– Нет, Лиум. Я поклялся на крови, что убью Живодера.
– Так я для тебя звездной соли добуду, которая освобождает от любой клятвы, в древних свитках так написано. Весь мир переверну, а добуду! Детям своим велю, пусть на дне морском ее сыщут. Там много чего лежит – все, что в моря-океаны испокон веков падало. Может, это и будет самое главное, а?
– Не имеет значения, связан я клятвой или нет. Я решил, что по-любому убью эту зажравшуюся гадину. Только не пытайся мне мешать. Если, допустим, меня насильно увезут за море, все равно сбегу и вернусь сюда, но тогда мне придется тяжелее, потому что подходящий момент будет упущен. Ты ведь слышала, что я рассказывал о сговоре Гонбера и Унберха.
Отведя глаза, Лиум пробормотала:
– Да я б тебя неволить не стала…
– Когда они войдут в силу, ни за каким морем от них не спасешься. А я не смогу простить, если со мной так поступят, даже если это будешь ты. Не надо, ладно?
– Кеви, я ничего такого в мыслях…
В лунном сиянии не видно, как человек краснеет. Лиузама вздохнула и невпопад сказала:
– Ночи-то здешние знатно теплущие, не то что в нашем родном краю…
– Зато здесь нет такой, как у нас, травы.
Тибор проснулся до рассвета. Обнаружил, что Пушок, зараза такая, уболтал караульных, те развесили уши и по сторонам не смотрят – кто хочешь приходи. Хорошо, лагерь окружен двойной защитой, установленной Мунсырехом и Венустой, и по реке никто не подберется – водяные жители сразу поднимут тревогу, но все равно разгильдяйство.
Тролли, как это ни парадоксально с точки зрения тех, кто их плохо знает, существа до полной упертости логичные. Особенно по молодости. Зачем сторожить, если у нас магическая защита? Незамысловатая троллья логика всегда будет доминировать над полученным извне приказом, поэтому солдаты из них никудышные, несмотря на выносливость, дурное бесстрашие и большую физическую силу. И по этой же причине лишь единицы из них доживают до ста двадцати лет, как Онгтарб, или, тем паче, до трехсот с хвостиком, как Мунсырех.
Шаман тоже проснулся, окликнул Тибора, выпустил из ладони шарик-светляк, и они пошли вокруг лагеря, постепенно удаляясь в противоположную от Ибды сторону, в пыльную сухую темень без конца и края.
– Что думаешь о новых союзниках? – поинтересовался тролль, когда отошли достаточно далеко.
– Табор, – он фыркнул. – Скорее даже балаган. Женщины, собаки, песнопевцы…
– Так себе песнопевец, наш Тынаду лучше. Кто-то из людей должен побывать в городе и разведать, где можно застать врасплох того, за кем мы сюда пришли.
– Только не горлодер, он для этого слишком глуп. Волшебница… По-твоему, она годится для нашего предприятия?
– Рис так считает, – Мунсырех задумчиво почесал толстую чешуйчатую шею. – У каждого народа есть в запасе своя особая магия, недоступная другим. Верно, ему понадобится что-то сугубо человеческое, и старый тролль тут не помощник. Что же до моего личного мнения… Эта чародейка сильная, но мелкая, тратит свою силу по мелочам.
– Гм, обнадеживает…
– Главное сделает Рис, от нее потребуется только помощь. Она старательная и любит точность, это, пожалуй, хорошо.
– За неимением лучшего.
Тибор язвил, в то время как ему хотелось спросить, каковы шансы, что Рис уцелеет. Так и не спросил, прекрасно понимая, что шаман и сам ничего наверняка не знает.
Когда вернулись обратно, небосвод уже начал светлеть, еще немного – и все тут заблещет так, что придется жмурить глаза. «Купаться в золоте» – что бы ни имел в виду тот, кто ввел в обиход красное словцо, а здесь это происходит каждое утро.
Мунсырех направился к караульным, сейчас будет им выволочка. Тибор, обогнув сонный лагерь, вышел на отмель. Он не жалел, что ввязался в эту историю. Есть вещи, которые он не любит, не одобряет, избегает, вещи, вызывающие раздражение или отвращение. Все не то в сравнении с грядущими «качелями». Мир, где воцарятся Унбарх и Гонбер в качестве двух главных божеств, вызывал у него абсолютное неприятие. Ага, жить на прокорм упырям, от которых не скроешься ни на этом свете, ни на том. Идите вы оба в Несотворенный Хаос. И вовсе он не свихнувшийся подражатель благородных героев из баллад, в предстоящей заварушке он будет драться за себя.
Позади зашуршали шаги. Еще не успев повернуться. Тибор определил: идет одна из женщин, Морская Госпожа.
Она неуклюже спустилась на отмель, остановилась рядом. Небольшая и округлая, как сдобная булка. Запах моря, от которого ей теперь вовек не избавиться, едва пробивался сквозь модные в Эонхо цветочные благовония.
– Позволь спросить, господин Тибор, знаешь ли ты, что для Кевриса будет самое главное?
Вопрос его озадачил. Просто и изящно. Не каждому удавалось вот так с ходу поставить его в тупик.
– Думаю, об этом лучше справиться у самого Кевриса, сударыня.
– Так сам он как есть не знает, ничегошеньки не говорит, а мне же надобно успеть самое главное для него сделать! – жалобно объяснила Лиузама.
Волосы цвета слоновой кости плащом стекали по плечам. Слегка запрокинутое лицо белело, словно плывущая в воде кувшинка. Желание вспыхнуло внезапно, с такой силой, что на миг дыхание перехватило.
А она, помолчав, добавила:
– Очень я благодарствую тебе за то, что пожалел и не стал губить моего братика младшего. Есть у меня золото и всякие другие подводные сокровища, проси чего хочешь.
Тибор ухмыльнулся:
– Так я ведь и попрошу, чего хочу…
– Ну так и попроси, кто ж тебе откажет, – застенчиво прошептала Лиузама, сделав утиный шажок ему навстречу.
Заварушка будет не сегодня, и за кустами тамарикса их на этой отмели никто не увидит.
Для шпионской вылазки Венуста превратилась в юную колдунью из Йефта, Гаян – в ее телохранителя, Рен – в служанку ругардийского происхождения. В кладовой нашлось все для маскарада, а кто-то еще спрашивал, зачем она натащила туда столько барахла!
Знатные йефтянки золотят брови, а губы красят черной помадой, чтобы жемчужная белизна зубов не вызывала сомнений. Кожа у них цвета бронзы, но эту проблему Венуста решила, поколдовав с притираниями. Гаян сбрил бороду, сохранив усы, и стал вдвое смуглее прежнего, как подгоревшая лепешка. Ренарне, чтобы никто ее не признал, достаточно избавиться от оружия и сменить штаны на юбку – зрелище будет настолько невероятное, что никому и в голову не придет… Впрочем, это Венуста попыталась съехидничать. Кроме мешковатого коричневого платья с морковным орнаментом-оберегом на вороте и по краю широких рукавов, Рен надела полагающийся рабыне кожаный ошейник с железной пряжкой, а волосы, брови и ресницы выкрасила в тусклый соломенный цвет – нестойкая краска потом смоется за один раз. Челку зачесали назад, вдобавок воительница смазала лицо зельем, чтобы кожа покрылась морщинами. Верная пожилая прислуга сопровождает сумасбродную госпожу, которой втемяшилось в голову совершить паломничество к руинам Марнейи. В последнем тоже нет ничего удивительного, многие из молодых магов этим увлекаются.
По просьбе Лиум обитатели Ибды украли в Орраде глюзу – новенькую, ярко раскрашенную, с балдахином на резных столбиках и четырьмя прикованными гребцами в придачу. Те были перепуганы до полусмерти, но Лиузама посулила им щедрую плату за службу. Все они носили рабские ошейники, а тут подвернулась возможность дать ходу, перед тем получив по дюжине золотых монет.
Пришлось подновить чары, защищающие Гаяна от морской болезни, но это минутное дело.
– Последний штрих, – утомленно вздохнула Венуста, издерганная непрерывными размышлениями о насущных проблемах. – Нам понадобится какое-нибудь милое ручное животное, в Йефре у благородных дам такая повальная мода. Во-первых, это усилит правдоподобие, во-вторых, возня с четвероногим питомцем отвлечет на себя часть внимания окружающих, что будет немаловажно, если встретим знакомых.
– Ящерицу изловим! – радостно выпалил один из троллей. – Или змеюку, их тут завались ползает.
– Спасибо, не то.
– А хочете, я прикажу в речке этого поймать… как его… крокодабла или крокозубла? – предложила Лиум. – Только пасть евонную завяжем, а то зубищ дополна и все острые.
– Только змеюки или крокозубла мне не хватало, – с уксусом в голосе процедила чародейка. – Требуется что-нибудь миленькое, пушистое, на худой конец песчаный хорек.
– Так у нас еще и собачка есть, – напомнила Рен. – Миленькая и пушистая, кто бы спорил, и ей тоже можно пасть завязать.
– Зачем? – тявкнул Пушок.
– Чтобы чего не ляпнул. Рис, отпустишь его с нами в город?
– Ага, можно, – согласился Рис.
– Только предупреди его, чтобы не болтал лишнего, – строго сказала Венуста. – Говорящая собака – это трогательное чудо, при условии, что она умилительно рассказывает о своей привязанности к хозяевам или произносит заученные наизусть мудрые изречения, а это безобразие несет всякую чушь. К тому же по-ругардийски, а мы, согласно легенде, прибыли из Йефта.
– А я могу по-каковски угодно, правда-правда! – заверил Пушок – и выдал то же самое еще на десятке языков, включая йефтянский. – Слыхали? И мудрую сказку могу рассказать, с моралью, где добро торжествует, а моржи посрамлены.
– Вот про моржей не надо, – решила Рен. – Этого здесь не поймут, потому что в глаза их не видели. И вообще будешь помалкивать, понял?
– Ну, хоть несколько словечек, а? О победе истинной добродетели над моржами…
– Дались тебе эти моржи, чего ты к ним прицепился?
– Не люблю их. Дразнятся.
– Забудь о них, усвоил? Мы идем на разведку, и ты нужен для прикрытия. Побудешь славненькой комнатной собачкой – очень нам всем поможешь, так что держи язык за зубами.
– Как велишь, сестрица хозяина.
– Рен, контролировать его будешь ты, – сказала Венуста. – Во-первых, так полагается, за левреткой госпожи присматривает доверенная прислуга, во-вторых, тебя он слушается.
– А чего она все время считает вслух? – Пушок издал звук, напоминающий хихиканье. – Во-первых, во-вторых, в-третьих… Умора, ага?
Ренарна схватила его за шкирку и встряхнула. Поделом, а то Венуста не нашлась, что ответить этой нахальной мохнатой козявке.
– Не обижай песика-то нашего, – неодобрительно протянула Морская Госпожа. – Он, чай, маленький, а ты большая, и руки у тебя мужицкие, враз шею свернешь.
– Ничего ему не сделается, – бросила Рен.
Лиум ревновала к ней Кевриса – смешно и наивно, по-детски: это же ее брат, потерявшийся и наконец-то найденный, и тут нá тебе, объявилась еще одна самозваная сестра, с которой они, видишь ли, побратались! Ладно бы полюбовница, это Лиузама еще смогла бы принять, а то ведь у них какие-то странные, особенные отношения, недоступные для всех остальных. Что остается, если не выплескивать кипящую обиду, цепляясь за каждый мало-мальский повод?
Венусту отношения Рен и Риса тоже тревожили, хотя и по-другому. Как будто смотришь в водоворот. Как будто при этом ускользает что-то крайне важное, но еще немножко – и она догадается, в чем дело. Или как будто среди сонмища нужных и ненужных вещей рассыпано несколько фрагментов одного целого, которые надо найти и сложить вместе, да только она не представляет ни как они выглядят, ни где их искать. Если с этим справиться, она бы поняла насчет Риса и Рен что-то существенное… Однако необходимые детали тонут в общей неразберихе. Хаос, будь он неладен. Боги, создававшие Сонхи, могли бы внести в свое творение побольше упорядоченности и выверенной гармонии, но разве мнения Венусты кто-то спрашивал?
О загадке этой парочки она размышляла от случая к случаю. Сейчас ее занимали другие вещи.
Прежде всего – боевые чары, которые нужно будет навести на мальчишку перед поединком с Гонбером. Шансы у него, вероятно, есть, неспроста Лорма затеяла возню со шкатулкой. И родился он в священном месте: возможно, к нему пристала толика той древней магии, которая окутывает и бережет заповедное болото в Лежеде? Очень может быть, Лиум ведь рассказывала, что он появился на свет под вой поднявшихся из бездонных топей сторожевых тварей Тейзурга.
Каким оружием его снабдить? В первую очередь, безусловно, огонь. Бывает, что Гонбер устраивает поджоги, но при этом сам огня боится, как цыпленок кухаркиного ножа: это же так легко – делать другим то, чего не хочешь для себя! Значит, остановимся на колдовском огне, плюс самые надежные защитные заклятия.
Если бы только эти заботы, но Венусту еще и ревность мучила. Да, самая заурядная женская ревность, никуда не денешься. Тибор сделал выбор – дурацкая рифма и еще более дурацкая ситуация. Венуста прекрасно понимала, что ничего тут не переменишь: мужчины вроде Тибора такими, как она, не интересуются. Их влечет или что-нибудь до боли нездешнее – манящее наваждение, соткавшееся на границе яви и сна, нереальная Лаута сеххи Натиби, или совсем уж простое и незатейливое – крестьянская девка, прислуга в застиранном фартуке, с пахнущими луком руками. Лиузама, не стань она Морской Госпожой, тоже принадлежала бы ко второй категории.
Венуста не собиралась давать выход свой ревности, это будет пошло и некрасиво. И вообще не очень-то хотелось. И то, что Тибор увлекся этой простушкой, – косвенное признание высокого искусства чародейки, сумевшей привести ее внешность после пребывания на дне морском в пристойный вид. Но все же досадно до слез. Было бы куда справедливей, если бы Тибор достался ей, а Лиузаме – Айвар.
– Тебя что-то беспокоит? – спросила Рен, сидевшая рядом с ней под балдахином с кисейными занавесками, возвышавшимся над палубой глюзы.
– Личное, – неохотно отозвалась волшебница. – Мужчина, примерно такой, какие мне больше всего нравятся, у меня на глазах втрескался в деревенскую дуреху.
– Он втрескался не в нее, но как порядочный мужик не лезет туда, где его не хотят и не поймут. Вообще-то уважаю таких. А ты лучше оставь это, где лежало, и давай мы с тобой, когда все закончится, вместе махнем в Окреш? Честное слово, не пожалеешь.
– К твоему старому кузнецу?! Тавше Милосердная…
– Он нам обрадуется, вот увидишь.
– Он-то, конечно, обрадуется, не сомневаюсь…
– Вен, мы там потрясающе проведем время. Это лучше, чем сохнуть по первому встречному головорезу.
– И ты туда же… Мне всю жизнь предлагают всякое разное на выбор – кроме того, что мне действительно хочется. И жаловаться вроде бы не на что, сплошь и рядом бывает хуже, и удовольствия никакого.
– Поехали в Окреш, там получишь удовольствие, я тебе точно говорю.
– Перестань, это же Тейзург знает что такое! Мы с тобой две приличные дамы, с левреткой в корзине, и ты зовешь меня осчастливить визитом какого-то чумазого кузнеца…
– Да брось, какие мы приличные? Я наемница, ты ведьма, и вместо левретки у нас в корзине демон. Эй, Пушок, ты там не испекся?
– Я молчу, как ты велела, сестрица хозяина, – пропищали из корзины.
Ренарне Пушок прощал и окрики, и шлепки. Что бы она ни делала, глядел с обожанием: ведь она «сестрица хозяина» и Рису рядом с ней хорошо! Он никогда не обижался за себя, только за Риса. Нисколько не похоже на типичные реакции демона, подумала Венуста, опять начиная вязнуть в этой головоломке, не бывает таких демонов. Но сейчас главное не это, боевые заклятия для Риса – вот на чем надо сосредоточиться, а с его собакой можно будет разобраться и потом.
Последний оплот людской цивилизации на юге Заффаги. Дальше вдоль реки, к западу от Подлунной пустыни, лепились поселения черных троллей и элгезе – щуплого остроухого народца с белесым рожками вроде тех, что у козлят. Элгезе привозили на продажу тонкие серебрящиеся ткани, тролли – крокодилову кожу и слоновую кость. Несмотря на обветшалый вид, Ахса была достаточно оживленным местом и приезжих здесь хватало. Ибдара и Заффага были когда-то одной страной под дланью Унбарха, позже страна распалась на княжества, а язык остался один – ибдарийский.
Ахса выглядела, словно построенный из песка городок, добела высохший на солнце, начинающий осыпаться и потихоньку разваливаться. Пара сонных хоромин, похожих на причудливые окаменевшие раковины, только усугубляла это впечатление.
Гаян, Венуста и Рен сначала гуляли и осматривались втроем, потом разделились. Гаян зашел в чайную, где сидели сплошь мужчины, подруги пошли дальше.
Знатная йефтянка в дорогих шелках, изящная, златобровая, черные волосы заплетены в косички и уложены в замысловатую прическу, сквозь розовую дымку тончайшей мантии просвечивают журавли и цветы магнолии на верхней юбке. На шаг позади госпожи шествует рослая светлокосая рабыня с прелестной собачкой на руках. Ошейник левретки украшен бантом, повязанным в виде розы, вместо поводка – нарядный женский поясок. Словно группа с полотна модного салонного живописца, но вместо роскошного пейзажа или изысканного архитектурного ансамбля на заднем плане ветхая улица, выцветшая до неброских песочных оттенков.
Они скрылись за углом, и единственным ярким пятнышком на этой картине осталась большая бабочка, лимонная, с сине-зелеными глазками и пурпурной каймой, присевшая на растрескавшиеся серые перила невысокого крыльца. Гаян вошел внутрь, спросил похлебку «Девять рыб» со специями и чаю со сладким вином. Объяснялся на ломаном ибдарийском, коверкая и путая слова: он из Йефта, по-местному понимает с пятого на двадцатое.
Посетители говорили о ценах на слоновую кость, о наглом поведении солдат-варваров – хвала богам, скоро они отсюда уйдут и все станет по-прежнему. О том, что старый Сей-Харбурах, жрец Радеющего, совсем выжил из ума, а его сынок Сей-Сахтенат, шалопай и бездельник, сдружился с князем чужеземцев (видимо, имелся в виду герцог) и хлещет с ним вонючее огненное пойло, которые светлокожие варвары предпочитают хорошему вину, поэтому непонятно, куда катится мир. О райской красоте золотоволосой чужеземной принцессы-колдуньи, о том, что Лициль, вдова горшечника с улицы Овечьего Молока, путалась с демоном и родила от него двухголового младенца, которого утопила в речке, а тот возьми да и выползи и давай каждую ночь до рассвета скулить у нее под окнами – сама накликала беду. О том, что у почтенного Сей-Касената пропали двое слуг, молодой парень и старуха-нянька, и вряд ли они сбежали, вряд ли утонули, вряд ли их взяли демоны Хиалы, так что надо беречься, пока светлокожие варвары не ушли, недолго осталось потерпеть. «А что им, варварам, делать на юге, в стране троллей и элгезе», покачал головой худощавый рябой ахсиец в тюрбане из половой тряпки и с золотой цепью на шее. «Да кто их, варваров, знает», отозвался его тучный собеседник, «видать, хотят накупить без посредников слоновой кости и элгезийских шелков, а золотоволосая принцесса-колдунья ищет, верно, старинные волшебные вещи».