— Это же вы виноваты, а не я… Но, если что, я готов заплатить. Деньги у меня есть. Не здесь, правда… Дома. Но есть. Я дам столько, что вам на две такие машины хватит… Только не убивайте!
— Обосрались нам твои машины, — Мазитов поморщился. — Мы тут совсем по другому поводу.
— По какому?
Копнин уже обогнул стоящую на коленях жертву и зашел ему за спину. Тарасов не мог видеть, как в руках Виктора появилась стальная леска. Копнин неторопливо намотал ее на кулаки и кивком подал знак подельнику.
— Урок мы хотим тебе преподать, — не опуская пистолета, Илья шагнул вперед. — К сожалению, последний в этой жизни.
— Я не…
Договорить Тарасов не успел. Копнин набросил ему леску на шею, и Михаил Игнатьевич почувствовал, как у него резко перехватило дыхание. Горло сковало приступом боли. Он вскинул вверх обе руки и попытался вцепиться в леску пальцами. Но Копнин знал, что делает. Упершись коленом Тарасову в спину, он развел кулаки в разные стороны. Глаза директора подшипникового завода полезли из орбит. Мазитов склонился к нему.
— Никогда! — по-змеиному прошипел он. — Никогда нельзя посылать на хер приличных людей. Врубился, мудак?
Но Михаил Игнатьевич уже вряд ли слышал его. Перед глазами у него все плыло, руки безвольно опустились. Секунду спустя Тарасов натужно захрипел, а еще через мгновение его тело забилось в конвульсиях. Мазитов спрятал пистолет под курткой.
Безжизненное тело Тарасова обмякло, и только после этого Копнин снял с его шеи стальную леску. Жертва упала лицом вниз.
— Готов, — констатировал Виктор и без того очевидный факт.
— Отлично. Поехали.
Мазитов развернулся и зашагал обратно, по направлению к «шестерке». Копнин сплюнул себе под ноги.
1993 год. Приемная директора подшипникового завода Предложение
Лишайников беспрепятственно прошел в конец коридора мимо всех кабинетов и остановился перед приемной директора завода. Рядом с входом висела пожелтевшая от времени табличка с фамилией еще прежнего директора Тарасова. Левее — график приемных часов. Не вчитываясь, Лишайников пробежал глазами по всем надписям и уверенно толкнул дверь от себя.
Перед входом, около большого настенного зеркала, стояла секретарша. В одной руке у нее была пачка бумаг, в другой губная помада. Слегка приоткрыв рот, она старательно размазывала остатки краски по губам.
Увидев в зеркале отражение незнакомца, секретарша мгновенно оценила его взглядом. Чуть выше среднего роста, щуплый. Огромный не по размеру пиджак висел на нем, как на вешалке. На нос съезжали очки с большими округлыми линзами.
— Иванов у себя? — предупредил вопрос секретарши Лишайников.
— Да.
— Отлично! — Молодой человек решительно двинулся по направлению к внутренней двери.
— Постойте-постойте! Он не один! — запротестовала секретарша.
— Да? Ну, это не беда. Я подожду.
Лишайников осмотрелся. На столе секретарши стояла вытянутая ваза с огромной розой на длинной ножке. Лишайников подошел к столу, взял в руки вазу и ткнулся носом в бутон.
— Чудный цветок! — поставив вазу на прежнее место, он сел на один из стульев для посетителей и вытянул перед собой ноги.
В это время из кабинета директора вышел мужчина с толстенными папками под мышкой. Он отсутствующим взглядом скользнул по Лишайникову и моментально скрылся в коридоре. Лишайников и секретарша одновременно двинулись в сторону двери директора. Лишайников первый схватился за ручку:
— Позвольте, у меня неотложное дело!
В ту же секунду он рванул дверь на себя и вошел в приемную.
Помощница руководителя завода попыталась что-то возразить, но Лишайников успел захлопнуть дверь раньше.
Иванов сидел за столом. Спинка солидного директорского кресла величественно возвышалась у него над головой.
— Здравствуйте, Геннадий Аркадьевич! А вот и я! — Лишайников слегка склонился в приветственном поклоне.
Иванов недоуменно снизу вверх из-под очков взглянул на вошедшего. Лишайников бесцеремонно прошел в глубь кабинета и сел на стул напротив директора.
— Геннадий Аркадьевич! Меня зовут Степан Лишайников… Я хочу у вас работать.
Брови директора удивленно соединились над переносицей.
— Вопросами трудоустройства у нас занимается отдел кадров, — сказал он.
— Нет, — безапелляционно возразил Лишайников. — Не получится.
— То есть как? — Иванов вновь сделал удивленное лицо. — Что вообще все это значит? Вы вообще понимаете, куда вы пришли, молодой человек? Я — директор завода. У меня достаточно дел, и сейчас не лучшее время, чтобы вести личную беседу с рабочими! Прошу! — Он указал на дверь и снова уткнулся в бумаги, которые кипами лежали у него на столе.
— Позвольте, Геннадий Аркадьевич, минуточку. У меня не личная беседа. Это напрямую касается вашего предприятия и… лично вас.
— Молодой человек, есть главный инженер, главный конструктор, инженеры, заместители, наконец. Может быть, вы с кем-то из них сначала переговорите?
— Да вы не волнуйтесь так! Я очень быстро все изложу. У меня к вам деловое предложение… — Лишайников бережно положил на колени свою папку и вынул из нее конверт, однако передавать его в руки директору он пока не спешил. Аккуратно положил конверт на краешек стола рядом с собой. — Дело в том, что я хочу быть вашим, так сказать, консультантом.
— Кем-кем? — Иванов откинулся на спинку стула. На губах у него обозначилась снисходительная усмешка. — И в какой же области вы специализируетесь консультантом, мой дорогой?
— Преимущественно в финансах, — невозмутимо ответил Лишайников.
— А-а!.. Вы экономист, значит, — резюмировал Иванов. — Но я, признаться, пока не решил, нужен ли нам экономист. Вы в отдел…
— Нет. — Лишайников поправил сползшие на кончик носа очки. — Вы понимаете, я бы хотел быть лично вашим консультантом по финансовым вопросам. По тому, как управлять заводом.
Ноздри директора завода свирепо раздулись.
— Молодой человек, я даже не знаю, что вам сказать на это. У меня к вам просьба. Выйдите, пожалуйста, из моего кабинета…
— Стойте, стойте! — Лишайников улыбнулся. — Как же так? Человек приходит к вам, делает вам деловое предложение, а вы даже не удосуживаетесь ответить! Так нельзя. Я еще раз повторяю: я хочу быть вашим личным консультантом.
Лишайников замолчал. Повисла напряженная пауза.
— Я не понимаю! Вы что, дурак? Или, может быть, больной? — Иванов не на шутку рассердился. — Как вас вообще сюда пропустили? Я сейчас вызову охрану, да и все! Дел невпроворот, а тут… Где секретарь? Ирина!..
— Не надо! — резко оборвал его Лишайников. Его ладонь плашмя опустилась на стол, издав громкий хлопок. — Я вам сейчас все объясню. Дело в том, что я представляю тех людей, которые три дня назад убили вашего предшественника. Да-да! Нет, вы не подумайте, это не я убил. Но мои друзья. И они могут так же легко избавиться и от вас. Понимаете, о чем я?
Улыбка Лишайникова стала еще шире, чем прежде. Очки стали вновь сползать ему на кончик носа. Аккуратно, вытянув указательный палец, он вернул их в прежнее положение.
— То есть как — убили ваши друзья? Я ничего не понимаю! — Иванов слегка помассировал себе виски.
— Так вот, убили! Подошли к нему на темной улице! И убили! И знаете почему? А все потому, что Михаил Игнатьевич отказался взять меня на работу в качестве консультанта! Вот так бывает!
Лишайников задумчиво посмотрел по сторонам. Ответ директора как бы перестал его интересовать. Выбор здесь может быть только один. Подчиниться требованиям.
Иванов настороженно смотрел на своего визави. Как следует относиться к словам странного посетителя, он совершенно не знал.
— Извините, но я все равно не понял, чего вы от меня хотите! — произнес Иванов, но уже без прежней решительности в голосе.
— Вот! Видите! Это уже совсем другой разговор, — обрадовался визитер. — А то «идите в отдел кадров»! Вот так бы сразу!
Лишайников передвинул директору по крышке стола конверт.
Иванов осторожно взял его. Глядя в глаза Лишайникову, он оторвал уголок и извлек из конверта содержимое. Внутри находился свернутый вдвое тетрадный лист. Иванов начал быстро читать. Его глаза стремительно бегали от строчки к строчке. Наконец взгляд остановился на последних словах. Дыхание его стало сбивчивым, лицо побледнело.
— Так что? — спокойно вопросил Лишайников.
— Хорошо. Я согласен, — с трудом произнес Геннадий Аркадьевич.
1993 год. Андреевский проспект Слишком много несогласных
— Вы как хотите, но, если мне сейчас же не принесут заказ, я пойду на кухню и убью этого чертова повара! — злился Вершинский.
— Сам виноват. Не надо было выпендриваться, — спокойно произнес Лишайников, разрезая на маленькие кусочки мясо у себя на тарелке.
— Сам виноват. Не надо было выпендриваться, — спокойно произнес Лишайников, разрезая на маленькие кусочки мясо у себя на тарелке.
— А ты вечно так, Толян! Все выделиться хочешь! Даже здесь, в кабаке, за жрачкой! Заказал бы, как все, антрекот, давно бы ел и не парился, — рассмеялся Лебедев.
— Ты смотри не подавись, Ромик, — огрызнулся Вершинский. — А вон и мой заказ несут. Между прочим, я не собирался выделяться. Я просто хотел попробовать мясо по-малайзийски. Звучит уж больно круто. Леня, ну скажи ты им, что это не преступление.
— Не преступление! И вообще, Толян, ты молодец! Не боишься экспериментировать. Тем более над собственным организмом. Я предлагаю выпить за смелость! За тебя, Анатолий, — с пафосом произнес Кулагин.
Лебедев и Лишайников дружно рассмеялись.
— И ты издеваешься надо мной! Не ожидал я от тебя этого, Леонид! — с наигранной обидой откликнулся Вершинский.
Все четверо были в хорошем расположении духа. Они зашли в ресторан немного перекусить, но то ли атмосфера заведения, то ли их собственное настроение располагало к отдыху и веселью.
— Ну, ты будешь пробовать, или как? — поинтересовался Лебедев у Вершинского, который, приподняв крышку керамического горшочка, в котором принесли блюдо, пытался рассмотреть его содержимое.
— Ты оказался, как всегда, прав, Леня. Необходимо выпить не только за смелость, но и для смелости, — очень серьезно проговорил Вершинский и обратился к официантке, которая принесла ему заказ, но не успела далеко отойти: — Девушка! Принесите-ка нам бутылочку хорошей водочки! И побыстрее. Кушать очень хочется.
Официантка принесла водку.
Вершинский наполнил стопки и произнес:
— За смелость! Ну, с богом. — Выпив и закусив куском мяса, которое он выловил из горшочка, Вершинский довольно протянул: — Божественно.
— А ты чего не пьешь? — поинтересовался Лебедев у Лишайникова, который, чокнувшись со всеми, поставил стопку с водкой обратно на стол.
— Для того чтобы съесть антрекот, смелость не нужна, — ответил тот и, обратившись к Кулагину, добавил: — Мне к пяти на завод.
— Проблемы? — Кулагин пристально посмотрел в глаза Лишайникову.
— Ну, не то чтоб проблемы, — Лишайников усмехнулся и тоном, каким родители рассказывают о невинных шалостях собственных детей, продолжил: — Директор сегодня встречается с новым подрядчиком, а меня об этом не предупредил. Вот хочу навестить его и напомнить о нашем договоре. Да и подрядчику есть что сказать…
— Ну-ка, рассказывай. Кулагин понял, что Лишайников хочет с ним обсудить какие-то свои идеи насчет завода.
— В общем, тут очень интересная штука получается, — начал тот. — Не спалось мне как-то ночью, и я от нечего делать еще раз просмотрел бумаги по этому заводу. Посчитал, сопоставил. Мы с этого завода можем как минимум в два раза больше получать…
— Не понял! Директор крысятничает? — перебил Лишайникова Кулагин.
— Нет! Директор, конечно, говно, но говно трусливое. За каждую копейку он отчитывается. Да и с подрядчиком, я думаю, он без меня хотел встретиться, чтобы потом все в подробностях мне передать в доказательство собственной честности.
— Тогда в чем же дело? — заинтересованно спросил Кулагин.
— А дело, собственно, в том, что производство можно увеличить. Конечно, простой будет, но не больше месяца… И заметь, мы за это время ничего не потеряем, — Лишайников улыбнулся.
— Ты уверен? — уточнил Кулагин.
— Уверен. Для этого и хочу сегодня встретиться с подрядчиком. У меня тут все подсчитано, — Лишайников открыл портфель, чтобы достать бумаги.
— Не суетись, — остановил его Кулагин. — Причин не доверять тебе у меня нет, а в том, что ты не только все продумал, но и грамотно рассчитал, я уверен. — Немного помолчав, он продолжил: — Ну что ж, действуй, брат. Только знай, что простоя в получении денег с завода быть не должно. Сумма и сроки обговорены, и их изменения не рассматриваются… Ну а увеличишь прибыль — честь и хвала тебе. Тогда и поговорим.
— Спасибо за доверие, — поблагодарил Лишайников.
— А если тебе эта заводская крыса мешать начнет, ты напомни, что мы уговаривать не умеем. У нас другие проверенные средства, — Лебедев, прищурившись, вытянул правую руку вперед, делая вид, что прицеливается.
— Кстати, о средствах! — Вершинский снова наполнил стопки. — Мне кажется, Леня, что для создания коалиции мы плохо наши средства используем.
— Что ты хочешь сказать? — спросил Кулагин и залпом выпил.
— Складывается впечатление, что мы к некоторым гаденышам, которые против нас пошли, чересчур добренькие. А ведь они наш кусок едят. — Вершинский выпил и со злостью продолжил: — Понимаешь, о ком я. О Несторе и его прихлебателях. Слишком много несогласных развелось. Тебе не кажется? Надо бы опять чисткой заняться… Отстреливать этих сук надо, Леня. Если мы хотя бы еще пару-тройку таких, как Шумский или покойный ныне Малыгин, уберем, другие тут же попритухнут… Разве я не прав? Ну ты сам подумай!
— Прав, Толян, прав, — спокойно и очень медленно проговорил Кулагин. — Я сам об этом уже думал. Завтра потолкую на эту тему с Мазитовым и Копниным.
Василий Никаноров, известный среди своих приспешников как Вася Лихой, поставил на сигнализацию новенький, только сегодня утром приобретенный «БМВ» и размашистым шагом направился к подъезду. Держа в одной руке букет из семнадцати алых роз, а в другой бутылку дорогого шампанского, Вася нисколько не сомневался, что сегодняшний вечер станет особенно запоминающимся. И не столько для него самого, сколько для Ирины. Эта малолетка ахнет от изумления, когда увидит, а потом и сядет в его новое приобретение. Отказать Васе она сегодня будет просто не в силах.
Никаноров затылком чувствовал, как за ним наблюдают расположившиеся рядком на узенькой скамейке старушки. Обсуждают! Ну и хрен с ними. Васе было глубоко наплевать на общественное мнение. Тем более на мнение каких-то допотопных старушенций.
Сзади кто-то завистливо присвистнул, и Вася, уже успевший взяться за входную ручку подъезда, обернулся. У его «БМВ» крутились два пацаненка лет двенадцати. Один, прижавшись к лобовому стеклу, разглядывал кожаный салон, другой зачем-то сунул голову под днище автомобиля.
— А ну разошлись! — крикнул им Никаноров, и оба пацаненка опасливо отступили от машины. — Если на ней хоть одна царапина появится, яйца поотрываю. Обоим. Усекли?
Уверенный в том, что никаких больше дополнительных инструкций пацанам не потребуется, Вася зашел в подъезд. Пулей взлетел на второй этаж и вдавил пальцем кнопку электрического звонка. Выставил перед собой букет на вытянутой руке. Позади него послышались шаги, но Никаноров не обернулся. Мало ли кто и зачем мог спускаться по лестнице.
Ирина не открывала. Вася чертыхнулся и позвонил еще раз.
— Ее нет, Васек. — Шаги замерли у него за спиной. — Ты уж извини, но так получилось.
Осознание ситуации пришло мгновенно, на уровне интуиции. Букет выскользнул из руки Никанорова, и он резко повернул голову. Единственное, что успел зафиксировать взгляд, так это расплывшуюся в широкой улыбке физиономию Ильи Мазитова. Вася не увидел даже оружия в руках киллера. Легкий хлопок, и Никаноров с простреленной грудью опустился на лестничную площадку. Бутылка шампанского со стуком покатилась вниз по ступенькам.
* * *Рубероид склонился над столиком и смачно поцеловал девушку в губы. Она охотно ответила ему тем же, попутно обвив шею парня руками.
— Еще коньяку! — сидевший напротив Лист призывно вскинул руку, привлекая внимание официантов.
— Я в туалет, — Рубероид отлепился от своей подружки.
— Да дрочи здесь. Чего ты стесняешься? — выкрикнул не в меру развеселившийся Атлет. — Все свои.
Компания дружно загоготала. Рубероид тоже улыбнулся, но после этого, приблизившись к Атлету вплотную и коротко замахнувшись, врезал подельнику кулаком в челюсть. Тот опрокинулся навзничь вместе со стулом.
— Еще весельчаки есть? — Рубероид грозно пробежался по лицам присутствующих.
Ответом ему послужило гробовое молчание. Рубероид развернулся и, ловко маневрируя между столиками, пересек большой зал ночного клуба и скрылся за дверью с изображенной на ней головой в широкополой ковбойской шляпе. Расстегивая на ходу ширинку, он двинулся к писсуару. Дверь за Рубероидом захлопнулась, и он заметил в зеркале мелькнувшую тень. Обернулся.
Подпирая плечом дверной косяк, у входа стоял Виктор Копнин, облаченный в стильный дорогой костюм стального оттенка. В правой руке Виктор небрежно держал пистолет с навинченным на него глушителем. Копнин улыбался, и при этом его щегольские тоненькие усики слегка загибались кверху.
— Лис? — От неожиданности у Рубероида открылась икота. Он и сам не заметил того, что стоит лицом к Копнину с вываленным наружу мужским достоинством. — Какого хрена? Что за шутки?