Пока мы высаживали многочисленные научные отряды в приполюсном районе для изучения гидрологии и дна Северного Ледовитого океана в экспедициях «Север», американцев больше интересовали сами льды, особенно необычные ледовые образования, время от времени появлявшиеся на экранах радаров стратегических бомбардировщиков Б-29, регулярно летавших в район Северного полюса с метеоразведкой (и не только) с аэродромов Аляски. Первое событие такого рода летом 1946 года Родаль описал следующими словами: «Во время обычного планового полета через Северный полярный бассейн с авиабазы Ледд на Аляске 14 августа менее чем в трехстах милях севернее мыса Барроу на 76 градусов 10 минут северной широты и 160 градусов 10 минут западной долготы на экране радиолокационной станции внезапно появился огромных размеров сердцевидной формы остров площадью приблизительно 200 квадратных миль. Ночью командир самолета послал об этом срочное донесение в Вашингтон.
Вначале этому острову было дано обозначение Т-Х (цель Икс), а позднее он стал известен под названием "ледяной остров Т-1".
При первом его обнаружении полагали, что это остров материкового происхождения (то есть обычная суша. – Авт.), так как ответный импульс, получаемый на экране радиолокационной станции, был похож на тот, что получали обычно от земли. Когда при следующих наблюдениях его местоположение изменилось, стало очевидно, что остров перемещается и поэтому не может быть материковым островом. Во время ясной погоды! было видно, что ледяной остров Т-Х является айсбергом с ровной поверхностью, который свободно дрейфует в Северном Ледовитом океане».
Разумеется, наши летчики видели подобные ледяные образования, но, поскольку они свободно сажали свои машины на дрейфующие льды океана, подобное открытие не имело для нас такого значения, как для американцев, интересовавшихся огромными айсбергами в качестве непотопляемых авианосцев.
Облеты дрейфующих ледяных островов на малых высотах показали, что их поверхность отличается характерной системой параллельных валов и ложбин, в летнее время заполненных талыми водами. Это был великолепный дешифровочный признак при изучении аэрофотоснимков. Одновременно американцы установили то, что уже было известно советским исследователям по результатам дрейфа секретной советской станции СП-2 под руководством Михаила Михайловича Сомова: система дрейфа в этой части Северного Ледовитого океана – по часовой стрелке, что было предсказано еще в 1908 году участником русской экспедиции по поискам Земли Санникова Александром Васильевичем Колчаком. Тем не менее оставалась еще одна загадка происхождения гигантов, но пробил и ее час…
При изучении накопленных ранее материалов внимание американских и канадских полярников привлек аэрофотоснимок, сделанный еще в 1947 году на побережье острова Эллеф Рингнес – там на ледниковой кайме вдоль побережья была обнаружена такая же система валов и ложбин, что и на известных дрейфующих ледяных островах. Стали просматривать отчеты прежних путешественников – оказалось, что аналогичные формы ледяной поверхности уже описывали Кук, Пири и некоторые другие для северного побережья острова Элсмира. Не оставалось ничего другого, как выслать самолет для аэрофотосъемки в указанный район шельфового ледника островов – тайна их происхождения и одновременно загадка некоторых проблематичных земель – были окончательно разгаданы, на что понадобилось всего два с половиной столетия.
(По материалам В. Корякина)
Донской казак – американский генерал
Летом 1901 года во многих чикагских газетах был опубликован скромный некролог, гласивший: «Ночью 18 июня 1901 года, 79 лет от роду, храбрый казак Великой армии республики Джон Б. Турчин скончался». Казак? В Америке?
Конечно, юному выпускнику Михайловского артиллерийского училища в Санкт-Петербурге Ивану Турчанинову и в голову не могло прийти, что его жизнь сложится так круто и неординарно. Он, представитель древнего и славного казачьего рода Турчаниновых, известных со времен обороны Азова, целиком отдался службе в казачьей конной артиллерии, а в свободное время много читал, сам пописывал стихи, часами играл на скрипке, а вот офицерских кутежей избегал, в карты ночами «не дулся» и за милыми барышнями не волочился.
Вероятно, он дослужился бы до неплохих чинов, как его отец, ушедший в отставку в звании войскового старшины, то есть подполковника по-современному, или как его дядя, плечи которого украшали погоны генерал-лейтенанта. Тем более что через несколько лет он с отличием окончил Академию Генерального штаба, получил чин секунд-майора и был зачислен не в какой-нибудь заштатный полк, а в свиту цесаревича Александра, командовавшего тогда гвардией. Перед ним – Иваном Турчаниновым – открывалось воистину блестящее будущее.
Но вот незадача – не давали ему покоя рассказы о небольшой группе донских казаков, которые не только разделяли свободолюбивые взгляды декабристов, но и были готовы подняться сами и поднять других казаков против, как тогда говорили, российского абсолютизма. Как ни странно, Ивана Турчанинова не останавливала печальная участь «донских декабристов».
Но более всего молодого офицера увлекали беседы о Североамериканских Штатах, которые в представлениях тогдашней русской интеллигенции рисовались оплотом демократических свобод.
Масла в огонь, как говорится, подлила неожиданная встреча практически со всеми ведущими писателями тогдашнего журнала «Современник»: Панаевым, Белинским, Некрасовым и особенно с Герценым, который Америку, к великому удовольствию Турчанинова, считал чуть ли не олицетворением свободы будущего.
Последней каплей, перевесившей чашу весов в пользу отъезда из России, было назначение Турчанинова начальником штаба гвардейского корпуса, который спешно перебрасывался в Польшу, где вот-вот, говоря современным языком, могла образоваться новая «горячая точка». Будущий император Александр II, явно благоволивший Турчанинову, наградил его в начале Крымской войны орденом Владимира, произвел в полковники за блестящее проведение исследований Санкт-Петербургского региона с целью возведения здесь противодесантных инженерных укреплений и артиллерийских систем и даже подумать не мог о том, что у талантливого офицера его свиты нет никакого желания участвовать в очередном подавлении очередного польского восстания.
На рапорт Турчанинова о предоставлении ему шестимесячного отпуска для женитьбы на Надин Львовой, урожденной княжне, и выезда на заграничное лечение Александр ответил согласием и даже выдал ему солидную сумму. Сыграв скромную свадьбу, молодые Турчаниновы сначала выехали во Францию, затем в Англию, где Иван Васильевич повторно встретился со своим кумиром Герценым, а затем на пакетботе «Морион» супруги Турчаниновы отправились в Нью-Йорк.
…Отрезвление полковника русского Генерального штаба, в одночасье превратившего себя в американского фермера, и разочарование человека, взглянувшего на «райскую» американскую жизнь не из российского далека, а из американской глубинки, было быстрым и полным. Уже в марте 1859 года, то есть года через три после того, как Иван Турчанинов навсегда покинул Петербург, Москву, Новочеркасск и родовое имение Бирючий Кут, он признается в письме Герцену о своем полном разочаровании, так как не увидел в Штатах «…свободы… ни на волос», так как эта страна если и рай, то «…рай для богатых», так как здесь «…самые страшные преступления и самые черные происки окупаются деньгами…». В конце письма Турчанинов признавался: «…Я за одно благодарю Америку: она помогла мне убить наповал барские предрассудки. Я переродился: никакая работа, никакой труд для меня не страшен».
И это было сущей правдой: он фермерствовал, учился в техническом колледже, работал инженером-топографом в железнодорожной компании, а между делом умудрялся азартно агитировать американцев за Авраама Линкольна, писать портреты на заказ и давать концерты вместе с черным органистом Брейди, да такие, что знатоки музыки предрекали органу негра и скрипке казака мировой успех.
Но наступило 12 апреля 1861 года, начало Гражданской войны Севера и Юга. 15 апреля президент Линкольн объявил мобилизацию, а в мае, получив уведомление, что ему присвоено звание майора американской армии, Джон Турчин, хоть и уязвленный явным понижением «в чинах», послал губернатору штата Иллинойс рапорт с просьбой зачислить его в армию северян. Через несколько дней он был избран командиром добровольческого 19-го Иллинойского полка, в котором служили молодые железнодорожники и клерки, шахтеры и лесорубы, фермеры и ковбои, мясники с боен, люди разнохарактерные и независимые, но, самое главное, абсолютно неподготовленные к войне. Стремясь устранить этот недостаток, Иван Васильевич в кратчайшие сроки написал и издал книгу «Военное обучение бригадой», наделавшую много шума и принесшую этому русскому, удачно скрестившему «казачьи методы» ведения войны с «американским патриотизмом», как было написано в одной рецензии, заслуженную славу. Это радовало друзей и вызывало ненависть врагов. А враги у русского бородача, ставшего к тому времени полковником, были. И вот теперь некий Скотт организовал возмущение среди жителей города Атенса, явно симпатизировавших южанам и «пожаловавшихся» властям на то, что Турчин якобы дал молчаливое согласие на грабеж и насилие над жителями этого города солдатами 19-го Иллинойского полка. Турчин, не ожидавший такой подлости, отчаянно защищался, но был арестован и отдан под суд, который вынес приговор: разжаловать и уволить его с военной службы.
Но рано радовались враги. У Джона Турчина нашелся защитник, и какой! Сам президент Соединенных Штатов Авраам Линкольн: он не только помиловал полковника, но и приказал присвоить ему звание бригадного генерала.
Иван Турчанинов прославил свое имя в битве у Миссионерского хребта, а смелый и оригинальный маневр турчинской бригады в сражении под Чикамогой вошел в историю Гражданской войны под названием «Турчинская атака с тыла».
…Последние годы жизни Иван Васильевич Турчанинов много болел от старых боевых ран, но держался молодцом: построил в Чикаго дом, рисовал, играл на скрипке и работал над книгой «Чикамога».
Вскоре после смерти Турчина его имя было присвоено одной из улиц Чикаго, оно встречается в школьных учебниках по истории XIX в., маститый казачий писатель Дмитрий Петров (Бирюк) написал о нем роман, но, думается, к его судьбе еще обратятся люди искусства, особенно кино, ведь жизнь Ивана Турчанинова – готовая основа для сценария крутого боевика, или, как говорят на его второй родине, вестерна.
(По материалам А. Иванова-Михайлова)
Газеты сильнее пушек
Среди самокритичных австро-венгерских офицеров ходила такая шутка: «Когда Бог создавал армии, то расставил их по степени их мощи. Последней, на самом левом фланге, оказалась австро-венгерская армия. Тогда ее начальники взмолились: „Господи, ведь мы должны кого-то бить!“ И тогда Бог создал итальянскую армию». Австро-венгры (правда, вместе с немцами) доказали правоту этой шутки в битве при Капоретто в октябре – ноябре 1917 года. А происходило все это так.
На Западном фронте происходили бесконечные и бессмысленные сражения. В результате одного лишь англо-французского наступления в апреле – мае 1917 года (наступления Нивеля) обе стороны потеряли убитыми и ранеными около 480 тысяч человек без видимых результатов. Провал наступления и вести о русской революции вызвали волнения во французской армии. Отдельные полки отказались идти в бой, а некоторые части захватывали грузовики и поезда, чтобы добраться до Парижа и предъявить правительству требования о немедленном заключении мира. Солдаты двух полков пытались прийти на помощь бастовавшим французским рабочим, но их отогнали артиллерийским огнем. Генерал Петэн, сменивший Нивеля, ввел во французской армии смертную казнь за отказ повиноваться командирам. На Западном фронте наступило затишье.
Кайзер Вильгельм II инспектирует австрийские войска
Немцы воспользовались неразберихой на Русском фронте, вызванной Февральской революцией, и овладели Ригой. Но развивать свой успех не стали, поскольку собирались перебросить часть сил с Восточного на Итальянский фронт, где у них были далекоидущие планы. Там под руководством генерала пехоты Отто фон Бюлова формировалась мощная 14-я армия из восьми австрийских и семи германских дивизий при 1621 орудии, 301 миномете и 1000 газометах.
Итальянское военное командование получало от своей разведки бесчисленные предупреждения о готовящемся наступлении, однако ни начальник Генштаба граф Луиджи Кардона, ни его генералы не проявляли сколько-нибудь заметного беспокойства. Правда, в конце концов Кардона приказал генералу Луиджи Капелле перестроить войска в районе ожидаемого наступления под Капоретто. Но Капелла игнорировал полученную информацию. Он был известен как талантливый, но крайне недисциплинированный командир, который не считает для себя возможным приспосабливаться к общему оперативному плану, если тот противоречит его собственному. В результате его армия не была готова к обороне.
Агенты итальянской секретной службы продолжали доносить о надвигающейся опасности. От перебежчиков – чешских и венгерских офицеров – поступала еще более полная информация. От союзников из Франции шли сообщения о том, что противник накапливает резервы. Американские агенты в Швейцарии узнали о предстоящем наступлении немцев, а затем прислали весьма многозначительное сообщение: «Австрийцы с помощью немцев готовят большое наступление против Италии. Они прибегнут к пропаганде, чтобы подорвать дух итальянских войск, и ожидают наилучших результатов». В другом сообщении говорилось: «Немцы и австрийцы попытаются помешать отправке на помощь Италии английских, французских или американских резервов после того, как они предпримут крупное наступление. В тот момент, когда оно начнется, шпионы взорвут Мон-Сенисский туннель, через который из Франции могут быть переброшены в Италию войска».
Примерно в это время некий английский капрал, патрулируя на «ничейной» земле между линиями окопов Германии и Антанты, подобрал иллюстрированную открытку. На ней был изображен горный пейзаж в Австрийских Альпах, и послана она была одним немецким солдатом другому, и в ней говорилось: «Мы находимся в Австрии на отдыхе и очень в нем нуждаемся». Отправитель, подписавшийся «Генрих», оказался (судя по почтовому штампу) солдатом известного альпийского корпуса германской армии, отличившегося в боях против Румынии, под командованием генерала Крафта фон Дельмензингена. Почему эти войска отдыхают в Австрии, если не потому, что готовятся к тому самому наступлению, о котором американцы заблаговременно предупреждали из Швейцарии? Открытка была без даты, провалялась в грязи неизвестно сколько, прочли ее и поняли значение только 23 октября 1917 года, когда подготовиться к организации отпора уже не представлялось возможным.
Австро-германские войска готовились к большому наступлению. Оно было необходимо не только как чисто военная наступательная операция, но и как политическая акция, призванная оказать влияние на утомленную войной лоскутную Австро-Венгерскую империю, ее многонациональное население и вдохновить ее слабую армию.
Чтобы предотвратить распад Австро-Венгрии, было особенно необходимым предпринять успешное наступление против Италии. Понимала это и австрийская разведка, которой руководил генерал Ронге. И именно ей принадлежит заслуга в небывалом успехе германо-австрийских войск под Капоретто.
Агенты австрийской разведки за много недель до начала наступления собрали точную информацию о положении в Северной Италии. Как раз в этот период в ряде итальянских городов происходили беспорядки. Причем в некоторых центрах, как, например, в Турине, они подавлялись силой оружия: в толпу стреляли. Были убитые и раненые. Итальянская цензура тщательно просеивала все сообщения, и в газетах появлялась лишь куцая информация об «отдельных случаях хулиганства, провоцируемых безответственными анархистами, не поддерживаемыми населением».
Австрийские газеты установили фамилии и адреса убитых на улицах и собрали мельчайшие подробности событий, которым мог поверить любой житель Турина или соседних округов Пьемонта.
На основе этих данных были сфабрикованы номера нескольких известнейших итальянских газет. Напечатанные в Австрии, эти газеты были точным воспроизведением подлинника, причем на первой полосе под кричащими заголовками помещались сообщения о недавних столкновениях и кровопролитиях в Турине. Особенно крупным шрифтом были напечатаны списки убитых и раненых – те самые списки, публиковать которые итальянские власти запретили. Едкие и откровенные редакционные статьи усиливали в читателях впечатление, что в итальянском тылу царит полная анархия.
Тут же печатались сообщения о революции в России, о том, что русские солдаты отказываются стрелять в немецких и массами дезертируют с фронта. Естественно, не забыли и недавние французские события, когда целые полки не желали повиноваться своим командирам.
События эти искусно драматизировались, подавались доступным солдатам языком и, надо отдать должное австрийским спецслужбам, были сфабрикованы талантливо, ведь к изготовлению газет были привлечены видные журналисты того времени.
Во всей итальянской армии не было лучших солдат, чем пьемонтцы; они входили в состав ударных частей и обороняли ключевые позиции Итальянского фронта, именно те, которые германо-австрийские войска должны были захватить в первую очередь. И вот австрийские военные аэропланы начали сбрасывать на вражеские позиции целые пачки «свежих итальянских газет», отпечатанных в австрийских типографиях и содержащих известия, способные подорвать моральный дух любого, даже очень стойкого солдата. Для большей убедительности австрийская разведка проставляла на газетах не самые свежие даты; тем самым создавалось впечатление, что газеты вышли в Италии, а в Австрию привезены контрабандно. Солдаты вырывали газеты друг у друга из рук, искали в списках убитых и раненых фамилии друзей и родственников, которых при больших итальянских семьях было нетрудно найти, плакали, возмущались, втыкали штыки в землю.
Эффект этой операции австрийской разведки был потрясающим и превзошел все ожидания. К 23 октября возмущение в итальянских частях достигло предела, а на следующее утро после четырехчасовой бомбежки и часовой артподготовки 14-я германская армия генерала Отто фон Бюлова перешла в наступление. Итальянцы почти не оказывали сопротивления. Они были разгромлены и стремительно отступали. Лишь прибытие английских и французских резервных дивизий позволило к 10 ноября стабилизировать фронт на реке Пьяве, в 60 километрах от первоначальной позиции.