, которые шляются по чужим мирам без спросу и без соблюдения должных формальностей либо же проваливаются куда не надо случайно, из-за какого-нибудь магического сдвига. За такого гостя денег не жди.
– Нет, Зинта, – выдержав паузу, возразил староста. – Возвратник.
И пока она хлопала ресницами, усваивая услышанное, добавил, со значением подняв палец:
– Маг-возвратник! Так что подфартило тебе, вознаграждение от добрых властей получишь. Не зря, считай, с ним возилась.
Стало быть, его сущность когда-то обитала в мире Сонхи, потом отправилась странствовать, а теперь вернулась на родину. Тоже неплохо, ведь Зинте за него заплатят. Перед сном она вознесла благодарственную молитву Госпоже Развилок.
Обучение языку с помощью особых одноразовых амулетов – дорогое удовольствие, не для всякого, но в этот раз маги расщедрились. Очень важно им было узнать, что произошло возле двери в запределье, кто прикончил Шуппи-Труппи, а пока иномирец не заговорит по-молонски, ничегошеньки из него не вытянуть. Из Паяны выписали мага-языковеда, который занимался с парнем и по ходу дела спалил без остатка четыре драгоценных амулета, а потом его сморило от переутомления, так что первой с возвратником побеседовала лекарка. До тех пор они объяснялись с помощью жестов и улыбок, и, услышав его слабый голос: «Зинта, иди сюда… пожалуйста…» – она от неожиданности чуть не выронила старый растрепанный веник из высушенных водорослей, который пыталась починить, обмотав тесемкой.
Час был поздний, на подоконнике горела масляная лампа, и вокруг нее бледным роем вились весенние мошки. Языковед, молодой, но преждевременно изможденный парень, спал возле кровати на тряпичном коврике, свернувшись калачиком. Так и хотелось чем-нибудь его укрыть.
Иномирец полусидел, опираясь на подушку, немного кособоко, чтобы не травмировать обожженное плечо. Его длинные волосы свалялись и засалились. Исхудавшее лицо – удлиненно-треугольное, с высокими скулами и нездорово мерцающими в полумраке глазами – выглядело измученным и в то же время внушало Зинте опаску. Было в нем что-то непростое… Привлекательное лицо, почти красивое, но насмешливый рот казался слишком большим, а подбородок – чересчур острым. Пожалуй, для актера бы в самый раз, да только все уже определилось, и быть ему не актером, а магом.
– Ты научился разговаривать по-нашему? – спросила она шепотом. – Как себя чувствуешь?
– Болит… Здесь есть кто-нибудь, кто сможет вернуть меня домой?
Вот даже как, он уже все понял, отметила Зинта.
– Ты и так дома. Когда-то раньше, в прежних рождениях, ты жил в Сонхи, так что добро пожаловать обратно!
– Крантец… – с тоской пробормотал маг-возвратник – не иначе, выругался. – Бабка обещала, что загонит меня в ад, и сдержала слово. Хотя ты скорее похожа на ангела, чем на чертовку.
– Слишком много не наших слов, – беспомощно призналась лекарка. – Я не понимаю, что все это означает.
Если замещения не происходит – значит, точный аналог в языке отсутствует, так объяснял ей уснувший на полу молодой маг. Зинта сердобольно укрыла его своим теплым плащом и устроилась на табурете возле постели.
– Как тебя зовут?
– Эдвин. Хм… Или пусть лучше Эдмар. Возьму себе половинку ее имени, на удачу. Меня зовут Эдмар, – повторил он, улыбнувшись Зинте с оттенком затаенного вызова.
Обаятельная улыбка, однако было в ней что-то настораживающее.
– Ты ведь не просто так сюда попал? Наверное, какой-нибудь магический эксперимент, из-за которого тебя выкинуло из вашей реальности?
– Если бы. На меня напали наемные убийцы. Моя же родная бабка их подослала. Одного я прикончил, другой меня ранил. Я пытался от них сбежать, было дико больно, и вдруг я очутился уже не там, а в какой-то неимоверной клубящейся темноте перед запертой дверью. Эта чертова… м-м, понял, демонова дверь никак не открывалась, вдобавок на меня набросилась вонючая мохнатая обезьяна. По-моему, она собиралась меня сожрать. Дверь все-таки поддалась раньше, чем я успел рехнуться. И на том спасибо.
– Ты видел, кто убил Шуппи-Труппи?
– Так звали несчастную мартышку? Это, что ли, был любимый домашний питомец вашего верховного мага, и теперь безутешный хозяин грозится уделать обидчика за жестокое обращение с животным?
– Не пори ерунды, – строго оборвала Зинта. – Шуппи-Труппи был очень опасной тварью, и считалось, что убить его невозможно. От него многие пострадали, тебе неслыханно повезло. Попробуй-ка себе представить, насколько страшнее и опаснее то чудище, которое оторвало ему голову!
– Его уничтожат? – У Эдмара, и так-то бледного, последняя кровь отлила от щек.
– Постараются. Наши добрые маги даже Шуппи-Труппи уничтожить никак не могли, но экзорцисты что-нибудь придумают, чтобы защитить доброжителей. Важно, чтобы ты припомнил и завтра рассказал магам все, что видел. Кто это был, откуда он появился и куда ушел.