Казменко Сергей Мне здесь не нравится
Казменко Сергей
МНЕ ЗДЕСЬ НЕ НРАВИТСЯ
- Мне здесь не нравится, - сказал он голосом, полным уныния.
- Почему? - старательно удивился я. - По-моему, городок у нас неплохой.
С улицы донесся звук выстрела, и он вздрогнул, плеснув пива себе на брюки. Я сделал вид, что ничего не заметил, и, повернувшись к стоящему за стойкой Клемпу, спросил:
- Адвокат Кабриди еще не заходил?
- Нет, Гайт. Я слышал, его утром застрелили. Ты разве не знаешь?
- Неужели? - я изобразил некоторое удивление. - А кто?
- Говорят, ребята Макирра. Всадили в него с десяток пуль, пока он садился в свой кар.
- Говорил я ему, что не стоит с ними связываться, - сказал я и, повернувшись к Лиммелю, добавил вполголоса: - Не повезло вам, приятель. Через Кабриди можно было бы сбыть ваши камешки.
Вид у Лиммеля был никудышный. Даже в полумраке бросались в глаза бледность его лица и затравленный взгляд. С ним можно было кончать, но я не торопил события. Я слишком устал за этот проклятый день, мне не хотелось трогаться с места, хотелось расслабиться и еще немного посидеть в прохладе, потягивая казенное пиво и дымя казенными сигарами. И мне доставляло какое-то мстительное удовольствие наблюдать, как на бледном лице Лиммеля временами появлялась заискивающая полуулыбка, когда он ловил на себе мой взгляд.
- Да, Гайт, чуть не забыл, - сказал мне Клемп доверительным шепотом. Я и не заметил, как он подошел сзади. - Тут забегал паренек от Яглафа. Они ищут какого-то типа в белом плаще. Просили свистнуть, если объявится.
Клемп умеет шептать так, что слышно на другом конце города. Бедняга Лиммель окаменел и стал медленно погружаться под стол.
- Да вроде я видел какого-то чудака в белом плаще, - поспешил сказать я. - Часа два назад он садился в кар напротив лавки Литса.
- Интересно, на что он надеялся. По дороге на Патинку Яглаф всегда был хозяином.
- Спасибо, что вы меня не выдали, - одними губами сказал Лиммель, когда Клемп вернулся к себе за стойку.
- Не стоит, приятель. Просто я не очень люблю Яглафа. Как стал его племянник шефом полиции, так все этому мяснику с рук сходит.
- Ну у вас тут и порядки, - Лиммель тяжело вздохнул. - Ну как можно так жить? На улице показаться боязно.
- Порядки как порядки, - буркнул я. - Не хуже, чем в других местах.
Порядки ему наши, вишь, не нравятся, со злобой подумал я. Ну и сидел бы тогда дома. И слово-то какое выбрал - боязно. Вот-вот в штаны со страху наложит, а туда же - боязно ему. Сказал бы еще "небезопасно".
- Нет, я просто не понимаю, - вдруг быстро заговорил он. - Ну как вообще можно так жить? С утра до вечера пальба, убийства, насилие, перестрелки...
- Ночью еще хуже, - флегматично вставил я.
- ...полиция преступников покрывает, убитый лежит прямо на улице и все проходят мимо...
- Приедут из морга, заберут. Это их забота.
- Но я же не смогу здесь жить! - воскликнул он и закрыл лицо ладонями. Я не стал его разубеждать. Он был совершенно прав. Он здесь жить не сможет, это совершенно точно.
А ведь сперва он показался мне стоящим человеком.
Когда рано утром я вышел на него у заброшенных складов, то поначалу даже подумал, что он и сам, без моей помощи способен выкрутиться. Его белый плащ был вымазан в грязи, руки покрыты ссадинами, он сильно хромал на правую ногу, но в глазах его я не заметил ни малейшего следа паники. Это меня и обмануло. И только полчаса назад, когда, сидя напротив меня в этом погребке, он снова попытался сглотнуть таблетку, я понял, в чем дело. Хуже нет, когда человек переходит на такие средства. Значит, он не верит в себя и готов на любой поступок, чтобы только избавиться от давящего чувства страха. Нет, он конечно не сможет здесь жить. Просто потому, что такие люди здесь не нужны.
В склады его загнали ребята Яглафа. Я поставил свой кар у ворот и, приоткрыв одну створку - они там с незапамятных времен не запирались вошел во двор. Солнце еще не встало, но уже совсем рассвело, и я сразу заметил его в проходе между строениями, что идут параллельно Шестой улице. Но вида не подал. В таких делах никогда не следует проявлять инициативу у него могло быть оружие.
Я пересек двор, достал из кучи старых досок, что лежала у стены, отделявшей двор от пустыря, лопату и банку для червей и начал копать. Земля там жирная, потому что раньше у стены был разбит цветник, и даже сейчас среди зарослей лебеды и иван-чая можно наткнуться на чахлый тюльпан или нарцисс - но только по весне, пока сорняки еще не пошли в рост. А червям что цветы, что лебеда - все едино, и довольно быстро я накопал их изрядное количество. А этот тип в плаще все не выходил.
Наконец, мне это надоело. Я спрятал лопату, взял банку в правую руку - если надо, я и с левой стреляю неплохо, но обычно этот народ чувствует себя спокойнее, когда правая рука чем-то занята - и насвистывая двинулся к воротам. Бедные червяки, сколько я вас накопал под этой стеной, и все недосуг выпустить вас обратно, когда минует надобность.
По сторонам я не смотрел. Если он не выйдет сейчас, значит вообще не выйдет, и придется действовать другими методами. Но он своего шанса не упустил.
- Извините, - услышал я сзади неуверенный голос. - Я, кажется, заблудился.
Я медленно повернулся и впервые как следует разглядел его. Он был среднего роста, на вид довольно щуплый, и, к счастью, ничего не держал в руках. Не люблю я, когда они что-то держат. И белый плащ его не показался мне таким уж чудным, хотя здесь, конечно, так не одеваются. А акцент - что ж, смешно было бы, если бы он говорил без акцента.
- Эт-то точно, - сказал я. - Как вы сюда попали?
- Я... я перелез через ту стену, - он говорил неуверенно, но спокойно. Это и ввело меня в заблуждение. Если бы он разговаривал, как сейчас, дрожащим от страха голосом, я не стал бы терять на него времени. Видите ли, в меня стреляли... некоторым образом, - добавил он несуразную фразу.
- По-моему, в вас стреляли самым натуральным образом. Я слышал выстрелы со стороны Патинки.
- Это там? - спросил он, кивнув в сторону дальнего угла двора.
- Ну конечно. Как вы там оказались?
- Это довольно трудно объяснить. Я не понимаю, почему в меня стреляли.
- Ваш плащ, - сказал я флегматично.
- Что?
- У вас плащ белого цвета. А вы забрели на рассвете на землю Яглафа чего же удивляться? Сами виноваты.
- Но я же не знал... Послушайте, если я нарушил какой-то закон, я готов понести наказание или уплатить штраф. Зачем же меня убивать?
Очень нужен здесь его штраф. А наказание - если всех их наказывать, то работать некому будет.
- Вы приезжий? - спросил я.
- Да.
- По говору чувствуется. У нас так не говорят, - и я повернулся, чтобы уйти.
- Н-но послушайте, - сказал он мне в спину. - Что же мне делать? Я не знаю, куда мне идти, чтобы... чтобы в меня хотя бы не стреляли.
Я снова повернулся, медленно оглядел его с головы до ног.
- Прежде всего, снимите этот плащ. В нем вы все равно далеко не уйдете.
Он стал быстро расстегивать пуговицы. Под плащом оказался свитер и нечто вроде брюк. В сумерках можно было пройти мимо и не заметить ничего странного. Но не днем. Поймав мой взгляд, он неуверенно опустил глаза.
- А другой одежды у вас нет? - спросил я.
- Н-нет.
- Н-да, вам не позавидуешь. В городе в этом не покажешься, а здесь ребята Яглафа вас скоро найдут.
Он начинал мне нравиться. Немногие способны выслушать такое и остаться спокойными. Он был озабочен - но не испуган, нет. Кто ж знал, что это из-за таблеток?
- Что же мне делать? - снова спросил он.
- Слушайте, а как вообще вас сюда занесло?
- Это долгая история. Может, вы мне поможете?
- Вообще-то я собирался на рыбалку...
- Я заплачу, - быстро сказал он.
- Дело не в деньгах. Мне не хотелось бы портить отношения с Яглафом. А вас я не знаю.
- Я не сделал этому Яглафу ничего плохого.
- Но вы ходили по его земле, - как о чем-то само собой разумеющемся сказал я. Но уже решил помочь ему. Ведь бывает, что среди таких оказываются стоящие люди.
- Спасибо. Я не останусь в долгу.
- Надеюсь, - сказал я флегматично. Тут как раз очень кстати со стороны Патинки раздался выстрел. - Не будем терять времени. Мой кар стоит у ворот. Сейчас я выйду, раскрою дверь. Как только я свистну, прыгайте внутрь и ложитесь на пол. Дверь я закрою сам.
Он молча кивнул, и я протиснулся в щель между створками ворот. Солнце, выкатившись из-за Монта, уже жарило вовсю, и страшно было подумать, что ждет нас днем. И это на такой высоте... Представляю, каково сейчас внизу, в долине.
Вокруг не было ни души, но я не спешил. Обошел кар, пнул ногой по левому переднему колесу, потом открыл дверь и забрался внутрь. Банку с червями поставил под сиденье и конечно сразу забыл о ней. Потом раскрыл заднюю дверь и еще раз огляделся по сторонам. Было по-прежнему пусто, и я негромко свистнул.
Только по тому, как мой кар качнулся и слегка осел на задние колеса, я понял, что пассажир уже внутри - разглядеть его прыжок я не успел. Я закрыл дверь и завел мотор. Еще не поздно было от него избавиться высадить его у поворота на Стрейт, а ребята Яглафа погнали бы его в нужном направлении. Никто не осудил бы меня за это. Но что-то меня удержало. И вот результат - усталый и злой я сидел в погребке у Клемпа, сосал кружка за кружкой казенное пиво и смотрел, как этот таблеточник все больше раскисает от страха. Эх, знать бы утром, чем все это кончится.
- Можете подниматься, - сказал я, проехав километра два.
В зеркало я увидел, как он осторожно сел и, стараясь особенно не высовываться, огляделся по сторонам.
Он не выглядел испуганным, и это заставило меня решиться окончательно. Поворот на Стрейт я проехал не останавливаясь, свернул вскоре налево и выехал через мост на Третью. Здесь было уже довольно людно, открылись маленькие кафе, взад и вперед сновали кары самых последних моделей. Он осмелел, вовсю смотрел по сторонам, пытался, наверное, разобрать вывески - скорее всего, безуспешно. Напротив Пинг-Понг Холла я свернул направо и чертыхнулся, едва не переехав покойника, лежащего в луже крови у самого тротуара. Мой пассажир побледнел, но не сказал ни слова, и я, объехав труп по противоположной полосе, спросил:
- Как вас зовут?
- Лиммель. Ян Лиммель, - ответил он, как мне показалось, упавшим голосом.
- Странное имя. Вы издалека?
- Да.
Он не счел нужным пояснять, а я не стал выспрашивать. Пусть лучше молчит, чем врет.
- Вы мне чем-то нравитесь, Лиммель, - сказал я. - И я хотел бы вам помочь. Но город наш невелик, а вас, как я понял, ищут.
- Я не хотел бы, чтобы у вас были из-за меня неприятности, - сказал он после паузы. - Я благодарен вам уже за то, что вы для меня сделали. Можете высадить меня, где вам удобнее.
Свою партию он разыгрывал очень точно, и это мне все больше нравилось.
- Высаживать вас в таком виде? Сначала нужно добыть хотя бы нормальную одежду. Денег у вас, конечно, нет?
- Н-нет. Но у меня есть вот это, - он протянул руку, и я увидел на ладони горсть сверкающих разноцветных камешков. Обычная история, все они тащат с собой эти камешки.
- Ого, - сказал я. - Однако, приятель, сбыть их будет нелегко. Спрячьте их пока что подальше.
Интересно, за каких идиотов они нас там держат? Камешки, конечно, красивые, и от настоящих мало чем отличаются. Только вот стоят по шесть монет за горсть. Того, что он показал, хватило бы от силы на пару кружек пива. Но говорить ему это я не стал. Дело не в камешках и не в деньгах. Дело в человеке.
Одежду ему мы добыли в трущобах на Холме. Там Лиммель держался неплохо и даже съездил по челюсти какому-то типу, который наставил на меня пушку в переулке, так что обошлось без стрельбы. В каре он переоделся и стал совсем похож на человека. Но отпускать его я, конечно, не собирался, да он и не стремился меня покинуть. Мы двинулись с ним на Полигон в поисках подходящего убежища и людей, которые могли бы приобрести его камешки. Ничего у нас, конечно, не вышло, да и не в том была моя цель, но держался он неплохо, и ближе к полудню я привез его в кабачок Клемпа, чтобы перекусить и решить окончательно, что с ним делать дальше. И вот тут я увидел, как он достал из кармана трубку с таблетками, и едва успел поймать его за руку. И стало мне совсем тошно, и в душе уютно устроилось ощущение гадливой жалости, которое - я знал это по опыту - нелегко будет потом прогнать оттуда. Я сидел, потягивая помаленьку казенное пиво, и наблюдал, как Лиммель прямо на глазах превращается в трусливого червяка. Полдня было потрачено понапрасну, а впереди было еще черт знает сколько работы, чтобы от него избавиться, и от одной мысли об этом я готов был завыть. Наверное, еще полчаса, и я бы не выдержал и натворил каких-нибудь глупостей. Но этого не случилось, потому что Лиммель вдруг начал говорить - торопясь, сбиваясь, понимая, что мое к нему отношение вдруг резко переменилось, чувствуя, видимо, что вот-вот готов я бросить его на произвол судьбы. И этот его рассказ - нелепый и жалкий, как нелеп и жалок был сам Лиммель - вдруг породил в моей душе самому мне непонятное сострадание к этому человеку, сострадание, которого он, конечно же, не заслуживал.
- Я должен сказать вам правду, - начал он. - Только не считайте меня сумасшедшим. А впрочем, как вам угодно, и пусть меня даже отправят туда, где вы держите своих сумасшедших.
- Вы это серьезно, приятель? - спросил я его. - У нас туда возят вперед ногами.
Он съежился, услышав это, а мне самому стало противно от собственной мелочной жестокости. Впрочем, мое замечание его не остановило. С полминуты он помолчал, нервно сцепляя и расцепляя пальцы, а потом его понесло. Ну и историю я услышал...
- В-вы м-можете мне не верить, - заикаясь, заговорил он, - н-но я прибыл из более далеких мест, чем в-вы думаете. - Потом он немного помолчал и вдруг выпалил с видом человека, который убежден, что ему все равно не поверят: - Я - п-путешественник во времени.
И я ему конечно же не поверил. Эдак и я могу обернуться простыней и бродить ночью по улицам, заявляя, что я - призрак хромого Гугона. Так я ему и сказал. Его это, впрочем, не остановило, и он принялся объяснять мне, как именно осуществляются путешествия во времени. Мир, как он утверждал, гораздо сложнее, чем думают наши ученые. Он, правда, не знаком с их трудами, но уже одно то, что я считал путешествия во времени невозможными, позволяло ему свысока смотреть на нашу науку. И хотя сам он в темпоральной физике, как он называл это, не разбирался, он пользовался ее достижениями и рассуждал поэтому с позиций высшего знания.
Так вот, если верить Лиммелю, путешествия во времени - вещь вполне реальная, причем путешествовать теоретически можно в любом направлении. Однако первые же эксперименты показали, что при перемещении в будущее возникают какие-то пока непонятные возмущения темпорального поля, приводящие к разрушению машины времени уже на первых секундах перемещения. Путешествия же в прошлое оказались настолько просты, что машины времени для их осуществления доступны практически любому жителю того мира, откуда прибыл к нам Лиммель. Только вернуться назад в свой мир оказалось практически невозможно. И совсем не потому, что путешественник как-то застревает в прошлом. Наоборот, в прошлом невозможно задержаться сверх промежутка времени, определяемого величиной полученного темпорального импульса, по истечении которого путешественника неизбежно выбрасывает обратно в то время, из которого он отправился - но уже в совершенно иной мир, в котором все совершенное им в прошлом произошло в действительности и оказало влияние на историю. Самым поразительным в его рассказе было утверждение, что своим появлением в прошлом человек не меняет того мира, из которого он отправился путешествовать. Он просто перескакивает в некий параллельный мир, порожденный, быть может, исключительно его собственным вмешательством в прошлое.
- Быть может, - сказал он с какой-то затаенной гордостью. - Мир, в котором вы живете, родился благодаря моему вмешательству в его историю.
- Ну уж это вы, приятель, пожалуй, загнули, - я похлопал его по плечу. Выпитое пиво слегка шумело в голове, усталость постепенно отступала, и я слушал его треп уже вполне доброжелательно. Что, впрочем, не изменило моей решимости от него избавиться.
- Вы мне не верите? - спросил он.
- Конечно не верю. Вот если бы вы на моих глазах выпорхнули из небытия на своей машине времени - где, кстати, вы ее держите? - тогда, может, и поверил бы.
И тут он вдруг зарыдал. Честное слово, так прямо по-настоящему взял и зарыдал. Уронил голову на руки и давай почти беззвучно трястись, размазывая слезы и сопли по рукаву. Уж лучше бы глотал и дальше свои таблетки, чем так позориться.
Надолго его, конечно, не хватило. Минут через пять, слышу, начал он что-то бормотать себе под нос, но прислушиваться мне было не интересно. Я закурив новую казенную сигару, подозвал Клемпа и заказал ему еще пару кружек. Ну и бутербродов, конечно. Эх, испорчу я себе окончательно желудок таким питанием.
Клемп, видимо, прочитал мои мысли, и вместо бутербродов принес две порции сосисок с жареной картошкой. Раньше в его заведении о такой роскоши не приходилось и мечтать, но я не стал спрашивать, откуда все это взялось, а молча принялся за еду. Если дела пойдут так и дальше, я еще обо всем успею его расспросить. Я уже приканчивал свою порцию, когда бормотание Лиммеля стало отчетливее, и можно было разобрать без конца повторяемый им риторический вопрос:
- ...и почему я такой несчастный? ...и почему я такой несчастный?
Бывают же на свете зануды.
- А по-моему, так вы счастливчик, - не выдержал я наконец. - Столько, наверное, всего повидать успели. Как там, в прошлом нашем, интересно было?
- Что? - он непонимающим взглядом уставился на меня.
- Вы поешьте, приятель, и сразу полегчает.
Я кивнул на тарелку. Видно, голод сильнее всякого расстройства. Он даже переспрашивать не стал и вмиг умял всю порцию. Так, будто не ел дня три или четыре. Хотя, кто его знает, может, он и вправду давно ничего не ел?
- Ну так как там, в прошлом-то нашем жилось? - снова спросил я, когда он кончил есть.
- Глаза бы мои на это прошлое не глядели.
- А все-таки?
- Да какая вам разница? Будто я туда что-то разглядывать отправился. И зачем только я ввязался в это дело?
- Вам что, сильно здесь не по нутру? - я постарался удивиться.