— Как там Бобби? — рассеянно спросила Элис, переворачивая деревянной лопаточкой кусочки цукини.
— В порядке, — ответил Джонни. — Кстати, ма, он меня видит, — добавил он и уставился на Элис, ожидая ее реакции.
— Кто? — спросила Элис, открывая дверь холодильника, чтобы достать десерт.
— Бобби, кто же еще? — ответил Джонни, с улыбкой наблюдая за тем, как мать, вздрогнув от удивления, уставилась на него.
— Откуда ты знаешь? — изумленно спросила она.
— Почувствовал. Кроме того, он прикоснулся ко мне, — ответил Джонни таким тоном, словно ничего естественнее этого и быть не могло.
— И ты ему позволил? То есть разве Бобби может тебя видеть?
— Значит, может… — Джонни пожал плечами. — Раньше я думал, что на это не способен никто, кроме тебя, а оказалось… В общем, он меня видит. — Он улыбнулся с довольным видом.
— А он не испугался? — забеспокоилась Элис.
— Нет, конечно. С чего бы ему меня пугаться?
— Действительно… — медленно проговорила Элис. Бобби, во всяком случае, не мог никому рассказать о брате. Возможно, именно поэтому они позволили мальчику увидеть Джонни. — И что ты ему сказал? Как объяснил свое появление?
— Я сказал, что вернулся, чтобы навестить вас. И что я, к сожалению, не смогу остаться навсегда, но какое-то время я с вами еще побуду… Короче говоря, я сказал ему примерно тоже, что и тебе. По-моему, Бобби обрадовался. Знаешь, мама, я его очень люблю, — неожиданно добавил Джонни, и Элис машинально кивнула. Братья всегда отлично ладили: Джонни опекал младшего братишку с самого его появления на свет, заботился о нем, играл с ним. Когда с Бобби случилось несчастье, Джонни было всего тринадцать, он все понимал и очень боялся, что его младший братишка может умереть. А потом, когда выяснилось, что Бобби разучился разговаривать, Джонни всегда защищал его от тех, кто пытался над ним смеяться.
— …Еще я объяснил Бобби, что не попрощался с ним, когда ушел насовсем, и поэтому мне разрешили повидаться с ним. И сказать «прощай, брат», — добавил Джонни, и Элис почувствовала, как ее глаза наполняются слезами, а сердце сжимается от любви к обоим сыновьям — старшему и младшему, к живому и к мертвому, который ненадолго вернулся к ней из небытия. Господи! Как же любила она его — своего дорогого несчастного погибшего сына!
— Значит, это твой голос я слышала, когда поднималась наверх вчера вечером, — догадалась она. — Сначала я подумала, что Бобби слушает одну из логопедических записей, которые я ему купила, а дело, оказывается, совсем в другом! — Элис нахмурилась озабоченно. — Только, пожалуйста, будьте поосторожнее, чтобы Шарли или отец не услышали, как ты с ним разговариваешь, иначе я просто не знаю, что они подумают! — Тут она сообразили, что раз Шарли и Джим не видят Джонни, наверное, и слышать его они тоже не могут. Это было бы только логично, однако она предпочитала не рисковать.
Джонни согласно кивнул.
— Вообще-то ты слышала именно пленку. Мы с Бобби тоже решили, что не стоит нам привлекать внимание, поэтому и включили магнитофон. Просто на всякий случай… А вот, кстати, и мой братик… — сказал он, поворачиваясь к дверям кухни, в которых бесшумно возник Бобби. Увидев мать и брата, он улыбнулся, как не улыбался уже очень давно. Он буквально расцвел, и в глазах его заплясали счастливые искорки.
— Как здорово, что Джонни снова с нами, правда, сынок? — негромко спросила у него Элис, и мальчик утвердительно кивнул. — Только никому об этом не говори, хорошо?.. — добавила она. Эллис, конечно, знала, что Бобби не сможет никому ничего рассказать, даже если захочет, — просто она всегда обращалась с ним так, как будто он был совершенно нормальным ребенком. Ей казалось, что так будет правильно, и главное — это важно для самого мальчика.
— А как ты думаешь, — спросила она, поворачиваясь к Джонни, — может случиться так, что, в конце концов, Шарли и папа тоже тебя увидят? Ведь мы все по тебе скучаем — и Джим с Шарлоттой тоже!
— Может быть, видеть меня для них не так необходимо, как для тебя или Бобби, — ответил Джонни. Лучшего ответа он не мог найти — он и сам не знал причины. Почему, например, Бобби мог его увидеть, а Бекки — нет? Между тем он был готов на многое, лишь бы показаться Бекки хоть разочек. Она так сильно тосковала по нему, и Джонни казалось, что его появление могло бы ее хоть немного утешить… Или нет? А вдруг она бы, наоборот, впала в еще более глубокую депрессию, если бы узнала, что он вернулся не навсегда? Как бы там ни было, видеть его она не могла, и Джонни оставалось только принять существующее положение вещей.
— Я не знаю, как и почему это стало возможным, — серьезно добавил он. — Это просто работает — и все. Но для этого я обязан соблюдать правила. Их всего несколько, но они очень строгие: я не должен никого пугать, не должен причинять никому неприятности. Я должен только довести до конца кое-какие дела.
— Какие же это дела? Ты уже несколько раз говорил мне об этом, но… Или ты до сих пор не знаешь, что именно должен сделать?
— Не знаю. — Джонни покачал головой и подмигнул Бобби, который внимательно прислушивался к их разговору. — Просто дела, и все. Ну вот, как ты готовишь ужин или обед, так и я… — попытался пошутить он.
Снаружи послышался шум мотора. По времени это должен был быть Джим, и она выглянула в окно, чтобы удостовериться, что это действительно он. Шарлотта все еще бросала мяч во дворе, и Элис с огорчением увидела, что Джим прошел мимо дочери, не удостоив ее даже взгляда. Шарли, правда, повернулась к отцу, но тоже ничего не сказала.
— Это папа, — сказала Элис, поворачиваясь к своим сыновьям, и Джонни, соскочив со стола, взял брата за руку и быстро повел наверх. Она услышала, как захлопнулась дверь комнаты Бобби, и почти одновременно с этим в кухню через заднюю дверь вошел Джим. Небрежно кивнув жене, он сразу двинулся к холодильнику и достал оттуда банку пива. Выглядел он удрученным, и Элис не решилась остановить его.
— У тебя был трудный день, Джим? — только и спросила она.
— Не труднее, чем всегда, — ответил он, вскрывая банку. — А что у вас? — спросил Джим, без особого, впрочем, интереса. Похоже, ему вовсе не хотелось ни с кем разговаривать — до того он был подавлен.
— Нормально. Как обычно. — Элис чуть не сказала, что, когда он приехал, она «как раз разговаривала с мальчиками», но в последний момент прикусила язык. Вместо этого она позвала со двора Шарлотту, а сама пошла наверх, чтобы привести Бобби.
Когда она заглянула в спальню, оба ее сына сидели на полу, и Элис, оглянувшись через плечо, заговорила с ними заговорщическим шепотом.
— Бобби пойдет ужинать, — сказала она Джонни. — Тебе придется побыть одному.
— Это еще почему? — неожиданно возразил тот. — Я, правда, не могу есть, но ведь никто не мешает мне посидеть с вами, правда? Тем более что ни Шарли, ни папа меня не увидят.
— Зато мы с Бобби увидим и… можем сделать что-то такое, что покажется им странным, — сказала Элис и сама задумалась, что же такое они могут сделать. Она и вправду боялась случайно обратиться к Джонни по имени, но надеялась, что ей удастся удержать себя в руках.
— Тогда они решат, что вы сошли с ума уже оба, — беспечно рассмеялся Джонни, и Бобби тоже улыбнулся одной из своих редких улыбок, и Элис вдруг подумала, как сильно мальчик изменился буквально за считанные часы. С тех пор как Бобби получил возможность видеть и слышать старшего брата, он держался гораздо увереннее и свободней.
— О'кей, о'кей, — сказал Джонни, видя, что его мать все еще колеблется. — Пока вы насыщаетесь, я схожу навещу Бекки. Вернусь сразу после ужина, так что вы и соскучиться не успеете.
Элис кивнула. Точно так же Джонни вел себя, когда был жив. Он постоянно перемещался между своим домом и домом Адамсов, и сейчас его слова напомнили Элис о тех временах. Впрочем, было одно важное отличие: теперь, когда Джонни не нужно было ни учиться, ни ходить на работу, он был гораздо свободнее и мог больше бывать с матерью, братом и Бекки. «Дела», которые он явился «доделать», по-видимому, отнимали у него не слишком много времени. Кроме того, Элис, увы, больше не приходилось беспокоиться о том, что с ним может что-то случиться, поэтому она могла просто наслаждаться общением с ним.
Взяв Бобби за руку, Элис повела сына вниз. Джонни шел следом. Когда они появились в кухне, Шарлотта увлеченно рассказывала отцу о том, как прошла сегодняшняя игра. Джим слушал ее внимательно, как показалось Элис — даже с интересом, но потом, словно спохватившись, перебил дочь и стал рассказывать ей о кубках, которые завоевал в ее возрасте Джонни.
— Он был самым лучшим, самым универсальным спортсменом из всех, кого я когда-либо видел, — с гордостью сказал Джим, и Джонни не утерпел.
— Неправда, папа, — сказал он, хотя Джим не мог его слышать. — Шарли играет гораздо лучше меня. Когда же ты наконец это признаешь?!
— Он был самым лучшим, самым универсальным спортсменом из всех, кого я когда-либо видел, — с гордостью сказал Джим, и Джонни не утерпел.
— Неправда, папа, — сказал он, хотя Джим не мог его слышать. — Шарли играет гораздо лучше меня. Когда же ты наконец это признаешь?!
Увы, ни Джим, ни Шарлотта его не слышали, и Джонни, махнув рукой, вышел из дома через парадную дверь, открыв и закрыв ее так тихо, что никто этого не услышал. Только Бобби во все глаза смотрел на Элис. Похоже, он наконец-то понял, какое с ними обоими произошло чудо. Общая тайна еще больше сблизила его с матерью, и Элис, сажая сына на обычное место между Шарли и мужем, ласково потрепала его по плечу.
А в остальном это был самый обычный вечер. После ужина Шарли и Бобби разбрелись по своим комнатам, Джим занял свое место перед телевизором, а Элис убрала со стола и поднялась к себе, когда вернулся Джонни.
— Как поживает Бекки? — спросила Элис, откладывая книгу, которую она взяла почитать на ночь, и сдвинула на кончик носа очки. Она начала носить очки всего лишь месяца полтора назад, и Джонни сказал, что они ей очень идут.
— Бекки? Отлично. Завтра вечером у нее свидание! — объявил Джонни, не скрывая своего оживления.
— Да что ты?! Как же это произошло?! — потрясенно воскликнула Элис. Только сегодня утром они с Джонни говорили о том, как трудно живется Бекки и какую не по возрасту унылую жизнь она ведет, и вдруг эта новость! Элис боялась только, что Джонни огорчится. Но он, похоже, был даже рад, и если ревновал свою бывшую подружку, то по нему это было незаметно. Элис, однако, была еще больше поражена, когда сын рассказал ей некоторые подробности.
— Бекки познакомилась с этим парнем ни работе. Он учится на предпоследнем курсе Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе, но сейчас взял академический отпуск и приехал к нам в Сан-Димас, чтобы помочь своему отцу. Сегодня вечером он позвонил Бекки и пригласил ее на свидание.
Голос Джонни был спокойным, но Элис догадывалась, что на самом деле ее сын испытывает гораздо более сложные чувства. Нового кавалера Бекки звали Баз, он был красив, умен и хорошо воспитан. Его отец владел сетью винных магазинов, поэтому Баз мог позволить себе ездить на «Мерседесе». В его семье было еще три брата и две сестры.
— Я пока не уверен, достаточно ли он хорош для Бекки, — задумчиво продолжал Джонни, — но, когда он появился у нее в аптеке, мне он показался славным парнем. Кстати, Баз учился в той же школе, что и мы, только окончил ее двумя годами раньше. Оказывается, Бекки давно ему нравилась, но он не решался пригласить ее на свидание, потому что знал про меня.
— Уж не ты ли это устроил? В смысле — привел его к ней в аптеку? — Эта мысль только сейчас пришла ей в голову. Это было так похоже на Джонни! Конечно же, это он сделал так, что Баз обратил на Бекки внимание. Как именно он этого добился, Элис не могла даже представить, но в том, что дело обстояло именно гак, она теперь не сомневалась.
— Можно и так сказать! — рассмеялся Джонни. Он и сам пока не знал точно, как именно это у него получилось, но результатом он был доволен. — Между прочим, Шарли еще не спит. Не слишком ли поздно для нее?
— Ничего страшного. — Элис не сдержала улыбки. Сын казался ей теперь совсем взрослым, и вместе с тем он по-прежнему оставался се любимым маленьким Джонни. — Ведь ей уже четырнадцать… Когда тебе было столько, сколько ей, ты ложился еще позднее, — напомнила она, радуясь в глубине души, что Джонни проявляет почти родительскую заботу о сестре. — Она…
Договорить Элис не успела. Дверь открылась, и в спальню вошел Джим. Ни она, ни Джонни не слышали, как он поднялся наверх.
— С кем ты разговариваешь? — спросил Джим, в упор глядя на Элис.
— Кто, я? Ни с кем… То есть я, вероятно, разговаривала сама с собой. В последнее время я иногда так делаю, когда остаюсь одна, не могу же я молчать целыми днями, — ответила она, стараясь говорить как можно более небрежным тоном. Ей не хотелось, чтобы муж что-то заподозрил. Правда, догадаться, с кем именно она разговаривала, он вряд ли бы смог, однако он мог забеспокоиться.
— Ты уж следи за собой, а то люди подумают, что ты помешалась, — сдержанно пошутил Джим, и Элис поспешно кивнула. Джонни тем временем потихоньку ретировался.
— Я заметил, в последнее время у тебя изменилось настроение, — продолжал Джим. У тебя есть какая-то причина, или…
— Наверное, все дело в том, что я себя хорошо чувствую. Моя язва почти зажила, — нашлась Элис. Душевная боль и депрессия, вызванные гибелью Джонни, действительно почти оставили ее, и Джим это заметил. Он также обратил внимание и на сегодняшний роскошный ужин, и на то, как свободно и непринужденно разговаривает с ним жена. Она не казалась ни подавленной, ни сломленной обрушившимся на нее горем. Перед ним была почти прежняя Элис, и это удивило его. Дети тоже, казалось, приободрились. Джиму оставалось только надеяться, что ему все это не почудилось и что его семья постепенно начинает возвращаться к жизни. Конечно, он понимал, что они никогда не забудут Джонни и никогда не смогут жить так, словно ничего не случилось. Сам он тоже вряд ли сумеет простить себе аварию, в результате которой его младший сын потерял способность говорить. Теперь до конца своих дней он будет казнить себя за то, что совершил, и даже спиртное не поможет ему ни о чем забыть.
Потом Джим принял душ и лег, но заснул не сразу. Еще некоторое время они с Элис разговаривали о всякой всячине. Сегодня Джим был гораздо в лучшей форме, чем обычно, хотя и вернулся с работы не в настроении. ИЭлис не могла не задаться вопросом, стал ли Джим меньше пить или он просто привык к спиртному. Ответа у нее не было. Проснувшись на следующее утро, Элис обнаружила рядом с диваном в гостиной упаковку пива, в которой не хватало всего двух банок.
Она как раз убирала оставшееся пиво в холодильник, когда в кухню спустился Джонни. Он снова был в своем любимом спортивном джемпере. Дождавшись, пока Элис позавтракает, он попросил мать отвезти его на работу к Памеле в парикмахерскую школу. Ему хотелось навестить мать Бекки, и Элис не стала отказываться. Утром у нее всегда было свободное время, да ей и раньше нравилось возить Джонни по разным местам — особенно когда он был еще маленьким. Элис до сих пор помнила, как им всегда было интересно вдвоем.
— А что мне сказать Пэм, когда мы приедем? То есть — когда я приеду? — уточнила она, когда оба уже сидели в машине.
Джонни ответил не сразу. Он играл с ручками настройки автомагнитолы, переключаясь с одной станции на другую и делая звук то громче, то тише. Судя по его улыбке, Джонни не валял дурака, а получал удовольствие от своей любимой музыки.
— Как, оказывается, мне этого не хватало! — воскликнул он оживленно, и Элис, порадовавшись его реакции, снова вернулась к разговору. Она сказала Джонни, что ни разу прежде не приезжала к Пэм на работу и ее визит может показаться Памеле странным.
— Скажи, что хочешь подстричься или сделать новую прическу, — предложил Джонни. — Ведь это только естественно, правда?
— Ну а потом? Зачем мы вообще туда едем?
— Я еще не знаю точно. Там будет один человек… Мне хотелось бы на него посмотреть. Я понял это только вчера вечером, поэтому-то я ничего не сказал тебе раньше. В общем, я объясню тебе все потом, ладно? — И он громче включил музыку, давая матери понять, что не хочет больше говорить на эту тему. Элис едва не обиделась, но потом решила, что Джонни наверняка знает, что делает, а ей причины его поступков понимать не дано.
Через пять минут они уже были на месте. У Памелы как раз был перерыв между занятиями, она отдыхала в рабочем зале в одном из кресел и очень удивилась, когда увидела Элис.
— Что-нибудь случилось? — с тревогой спросила она, вставая и забыв даже поздороваться. В последнее время Элис казалась ей какой-то не такой, как обычно. Она словно пребывала в состоянии легкой эйфории, и Пэм несколько раз спрашивала себя, уж не принимает ли ее подруга «прозак». Подобное лекарство вполне могли прописать ей в больнице — не для лечения язвы, а для того, чтобы вывести Элис из депрессии, в которую она погрузилась после смерти сына. В данном случае результат был, как говорится, налицо: Элис постоянно выглядела оживленной и даже веселой.
— Нет-нет, ничего не случилось, все в порядке. Просто я решила привести себя в порядок. Хватит ходить чучелом, сама себе стала противна.
— Ты куда-нибудь собираешься? — поинтересовалась Памела.
— Сегодня я ужинаю в городе, — сказала Элис первое, что пришло на ум. Она очень старалась держаться как ни в чем не бывало, но, однако, помимо ее воли ею вдруг овладела неуместная веселость. Должно быть, именно поэтому она утратила бдительность и одернула Джонни, который на протяжении их разговора забавлялся с одной из настенных сушилок.