— Весьма благоразумная мысль, — просияла его мать.
— Да, я, должно быть, благоразумна от природы, — со вздохом согласилась гостья.
Познавая себя, она отметила новую грань своего характера наряду с тщеславием, гордостью и, возможно, смелостью, и отмела недалекость, поскольку этот недостаток легко преодолевался усилием воли.
— Лорд Норкрофт просто проявил вполне понятную осмотрительность.
— Вот слова настоящей леди, — торжествующе посмотрела на сына графиня. — Я же тебе говорила!
— Ты говорила, что у нее отличная обувь, — хмыкнул Оливер.
Гостья с трудом удержалась, чтобы не посмотреть на свои туфли.
— И это тоже, — ответила хозяйка дома. — Как вам имя Кейт, милочка?
Молодая женщина задумалась… Новое имя показалось ей не очень подходящим, но и не совсем чужим.
— Пожалуй, Кейт подойдет, — согласилась она.
— Отлично! — Леди Норкрофт повернулась к сыну: — Если удастся разыскать ее багаж, мы наконец сможем узнать ее настоящее имя.
— Мой багаж пропал? — робко спросила новоявленная Кейт.
— Я уже послал за ним на станцию лакея, — сообщил граф. — Возможно, багаж просто проглядели в сутолоке. Леди Фицгивенс, которая привезла вас сюда, не производит впечатления очень внимательной женщины. Вы действительно ничего не помните?
— Нет, к сожалению, ничего.
— Тогда откуда вы знаете, что при вас был багаж?
— А как иначе? — досадуя, ответила Кейт. — Меня нашли на железнодорожной платформе, в дорожном платье. Значит, я куда-то ехала, поэтому со мной должен был быть багаж.
— А куда вы могли ехать? — быстро спросил граф, словно желая поймать ее на лжи.
— Я не помню! — раздраженно бросила она и шагнула к дверям. — Мне надо продолжить свой путь…
Внезапно силы оставили ее, перед глазами все поплыло, и она упала в стоявшее поблизости кресло.
— Видишь, что ты наделал, Оливер? — всполошилась графиня. — Мы вас не отпустим, дорогая. Подумайте сами — у вас с собой нет ни одежды, ни денег, вы не знаете, куда направлялись и откуда приехали.
— Она, вероятно, из Шотландии — у нее шотландский акцент, — предположил граф.
— Да, но акцент не очень сильный, — поправила его леди Норкрофт. — Скорее всего наша гостья получила образование здесь, в Англии, в каком-нибудь хорошем пансионе для благородных девиц.
— Вы поняли это всего лишь по моей речи? — удивилась Кейт.
Леди Норкрофт оказалась гораздо более проницательной, чем могло показаться с первого взгляда.
— Да, милая. — В глазах хозяйки блеснул озорной огонек. — Вы еще увидите — я полна сюрпризов.
— Это точно, — рассмеялся Оливер. — И еще ты чересчур доверчива.
— Графиня достаточно умна, чтобы дать себя провести, — холодно заметила Кейт. Граф пожал плечами:
— У нее доброе, великодушное сердце, из-за которого она может попасть в беду.
— И Господь вознаградит ее за это, если не на этом свете, то на том.
— Мой долг — сделать все, чтобы защитить свою мать на этом свете.
— Не представляю себе, чтобы кто-то мог желать нанести вред вашей матушке, — заметила гостья и мстительно прищурилась. — Вы, граф, — совсем другое дело.
Леди Норкрофт поперхнулась.
— В самом деле? — помрачнел граф. — Да будет вам известно, я пользуюсь репутацией порядочного человека.
Гнев душил Кейт. Она вскочила — от недавней слабости не осталось и следа.
— Будь ваша воля, я бы до сих пор валялась в пыли на платформе!
— Ошибаетесь, я бы ни за что не оставил потерявшую сознание женщину без помощи, — возразил граф, и на его скулах от злости заходили желваки. — Но я никогда не привез бы ее в свой дом.
— Я сейчас же покину ваше жилище. — Гостья решительно расправила плечи и повернулась к хозяйке: — Леди Норкрофт, я очень ценю вашу доброту и великодушие, но, похоже, мое присутствие стало для вашего сына невыносимым.
— Ничего подобного, — поспешно заметил граф. — Но принимать в доме незнакомцев, которые…
— Могут оказаться кем угодно? — продолжила за него Кейт. — Вы это уже говорили. Леди Норкрофт, будьте так любезны, прикажите доставить меня обратно на станцию. Я наверняка смогу там отыскать свои чемоданы…
— Вы их не узнаете, милочка, — покачала головой хозяйка.
— Я рискну. Вдруг один их вид вернет мне память? Тогда я продолжу свой путь.
— Нет, — отчеканила графиня. — Я не позволю вам уехать.
— И я тоже, — с раздражением присоединился к ней Оливер. — Поскольку вы уже оказались в нашем доме, заботиться о вас — наш долг.
— Вы хотите сказать, что считаете своим долгом заботиться о тех, кто попал в беду и оказался у дверей вашего дома? — Кейт не верила своим ушам.
— Да, по крайней мере здесь, на этом клочке земли, — резко заметил граф.
— Оливер как граф очень серьезно относится к своим обязанностям, — пояснила леди Норкрофт, — и прекрасно с ними справляется.
— И все-таки я не хотела бы оставаться там, где мое присутствие нежелательно.
— Дело не в чьем-либо желании или нежелании, — с суровым видом продолжил Оливер, потому что все еще был очень сердит. — Вы же сами сказали — «нужна осмотрительность». Вы можете оказаться кем угодно.
— Да, — в запальчивости ответила Кейт. — Сейчас у меня нет денег, но зато есть это. — Она расстегнула браслет на запястье и протянула дорогую вещицу хозяйке дома. — Не могли бы вы под этот залог ссудить меня деньгами на проезд до Лондона? Потом я вам все верну…
Оливер тотчас направил на нее обличающий перст:
— Ага, попались! Откуда вы знаете, что приехали из Лондона?
— Я этого не знаю, — презрительно фыркнула гостья, — но предполагаю. Леди Норкрофт сообщила, что леди Фицгивенс приехала из Лондона, значит, и я могла приехать оттуда же. Вряд ли в такой маленькой деревне, как Норкрофт, останавливается много поездов…
— А откуда вам известно, что Норкрофт — маленькая деревня?
— Я этого не знаю, только догадываюсь. Вы же сами сказали: «на этом клочке земли». Что, я ошиблась, Норкрофт — крупный город?
— Вовсе нет, — пробормотала графиня, погруженная в созерцание прелестного браслета гостьи. — Наша деревня и впрямь очень мала, но по-своему очаровательна.
— Ну, вы удовлетворены моим объяснением? — спросила Кейт графа. — Или у вас есть еще какие-нибудь каверзные вопросы?
— Пока нет. Но похоже, название нашей столицы вам знакомо.
— Так же как Париж и Рим, — ехидно возразила молодая женщина. — Я страдаю амнезией, а не слабоумием.
— Я всегда считал, что амнезия лишает человека памяти полностью…
— Ах, прошу прощения, что не соответствую вашим представлениям об амнезии. Должно быть, неприятно убеждаться в несовершенстве своих познаний, особенно когда считаешь, что знаешь все обо всем.
— Но я действительно знаю, — уверенно ответил граф.
— Все и всегда, — рассмеялась его мать.
— Век живи, век учись, чтобы потом наконец понять, что ты ничего не знаешь, — с серьезным видом произнес Оливер, пряча улыбку.
Графиня с любовью посмотрела на сына.
— Когда вынуждают обстоятельства, его сиятельство — сама скромность, — сказала она. — Иногда он даже признает свои ошибки.
— Только иногда, — добавил он все так же серьезно, но в его глазах плясали чертики.
Кейт пристально посмотрела на графа. Что он за человек? Только что он казался ей властным, высокомерным всезнайкой, а теперь он вдруг готов посмеяться над собой. Как он мил сейчас…
— Пожалуйста, примите мои извинения. — Оливер шагнул к ней и еще раз поднес ее руку к губам. Их взгляды встретились. — Прошу вас побыть у нас до вашего окончательного выздоровления, а потом — сколько захотите.
Его губы скользнули по ее руке, и у Кейт перехватило дыхание.
— Думаю, что «потом» не понадобится, — пробормотала она.
— Как знать, как знать, — покачал он головой, и в его глазах зажглись искорки, совсем как у графини. Но если во взгляде матери читался только интерес, то в глазах сына мелькнуло обещание чего-то волшебно-прекрасного, захватывающего дух. — Во всяком случае, пока вы не придете к какому-нибудь решению, наш дом — ваш дом.
— Очень любезно с вашей стороны, милорд, — поблагодарила Кейт, пытаясь отнять у него свою руку, но граф держал крепко.
— Это так благородно, мой мальчик, — умилилась леди Норкрофт, — я горжусь тобой.
— Пока все не выяснится, я буду надеяться, что вы изначально направлялись именно сюда, к нам, — продолжал он, не сводя с гостьи пристального взгляда. — Более того, я сделаю все, что в моих силах, чтобы выяснить, кто вы на самом деле. Поверьте, Кейт, я узнаю правду.
Глава 4
— Звучит как угроза, милорд. — В глазах гостьи мелькнуло недоумение.
— Ни в коем случае, это обещание, — спокойно ответил Оливер.
— А вы всегда выполняете свои обещания? — Она вырвала у него свою руку, и ему показалось, что его лишили чего-то очень важного.
— Всегда, особенно когда нужно раскрыть какую-то тайну.
— В данном случае мою? — Зеленые глаза гостьи светились умом и упрямством.
— Пока о других мне не известно.
— О, Вселенная наверняка полна тайн.
— Да вы любите пофилософствовать, — заметила графиня. — Я сразу поняла, что вы получили хорошее образование. Сынок, пойди справься о багаже нашей гостьи, а я пока помогу ей устроиться.
Попрощавшись, Оливер вышел. Не успел он закрыть за собой дверь, как графиня спросила:
— Как он вам, милочка? Понравился?
— Еще не знаю, — услышал Оливер голос Кейт.
— Не очень обнадеживающее начало, но неплохое, — резюмировала леди Норкрофт: — Я очень рада.
«Чему она радуется?» — возмущенно думал он, идя по коридору. Если молодая красивая женщина буквально свалилась ему на голову, это вовсе не означает, что он заведет с ней роман. Не может быть, чтобы мать считала эту незнакомку подходящей кандидатурой в невестки!
Но незваная гостья и впрямь хороша собой — в ней чувствуется внутренний огонь. А как блестят ее чарующие зеленые глаза! Такая может вскружить голову любому… «И подарить безмерную радость», — мелькнуло в голове у Оливера, но он тотчас прогнал крамольную мысль.
Холлингер сообщил, что багаж незнакомки найти не удалось.
— Не кажется ли вам это подозрительным? — спросил его Оливер.
— Сдается мне, что незнакомая леди просто не захотела говорить, кто она такая, милорд.
— Вы тоже думаете, что потеря памяти — обман?
— Не на то мы тут поставлены, чтобы думать, милорд.
— Но у вас же есть свое мнение, Холлингер? — Конечно, сэр.
— Отлично. Буду рад его услышать.
— Если вы настаиваете, — нехотя согласился дворецкий. — По натуре я человек сомневающийся, поэтому всякие неожиданные происшествия кажутся мне подозрительными. С другой стороны, я слышал, что люди могут потерять память от удара по голове, так что не исключено, что наша гостья говорит правду. «Гораций, много в мире есть того, что вашей философии не снилось»1. Шекспир, сэр, — добавил он извиняющимся тоном.
— Знаю, знаю, — махнул рукой Оливер. Он хотел было идти, но передумал и продолжил допрос несчастного дворецкого. — Послушайте, я произвожу впечатление человека, увлекающегося науками?
Холлингер замялся.
— Но у вас же есть мнение на этот счет?
— Как вам угодно, милорд. Но если уж хотите знать, то вы не очень похожи на такого человека. Нет, сэр.
— Разыщите чемоданы, Холлингер, — резче, чем хотелось, приказал Оливер. — Я прогуляюсь верхом, хотя нет, лучше пешком и вернусь не скоро.
— Да, милорд.
Вот тебе и мирная сельская жизнь! Провожаемый любопытными взглядами слуг, граф торопливо сбежал вниз по лестнице, потом прошел через центральный холл на террасу и спустился в сад. Несомненно, по дому уже распространились слухи про странную гостью, и теперь о ней не судачит только ленивый. Оливер направился по широкой, посыпанной гравием аллее. Особняк Норкрофтов в классическом стиле не относился к числу старинных фамильных гнезд — его всего каких-нибудь двести лет назад возвел один из предшественников Оливера, возомнивший себя талантливым архитектором. Вспомнив семейную историю, молодой Норкрофт фыркнул — вот уж кто действительно не был истинным поклонником науки. Род Лейтонов вообще не мог похвастаться учеными мужами.
По обеим сторонам дорожки, тянувшейся до конца сада, была высажена живая изгородь, образующая аллею, которую в двух местах пересекали под прямым углом такие же широкие аллеи, разделявшие сад на несколько сегментов. Сквозь кусты виднелись типичные для английского парка клумбы. Оставаясь неизменным по форме, сад менял свое содержание в зависимости от увлечений и пристрастий очередной графини. Мать Оливера, например, заполнила свои владения первоцветами, поэтому весной саду Норкрофтов не было равных по красоте.
В стороне от главного дома располагалась теплица, где круглый год выращивали цветы для украшения дома, а также другие растения, которые высаживали потом в саду и оранжерее в южной стороне сада. Оливер обогнул большой фонтан в центре одного из сегментов и поспешил дальше, не удостоив внимания полдюжины мраморных нимф в человеческий рост, расставленных среди кустов и деревьев. Согласно семейному преданию, фонтан и нимфы появились в саду по воле бабушки Оливера только потому, что ей это очень нравилось.
Наконец клумбы уступили место гладко подстриженной лужайке, на которой так хорошо играть в крокет и упражняться в стрельбе — любимое некогда занятие графини, которая, увы, уделяла ему теперь все меньше и меньше внимания, о чем красноречиво свидетельствовала покосившаяся мишень, сиротливо маячившая в дальнем конце лужайки.
Оливер прошел мимо и оказался у полуразрушенной древнеримской стены, с обеих сторон обсаженной подстриженными тисами, — здесь заканчивался графский сад и начинались сельские угодья. Оливер с детства любил это потаенное место и был благодарен тем, кто решил его сохранить.
Маленьким мальчиком он думал, что эту стену построили и укрыли от посторонних глаз какие-то неведомые волшебники. Повзрослев, он понял, что стену сохранили исключительно из соображений экономии: ее было, проще и дешевле спрятать за деревьями, чем разобрать. Но Оливер был счастлив, что стена сохранилась, ведь она наглядно свидетельствовала о преемственности человеческой цивилизации, частицей которой он себя считал. Как в детстве, он обхватил древние камни руками и замер, размышляя о давно ушедших в небытие римлянах и о том, зачем они построили стену, которая со временем превратилась в бессмысленную груду камней.
Через полчаса Оливер добрался до вершины пологого холма и оглядел родную долину, по которой вилась узкая речушка или, как еще говорили, широкий ручей — все зависело от мнения и настроения говорившего. Молодой граф считал, что все это такое же наследство пращуров, как поместье и титул, ведь отец впервые привел его сюда совсем ребенком, сказав, что здесь он размышляет о жизни. Оливер унаследовал у него эту привычку: всякий раз, когда ему надо было над чем-то подумать, он спешил на холм, с вершины которого мир казался таким понятным и правильным; усаживался под вековым дубом, представлявшимся ему в детстве ровесником древних римлян, и погружался в размышления.
Впервые Оливер пришел сюда в восемь лет, когда погиб его отец. Пышущий здоровьем красавец, которому было не намного больше лет, чем Оливеру теперь, он упал с большой мраморной лестницы, поскользнувшись во время очередного приема из-за разлитого кем-то вина. Поначалу казалось, что все обойдется. Старший Норкрофт уверял, что чувствует себя отлично, но вскоре у него заболела голова, он лег в постель, а к ночи его уже не стало.
Он был хорошим человеком, прекрасным отцом, который не только на словах, но и собственным примером учил сына мужеству и законам чести. Когда он умер, Оливер продолжал сидеть у его кровати, не в силах поверить, что больше не услышит отцовского голоса. Только потом, спустя годы, молодой граф понял, что отец готовился к смерти — свои последние мгновения на земле он потратил на то, чтобы еще раз напомнить сыну о долге сюзерена перед теми, кто от него зависит, — арендаторами и слугами, и о долге гражданина перед своей страной и семьей. И не забыл напомнить сыну, чтобы он заботился о маме.
Ах, как рыдал в тот день Оливер под старым дубом, где его не могла услышать убитая горем графиня! И в какой-то момент ему вдруг показалось, что его сильный, мудрый отец здесь, рядом с ним, и ощущение его присутствия придало мальчику сил. Откуда оно взялось, Оливер так и не понял, но с тех пор это ощущение уже никогда не оставляло молодого графа Норкрофта.
Он приходил на холм еще не раз — перед отъездом в школу и после возвращения оттуда, и когда готовился взять в свои руки управление имением и семейными финансами, и когда впервые задумался о женском коварстве. Поводом для размышлений стала первая любовь, когда его девушка изменила ему с другим. Разбираясь в своих чувствах, Оливер вдруг осознал, что на самом деле не любит изменницу, поскольку страдает больше от уязвленного самолюбия, чем от разбитого сердца.
За годы он обдумал на холме множество всевозможных проблем: крупных и мелких, важных и не очень. К какой категории отнести появление Кейт? Да и стало ли оно проблемой?
Оливер посмотрел на видневшийся в отдалении дом. Как неприятно сознавать, что в глазах окружающих ты слишком ленив, или щуп, или легкомыслен, чтобы заниматься наукой! Но почему это так его задевает? Он же никогда не претендовал на научную карьеру, поэтому нет оснований для недовольства сложившимся о нем мнением. Нет, все-таки это раздражает, когда все только и делают, что судачат о твоих способностях. Проклятие! На самом деле он мог бы заняться наукой — например, историей. Разве он не планировал когда-то изучить историю своего рода и написать об этом книгу? Он даже собрал нужные документы и дневники. Впрочем, на самом деле это сделала его мать, которая всячески поощряла сына к работе. Увы, неразобранные бумаги до сих пор пылятся на чердаке, потому что руки у него так до них и не дошли.