— И?!
— Опять так же выскочила, что и в первый раз. Опять как бешеная! Вся нараспашку, спаси господи… Ты, парень, не думай ничего другого — она убила. А кому еще-то? Только она.
— А чего ей его убивать? — поинтересовался Кирилл, мысленно радуясь тому, что правильно определил для себя пол подозреваемой.
— Так понятно чего: из ревности! — фыркнула женщина, смешно боднув головой воздух. — К нему же кто только не таскался! То малолеток притащит. То шалав каких-нибудь полуголых, разукрашенных.
— А мужчины его посещали?
— Кто же знает, кого в нашем подъезде посещали мужчины? Он ни с кем никогда под руку не ходил. А чужаков тут пруд пруди шастает. У нас же в подъезде, почитай, половина квартир съемных. Кто умер, кто съехал. В ту пятницу тоже мужики всякие мотались туда-сюда. Только я их не запомнила. На что они мне, коли мне все и так понятно?! Вот, правда, после убийства, дней не помню через сколько, к нему франт один наведывался. Из ваших небось, из бандюков!
— Что за франт? — Кирилл мысленно ухмыльнулся: разговор шел о нем.
— Такой, весь из себя. С портфелем, при плаще и галстуке. Не тебе чета, голодранцу, — старуха вдруг впилась в него глазами и несколько мгновений внимательно изучала его лицо, но ничего не сказала, а только продолжила после тяжелого вздоха: — Он, значит, зашел к нему, к этому убиенному…
— Откуда знаешь? — настороженно поинтересовался Кирилл.
— Так я стояла у открытой двери и слушала, где он высадится. Аккурат к нему зашел и тихо так дверку прикрыл. Его дверь закрылась, будь уверен! Я тут все двери по звуку узнаю.
Досада на собственную неосторожность запоздало уколола самолюбие Кирилла. Могла ведь бабка и милицию вызвать, и шум поднять…
— А больше никого подозрительного, кроме этой девки, я не уловила.
— Понятно… — Кирилл поставил чашку почти с нетронутым чаем на стол и какое-то время молча барабанил пальцами по столешнице. Потом попросил: — Опиши мне ее.
— Ага, а то, думаю, все молчит, вроде и неинтересно тебе, какая она из себя! — Старуха шумно втянула в себя чай и лишь спустя минуты три проговорила: — Красивая!
Он почувствовал, как внутри все напряглось и заныло. Словно кто-то невидимый вдруг схватил в горсть все его нервные окончания и потянул на себя. Разве он ожидал услышать что-нибудь другое? Разве мог предполагать, что женщина, которую он хочет разыскать, уродина? Нет, конечно. Но полученное подтверждение собственных ожиданий оказалось для него волнующим. Он не думал, что настолько…
— Подробнее можно? — попросил Кирилл, стараясь казаться равнодушным, но голос его предательски сел.
Проницательная старуха догадливо хмыкнула и пробормотала:
— Блондинка или что-то вроде того, светлая, одним словом. Высокая. Тонкая такая вся. Таких сейчас любят. С лета она тут отирается. Я ее сразу приметила.
— Почему?
— Так хороша же, а в нашем районе редко таких увидишь. Опять же чужая и прячется.
— Как это?
— А так! Как бабы замужние прячутся? Стараются, чтобы их никто не увидал. Так и эта. Увидит кого и ждет, пока не пройдет, а потом — шмыг в подъезд… Так же и выходила осторожно. Кроме, конечно, той самой пятницы. Тут уж она никого не боялась. Ясно, в шоке была от содеянного…
— Так, стоп! — Теперь, когда почти все факты стали ему более или менее известны, он решил перейти к моментам, особенно его заинтересовавшим. Старухины эмоции его волновали мало, хотя она все равно была молодцом. — Давай теперь по порядку… Высокая, светловолосая. Волосы длинные?
Женщина резанула ребром ладони себе по предплечью и коротко отрезала:
— Вот так.
— Понятно… Теперь давай перейдем к ее одежде. Шуба какая? Длинная, короткая, дорогая или так себе? Шарф… Красный, синий, зеленый… Как именно носила на голове?
Старуха какое-то время молча смотрела на него, недоуменно моргая. Потом смешно прыснула прямо в свой недопитый чай и произнесла, потешно поводя подбородком из стороны в сторону:
— Ты чего же, парень, всерьез думаешь ее найти по тому, как она шарф на голове своей заматывала?! Ну, ты молодец, скажу тебе! Пусть невелик у нас город, но ни в жисть тебе не найти бабу молодую по таким приметам. Ни за что тебе такое не удастся, поверь. К тому же если она убила, то и шарф наверняка выбросила! Тоже мне умник!
— Да? А что же тогда мне делать? — поинтересовался у нее Кирилл, хотя почти был уверен в том, что найдет эту женщину.
Не такой уж труд отследить в городе с населением чуть больше тридцати тысяч молодую высокую блондинку в шубе и шарфе. К тому же замужнюю, любящую прогуливаться по сугробам на каблучках. Ну, сотня-другая наберется, не больше. Бабка наверняка ее узнает, если он перед ней фотографии разложит. Не сразу все, конечно, а поэтапно. Пусть уйдет у него на это месяц, а то и два, все равно. Ему спешить некуда. Будет искать и отсеивать, пока наконец не отыщет…
— Итак, какого цвета шарф? — снова повторил свой вопрос, потому что ему вдруг сделалось не по себе под насмешливо прищуренными глазами старухи.
— Красный, — ответила она со странным всхлипом, то ли засмеяться хотела, то ли сказать что-то.
— А шуба?
— Шуба светлая такая, с полосами темноватыми. Таких сейчас не очень много. Норка, кажется… По колено… И сапоги высокие, на каблуке… Ноги длиннющие, да еще эти сапоги… Как на ходулях, прости господи. И чего это мужикам такие цапли стали нравиться, ума не приложу!
— Так, это уже кое-что! — приободрился Кирилл, искренне поражаясь наблюдательности старой женщины. — А сумка? Сумка при ней была?
— Когда?
— Всегда вообще-то, а в пятницу — особенно?
— Дамская? Была какая-то, тут не могу сказать, не помню. Да и не особо разглядишь с четвертого-то этажа. А вот с пакетом в пятницу сюда шла, это да. Большой такой пакет.
— А когда выходила?
— Так она дважды выходила! Тебя который раз интересует? — Бабка вдруг с хрустом зевнула, выразительно посмотрела на будильник и укоризненно пробормотала: — Третий час уже, прости, господи. Весь сон мне поломал, паразит!
— Меня оба раза интересуют! — недовольство хозяйки Кирилл пропустил мимо ушей, закусив удила и не желая сворачивать с интересующей его темы. — Что было у нее в руках, когда она выбегала из подъезда?
— А ничего не было! — обозлилась вдруг старуха. — И не кричи на меня, а то уйду сейчас спать и ни слова не скажу больше! Что-то на плече у нее болталось, кажется. Может, сумка дамская, а может, и еще что. Не помню я! Итак уж, слава богу, тебе сколько всего рассказала, а ведь милиционерам ни словом не обмолвилась! Не видала, говорю, и не знаю ничего…
— Чего же так-то?
— А! — Старуха махнула рукой, обессиленно уронила ее себе на колени, обтянутые байкой халата. — Не люблю я их. Все со жвачкой, как коровы. Перегаром несет за версту. И все «мамаш» да «мамаш» мне, а какая я им мамаша?! Да и не нужно им ни черта было. Так, приехали для бумажки. Я слыхала, как они на лестничной клетке переговаривались. Что, мол, безнадежный случай… Чего мне тогда перед ними выпендриваться? Все одно на полку дело положат, только зря меня затаскают по кабинетам. Пусть им про нее кто-нибудь другой болтает, ее тут в окошко не одна я заприметила. Соседка вон тоже говорила, что к татарину девка какая-то таскается. Пусть она и говорит с ними для протокола. А у меня здоровья нет лишний раз вниз спуститься…
— А почему вы решили, что эта дама была замужней?
Отсутствие пакета в руках подруги Азика Кирилла озадачило. Как такое могло быть? Куда тогда девалось то, что лежало под кроватью и затем было оттуда кем-то извлечено?..
— А чего бы ей тогда людей сторониться?! — вклинился в его мысли возмущенный возглас старой женщины. — Идешь себе — и иди спокойно. А то как увидит кого, так встанет столбом и отворачивается или начинает сапоги поправлять. А особо Таньки сторонилась…
— Кто такая?
— Соседкина дочка. Я же говорила, что она продукты мне иной раз приносит. Редко, правда. Тоже зазнаваться стала, как в начальницы вылезла. Ну да ладно… Так вот, Танька однажды из подъезда вышла от матери, значит, ко мне-то в тот раз и не зашла…
— Когда это было?
— А кто же его знает! Разве ж я упомню?! Не перебивай, а то я все перепутаю… — Старуха снова шумно зевнула и вперила взгляд в стрелки будильника. — Срам какой! Сотню снов бы сейчас видела, а я с тобой разговоры говорю…
— Так что было, когда эта Танька вышла из подъезда? — Кирилл тоже устал. Устал от напряжения, от бессмысленного топтания на месте, от неприятного вида и запаха этого жилища. Да и сам вид пожилой женщины, поднятой им с постели, не слишком-то вдохновлял.
— А что было? Ничего и не было! Танька вышла из подъезда, а та красавица как раз из такси выходила. Увидала Таньку, застыла столбом и снова — нырь в машину. Дождалась, пока та пройдет, и опять из машины полезла. Вылезает, а сама все в Танькину спину таращится. И пока до подъезда шла, еще раза три оборачивалась… Чего бояться-то, коли ты свободная одинокая баба, спрашиваю? Шла бы себе и шла. Эти вон шалавы его ничего не боялись. Ржали, будто лошади стоялые, на весь двор. А эта все озиралась, все озиралась. А от Таньки, говорю, аж в машину обратно улезла…
Спустя пять минут Кирилл покинул квартиру. Он еще какое-то время постоял на улице, подняв голову и наблюдая за светящимся окном на четвертом этаже. Потом втянул подбородок в шарф и заспешил прочь со двора.
Старуха оказалась на редкость наблюдательной. Он и сам не мог бы предположить, что его визит к ней окажется столь плодотворным. Мало того, что она в таких ярких красках описала подругу Азика, так еще поделилась своими наблюдениями и подозрениями, некоторые из которых Кириллу показались весьма и весьма интересными. С чего бы, спрашивается, той женщине прятаться от людей? Ответ напрашивался сам собой. Дама была замужем либо просто хотела скрыть свои отношения с личностью сомнительной репутации. А это значит, что в обществе она занимает какое-то положение. Да, все правильно, либо она, либо ее супруг, если таковой действительно имеется. То, что дама поспешила укрыться в машине от неведомой Кириллу Татьяны, опять же наводило на размышления. Могло быть так, что женщины были знакомы? Могло… Или они просто знали друг друга в лицо? Или у них были какие-то общие знакомые, что неудивительно в таком небольшом городе… Значит, надо разыскать эту Татьяну и попытаться прощупать круг ее знакомых, друзей ее приятелей и так далее. Кирилл отдавал себе отчет в том, что к этой самой Татьяне не заявишься среди ночи и не закроешь ей рот ладонью. Здесь требовалась совсем другая тактика. Об этом нужно будет подумать отдельно. Но он не боялся. Старуха рассказала ему о том, где эта самая Татьяна — дочь соседки — трудится в настоящий момент, и даже показала статью из газеты, где эту строительную фирму восхваляли до небес. Кирилл опять же понимал, что за просто так Татьяна не будет с ним разговаривать. Тут нужна была легенда, и весьма убедительная, чтобы она начала вдруг откровенничать. Придется наблюдать, сопоставлять и делать выводы, как к этой дамочке подъехать. Ну да ничего, это уже кое-что. Сколько ему пришлось блуждать в потемках, прежде чем забрезжил призрачный свет! Он пойдет по пути, проложенному этим еле видимым свечением, и, возможно, у него все получится.
Когда Кирилл входил в свою квартиру и запирал за собой дверь, он еле держался на ногах от усталости. Старуха жила на другом конце города, идти пришлось пешком, чтобы не привлекать к себе внимания наблюдательных водителей такси. Но усталость была ничтожна в сравнении с результатом его ночной вылазки. Он узнал очень много. Узнал почти все, кроме одного: куда же все-таки подевалось то, что Азик прятал под своей кроватью?..
Глава 18
— Перова, ты за отпускными собираешься приходить или нет? Деньги, что ли, не нужны? Если не придешь, я их на депонент спишу, побегаешь потом!..
Соня даже не сразу поняла спросонья, что именно от нее хотят. Голос, вторгшийся в ее тревожное пробуждение, был ни на чей знакомый не похож. Поэтому ей пришлось несколько минут приходить в себя и задать потом еще пару вопросов, прежде чем ей стал понятен смысл столь раннего звонка.
Не обремененная материальными проблемами, Соня совершенно забыла о том, что ей причитаются еще и отпускные. Она клятвенно заверила кассира, что прибудет сегодня днем непременно, и с протяжным зевком опустила трубку на аппарат.
Что-то ей снилось под самое утро… Что-то очень нехорошее и неспокойное. Разве вспомнишь теперь! Вот ведь угораздило разбудить ее этим неожиданным звонком! И где только номер ее телефона узнали? Хотя вполне могли спросить у Ребриковой. У той номера телефонов всех сотрудников отдела переписаны. Да и в отделе кадров тоже номер есть. Так что ничего удивительного в этом нет. И подобная забота о ее материальном благополучии должна была ее по меньшей мере растрогать, а не вызывать неудовольствие только потому, что не удалось досмотреть остаток сна. Наверняка в этом сне ничего хорошего не было, раз на душе так некомфортно. Хотя, если разобраться, в последнее время — это нормальное ее состояние. А все из-за какого-то добродея, будь он трижды неладен!
Зачем? Самый первый и самый логичный вопрос, терзающий ее мозг все эти дни. Зачем все это затевалось, если ничего до сих пор вокруг нее не происходит? Хоть выходи на центральную площадь города с огромным плакатом на груди, как Брюс Уиллис в одной из серий «Крепкого орешка». Глядишь, и хозяин коробки сыщется…
Нехотя скинув с себя одеяло, Соня какое-то время лежала неподвижно, пытаясь одолеть навалившиеся хандру и бессилие. Потом заставила себя пойти в ванную, затем — на кухню, чтобы приготовить завтрак. От вчерашнего кофе, который она поглощала весь день в неумеренных количествах, под ребрами неприятно ныло. Сегодня только чай или молоко, ничего больше. А то мыслительную способность хотела повысить, понимаешь. Смешно! Ничего, кроме желудочных колик и головной боли, не нажила. Пожалуй, стоило бы съесть на завтрак что-нибудь более существенное, чем чашка чая. На худой конец сошла бы и яичница.
Видела бы ее сейчас мама… Пришла бы в ужас и от того, чем она питается, и от того, в каком настроении дочь пребывает. Разве мама позволила бы Соне бродить по квартире полдня в пижаме? Нет, конечно. Да Соня и сама бы себе этого не позволила. А вот сейчас…
Кусок масла в сковороде давно истлел, превратившись в коричневую пленку, а она так и стояла с парой яиц в руках, забыв разбить их о край посудины.
Одиноко ей? Да, пожалуй, что и так. Одиноко, ненадежно, пусто, холодно… какие там еще существуют синонимы слову «заброшенность»? Уйма! Целая тьма всяких разных слов, способных обозначить ее состояние, но не способных пролить свет на истинное ощущение. Что такое произойдет именно с ней, Соня не предполагала. Родители были тысячу раз правы. И она только сейчас поняла, что одиночество — не ее удел, жить с этим она не сможет.
Она вдруг суетливо выключила газ, положила обратно в холодильник яйца и почти бегом кинулась к себе в комнату. Собиралась долго, нервно, то и дело отбрасывая в сторону вещи, казавшиеся ей не теми, что были нужны для такого случая. Она приняла решение. Решение, которое еще вчера сочла бы бредовым. Сегодня ей почему-то так не казалось.
День вчерашних мытарств, полночи без сна, тревожное пробуждение, все та же неясность, стоило глазам открыться. Нет, с нее хватит! Она так больше не может: жить и ждать, замирая от страха и отчаяния. Пусть тогда и он сидит рядом с ней и ждет непонятно чего! Ну, а если он сам во всем этом замешан, то она поймет это достаточно быстро. Не может он не выдать себя, если будет находиться в ее доме! Если коробка принадлежит ему, то он рано или поздно начнет искать ее в Сониной квартире. Да, так, пожалуй, будет разумнее всего.
А если он здесь совсем ни при чем, то… То стоит присмотреться к нему повнимательнее. Может быть, он и есть тот самый человек, которого ей уготовила судьба? Других-то до сих пор не наблюдается, так чего же нос воротить?
Чудны дела твои, господи! Еще вчера сама мысль о нем была ей неприятна, а сегодня уже готова разделить с ним и дом, и стол. А что делать?! Сидеть безвылазно в квартире до конца дней своих и ждать, пока кто-то не придет за своим товаром и не настучит ей по голове?! Соня прекрасно понимала, что в объятия Гены ее прямиком толкает страх перед неизвестностью. Что она не любит его. Он ей был даже не интересен по-настоящему. Что она может пожалеть о своем спонтанном решении уже через час или чуть позже… но, не останавливаясь, девушка летела к стоянке такси.
Короткая норковая шубка, одно из многих приобретений ее отца. Стильные брючки в обтяжку, высокий каблук. Кокетливый берет на самой макушке. Соня искренне надеялась, что выглядит привлекательно. Ей нужно быть очень привлекательной для того, чтобы вынудить его сделать первый шаг! И вот когда он его сделает, она, покапризничав для порядка, соблаговолит снизойти до милостивейшего разрешения позволить ему… пожить у нее в доме. Понятно, что порядочные девушки так не поступают. Но с ним все с самого начала пошло не так, не по правилам, по которым она воспитывалась. И не она была виновна в этом.
— Сколько с меня? — Соня полезла за кошельком, когда такси остановилось у парадного их фирмы. Быстро отсчитала положенную сумму, приложив сверх щедрые чаевые.
— Сдачу возьмите, — отчего-то обиделся таксист. — С таких красивых девушек мзду не берем-с… За такие глаза я бы не то что машину, родину бы продал…
На душе у Сони сразу потеплело. Красивая, значит… Вот и хорошо. Это как раз то, что ей нужно сегодня. Человек с первого взгляда готов поступиться чем угодно, так неужели Гена ей откажет! А вдруг все-таки откажет? Ладони, обтянутые тонкой кожей перчаток, мгновенно вспотели. А что, если он посмеется над ней? Нет, не может быть… Он не может так поступить! Он же говорил, что любит! Он не может бросить ее тогда, когда она в нем вдруг остро начала нуждаться…
Соня панически боялась встречи с Геной, совершенно не представляя себе, как она преподаст ему свою сумасбродную идею пожить какое-то время вместе. Она побродила по офису. Зашла к себе в отдел, немного поболтала с ребятами, обрадовавшись тому, что Ребриковой нет на месте. Взяла из вазы предложенное яблоко и съела его, даже не почувствовав вкуса. Потом пошла в кассу, получила отпускные, как ни странно, не забыв тепло поблагодарить заботливого кассира. Снова вернулась к себе в отдел, решив переждать немного, чтобы собраться с мыслями. Но тут же ушла, заслышав, как громыхает чем-то в своем кабинете Татьяна. Кого ей меньше всего хотелось бы сегодня видеть, так это Ребрикову. Ну и еще, пожалуй, Ветрову. Что одна, что вторая, обе способны были парой «теплых» слов испортить Соне настроение и поколебать ее решимость, а она Соне сейчас ох как нужна!