Но нашлись и специалисты по манипуляциям, которые для собственных целей упёрли технологию контра в форме чакральной пытки. Слорк Маккейн любил кручёный разрыв бесконечных противоречий и сознательно усугублял его, выходя на люди с итальянцем. Но основную дилемму он заработал в Кулаке Иронии.
– Леди Мисс, – сказал он однажды, – у меня есть новый диск для Комнаты.
– Этот? – сказала В, помахивая диском размером с игровую фишку. Он содержал изначальную парадигму, познаваемый хаос углов. Иногда одна политическая речь так набита логическими конфликтами, что может разорвать человека. У Слорка были диски, подписанные “Шелл-Вива”, “Ад или Ад”, “Огони” “Психо-блаер”, “Интервенция Солёной Раны”, “Састд” и “Фойя”. Люди контра дают друг другу рекомендации, как джанки.
– Что это?
– То да сё.
– Прекрасно, – сказала Леди Мисс, раскуривая амортизатор. Они сидели в её офисе и говорили о сцене.
– Фетиш, Слорк, он не тупой, он специфический и личный. Он полезен. Помнишь, мы как-то говорили о доверии?
– И оказанных услугах.
– В безопасности, Слорк. Перетягивание каната – не только экстремальный спорт. У нас тут есть парень, он ходит, чтобы поиграть как матадор со свиньёй.
– Убивает свиней?
– Нет, в конце он их “прощает”. Я его не понимаю, но он исправно платит.
– Ну, я не знаю даже, что сказать, разве я не прав? Это хорошая сильная штука, взятая из жизни. Я могу испытать её здесь или снаружи посреди города – просто выйду на улицу и лягу на чёртову дыбу.
– Многие вещи истинны, Слорк. Выбирай любую и убедись, что это не яд.
– Как насчёт других материалов?
– Говорю тебе, помести каплю этих твоих идей на кончик стрелы – и боровы насторожатся.
– Ты – умная, ты знаешь? Скажу тебе о зависти, которую я испытываю к тебе и Лёгкому.
– Что там за зависть.
– Похоже. Фиг знает. На яд.
– Говоришь, что я умная. Осторожнее с желаниями, Слорк. Власть даёт каждому то, что он хочет.
И она убила сигарету.
В Комнате Перетягивания Каната смонтировали гидравлическую дыбу, подцепленную к базе данных. Активируемые данными вороты растягивали цепи, закреплённые на ногах, руках и голове клиента, распятого на кресте Да Винчи. За стеклом в микшерной Леди Мисс В вогнала диск и нажала ввод. Как-то они использовали слово прекращения – “милосердие” – но на него наложили вето во имя реализма. Лишь показной здравый смысл готов завершить пытку. Слорк лежал на плите, видения сахара в крови танцевали в его голове. Вокруг него верещали указания, как аппарат для пинбола. Солнечные пятна расцвели по ту сторону его глаз. Заграждения установок взрывались вокруг него. Машина выстреливала одно иссушающее предупреждение за другим, рука, держащая кнут, выписывала страдание на его теле. Ужасы выражались как приглашения. Холодные крючья подпирали его плоть, цепи натянуты, суставы хлопают. Новая бомбардировка предрассудками, и добрые намерения лихорадочно пронеслись по его чувствам, размечая его отрицаниями. Леди В стояла у звонкого высокочастотного стекла. Розовая кровь клубилась над дыбой, голова Слорка кивала с феноменальной скоростью. Он начал разрываться посередине, как королевская креветка.
Руки Леди В в панике вцепились в пульт, а крик застрял в горле. Слорк распахнулся, чистый позвоночник и красные капли, разлетающиеся с рёбер, как рой пчёл. Потоки крови бушевали на стенах и приборах – наблюдательское окно залило бордовым.
Позже, слегка придя в себя, Леди Мисс В возвратилась, в микшерную, пока персонал очищал помещение. Она вытащила диск, посмотрела на него, зная, что метки нет.
Она выключила машину, снова засунула диск и переключилась на аудио, в режиме моно, погружаясь с холодной осторожностью. Тут же ей стало ясно всё. Вот же она дура.
Советы врачей.
Прощайте, Уши
Раньше я уже писал на тему переломать мне все кости. Теперь мне снова угрожают тем же обращением, и я решил, что должен тщательно проработать для недоумков концепцию неадекватности их источника страха.
В человеческом скелете 206 основных костей – уже достаточно напряжённо и трудоёмко, – но что действительно нас интересует, это сотни тоненьких хрящиков в ушах. Каждый, достаточно безрассудный, чтобы угрожать мне, будет иметь дело с этими крошками. Он действительно сумеет отдельно сломать каждую из них, как пузырьки в куске противоударной обёртки? Сможет ли он потратить необходимое громадное количество времени и внимания? Я счёл, что задание потребует терпения святого.
Но давайте предположим, что найдётся кто-то с материально-техническими способностями, достаточными для того, чтобы выполнить уговор. Он не сможет уложиться в назначенное время: чтобы полностью сломать одно ухо, уйдёт несколько месяцев; так что ему придётся похитить меня и переправить в изолированное место, вроде деревенского домика, и следить, чтобы во время процедуры я не умер ни от голода, ни от чего-либо ещё. Понадобятся деньги, и днём ему придётся ходить на работу. То есть в рабочее время я буду сидеть, смотреть телевизор и есть рахат-лукум; по вечерам он будет возвращаться домой и приниматься за мои уши, и в мире всё будет в порядке.
Но жизнь не сводится к выживанию. Через шесть месяцев все кости в первом ухе будут сломаны, на чём мой пленитель переключится на второе. К тому моменту, как он доломает второе ухо, первое уже заживёт. Когда он снова сломает первое, зарастёт второе, и снова потребует внимания, и так далее. Этот весёлый танец будет продолжаться до конца моих дней, и всё это время я буду жить в относительном комфорте. И вы, ублюдки, действительно думаете, что я испугаюсь? Ох, побалуйте меня. Приступайте:
Чёрный Треугольник
Четыре человека сидели и развлекались на тайный лад в Кубе, в комнате визуальной проверки на две мили под горой в Блюмонте, Виргиния.
– Что есть закон как не раздвоенное копыто, впечатанное в живот упавшего ребёнка, – улыбнулся Адмирал Инмен, обращаясь к молодому человеку, который, будучи приведён сюда против своей воли, сидел с пуговичными глазами, как у мумифицированного скворца. С тех пор как Инмэн напугал первого гражданского, он усвоил, что в этом деле пустой глаз или острый подбородок могут понадобиться в любой момент. Карьера у него удалась.
– Мы все знаем, ты преодолеваешь здесь сигары, Адмирал, – протянул Бобби Киммит, посыльный президента. – Ну что, продолжим брифинг?
– Конечно, Бобби, – покосился Адмирал, – ты здесь большая шишка. Вот что мы любим – это когда политики удостаивают нас посещением, трепеща от альтруизма. – Инмен хлопал и шарил по своим крутым армейским штанам, приготовившись обратиться к Киммиту, пареньку и плешивому, как валун, старику. – Мы живём в опасные времена. Здесь, в комплексе Маунт Везер, секреты – наш ассортимент на продажу. Снег – это конфетти, без всяких разногласий, шоколадка стучит по пищеводу, я едва ли когда пользуюсь собственными волосами. И это только маленький пример тайн, которые у нас здесь имеются.
– Это самые дерьмовые секреты, какие я только слышал, – прокомментировал Киммит.
Инмен принял обиженную и задетую позу.
– Ну, может, оно и так, но мы пожертвовали частью наших ресурсов по темам НЛО, летающих блюдец и чёрных треугольников. Вот что касается наших открытий, собранных здесь. Обращаюсь к вам, как к нашему постоянному эксперту, доктор Вольф. Мрачный по причине своего почтенного возраста, этот человек отмечает уровень вод там, где думает, я прав, док? Подписывает чеки на санскрите, в таком стиле. Именно эта сторона мёртвого. Его чакры сделаны из макарон. Доктор, я открываю зал для ваших чертовски тупых комментариев.
– Спасибо, Адмирал, – сухо ответил старик. – Эта маловразумительная вспышка станет твоим уничтожением. Теперь мы некоторое время изучали этих мамочек, и мы пришли к изумительным выводам. Достаточно просто, наши устройства визуальной цензуры вырвались на свободу.
Мистер Киммит выпрямился в своём жестяном кресле.
– Что за чертовщину вы несёте?
Доктор Вольф мгновение сидел и размышлял, глядя в потолок.
– То, что стремилось к выражению и в последний момент было заблокировано, должно куда-то деться. Мы начали разрабатывать эту тему во время туманной активности линзообразных объектов над Мехико-Сити в девяностых. Крошечные живые круги в облаках, дюжины одновременно. Вы видели документальную съемку, как иммигрантов на границе избивала полиция? Лица полицейских всегда смазаны, чтобы скрыть их личность. Мы обнаружили, что сгенерированные пятна на этой плёнке точно соответствуют появляющимся объектам, снятым над Мехико. Мы ретроспективно изучили этот феномен, – похоже, всё началось во время Второй мировой войны, когда вымаранные куски в заграничных письмах появились в небе в виде так называемых фу-файтеров. С тех пор были квадраты, круги, треугольники и прямоугольники, мельтешащие в небе согласно подчисткам документов, полоскам на глазах знаменитостей и порноцензуре. Если можно представить то, чего не существует, несомненно, можно и игнорировать то, что есть, с тем же усилием? Однако энергию нельзя создать или уничтожить – информация должна куда-то деться, хотя бы как абстрактный образ. И лейкой тут не обойдёшься. Вот вам теория.
Пацан сидел в угрюмом молчании, и Киммит зловеще покачал головой, сбитый с толку.
– Ребят, вы тут что, просто жили по кайфу? Меняй стиль мышления – или твоя голова разобьётся, как ваза, наполненная мясом. Вольф, твой рассудок забросили в высокую траву.
– Боюсь, что нет, Бобби, – сказал Адмирал, единственный из трёх решивший остаться на ногах. – Он торчит из искривлённого плеча дока. Я сам едва не подавился селёдкой, когда впервые всё услышал. Но ты знаешь меня – если где-то есть зажравшаяся элита, я спешу туда. Знающие люди ухмылялись над тобой несколько раз, но теперь всё официально.
– И сколько это продолжается? Доктор Вольф воздел руки.
– Только во времена осознанной и активной цензуры. Затребуйте потом отчёты о фаллическом корабле над Викторианским Лондоном, а вот сообщение из новостей: “Дирижабли, несомые воздушным потоком со странной грацией. Это электрический, летающий призыв к вниманию. Дискредитируйте факты – и вот мы уже отступаем”. Неплохо поливают, а? Мы взираем на небо, а оно сопротивляется.
– Знаешь, откуда такая активность гигантских треугольников над Зоной 51? – сформулировал Адмирал Инмен, наслаждаясь собой. – Потому что база в целом имеет форму гигантского треугольника, а мы спрятали ее под землёй. Похожая фигня в Пайн Гэп и Радлоу. Есть даже эдакий летающий куб, который колбасится над этим местом.
– Я думал, вы бьётесь над бэк-инжинирингом нескольких блюдец на Грум Лейк? – сказал Киммит, лицо искажено умственным усилием.
– Было дело, но пришлось его забросить – ёбаный “Закон о защите авторских прав в цифровую эпоху”*.
* Это Digital Millennium Copyright Act.
– Ещё раз?
– Принудительная, система лояльности. Должна была запретить людям декриптовать DVD, чтобы они не могли их проиграть на старых машинах под LINUX, в таком аспекте. И мы попали в ту же ловушку с чёртовыми блюдцами. После всего, что мы сделали для киноиндустрии. Всё это к делу не относится, и наши адвокаты работают над вопросом, так что не переживай.
Паренёк первый раз пискнул.
– Взламывая защиту, мы общаемся с вашей технологией, – взламывая лёд.
– Просветите меня, – клацнул Киммит, – что делает здесь этот пацан?
– Суть в том, – сказал доктор Вольф, – если мне позволено использовать столь внушительно звучащий термин, что число визуализаций падает.
– А как же прошлый месяц, эта куча чёрных треугольников?
Адмирал смущённо буркнул:
– Это потому что мы поставили уведомление “D” на репортаж о чёрных треугольниках.
– Вы про TR-3B?
– Наш самолёт-невидимка? Нет, репортаж про чёртовы гигантские треугольники, которые появлялись столько лет из-за прежней цензуры на TR-3B. Теперь штука подпитывается сама собой.
– LoFlyte и ASTRA тоже та ещё лажа, – сказал парень голосом, лишённым выразительности. Казалось, его мучила свирепая апатия.
– Объяснитесь, доктор Вольф.
– С чувственным удовольствием. Мы обнаружили корреляцию – уменьшение визуализаций летающих сегментов находится в обратной пропорции с ростом интернета. Видите ли, то, что повсеместно давит цензура, свободно распространяется в сети – и служит водостоком. Сама по себе сеть безопасна – с целью компрессии там намешана и мудрость, и мусор. И тенденция благоприятна нам, поскольку комбинация тотальной цензуры в других медиа и экспоненциальная петля обратной связи в вопросах феномена НЛО скоро повлекли бы к подлинному бедствию в космическом пространстве.
– Небо завшивело бы блюдцами, – сказал Адмирал.
– Так в чём проблема?
– После стольких лет гордого трёпа хакеры, наконец, делают вирусы, действительно угрожающие сети, как мы видели по распространению таких багов, как Love, Kournikova и Valis. С помощью вот этого молчаливого фанатика невообразимого насилия мы можем разработать случайный план, чтобы обеспечить безопасность интернету. Этот пацан – известный хакер Цифровой Геморрой, по общему мнению, величайший из ныне живущих.
Что-то появилось в выражении лица юноши.
– Правильно, мальчик мой, – улыбнулся доктор Вольф, – мы Выбрали тебя из хора за содержимое твоего переносного ада. – Он указал на голову парня. – Вынужден грубо напомнить, что выбора у тебя нет. Ты видишь, мы в плачевном состоянии. И из мрачных глубин нетривиального опыта могу тебя уверить, мы люди слова. В отличие от твоей шайки, богоподобной в отказе принять ответственность за свои действия.
Адмирал наклонился к лицу парня.
– Мёртвая правда – это главное достоинство психушки, клавиатурный мальчик.
Потом Цифровой Геморрой всегда думал, что один или все участники сознательно отрежиссировали эту сцену как часть некой загадочной игры власти. Он был достаточно молод для мысли, что такие классически таинственные фигуры, служащие параллельного правительства, чьи карьерные кривые рисуются невидимыми чернилами, предприняли бы собственное исследование. Но в тот момент, когда он сказал им, доктор Вольф так резко встряхнул его, что едва не повредил.
– Перезагрузочный вирус?
– Ну да, надо перезагружаться каждые двадцать четыре часа, или он обрушится на сеть. Каждый настоящий хакер ставит его себе на случай ареста..
– И тебе надо быть на свободе, чтобы перезагрузиться сегодня с утра?
– Он блефует, – сказал Адмирал.
– Ага, – добавил Киммит. – Если пацан считает себя опасным, как правило, это означает, что он начитался стихов.
Лакей в униформе вошёл и шепнул что-то на ухо Адмиралу, и все поехали наверх в стеклянном лифте. Доктор Вольф завопил, когда над ними появилось небо, забитое, как пазл. Миллионы подобных булкам форм накладывались друг на друга, набитый информацией зигзаг сходился с горизонтом. Киммит начал ухать, как сова, когда углы схлестнулись, и клацанье отражалось от стен, пока вырастало замкнутое пространство.
– Я только сейчас понял, что надо было делать, – вздохнул доктор. – Распространить теорию по всей сети. И всё.
Осталась только одна дыра, крошечный белый треугольник в небе. Последний кусок встал на место, опрокинув мир во тьму.
Обречённый на Тусовку: Кто Виноват, Что Делать
Представьте любое социальное событие. Соглашения ходят кругами, как хищники. Каждое приглашение в бар – растворитель. В одной комнате может быть двадцать или даже больше ушей, но их не стоит ни упоминать, ни использовать для слушания. Похороны динамита и веяние пепла не одобряются, но, как и многие другие правила, эти никогда не произносятся вслух. Однако столь многие правила остаются невысказанными, что нам приходится возводить собственный протокол на основании многих лет проб и ошибок. Ниже приведены обрывки пространства точного знания, которое я сумел выразить. По всему тексту, ссылаясь на Гордона Брауна, я использовал мужские местоимения исключительно для удобства.
1. Приезжать на крошечной машине, лопающейся от злости.
2. Уступать несуществующим шантажистам и оставлять трепетный автограф на лице перепуганного ребёнка.
3. Шептать “Одолжите мне автоматический прикол” и демонстрировать зубы как зубные скобки.
4. Проявить цветную плёнку над своим носом, убрать плафон и обернуть её вокруг лампочки, погружая комнату в красно-коричневое очарование.
5. Начинать фанатично молиться.
6. Привязывать свою губу к оконной раме.
7. Ходить сквозь стены их снисходительности, продолжаясь по ту сторону.
8. Вежливо называть жилище хозяина “эта ваша смертельная ловушка”.
9. Сказать, что папоротник – ваша чудесная мать. Повторить.
10. Быстро жонглировать своими добродетелями, дабы произвести впечатление, что их больше; или медленно, чтобы лучше скрыть своё измождённое, пустое лицо.
11. Оскорблять человека без соответствующих сведений; оскорбления станут клубком зигзагообразных догадок. Вязнуть в задыхающейся скороговорке пошлостей.
12. Обращаться к своим ноздрям как к “замочным скважинам болезней”.
13. Указывать на чужую жену со словами: “Я дам за неё вдвое больше уплаченной цены”.
14. Демонстрировать явное нежелание прекратить целоваться с собакой.
15. Затыкать неловкую паузу в разговоре одной или несколькими из следующих фраз: (а) Я же приказывал, чтобы меня не тревожили, (б) Жгучий секс – могучий секс, (в) Гарантирую воду у меня в голове, (г) А вы что стали бы делать с парой ворованных шкатулок? (д) Попытавшись утопиться, я дрожал на бледной заре, (е) Души не спасают вашу породу бекона, (ё) Ритм сосания, (ж) А ты, я гляжу, аномально кроткий, (з) В кружке червяк, (и) Дама так дерзко выставляет свои бока, (й) Чур, докторов не звать, (к) Темница какая-то неровная, правда? (л) Моё лицо на вкус как ячмень, (м) Сдохни, (н) Алгоритмическая обезьяна, (о) Два часа проспорили, не узнали ничего нового.
16. Не разворачиваться, пока другие могут двигаться.
17. Стоять на страже до последней капли крови, но из комнаты никого не выгонять, пока не начнут гадить.
18. Насаждать хихиканье над инструментальным столиком, наслаждаясь неопознанным грызуном. Твоё лицо запятнано подсветкой, генетика сияет. Ты соскребаешь слизь с раны мотылька. Ты безнадёжен для мира, где социальное накопление больше, чем диверсия. Тлеет рассвет.