— И это вещество…
— Название его походило на слово «героиня».
— Героин, — догадался Харри.
— Правильно.
— Что насчет оболочки? — спросил Харри у Прана.
— Она называется защитной оболочкой для дражирования, — с кислой миной произнес Звонарь. — А что насчет нее?
Лицо его было повернуто к Харри, а глаза смотрели в другую сторону, в стену. Как зверь, загнанный в угол, подумал Харри. Или как стадное животное, не желающее принимать вызов зверя, глядящего ему прямо в глаза. Или просто как человек с немного более острыми, чем у остальных, социальными проблемами. Но и еще кое-что привлекло внимание Харри, что-то в его позе: он весь казался каким-то перекошенным.
— Дело вот в чем, — сказал Харри. — Криминалисты считают, что коричневые вкрапления в вещество — это кусочки толченой оболочки. И что такую же, э-э, защитную оболочку вы используете здесь, в Онкологическом центре, при производстве метадона в таблетках.
— И что? — быстро спросил Пран.
— Можно ли предположить, что «скрипка» производится в Норвегии теми, кто имеет доступ к вашим таблеткам метадона?
Стиг Нюбакк и Мартин Пран переглянулись.
— Мы поставляем таблетки метадона и в другие больницы, так что к ним имеет доступ довольно большой круг лиц, — сказал Нюбакк. — Но «скрипка» — это химия высокого уровня.
Он выдохнул через рот.
— Что скажешь ты, Пран? Есть ли среди норвежских ученых светлые головы, способные изобрести такое вещество?
Пран покачал головой.
— А как насчет везения?
Пран пожал плечами:
— Это все равно что сказать, что Брамсу повезло написать «Немецкий реквием».
В кабинете стало тихо. Казалось, даже Нюбакку нечего добавить.
— Ну что же, — произнес Харри, поднимаясь.
— Надеюсь, мы помогли вам, — сказал Нюбакк и протянул Харри руку над столом. — Передавай привет Треске. Он ведь по-прежнему работает по ночам в «Хафслюнд энерги» и охраняет рубильник всего города?
— Что-то в этом роде.
— Он что, не любит свет дня?
— Он не любит, когда его достают.
Нюбакк неуверенно улыбнулся.
По дороге назад Харри дважды останавливался. Один раз — чтобы заглянуть в пустую лабораторию, где уже погасили свет. Второй раз — перед дверью с табличкой «Мартин Пран». Из-под двери виднелся свет. Харри осторожно повернул ручку вниз. Дверь была заперта.
Усевшись во взятую напрокат машину, Харри первым делом проверил телефон. Он увидел неотвеченный звонок от Беаты Лённ, а вот эсэмэски от Исабеллы Скёйен пока не было. Уже у стадиона Уллевол Харри понял, как неверно он рассчитал время, необходимое для выезда из города. Люди, имеющие самый короткий рабочий день в мире, уже разъезжались по домам. Путь до района Карихауген занял у него пятьдесят минут.
Сергей сидел в машине и барабанил по рулю. Теоретически для того, чтобы попасть на его рабочее место, надо было двигаться в противоположном от пробок направлении, но когда он работал в вечернюю смену, то всегда попадал в пробку на выезде из города. Машины ползли к Карихаугену со скоростью остывающей лавы. Он поискал информацию об этом полицейском в Интернете. Нашел старые новостные статьи. Дела об убийствах. Он взял серийного убийцу в Австралии. Сергей обратил на это внимание, потому что в то утро он смотрел программу об Австралии на канале «Энимал плэнет». В ней рассказывалось о разумности крокодилов Северных Территорий, о том, как они изучают привычки своих жертв. Когда люди ходят в походы в буш, они ставят палатки, а проснувшись утром, кто-нибудь отправляется по тропинке вдоль реки за водой. На тропинке он находится в безопасности от крокодилов, которые следят за ним из воды. Если человек остается на ночлег на том же месте на вторую ночь, аналогичная процедура повторяется на следующее утро. Если же он остается на третью ночь, то утром он снова идет по своей тропинке, но на этот раз не видит крокодила. До тех пор, пока на тропинке со стороны буша не раздается шум и несущийся крокодил не сшибает его в воду.
На фотографиях, выложенных в Сети, полицейский явно чувствовал себя некомфортно. Как будто он не любил, когда его снимают. Или когда его разглядывают.
Зазвонил телефон.
Андрей. Он перешел прямо к делу:
— Он живет в гостинице «Леон».
Южносибирский говор Андрея должен был быть резким, отрывистым, но у него он звучал мягко и плавно. Андрей дважды повторил адрес, медленно и отчетливо, и Сергей его запомнил.
— Хорошо, — сказал Сергей, стараясь придать голосу оживленность. — Я спрошу, в каком номере он живет. Если не в последнем по коридору, то я буду ждать его там, в конце прохода. Когда он выйдет из номера и пойдет к лестнице или к лифту, ему придется повернуться ко мне спиной.
— Нет, Сергей.
— Нет?
— Не в гостинице. Он будет готов к нашему визиту в «Леон».
Сергей вздрогнул:
— Готов?
Он перестраивался в другой ряд в хвост прокатной машине, пока Андрей рассказывал, что полицейский связался с двумя их дилерами и пригласил атамана в «Леон». И что от этого за версту разит ловушкой. И что атаман дал четкое указание Сергею сделать свою работу в другом месте.
— Где? — спросил Сергей.
— Подожди его на улице перед гостиницей, — ответил Андрей.
— Но где мне все сделать?
— Сам выбирай, — сказал Андрей. — Лично у меня самое любимое место — это засада.
— Засада?
— Всегда в засаде, Сергей. И еще одно…
— Да?
— Он подобрался вплотную к вещам, к которым мы не хотим, чтобы он подбирался. Это означает, что дело не терпит отлагательств.
— И как, э-э, это понимать?
— Атаман говорит, что ты можешь потратить на все столько времени, сколько необходимо, но не больше. За сутки лучше, чем за двое суток. А это лучше, чем за трое суток. Понял?
— Понял, — сказал Сергей, надеясь, что Андрей не слышит, как он сглотнул.
Когда разговор закончился, Сергей все еще стоял в пробке. Никогда за всю свою жизнь он не чувствовал себя таким одиноким.
Время вечерних пробок было в самом разгаре, и движение стало свободнее только у перекрестка Скедсму в Бергере. К этому времени Харри провел в машине уже целый час. Он просканировал все радиоканалы, после чего исключительно в знак протеста стал слушать классическую музыку на НРК. Еще через двадцать минут он увидел указатель съезда на дорогу, ведущую в аэропорт Осло. В течение дня он раз двадцать набирал номер Турда Шульца, но так до него и не дозвонился. Коллега Шульца, ответивший ему по телефону авиакомпании, сообщил, что понятия не имеет, где может быть Турд, и что в свободное от работы время он обычно сидит дома. Он подтвердил, что домашний адрес Шульца, который Харри нашел в Сети, правильный.
Когда Харри увидел указатель и понял, что прибыл к цели своего назначения, начинало смеркаться. Он ехал мимо одинаковых, похожих на обувные коробки домов, расположенных по обе стороны недавно заасфальтированной дороги. Он вычислил жилище Шульца по соседним домам, которые были так хорошо освещены, что их номера можно было разглядеть. Потому что дом Турда Шульца был погружен в полную тьму.
Харри припарковался. Посмотрел вверх. Из мрака возникло серебро — самолет, беззвучный, как хищная птица. Огни его скользнули по крышам домов, и самолет скрылся из виду, и звук унесся за ним, как фата за невестой.
Харри подошел к входной двери, заглянул в окошко и позвонил. Подождал. Снова позвонил. Подождал минуту. А потом выбил стекло.
Он просунул руку вовнутрь, нащупал замок и отпер его.
Харри перешагнул через осколки стекла, прошел по коридору и оказался в гостиной.
Первое, что удивило его, — это темнота. Здесь было темнее, чем должно быть в гостиной, даже при выключенном освещении. Он понял, что в комнате задернуты шторы. Толстые светонепроницаемые шторы, какие висели у них в войсковой части в Финнмарке, чтобы полярный день не мешал солдатам спать.
Второе, что его поразило, — это ощущение того, что он не один. И поскольку опыт Харри подсказывал, что такие ощущения почти всегда являются результатом вполне конкретных чувственных впечатлений, он сосредоточился на том, чтобы разобраться в этих впечатлениях и подавить собственную совершенно естественную реакцию: учащенный пульс и острое желание начать пятиться и выйти отсюда тем же путем, что вошел. Он прислушался, но услышал только, что где-то тикают часы, наверное в соседней комнате. Он принюхался. В воздухе стоял тошнотворный затхлый запах, но было что-то еще, что-то далекое, но знакомое. Он закрыл глаза. Обычно он узнавал об их приходе заранее. На протяжении многих лет он научил себя мыслить стратегически, чтобы держать их на расстоянии. Но сейчас они накинулись на него прежде, чем он успел запереть дверь. Призраки. Здесь пахло местом преступления.
Он открыл глаза, и его тут же ослепило. Свет проникал в комнату через мансардные окна наверху. По полу пробежала полоса света. Потом раздался звук двигателей самолета, и через секунду гостиная снова погрузилась во мрак. Но он уже увидел. И унять учащенный пульс и подавить желание выбраться отсюда было уже невозможно.
Он увидел «жука». «Жук» раскачивался прямо перед ним.
Глава 21
Лицо было разворочено.
Харри включил свет в гостиной и посмотрел на распростертого на полу мертвого мужчину.
Его правое ухо было прибито гвоздем к паркетному полу, а на лице виднелось шесть черных кровавых кратеров. Искать орудие убийства не было нужды, оно болталось на уровне лица Харри. К веревке, переброшенной через потолочную балку, был привязан кирпич. Из кирпича торчали шесть окровавленных гвоздей.
Харри присел на корточки и поднял руку трупа. Мужчина уже остыл. Хотя в гостиной было тепло, трупное окоченение уже наступило. Появились и трупные пятна: сочетание действия силы тяжести и отсутствия кровяного давления привело к тому, что кровь собралась в нижних участках тела и придала нижней стороне руки красноватый оттенок. Мужчина мертв как минимум двенадцать часов, предположил Харри. Белая отглаженная рубашка была задрана так, что виднелась кожа на животе. Она еще не позеленела оттого, что бактерии начали пожирать тело; пиршество, как правило, начиналось через сорок восемь часов после смерти именно в области живота.
Кроме рубашки на нем были развязанный галстук, черные костюмные брюки и начищенные ботинки. Как будто он только что вернулся с похорон или из офиса, где принят дресс-код.
Харри поднял телефонную трубку и заколебался, куда звонить: в оперативный центр или прямо в убойный отдел. Он набрал номер оперативного центра, оглядываясь по сторонам. Следов взлома он не заметил, следов борьбы в гостиной тоже не было. Помимо кирпича и трупа, здесь не было ничего, и Харри знал, что, когда приедет оперативная группа, она ничего не найдет. Ни отпечатков пальцев, ни следов обуви, ни ДНК. И следователи-тактики не продвинутся в расследовании: никто из соседей ничего не видел, камера наблюдения на ближайшей бензоколонке не зафиксировала незнакомые лица, с телефона Шульца не производилось подозрительных звонков. Ничего. В ожидании ответа Харри вышел на кухню. По старой привычке он ступал очень осторожно и старался ни до чего не дотрагиваться. Взгляд его упал на кухонный стол и на блюдце, на котором лежал недоеденный бутерброд с сервелатом. На спинке стула висел пиджак, подходящий к брюкам трупа. Харри пошарил по карманам и нашел четыреста крон, билет на поезд и удостоверение сотрудника авиакомпании. Турд Шульц. Лицо с профессиональной улыбкой на фотографии походило на остатки лица, которые он видел в гостиной.
— Оперативный центр.
— У меня здесь труп. Адрес…
Взгляд Харри упал на бедж.
— Да?
В нем было что-то знакомое.
— Алло?
Харри взял его в руки. Сверху большими буквами было написано: «ПОЛИЦЕЙСКИЙ ОКРУГ ОСЛО». Ниже — «ТУРД ШУЛЬЦ» и дата. Он был в полицейском участке или полицейском управлении три дня назад. А теперь он, значит, мертв.
— Алло?
Харри повесил трубку.
Сел.
Подумал.
Он потратил полтора часа на обыск дома. После чего протер все поверхности, на которых мог оставить отпечатки, и снял полиэтиленовый пакет, который прикрепил резинкой к голове, чтобы случайно не обронить волосок. Существовало твердое правило: все следователи, расследующие убийства, и другие полицейские, работающие на месте преступления, должны зарегистрировать отпечатки своих пальцев и ДНК. Если он что-то оставит после себя, то полиция через пять минут будет знать, что здесь побывал Харри. В результате обыска были обнаружены три маленьких пакетика кокаина и четыре бутылки, судя по всему контрабандный алкоголь. А в остальном все было так, как он и предполагал: пусто.
Харри вышел на улицу, сел в машину и уехал.
Полицейский округ Осло.
Черт, черт.
Харри приехал в центр, припарковался, но остался сидеть в машине, уставившись невидящим взглядом в лобовое стекло. А потом набрал номер Беаты.
— Привет, Харри.
— Две вещи. Я хочу попросить тебя об услуге. И сделать анонимное сообщение о том, что в этом деле появился еще один труп.
— Я только что узнала.
— Значит, вы об этом знаете? — удивленно произнес Харри. — Способ убийства называется «жук». Это русское слово.
— Ты о чем?
— О кирпиче.
— Каком еще кирпиче?
Харри сделал глубокий вдох:
— А ты о чем говоришь?
— О Гойко Тошиче.
— Это еще кто?
— Мужик, который напал на Олега.
— И?
— Он найден мертвым в своей камере.
В глаза Харри ударил свет фар движущейся навстречу машины.
— Как…
— Сейчас выясняют. Выглядит так, будто он повесился.
— Зачеркни «-ся». Они и пилота убили.
— Что?
— Турд Шульц лежит в гостиной своего дома в Гардермуэне.
Прошло две секунды, прежде чем Беата ответила:
— Я сообщу в оперативный центр.
— Хорошо.
— А второе?
— Что?
— Ты сказал, что хочешь попросить об услуге.
— Ах да. — Харри вытащил из кармана бедж. — Я хотел спросить, не можешь ли ты проверить журнал посещений Полицейского управления. Узнай, к кому три дня назад приходил Турд Шульц.
Снова наступила тишина.
— Беата?
— Да. Ты уверен, что должен вмешивать меня во все это, Харри?
— Я уверен, что ты не будешь замешана во все это.
— Черт бы тебя побрал.
Харри положил трубку.
Харри оставил арендованную машину на многоэтажной парковке в Квадратуре и пошел по направлению к «Леону». Он прошел мимо бара, и музыка, донесшаяся из открытых дверей, напомнила ему о первом вечере после прибытия в Осло, зазывная песня «Come As You Are» — «Приходи таким, какой ты есть». Не отдавая себе отчета, он вошел в распахнутые двери и оказался у барной стойки в длинном узком помещении.
Три посетителя сидели, скрючившись, на стульях у стойки; казалось, они уже месяц справляют поминки и никак не могут закончить. В баре пахло мертвечиной и жареным мясом. Бармен смотрел на него взглядом «давай заказывай или проваливай отсюда к черту», медленно выкручивая штопор из пробки. Поперек широкого горла у него были вытатуированы три готические буквы EAT.
— Ну чего? — прокричал бармен, умудрившись переорать Курта Кобейна, который приглашал Харри заходить по-дружески, по-дружески. Как старый враг.
Харри облизал губы, мгновенно впитавшие влагу. Посмотрел, как двигаются руки бармена. Он держал штопор самой простой конструкции, для обращения с которым нужна твердая тренированная рука, но его можно вогнать в пробку парой движений и быстро открыть бутылку. Эта пробка была проткнута насквозь. Но ведь здесь не винный бар. Что еще у них есть? Он посмотрел на свое искаженное отражение в зеркале за спиной бармена. Изуродованное лицо. Но Харри видел не только свое лицо, он видел лица их всех, всех призраков. К которым только что присоединился Турд Шульц. Взгляд Харри скользил по бутылкам на стеклянных полках, пока не достиг цели, как ракета, реагирующая на тепловое излучение. Старый враг. «Джим Бим».
Курт Кобейн кричал, что у него нет пистолета.
Харри кашлянул. Только одну порцию.
Приходи таким, какой ты есть, и да, у меня нет пистолета.
Он сделал заказ.
— Чего? — прокричал бармен, наклоняясь к нему.
— «Джим Бим».
Нет пистолета.
— Джин с чем?
Харри сглотнул. Кобейн повторял слово «мемория». Харри слышал эту песню сто раз, но всегда думал, что Кобейн поет: «Мир моря и что-то еще».
Мемория. In memoriam.[36] Где он видел это? На надгробии?
Он заметил в зеркале какое-то движение. В тот же миг у него в кармане начал вибрировать телефон.
— Джин с чем? — прокричал бармен, положив штопор на стойку.
Харри достал телефон. Посмотрел на экран. Р. Он ответил:
— Привет, Ракель.
— Харри?
Новое движение у него за спиной.
— Я слышу только шум, Харри. Ты где?
Харри встал и быстрыми шагами направился к выходу. Вдохнул полный выхлопных газов, но все же более свежий воздух улицы.
— Чем ты занимаешься? — спросила Ракель.
— Стою и думаю, куда пойти: направо или налево, — сказал Харри. — А ты?
— Собираюсь ложиться спать. Ты трезвый?
— Что?
— Ты слышал меня. И я слышу тебя. Я знаю, когда у тебя стресс. Но звуки, которые я слышала, были похожи на бар.
Харри вынул пачку «Кэмела». Достал сигарету. Отметил, что у него дрожат руки.
— Хорошо, что ты позвонила, Ракель.
— Харри?
Он прикурил.
— Да?
— Ханс Кристиан устроил так, что Олег будет сидеть в секретном месте. Где-то в Восточной Норвегии, но никто не будет знать, где именно.