— Я не стану спрашивать, как к тебе попал бедж Шульца, но почему ты не думаешь, что речь идет о простом визите в полицию? Может быть, он хотел дать разъяснения по поводу картофельной муки, попытаться убедить нас.
— Потому что его имя стерли из регистра посетителей. Этот визит хотели сохранить в тайне.
Микаэль Бельман вздохнул.
— Я всегда так считал, Харри. Нам надо было работать вместе, а не друг против друга. Тебе бы понравилось в Крипосе.
— О чем ты?
— Прежде чем объясню, я должен попросить тебя об одном одолжении: не болтать о том, что я тебе сегодня расскажу.
— Хорошо.
— Из-за этого дела я уже оказался в сложной ситуации. Это ко мне приходил Шульц. И он хотел рассказать то, что знал. Он подтвердил, например, то, о чем я давно догадывался: среди нас есть сжигатель. Я думаю, он работает в управлении и имеет доступ к делам Оргкрима. Я попросил Шульца подождать дома, пока я не переговорю с руководством. Мне нужно было действовать очень осторожно, чтобы не спугнуть сжигателя. Но осмотрительность зачастую приводит к тому, что дела движутся медленно. Я поговорил с уходящим в отставку начальником полиции, но он предоставил мне право решать, что делать.
— Почему это?
— Как я уже сказал, он уходит в отставку. Он не хотел получить дерьмовое дело о коррумпированном полицейском в качестве прощального подарка.
— И он решил попридержать это дело внизу системы до окончания своей работы?
Бельман уставился в кофейную чашку:
— Вполне вероятно, что новым начальником полиции стану я, Харри.
— Ты?
— И он, наверное, подумал, что я сразу смогу начать с дерьмового дельца. Проблема в том, что я никак не мог собраться с мыслями и нажать на спусковой крючок. Я прикидывал и так и этак. Не лучше ли заставить Шульца разоблачить сжигателя как можно скорее? Но тогда все остальные разбежались бы и попрятались по углам. И я подумал: что, если дать Шульцу скрытый микрофон, чтобы он вывел нас на тех, кого мы хотим взять в первую очередь? Кто знает, возможно, нам удалось бы заполучить большого серого кардинала Осло.
— Дубая.
Бельман кивнул:
— Проблема была в том, что я не знал, кому в управлении могу доверять, а кому нет. Я закончил собирать небольшую группу, проверил всех вдоль и поперек, и тут вдруг поступило анонимное сообщение…
— Турд Шульц был найден убитым, — закончил Харри.
Бельман бросил на него пронизывающий взгляд.
— А теперь у тебя проблема, — сказал Харри. — Если выяснится, что ты промедлил, это может помешать твоему назначению.
— Может, — ответил Бельман. — Но не это беспокоит меня больше всего. Проблема в том, что ничто из рассказанного Шульцем не годится для использования. У нас ничего нет. Этот предполагаемый полицейский, который навестил Шульца в камере и мог подменить наркотики…
— Да?
— Он представился полицейским. Инспектор полиции из аэропорта помнит, что его звали Томас-как-то-там. В управлении пять Томасов. Кстати, никто из них не работает в Оргкриме. Я послал ему фотографии наших Томасов, но он никого из них не опознал. Так что мы знаем, что этот сжигатель даже не работает в полиции.
— Ммм. А просто пользуется фальшивым полицейским удостоверением. Или, что еще более вероятно, он такой же, как я, бывший полицейский.
— Почему?
Харри пожал плечами:
— Чтобы обмануть полицейского, самому надо быть полицейским.
Входная дверь открылась.
— Любимая! — прокричал Бельман. — Мы здесь, внутри.
Дверь в гостиную открылась, и показалось милое загорелое лицо женщины лет тридцати. Ее светлые волосы были убраны в хвост на затылке, и Харри вспомнилась бывшая жена Тайгера Вудса.
— Я высадила детей у мамы. Ты идешь, сладкий мой?
Бельман кашлянул:
— У нас гости.
Она склонила голову:
— Я вижу, сладкий.
Бельман посмотрел на Харри с удрученным выражением на лице, словно говоря: «Что я могу поделать?»
— Привет, — сказала жена Бельмана и дразняще поглядела на Харри. — Мы с папой привезли новую партию груза на прицепе. Хочешь…
— У меня болит спина, и внезапно очень захотелось домой, — пробормотал Харри, опустошил чашку и поднялся.
— Еще одно, — сказал он, когда они с Бельманом стояли на продувном ветру. — Этот визит в Онкологический центр, о котором я рассказывал…
— Да?
— Там был один парень, такой кривой сдвинутый ученый. Мартин Пран. Просто интуиция, но не мог бы ты проверить его для меня?
— Для тебя?
— Прости, старая привычка. Для полиции. Для страны. Для человечества.
— Интуиция?
— В этом деле мне в основном приходится довольствоваться ею. Если бы ты намекнул мне, до чего вы докопаетесь…
— Я подумаю над этим.
— Спасибо, Микаэль.
Харри почувствовал, как странно ему называть Бельмана по имени. Попытался вспомнить, приходилось ли ему делать это раньше. Хозяин открыл двери в дождь, и на них нахлынул холодный воздух.
— Мне жаль, что так случилось с мальчиком, — сказал Бельман.
— С которым из них?
— С обоими.
— Ммм.
— А знаешь, я ведь однажды встречался с Густо Ханссеном. Он приходил сюда.
— Сюда?
— Да. Удивительно красивый парень. Такой… — Бельман пытался подобрать слово, но сдался. — Ты в детстве был влюблен в Элвиса? Man crush,[38] как говорят в Америке.
— Вот как, — сказал Харри, доставая пачку сигарет. — Нет.
Он готов был поспорить, что белые пигментные пятна на лице Микаэля Бельмана озарились пламенем.
— У парня был такой тип лица. И харизма.
— Что ему было здесь надо?
— Поговорить с одним из полицейских. Ко мне на субботник приходили коллеги. Когда живешь на зарплату полицейского, большую часть работы приходится делать самому, знаешь ли.
— С кем он говорил?
— С кем? — Бельман посмотрел на Харри. То есть взгляд его был направлен на Харри, но вглядывался он во что-то очень далекое, как будто только что замеченное. — Я не помню. Эти наркоты постоянно что-то свистят на уши полицейским, чтобы заработать тысчонку на укол. Всего доброго, Харри.
Когда Харри шел по Квадратуре, было уже темно. Жилой автофургон остановился чуть дальше по улице рядом с чернокожими проститутками. Двери его открылись, и три парня, вряд ли намного старше двадцати, выпрыгнули наружу. Один снимал на камеру, как второй разговаривает с женщиной. Та помотала головой. Наверное, не хотела участвовать в групповухе, которую потом выложат в «ЮПорн». Там, откуда она приехала, тоже есть Интернет. И семья, и родственники. Может быть, они думают, что деньги, которые она им посылает, она зарабатывает официанткой. А может, и не думают, но не задают лишних вопросов. Когда Харри подошел ближе, один из парней плюнул на асфальт прямо перед женщиной и сказал пронзительным пьяным голосом:
— Cheap nigger ass.[39]
Харри поймал усталый взгляд темнокожей путаны. Они обменялись кивками, словно увидели друг в друге что-то знакомое. Два других парня заметили Харри и выпрямились. Крупные откормленные юнцы. Щечки-яблочки, бицепсы, накачанные в фитнес-клубах, возможно, год занятий кикбоксингом или карате.
— Здравствуйте, люди добрые, — улыбнулся Харри, не снижая скорости.
Он прошел мимо и услышал, как захлопнулась дверь фургона и заревел мотор.
Из дверей бара доносилась та же мелодия, что и всегда. «Заходи таким, какой ты есть». Приглашение.
Харри снизил скорость. На мгновение.
Потом снова прибавил, прошел мимо, не глядя ни направо, ни налево.
На следующее утро Харри проснулся от звонка мобильника. Он сел в кровати, сощурился от света, бьющего в окна без занавесок, протянул руку к пиджаку, висящему на стуле, порылся в карманах и нашел телефон.
— Говорите.
— Это Ракель. — Она задыхалась от возбуждения. — Они выпустили Олега. Он свободен, Харри!
Глава 25
Харри стоял в лучах утреннего солнца в гостиничном номере без занавесок на окне. Если не считать телефона, прикрывавшего его правое ухо, он был голым. В окне напротив через двор сидела женщина и смотрела на него сонными глазами, свесив голову набок и медленно пережевывая бутерброд.
— Ханс Кристиан узнал это четверть часа назад, когда пришел на работу, — вещала Ракель в телефоне. — Другой человек сознался в убийстве Густо. Ну разве это не замечательно, Харри?
«Да, — подумал Харри. — Это замечательно. Звучит как „в это невозможно поверить“».
— А кто сознался?
— Некий Крис Редди, он же Адидас. Из наркоманской среды. Он застрелил Густо, потому что задолжал ему денег за амфетамин.
— Где сейчас Олег?
— Мы не знаем. Мы вообще только что обо всем узнали.
— Подумай, Ракель! Где он может быть? — Голос Харри прозвучал суровее, чем ему хотелось бы.
— Подумай, Ракель! Где он может быть? — Голос Харри прозвучал суровее, чем ему хотелось бы.
— Что… что происходит?
— Признание, вот что происходит, Ракель.
— А что с ним не так?
— Ты что, не понимаешь? Признание сфабриковано!
— Нет-нет. Ханс Кристиан говорит, что оно очень детальное и достоверное. Они ведь поэтому уже выпустили Олега.
— Этот Адидас утверждает, что застрелил Густо, потому что задолжал ему. То есть он хладнокровный циничный убийца. Но затем у него начинаются угрызения совести и он просто сознается в содеянном?
— Но когда он увидел, что могут осудить невинного человека…
— Забудь! В голове у отчаявшегося наркомана только одно — наркотик. В ней нет места угрызениям совести, поверь мне. Этот Адидас — наркоман, у которого нет денег, который за приличное вознаграждение с радостью сознается в убийстве и откажется от своих показаний, как только главный подозреваемый выйдет на свободу. Ты разве не видишь, какой сценарий здесь разворачивается? Когда кошка понимает, что не может подобраться к птичке в клетке…
— Прекрати! — закричала Ракель, захлебываясь слезами.
Но Харри не прекратил:
— …ей приходится освободить птичку из клетки.
Он слышал, как она рыдает. Знал, что произнес вслух то, о чем она отчасти сама догадывалась, но не находила в себе сил додумать до конца.
— Ты не мог бы меня успокоить, Харри?
Он не ответил.
— Я больше не буду бояться, — прошептала она.
Харри сделал вдох.
— Мы справлялись с таким раньше, справимся и сейчас, Ракель.
Он положил трубку. И вновь пришел к заключению, что стал прекрасным лжецом.
Женщина в окне на другой стороне двора лениво помахала ему тремя пальцами.
Харри провел по лицу рукой.
Теперь вопрос только в том, кто первым найдет Олега: он или они.
Думать.
Олега освободили вчера во второй половине дня где-то в Восточной Норвегии. Он наркоман, которому нужна «скрипка». Он отправится прямиком в Осло, на Плату, если только у него нет нычки. Он не может пойти на улицу Хаусманна: место преступления по-прежнему опечатано. Так где же ему переночевать, не имея ни денег, ни друзей? На улице Уртегата? Нет, Олег бы понял, что там его увидят и поползут слухи.
Олег мог быть только в одном месте.
Харри посмотрел на часы. Ему надо было попасть туда до того, как птичка улетит.
На стадионе «Валле Ховин» было так же безлюдно, как и в прошлый раз. Поворачивая за угол к раздевалкам, Харри сразу заметил, что одно из окон, выходящих на улицу, разбито. Он заглянул в него. Осколки стекла лежали внутри. Харри быстро пошел к двери и отпер ее имевшимся у него ключом. Открыл дверь раздевалки и вошел внутрь.
Ему показалось, что в него врезался товарняк.
Харри ловил ртом воздух, лежа на полу и борясь с тем, что на него навалилось. Это что-то было мокрым, вонючим и полным отчаяния. Харри крутился, пытаясь освободиться от захвата. Подавив рефлекторное желание ударить, он вместо этого схватил противника за руку, за ладонь, и заломил ее. Он встал на колени, выкручивая руку противника так, чтобы тот оказался прижат лицом к полу.
— Ой! Черт! Отпусти!
— Олег, это я, Харри!
Он отпустил руку, помог Олегу подняться и усадил его на скамейку.
Мальчик выглядел жалко. Бледный. Худой. С выпученными глазами. И пах он неопределенной смесью запахов зубного врача и экскрементов. Но он был чист.
— Я думал… — произнес Олег.
— Ты думал, что это они.
Олег уткнулся лицом в ладони.
— Пошли, — сказал Харри. — Мы уходим.
Они уселись на трибуне. Их окутывал бледный свет дня, отраженный от растрескавшейся бетонной поверхности стадиона. Харри вспоминал, сколько раз сидел здесь и смотрел, как бегает Олег, слушал звон полозьев коньков перед тем, как они врезались в лед, разглядывал отражение света прожекторов от поверхности льда, цвет которого варьировался от аквамаринового до молочно-белого.
Они сидели, прижавшись друг к другу, как будто на трибуне было тесно.
Какое-то время Харри слушал дыхание Олега, а потом начал говорить:
— Кто они, Олег? Ты должен доверять мне. Если я смог найти тебя, смогут и они.
— А как ты меня нашел?
— Это называется дедукцией.
— Я знаю, что это такое. Исключить невозможное и посмотреть, что осталось.
— Когда ты пришел сюда?
Олег пожал плечами:
— Вчера вечером, часов в девять.
— А почему ты не позвонил маме, когда тебя выпустили? Ты же знаешь, тебе смертельно опасно находиться сейчас на улице.
— Она бы просто увезла меня куда-нибудь и спрятала. Она или этот Нильс Кристиан.
— Ханс Кристиан. Они найдут тебя, ты же знаешь.
Олег посмотрел на свои руки.
— Я подумал, что ты приедешь в Осло раздобыть себе дозу, — сказал Харри, — но ты чист.
— Я уже больше недели чист.
— Почему?
Олег не ответил.
— Дело в ней? В Ирене?
Олег уставился вниз, на бетон, как будто тоже мог увидеть там себя. Услышать высокий звук толчка. Он медленно кивнул:
— Я единственный, кто пытается разыскать ее. У нее есть только я.
Харри ничего не сказал.
— Та шкатулка с драгоценностями, что я украл у мамы…
— Да?
— Я продал ее, чтобы купить наркоту. Только колечко оставил, которое ты ей купил.
— А его почему не продал?
Олег улыбнулся:
— Во-первых, оно не слишком дорогое.
— Что? — Харри изобразил ужас на лице. — Неужели меня обманули?
Олег засмеялся:
— Золотистое колечко с черной зазубринкой? Это покрытая патиной медь. С добавлением свинца для большего веса.
— Почему ты тогда просто не оставил эту бижутерию дома?
— Мама больше не носила его. И я хотел подарить его Ирене.
— Медь, свинец и золотая краска.
Олег пожал плечами:
— Мне это казалось правильным. Я помню, как радовалась мама, когда ты надел кольцо ей на палец.
— Что еще ты помнишь?
— Воскресенье. Площадь Весткантторге. Солнце не в зените, и мы утопаем в сухой осенней листве. Вы с мамой улыбаетесь и над чем-то смеетесь. А мне хочется взять тебя за руку. Но я уже не маленький мальчик. Ты купил колечко в лавке, где распродавали вещи умершего человека.
— И ты все это помнишь?
— Да. И я подумал, что если Ирена обрадуется хотя бы вполовину того, как радовалась мама…
— Она обрадовалась?
Олег посмотрел на Харри. Моргнул.
— Не помню. Мы были под кайфом, когда я ей его подарил.
Харри сглотнул.
— Она у него, — сказал Олег.
— У кого?
— У Дубая. Ирена у него. Он держит ее в заложниках, чтобы я не начал говорить.
Харри посмотрел на уныло склоненную голову Олега.
— Поэтому я ничего не сказал.
— Они что, угрожали расправиться с Иреной, если ты начнешь говорить?
— Этого не требуется. Они знают, что я не дурак. К тому же им надо и ей заткнуть рот. Она у них, Харри.
Харри поерзал на каменной скамейке. Вспомнил, что именно так они обычно сидели перед важными соревнованиями. Склонив головы, в молчании, вместе концентрируясь. Олег не хотел слушать советов. А у Харри их и не было. Но Олегу нравилось, когда они просто сидели вот так.
Харри кашлянул. Этот забег не для Олега.
— Если ты хочешь, чтобы у нас появился шанс спасти Ирену, ты должен помочь мне найти Дубая.
Олег посмотрел на Харри. Засунул руки под себя и пошевелил ногами. Как обычно. Потом он кивнул.
— Начни с убийства, — сказал Харри. — Не торопись.
Олег на несколько секунд закрыл глаза. Потом открыл.
— Я был под кайфом, только что всадил себе дозу «скрипки» на берегу реки, прямо за нашим домом на улице Хаусманна. Так было безопаснее, ведь когда я кололся в квартире, случалось, другие приходили в такое отчаяние, что набрасывались на меня, чтобы отобрать дозу, понимаешь?
Харри кивнул.
— Первое, что я заметил, поднявшись по лестнице, — это взломанная дверь в офисе напротив. В очередной раз. Больше я над этим не задумывался. Я прошел в нашу гостиную, там был Густо. Перед ним стоял мужик в лыжной маске. Он целился в Густо из пистолета. И я не знаю, то ли наркотик мне сказал, то ли что-то другое во мне, но я понял, что это не ограбление и что Густо сейчас убьют. Я отреагировал инстинктивно. Бросился на руку, держащую пистолет. Но слишком поздно, он успел выстрелить. Я упал на пол, а когда снова открыл глаза, то увидел, что лежу рядом с Густо, а в лоб мне упирается ствол пистолета. Мужик не сказал ни слова, и я был уверен, что сейчас умру.
Олег замолчал и сделал глубокий вдох.
— Но он, похоже, никак не мог принять решение. Потом мужик провел рукой по горлу.
Харри кивнул. «Молчи или умрешь».
— Он повторил движение, и я кивнул, подтверждая, что понял. И мужик ушел. Густо истекал кровью, как свинья, и я понял, что ему срочно требуется медицинская помощь. Но я не мог заставить себя пойти за ней, я был уверен, что мужик с пистолетом стоит прямо за дверью, потому что я не слышал, как он спускается по лестнице. Я думал, что если он меня увидит, то может передумать и застрелить.