Одно из помещений гарема во дворце Топкапи
Через несколько месяцев она предстала во всей красе перед султаном Мурадом III, внуком Сулеймана I. Говорят, он был потрясен красотой девушки, забросив ради нее всех других одалисок.
Дочь синьора Баффо приняла ислам и решила забыть о прошлом, устроившись на новом месте как можно лучше. Султан был рад исполнять любые ее капризы. Причем ей ни разу не пришло в голову как-то облегчить судьбу своей далекой родины, с которой постоянно воевал Мурад III.
Среди обитательниц гарема, боявшихся и ненавидевших Баффо, пошли слухи о том, что она колдунья. Вспомнили бабушку нынешнего султана, Роксолану, которая с помощью злых духов очаровала Сулеймана I.
Вскоре Мурад III стал задумываться, нет ли действительно в его страсти к венецианке чего-то сверхъестественного. Однако, подвергнув пыткам ее служанок и ничего не добившись от них, он, заглаживая вину перед Баффо, сделал ее настоящей царицей. Так сбылось предсказание неизвестной старухи.
Баффо умела угадывать желания султана, идеально подлаживалась под его характер и использовала в своих интересах его слабости. Зная, например, о скупости своего повелителя, она предложила существенно сократить количество одалисок, заменить ценные подарки и денежные награды чиновникам устными поощрениями. Плоды и цветы из садов сераля продавались частным лицам, а деньги шли в казну. Были упразднены многие должности, а жалованье войскам уменьшено.
Несмотря на общий ропот и недовольство, Баффо удалось сохранить свое влияние при дворе и после смерти Мурада III. Ее сын, Мехмед III, стал во всем следовать ее советам. Свое восшествие на престол он ознаменовал тем, что приказал удавить девятнадцать сыновей своего отца. Все управление государством венецианка взяла в свои руки, пользуясь тем, что сыну были гораздо интереснее пиры и развлечения в гареме.
Однако на военные подвиги Мехмед III был способен. Его сравнивали даже со знаменитым прадедом. А в столице в это время зрел заговор, душою которого был младший сын Баффо – Селим, собиравшийся занять место брата и удалить мать от государственных дел.
По приказу Мехмеда III Селим был удавлен, а венецианка ничего не сделала для того, чтобы его спасти. Тем не менее, заговорщики продолжали действовать. Баффо знала, что главной причиной недовольства в стране является она сама, но ни за что не хотела выпустить бразды правления из своих рук. А Мехмед III, понимая обоснованность требований недовольных, не решался предпринять какие-либо шаги против матери.
В 1602 году почти одновременно в европейских и азиатских владениях султана начинается мятеж. Народные волнения были поддержаны янычарами. Мятежники требовали голову венецианки. А она, сохраняя потрясающее самообладание, пыталась организовать оборону дворца. Но Мехмед III уже не мог больше поддерживать мать. Все было против нее. Султан заявил, что намерен расправиться с ее приспешниками, а ее саму просил удалиться в загородный дворец и прекратить политическую деятельность.
Так с политического горизонта Османской империи исчезла эта странная фигура, женщина, которая смогла фактически стоять во главе государства, религия которого противилась всякому публичному участию женщин в общественной жизни.
«4711»
К немецкому городу Кельну его громкая мировая слава пришла далеко не сразу и весьма извилистым, странным и в чем-то даже курьезным путем.
Говорят, началось все с того, что примерно в середине XIII столетия отцы славного и богатого немецкого города призадумались:
– Чем нам так прославить наш славный и богатый город, да так расстараться, чтобы ему не нашлось в этой славе равных во всем мире?
Римского папу они заполучить к себе на постоянное место жительства не могли. К тому же и не слишком нуждались, как весьма расчетливые люди в привередливых нахлебниках. Король городу тоже не требовался. И тогда они решили выстроить на площади не знающий себе равных в мире собор!
15 августа 1248 года кельнский епископ Конрад фон Гостаден торжественно освятил начало грандиозного строительства, и работа закипела: мастеров на все руки в городе хватало.
Однако великая стройка по разным причинам растянулась на… целых шесть веков!
Только спустя пятьсот лет каменное кружевное чудо на Рейне открылось взорам людей во всей своей невиданной красе и поразило их небывалым великолепием. По необычайной высоте (157 метров) собор готов поспорить с современными телебашнями, поэтому его дивно изукрашенные каменным кружевом остроконечные купола в хорошую погоду отлично видны даже из… соседних городов!
Кельнская вода. Число «4711» знают все
И все же своей самой большой известностью город Кельн обязан не только уникальному собору, хотя тот и является жемчужиной средневекового градостроительства и уникальным памятником истории. Но тогда в чем же дело? Где скрыт секрет? Сама госпожа Судьба громко ударила в гонг 8 октября 1792 года. Время было неспокойное: в соседней Франции все отчаянно бунтовали, лилась кровь, тем не менее известный кельнский банкир Мюльгенс все же решил со всей пышностью справить свадьбу своего сына Вильгельма.
– Кто знает, как дальше может повернуться жизнь, – философски заключил банкир, – зато у моего мальчика навсегда останутся прекрасные воспоминания о его веселом празднике. Иногда это способно серьезно поддержать в трудную минуту жизни! Мы будем веселиться, несмотря ни на что!
На торжества по случаю бракосочетания Вильгельма Мюльгенса пригласили кучу гостей, поэтому перед подъездом богатого большого особняка банкира, расположенного на улочке Глоккенгассе, один за другим останавливались кареты с дверцами, украшенными баронскими и графскими гербами, и дорогие экипажи. Лакеи в расшитых золотыми галунами темно-зеленых ливреях услужливо распахивали дверцы:
– Пожалуйста, господа! Милости просим, господа!
– Прошу, прошу! – встречал на нижней площадке белой мраморной лестницы, покрытой алым дорогим ковром, каждого гостя лично банкир Мюльгенс.
В этот памятный праздничный день любой должен был получить свою долю его благосклонного внимания, и никто не должен был уйти из его дома недовольным или обиженным. Сегодня праздник!
Слуги гостей, кряхтя от натуги, снимали с запяток карет тяжеленные, окованные железом или медью сундуки, нагруженные дорогими подарками молодоженам, и, сгибаясь под их тяжестью, несли поклажу наверх. Каждому дарителю хотелось перещеголять другого!
– Ах, как все изумительно и прелестно! – щебетали дамы, шурша дорогими тонкими шелками и обмахиваясь пышными веерами из страусиных перьев.
– Солидно, очень солидно, – степенно, вполголоса переговаривались мужчины. – А это кто такой?
На нового гостя, резко выделявшегося в толпе, все не зря обратили внимание: в вестибюль особняка вошел пожилой монах в сильно поношенной порыжелой рясе, подпоясанной простой толстой веревкой, и в сандалиях на покрытых пылью ногах. Видимо, он проделал довольно долгий путь, но вместо сундуков или хотя бы каких-то, пусть даже небольших, шкатулок он держал в руке только темный деревянный лакированный пенал.
– Пенал? Пенал из дерева? Неужели это подарок на свадьбу сына самого Мюльгенса? С ума сойти… – шептались вокруг.
К немалому удивлению гостей, сам банкир отнесся к неожиданному гостю с большим почтением и лично проводил его в свой кабинет, куда имели доступ очень немногие. Спустя некоторое время туда пригласили и счастливого жениха Вильгельма.
– Сын мой, – торжественно сказал ему банкир. – Когда-то один из твоих далеких предков оказал братьям из монастыря и вообще монашескому ордену большие услуги. Святые отцы клятвенно обещали примерно отблагодарить того, кто своевременно протянул им руку помощи, или его потомков. Теперь этот час настал. Святой отец принес тебе в день свадьбы необычный подарок.
Молодой человек с нескрываемым любопытством взглянул на незнакомого пожилого священнослужителя, а тот тем временем медленно открыл лакированный деревянный пенал и осторожно вынул из него туго свернутый в трубку древний пергамент, скрепленный несколькими большими разноцветными сургучными печатями.
– Прими от нас в дар в день твоей свадьбы то, что принесет большое богатство твоему роду и великую всемирную славу твоему городу, – протянув пергамент Вильгельму, глухо сказал монах. – Этот пергамент дороже всех алмазов и золота, если ты сумеешь им правильно воспользоваться и распорядиться. Звезды подсказали нам, что именно ты сумеешь это сделать. Мы отдаем долг благодарности вашей семье и желаем тебе счастья! И процветания вашему дому!
– Что это? – недоуменно поглядел на непонятные древние письмена жених. – Волшебные заклинания?
– Что это? – недоуменно поглядел на непонятные древние письмена жених. – Волшебные заклинания?
– Нет, мы служим Богу и никогда не занимаемся никаким колдовством, – едва заметно улыбнулся монах. – Только иногда с помощью Господа нашего, Иисуса Христа, прибегаем к астрологии. Это рецепт. И он зашифрован.
– Рецепт? Но чего? Чудодейственного лечебного бальзама?
– Нет, сын мой! Все полученные тобой сегодня драгоценные дары просто ничтожны по сравнению с великой тайной приготовления чудодейственной воды, получившей название «аква мирабилис». Когда-то, очень давно, нашим братьям удалось выведать ее с риском для жизни в далеких и жарких сарацинских землях. Береги наш дар и будь счастлив!
Монах низко поклонился и неслышно исчез.
– Какая-то древняя мистика, – осторожно сворачивая пергамент, недоуменно пожал плечами Вильгельм. – Сарацины, тайны времен Крестовых походов, монахи, занимающиеся алхимией и астрологией…
– Дай-ка, мой дорогой мальчик, я на всякий случай спрячу это в свой личный сейф, в его потайное отделение, – решил немало повидавший на своем веку банкир. – Монахи никогда не бросают пустых слов на ветер! А после свадебных торжеств мы спокойно разберемся, что к чему в этом подарке. Иди, веселись, невеста уже тебя, наверное, заждалась. Но… никому ни слова! Ни намека!
– Я все отлично понял, отец, – заверил сообразительный потомок банкира. – Буду всегда нем как рыба! В любом случае, даже если этот кусок ветхого пергамента не стоит и ломаного гроша, даже моя любимая не услышит от меня ни слова о нем. Клянусь!
– Я так не думаю, – покачал головой Мюльгенс. – Не насчет слов, а о старом пергаменте…
Монахи нисколько не ошиблись в своих астрологических прогнозах, сделанных при помощи составленного ими гороскопа: Вильгельм Мюльгенс, не жалея времени, досконально разобрался в непонятных древних письменах, старательно создал необходимое оборудование и вскоре начал довольно широкое – конечно, по тем временам – производство обладавшей удивительно приятным, просто чудодейственным запахом «аква мирабилис», которую везде и всюду стали называть «водой из Кельна».
– Как, вы еще не пользовались «водой из Кельна»? – удивлялись модники и модницы. – Да что вы? «Аква мирабилис» – это просто чудо! Возьмите, не пожалеете.
Конечно же, совсем нетрудно догадаться, что «аква мирабилис» был тогда еще не всемирно знаменитый, но уже заслуженно пользовавшийся огромной популярностью одеколон!
Изготовленная по древнему рецепту сарацинов, приятно пахнущая жидкость стоила приличных денег. Поэтому ее покупали с большим удовольствием преимущественно люди, обладавшие свободными денежными средствами, – князья, графы, маркизы и прочее титулованное дворянство, богатые негоцианты и состоятельные горожане. «Воду из Кельна» заказывали даже короли и маркграфы.
– Монах оказался полностью прав, – довольно потирая руки после подсчета прибылей, часто говорил Вильгельм. – Все сверкающие подарки прочих гостей на моей свадьбе оказались просто пылью по сравнению с древним арабским пергаментом, привезенным из монастыря! Это же не пергамент, а золотая река, вечный неиссякаемый источник!
Впрочем, Вильгельм не только почивал на лаврах, считал деньги и потирал руки: он постоянно напряженно работал. Узнав об открытии состоявшего на службе при дворе русского императора химика Тобиаса Ловица, который научился, вернее, изобрел надежный способ очищения спирта от присутствовавших в нем после перегонки сивушных масел, потомок банкира немедленно добыл об этом сведения и включил новые технологии в производственный процесс. Качество «воды из Кельна», или «аква мирабилис», очень быстро значительно повысилось, а вместе с тем возросла и цена!
Молодой Мюльгенс по примеру Ловица на своем производстве очищал спирт через угольный порошок – дешево, а прибыль просто неизмерима.
Тем временем в мире происходили весьма грозные события. Французская смута превратилась в Великую французскую революцию. На площадях поставили гильотины, полились реки крови, началась повальная эмиграция аристократии. На военном небосклоне ярко засверкала звезда полководческого таланта нового молодого генерала французов Наполеона Бонапарта. Прошло немного времени, он стал императором и вторгся со своими войсками и в германские земли.
Французские квартирмейстеры уже имели весьма приличный опыт размещения войск в занятых городах и потому первым делом, чтобы не запутаться, нумеровали большими цифрами, написанными мелом, все дома без исключения.
Надо отметить, что до того времени нигде дома не имели нумерации – ни в одном городе ни одной страны, но и французские квартирьеры ввели ее только в чисто прагматических военных целях. Теперь мы просто не представляем, как могли раньше вообще без этого обходиться, не говоря уже о том, как можно обойтись теперь? А работа почты, пожарных, «скорой» и много чего другого…
Не обошли французы стороной и богатый дом банкиров Мюльгенсов – он получил номер 4711 в реестре французских квартирьеров, и этот номер намалевали мелом на стене особняка.
– Подумать только, – с невыразимой горечью и обидой говорил старый финансист, – раньше все в Кельне знали, что на Глоккенгассе стоит дом уважаемого в городе человека, банкира Мюльгенса. А теперь на его стене красуется наляпанный мелом безликий номер. Боже, в какие времена мы вынуждены жить! Даже у моего старого доброго дома отняли имя!
Его сын Вильгельм только молча курил толстую сигару у окна и думал о чем-то своем: наверное, прикидывал в уме, как еще более расширить производство «аква мирабилис»…
Как давно известно, любые войны не вечны и непременно наступает долгожданный мир. В Европу пришли бравые русские войска, появились чопорные и модные англичане, и продукция предприятия Вильгельма пошла просто нарасхват: всем требовались ароматные «воды из Кельна».
– Нужна броская, сразу запоминающаяся марка! – постоянно напоминал ему отец. – Ты припозднился немного: имя бывшего императора Наполеона уже расхватали все, кому не лень. Не называть же наш парфюм «Александром» в честь русского царя?
– Почему, это тоже неплохо, – задумчиво ответил сын. – Но если вдуматься, император Бонапарт оставил нам столь же неоценимый подарок, как и монах.
– Какой же?
– Номер дома!
Вильгельм тут же пустил в производство новый «Одеколон 4711». Название интриговало, продукция оказалась отменной. И фирма банкиров процветала.
Так появился один из самых первых в мире знаменитых одеколонов для мужчин известной германской фирмы «4711», существующий и пользующийся популярностью и поныне.
Америка, кто в имени твоем?
Далеко не все помнят, почему Америку назвали именно Америкой, хотя открыл ее Христофор Колумб, к имени и фамилии которого данное название никакого отношения не имело и не имеет. Исторический курьез? Несомненно.
Вспомните: еще в школе учитель географии терпеливо втолковывал, что первым на другой конец света приплыл Колумб. Но другой итальянец – генуэзец Америго Веспуччи – догадался: это не группа островов с тропической зеленью, а огромный континент. Поэтому его имя увековечили в названии Нового Света.
Но все ли так просто, как мы привычно считаем? Как известно из исторических документов, Америго Веспуччи был сыном флорентийского нотариуса Настаджио Веспуччи. Итальянцы очень любят разные пышные имена, в особенности млеют, когда у одного человека их сразу несколько.
Еще много лет назад, в теперь уже далеком от нас XIX в., французский исследователь (историк, географ, геолог) Жюль Марку совершенно точно установил: Веспуччи-младший носил сразу два крестных имени. Первым являлось Альберико, или Альберикус, а уже вторым именем стало Америго.
Америго Веспуччи в книге Теодора де Бри «История Америки»
По неизвестным нам причинам, писал в своем исследовании «Америка. Америго Веспуччи и Америка» Жюль Марку (1824–1898), с течением времени Веспуччи-младший стал все реже и реже использовать свое первое имя, полученное им при крещении. Затем оно было им окончательно забыто.
Интересно, почему? Историки утверждают: такое пренебрежение весьма странно для итальянца того времени. Можно даже сказать, загадочно и совершенно неясно: за полученное при крещении имя обычно держались как за спасательный круг на бурных житейских волнах, поскольку оно, по мнению людей той эпохи, было тесно связано с их святым покровителем на небесах. А тут человек сам намеренно отказался от покровительства могущественного патрона? И это набожный итальянец, родившийся в стране, где сама земля пропитана религией?
Но далее произошло не менее удивительное и загадочное.
«Неизвестно почему, начало претерпевать серьезные изменения само написание второго, оставшегося имени Веспуччи-младшего», – отмечает в своей работе дотошный француз.