Для каждой группы предлагалось разрабатывать целую схему по осуществлению плана и выходу из района проведения операции.
– Думаю, должны быть два вида снайперского оружия. Один – основной стрелок с крупным калибром, второй номер страхует и, при необходимости, работает на более короткой дистанции.
– А что, есть крупный калибр? – спросил с удивлением я.
– А ты думал. На основе ПТР, с магазином на пять патронов и сильной оптикой.
– Так из такого много ли настреляешь? Отдача, грохот.
– Даже обычное ПТР давно модернизировали, а уж про снайперский вариант и не говорю. Отдача, звук выстрела, вспышка – почти как у мосинки. Зато дальнобойность и пробиваемость выше всяких похвал. На фронте был случай, когда один боец, получивший в руки такую винтовку, с расстояния больше километра убил одним выстрелом фашистского генерала. Тот приехал на передовую осмотреть войска, да там и остался. Много ли заметишь с километра?
– Круто! – восхитился я.
– Чего? – не понял Павел Анатольевич.
– Здорово, говорю, – поправился я.
– Вот я и говорю. А спецгруппы будут работать в тылу врага – какой тогда будет результат?
– Думаю, офигенный. Немцы без командиров уже не такие бравые вояки. У них порядок превыше всего.
– Ну, за порядком и мы следим.
– Я все понял, Павел Анатольевич. Можно ли мне рассчитывать на свое участие?
– Товарищ Новиков, вы, по-моему, уже навоевались. Вы ведь здесь после ранения?
– Да. Но я почти полностью восстановился. Прихрамываю немного, но это ничего. Рука работает, а спина зажила. Чего мне в тылу-то сидеть.
– Зато придумываете нужные вещи, – Судоплатов подмигнул мне.
– Так это же на эмоциях, полученных на фронте.
– Я тебя понимаю, Сережа, – Павел Анатольевич вдруг сделался серьезным, – попробую сделать для тебя что смогу. У тебя ведь и группа есть своя?
– Ребята в Ленинграде остались.
– Вызывай. Согласуй с Истоминым, он не будет против, я уверен. Уж больно вы хорошо себя показали.
– Ага, еле вылезли.
– Ну, не без этого. Зато задание выполнили!
За ужином я поведал о нашей беседе с Судоплатовым Истомину. Тот поддержал идею создания таких групп, но отнесся крайне отрицательно к моему участию.
– Александр Петрович, ну не могу я сидеть на месте, сами же знаете!
– Мы тебя в камеру засунем и никуда не денешься! У тебя дети теперь, ранений целый букет. Наконец, подумай о своей голове, ты же стольких на тот свет уже отправил, спишь-то как?
– Да нормально. Я врагов туда отправлял, а не друзей. И еще столько же с удовольствием отправлю.
– Ладно, ладно. Поговори у меня. Вы в будущем все такие, с шилом в заднице?
– Ага. Кроме нескольких процентов геев, все такие.
– Кого?
– Я вам потом объясню, – засмеялся я, прикрыв рукой рот. – А если серьезно, Александр Петрович, у меня теперь и подготовка лучше, и парни будут те же.
– Ага, те же. Может, тебе еще и Иванова с Михалычем сюда привезти? – ухмыльнулся Истомин.
– Очухались? А что же вы раньше-то мне про них не говорили?
– Очухались. Иванов ранен был не очень серьезно, а вот Михалыча с того света вытащили.
– Иванова я так и не отблагодарил…
– Приедет и проставишься, – ляпнул Истомин и, сразу же осекся.
– Спасибо вам, товарищ старший майор. От всей души спасибо!
– Не подлизывайся! Через неделю все будут здесь. Месяц на подготовку, потом поступите в распоряжение к Павлу Анатольевичу. Если он сочтет вас готовыми, начнете работать. Дальше он вам будет задачи ставить. Вас у меня давно забрать хотели.
– Александр Петрович, ну вы ведь все равно с нами будете?
– Пока приказано работать здесь. Но ты же знаешь, у меня несколько другие обязанности.
– Кретинов и саботажников ловить? – спросил я.
– Их тоже кто-то должен ловить. Хотя сейчас стало заметно лучше. Люди стали ответственнее. Предприятия, что были эвакуированы в тыл, вовсю разворачиваются. Люди работают, на фронт идет техника и оружие в нужных количествах.
– А что с наступлением на Харьков, помните, я рассказывал?
– Ну, уж такого товарищ Сталин не допустит. Тимошенко приставили такую свиту, думает теперь, прежде чем сделать, – видя мои удивленные глаза, Истомин добавил, – выводить из действующей армии пока не стали, хотя устарел наш маршал для такой войны.
– А кто сейчас там командующим фронтом?
– Он, только не один. Рокоссовский, Чуйков, Горбатов, Еременко и другие там же.
– А на севере? Жуков?
– Так точно. Чего, ответ впечатлил?
– Ага, я аж подавился.
– Новый устав еще не ввели, но наказывать за такой ответ уже не будут. Так вот, на севере: Жуков, Рыбалко, Мерецков, Черняховский. Да много кто. Люди все на своих местах. Воюют как надо.
– Это очень хорошо, правда, приятно слышать.
– Вот так, – закончил Истомин.
Здорово все идет: в Крыму немца бьют, на Центральном – тоже. Жуков в Ленинграде пока в обороне сидит, но зато колечко-то сняли. Тем более приятно, что я в этом участвовал. Коридор пробили небольшой, километров двадцать шириной, но укрепились отлично. Кольцо рвали как и в моей истории. На Ораниенбаумский плацдарм удалось переправить новые тяжелые КВ, перебросили с восточной стороны и с севера пехоту и артиллерию. Ударили крепко. Благодаря тому, что у немцев в этом месте оставалось мало танков, сломили их достаточно быстро. А из-под Синявино ударила группировка в составе четвертой и двадцать первой армии. Жарко, наверное, было. Тем более, что все фрицевские деревянные укрепления обильно поливались напалмом, причем уже не моим кустарным.
Жуков вперед не лезет, решил пока создать крепкую оборону. Рано еще наступать по всем фронтам, силы копить надо.
Немцев регулярно обрабатывают с воздуха, да и обороняется Георгий Константинович довольно активно. Раздергивают фрицев, не дают копить большие силы.
Через Шлиссельбург проложили железную дорогу, по ней в Ленинград идет все необходимое, главное – продовольствие. В северной столице выпуск тяжелых танков увеличился, теперь есть возможность немного, но поставлять их и на другие участки. Но в основном, конечно, все оседает прямо там. Танки не самокаты, быстро не сделаешь. Но стараются люди. В отличие от моего времени, в Ленинграде осталось много жителей трудоспособного возраста. Так как блокада была снята раньше, не было таких потерь мирного населения от голода. Город снова начал жить и работать.
Тренировки новый «Мурат» и, правда, ужесточил. К тому же нам привезли новые снайперские винтовки «ВСК». Назвали нейтрально, потому как делали ее несколько оружейников сразу. Когда я увидел это чудо, слегка охренел. Здоровая дура, немного покороче ПТР, но весьма похожая. Пламегаситель, приклад. Хотя нет, приклад-то как раз был новый, с каким-то амортизатором. Больше всего она напомнила мне пиндосский «Баррет». Когда начали стрелять, понравилось настолько, что не хотел из рук выпускать. Отдача крепкая, но терпимая, мощь – даже слов нет. Как передать чувство, когда есть ощущения, что ты режешь масло горячим ножом. С пяти сотен метров в борт «Ганомага» навылет с обеих сторон. Нет, это не передать.
Равшан уже неделю бился со мной над баллистическими таблицами, заставляя учить наизусть. Как правильно высчитывать поправки при разных углах, ветре, перепаде высот и расстоянии до цели. С восьмисот метров в ростовую мишень попадал я вполне сносно, но вот дальше…
Сам учитель с такого расстояния клал пули в кружок диаметром пятнадцать сантиметров. Причем – весь магазин. Мне такое пока не дается. А уж о большей дистанции приходится только мечтать. Равшан ради эксперимента, «положил» ростовую мишень с тысячи трехсот. Но сказал, что надо над пулей поработать. Я только хлопал глазами. На деле, по раскладам Судоплатова, требовалось на расстоянии 700–800 метров поражать грудную мишень с первого выстрела. Второго может и не быть. Павел Анатольевич объяснял, что это оптимальное расстояние как для точного выстрела, так и для того, чтобы смыться.
За всеми этими перестрелками не заметил, как пролетела неделя. Народ в нашу «учебку» все прибывал. По всем фронтам люди Судоплатова отбирали лучших снайперов, к ним подбирали группы прикрытия. Прибыли и мои друзья.
– Ну, здравствуйте, товарищ лейтенант госбезопасности, – услышал я однажды, вернувшись на квартиру, где жил с дочерьми. Заглянув в комнату, увидел всю банду в полном составе. Был здесь и Петрович, и Иванов, и даже водитель Михалыч, а главное для меня – ДЕД. Да, он снова с нами.
– Чем же я вас всех кормить-то буду? – засмеялся я.
Истомин ухмыльнулся, а парни дружно заржали. Первым подошел Саня Зимин, это он и здоровался, я сразу узнал его голос. Все такой же подтянутый, в форме.
– Это чего, ты уже меня в звании догнал? – удивился я. То, что Зимина повысили до лейтенанта ГБ, я не знал, вот парень дает.
– Так нас всех отметили, после «Шлисселя», когда блокаду прорвали, сам Жуков награждал! – важно ответил Саня. А я обратил внимание на его грудь – ни хрена себе иконостас. Два «Красных Знамени», две «Красные Звезды», «За Отвагу», «За Боевые заслуги». Да, у меня столько нет.
– Так нас всех отметили, после «Шлисселя», когда блокаду прорвали, сам Жуков награждал! – важно ответил Саня. А я обратил внимание на его грудь – ни хрена себе иконостас. Два «Красных Знамени», две «Красные Звезды», «За Отвагу», «За Боевые заслуги». Да, у меня столько нет.
– Везет тебе, скоро перепрыгнешь, – кивнул я Зимину в ответ.
– Не думаю, – вдруг перебил нас Истомин и, подойдя ко мне продолжил: – товарищ лейтенант государственной безопасности, за отличное выполнение особого задания Ставки, за мужество и доблесть, вы тоже будете отмечены правительственной наградой. Вручение состоится завтра, специально прилетел товарищ Калинин. Многие командиры и бойцы Красной Армии, прибывающие сюда для обучения, возвращаются в строй после лечения. Решением товарища Сталина вас всех здесь и наградят. Просто ребят на фронте раньше наградили, пока ты в госпитале валялся, вот и все.
– Во дела! – потер я щеку, когда прервался Истомин.
– И еще не известно, кто кому будет завидовать, когда узнают, чем тебя наградил товарищ Сталин. А у меня отдельный подарок для тебя. Лично от товарища Берии.
– Ого, это чего же на меня навесят, вроде заслуг-то немного? – подумал я, но как оказалось – вслух.
– Сергей, вы выполнили очень важное дело. С Ленинграда снята блокада, люди перестали голодать. А значит – умирать!
– Александр Петрович, не мы же кольцо рвали, сколько там ребят полегло, мы-то не участвовали…
– Полегло действительно много, но не бесполезно – цель была достигнута.
– Понятно, давайте, что ли, ужинать? – предложил я.
– У нас все свое, с собой прихватили, – подал голос Вано и показал на стол, заставленный самой разной едой. Стояли и бутылки, уж наверное, не с водой.
– Минуту, пожалуйста, ребята, – попросил я слова, когда ужин был в самом разгаре, а парни приняли на грудь водочки.
– Говори, командир, – перекрикивая всех, ответил Зимин.
– Ребята, мы здесь собрались вместе благодаря случаю. Все мы помогали друг другу в тяжелые минуты, держались друг за друга. Но я бы хотел заметить, что если бы не Костя и Вано, вряд ли бы эта встреча получилась. Спасибо вам, братцы! – я подошел по очереди к каждому из названных и, крепко пожав руку, обнял, похлопав по спине.
– Серег, ты чего? – смущенно пробасил Вано.
– А кто меня выхаживал, спиртом обрабатывал и таскал на себе? А Костян, сам раненый, но вытянул меня. А вообще, ты прав, Вано, не буду я выделять кого-либо, мы все – одна семья. Вы всегда будете для меня самыми близкими.
– Вот завернул, – пожал мне руку Истомин, – ты случаем не выпил стопочку, трезвенник ты наш?
– Никак нет! Товарищ старший майор госбезопасности, вы же знаете мой случай.
– Да знаю, знаю, – пробормотал Истомин.
– Ну, пользуясь случаем и я скажу, – вдруг подал голос до этого молчавший Михалыч, наш водитель.
– Ну все, и этого прорвало, – заключил Зимин.
– Молчи уже, дай сказать, – беззлобно проворчал Михалыч.
– Молчу, молчу, говори, батя, – посмеиваясь, прикрыл рот ладошкой Саня.
– Спасибо, хлопцы, вам всем! А тебе, лейтенант, – Михалыч посмотрел на меня, – извини, что не послушал тебя. Ты тогда приказал ехать к дороге, а я встал на кромке поля, вот и получил. Спасибо, сынки, за то, что не бросили.
– Батя, да ты хорош дурить-то! Как бы мы тебя бросили? Ты же один из нас, а мы своих не бросаем, – гордо сказал я. – Это вообще-то наш девиз.
– Вот, за это и выпьем! – поднял стакан Вано.
Я тоже поднял свой стакан, в котором была минеральная вода. Истомин привез из столицы.
А награждение было и вправду сладким. Мне дали целый «Орден Ленина», чему я удивился еще сильней. Сам дедок с козлиной бороденкой прицепил мне на грудь эту высокую награду. Новая форма тоже была хороша. Истомин привез мне ее специально. Погоны вводить не стали, не до них сейчас, но придумали вместо всех этих ромбов, квадратов и шпал – звезды. У меня в петлицах горели по четыре маленькие золотые звезды, что очень воодушевляло. А как смотрятся целых четыре награды. Эх. Еще бы не война. А самым интересным для меня был подарок от Лаврентия Павловича. Оружие, да какое! Я еще в прошлом году, разговаривая с Истоминым, узнавал о поставках из штатов. Так вот, по личной просьбе Берии, в Союз пришла партия из десяти винтовок. Винчестер модели семьдесят был просто великолепен. В трех вариантах исполнения, разница в калибре и длине ствола. Личным подарком оказалась семидесятка калибра 300 H&H Magnum. Это, я вам скажу, тот еще монстр. С его убойной силой да великолепным качеством ствола кучность была… Пальцев не хватит, чтобы все облизать от счастья. Таким патроном дважды выиграли соревнования по стрельбе на 1000 ярдов. С этой винтовкой, после всего пятидесяти выстрелов, я собрал кучу в двадцать сантиметров на дистанции 1000. Равшан, правда, меня и тут опередил. Три выстрела подряд в круг тридцать сантиметров, он положил на 1200 метров. Да-да, такие пошли расстояния у нас. Если честно, я всегда о таком и мечтал.
Понеслись дни сплошных тренировок, мы с Муратом, конечно, составили снайперскую пару. Остальные работали с рукопашниками, постоянно и много стреляли. Отлаживали взаимодействие. Толю Круглова поставили вместе с новеньким, Константином Ивановым, остальные все были сработаны. Дед же так и оставался нашим незаменимым радистом.
Равшан теперь гонял нас обоих. Я себе так и оставил 300-й, Мурат выбрал 30–06 «Спрингфилд», но с самым длинным стволом. «Куча» у него на той же дистанции, что и у меня, выходила почти такая же, но вот энергию 06 терял прилично… От 300-го подранка не будет никогда, а в случае с 30–06 всяк может получиться, при охоте на людей, конечно. Да, 300-й не годился для бронетехники, точнее для борьбы с ней как пуля для ВСК, но вот по живой силе… Этим патроном можно медведей «валить» на приличном расстоянии. Короче, подготовка у нас пошла как песня. Равшан уже перестал увеличивать дистанцию, говорит, что таких целей просто нет. Он прав, даже в двенадцатикратный «Юнертл» я вижу на 1200 практически пятно. Дальше уже необходима совсем другая оптика. Гоняет нас сейчас Равшан по маскировке и передвижению вблизи противника. Ставит, гад, наблюдателей и заставляет выйти на позицию незамеченными. А до «противника» сто метров. На мои глупые вопросы: на фига, я не собираюсь стрелять с пистолетной дистанции? – заметил очевидное: а кто тебе сказал, что всегда будет возможность поражения с километра? Ответить было просто нечего. Поэтому учились. Принимали на головы комья земли, это когда нас замечали, помощники Равшана закидывали нас землей и камнями, имитируя обстрел, и терпеливо учились, учились, учились.
На дворе было начало июня, когда пришел приказ от Судоплатова прибыть в столицу. В Москве нас поселили в квартире у Алевтины. Конечно, не всех, такую ораву не поместишь. В этом же подъезде пустовали две квартиры, где были их хозяева – история умалчивает. По городу шляться запретили, дали две папки бумаг с данными о какой-то местности, приказали изучать. Меня Истомин увез к Лаврентию Павловичу.
Представ пред светлы очи всесильного наркома, бодро отрапортовал доклад. Выслушал хвалебную речь в свой огород. Как обычно, немного оттянули – за разгильдяйство – хотя, в чем оно выражалось, как водится, не сообщили.
– Ну что, воин, опять напросился на фронт? – с улыбкой спросил Берия.
– Так точно, товарищ генеральный комиссар госбезопасности, напросился, – Берия сначала поморщился, но, снова натянув улыбку, протянул руку.
– Молодец. Товарищ Сталин тоже очень доволен твоей службой и… твоим везением. Сказал, что, видимо, не все так плохо в будущем, если там есть такие, как ты.
Я смущенно опустил глаза.
– Лаврентий Павлович, не стоит, есть и более достойные люди для вашей похвалы. Я не выделываюсь, извините, если кажусь невежей. Просто на фронте встречал людей, которые идут на верную смерть без всяких наград, без мысли о спасении. Мы-то что, знали – нужно выполнить задание и назад. А бойцы в окопах, им либо смерть, либо войне конец.
– Мы понимаем, Сергей, всю тяжесть положения на фронтах, но сейчас такое время – нужно, нужно напрягаться изо всех сил. И, кстати, товарищ Сталин предложил ввести отпуска в армии. Конечно, для начала тем, кто наиболее отличится, но когда ситуация позволит, то и всем остальным.
– Отличная идея, товарищ Берия. Просто великолепная. И людям, я уверен, это понравится. У немцев так и сделано. Они вроде меняются через две недели. Нам пока это, конечно, «не светит». Надо сначала их отогнать подальше, а там и видно будет.
– Именно так. И добавлю: еще рано плясать, пока надо воевать.
На Лубянке я пробыл часа четыре. Потом съездили с Истоминым на завод, где выпускали ПТР, посмотрел на новинки. Выпросил десяток новых магазинов для ВСК десятизарядных – на будущее. Хоть автоматики и нет, но все не по одному пихать. А так дергай затвор, да дергай. Нам с казахом по пять штук в самый раз. Узнал, кстати, где берут такие хорошие прицелы. Оказалось, они наши, выкупили лицензию у «Юнертл», собирают на заводе, где производится медицинская аппаратура, а линзы приходят из Штатов. А прицелы и, правда, классные. Увеличение восьмикратное, просветленные. Они у наших получились еще крепче, чем родные штатовские. Мы стреляли в сумерках, уже темнело, но видно хорошо. Только непривычно, конечно, с таким увеличением работать. Сноровка тут нужна и опыт. Ведь с восьмикратным увеличением сдвиг ствола всего на миллиметр даст отклонение в несколько метров, на тех дистанциях, для которых предназначен этот прицел. Но на «Винте» я оставлю родной.