Отношения со смертью он будет выстраивать долгие годы, научится принимать ее как неизбежность, а не катастрофу. Как нечто естественное, а не как табу. Но сейчас он через силу улыбается бабушке, а глаза его подозрительно блестят.
От мрачных мыслей его отвлекает вышедшая на кухню сестра Эдика. С тех пор как Эдик перевез старшую сестру с Украины к себе поближе, она ожила, похудела, стала оглядываться в поисках подходящих пожилых военных, но главное – завела себе крысу.
Сладко пахнущая подделкой под французские духи тетка подлетела к Руслану и немедленно предъявила для целования местами плешивого пасюка размером с комнатную болонку.
Пасюка звали Пуся, его кормили горьким шоколадом и курабье, вот только икру не давали – «красную Пусечка чуть-чуть покушала, а на черную и не глядит даже моя дэвочка» Крыса беспрестанно чесалась от аллергии («Еще бы, на такой диете кто угодно зачешется», – ехидно заметила Раиса Рашидовна), и ее носили на уколы к ветеринару. Пусечка также совершала вместе с хозяйкой визиты и скакала в гостях, где хотела. Хотела она обычно в цветах Эдика. Эдик скрежетал зубами, а после того как Пусечка съела цикламен, издал декрет: «Тварь к цветам не подпускать!»
Руслан покосился на Пусечку и, пробормотав: «Сами мы не местные, крис лякааемся», залез на стул с ногами. Крысу в сочетании с погодными условиями он уже вынести не мог и тихонько сбежал к друзьям.
В том году в Прибалтике стояла жара, совершенно не свойственная региону. Сдуревшая от подобных фокусов природа мстила доступными способами: горели газоны, самопроизвольно вспыхивали лесные массивы, жгло желудки литовское вино, сделанное на литовских виноградниках. Честным зеленым золотом лесов отдавало винишко и глоталось примерно так же легко, как сосновая доска.
Примерно между пятой и седьмой бутылками сказочного пойла пришли новые гости: Заяц и Лера. Заяц как заяц, сказать о нем особо нечего. А Лера была Крашеной Блондинкой. Ей это шло. Не то, что она блондинка, а то, что именно Крашеная Блондинка. В этом, как известно, есть некая идейность.
Руслан пошел Леру провожать и узнал, что соционика – ключ к мировой экзистенции, а после спирта нельзя пить воду. Что у нее грудь четвертый номер и есть подруга Оля, которая бисек-суалка. Руслан сказал, что ничто бисексуальное ему не чуждо и вчера он занимался педерастией с дальнобойщиком с десятого этажа, поэтому они с Лерой – ментальные родственники. Через подругу.
Из дневника Руслана
Меня вот не возбуждают ни правильность, ни гармония, ни прочие стандарты возбудителей, а слово «модель» вызывает желание дописать «для сборки». Должна быть законченность образа. Я выебу даже горбатого карлика, если это будет настоящий Горбатый Карлик, а не дешевая китайская подделка, которая на самом деле никакой не карлик, а китайский пионер, провезенный нелегально в пизде бегемота.
Так вот, ее тело было совершенно именно в законченности. Оно как будто отливалось из мяса прямо в золотистую девичью кожу, и ни на ее грудях, ни на животе, ни на жопе не было ни одной лишней складки. Надо было назвать ее не Валерией, а Концепцией.
Через неделю я понял, что начинается мой традиционный августовский роман. У меня всегда в августе роман исключительно гетеросексуального свойства. Это такая у меня традиция. Постмодернистская.
Она действительно была умной бабой и «все про меня знала».
В конце августа жара собирала своих вяленых жертв, в кардиологии штабелями лежали инфарктники, местные власти закрыли въезд для туристов, дабы лес не сожгли совсем, а я засобирался в Питер. Кончались каникулы, кончался и роман.
…Мы стояли на балконе и пили все тот же спирт, банка с которым тоже подошла к концу вместе с летом. За спиной голосом Шевчука выл старенький магнитофон. Лера вышла и перевернула кассету.
И в этот момент на город упали первые капли дождя…
Тут нужна пафосная концовка, но я ее писать не буду. Протру воспоминание – и спрячу.
Все.
Пока Руслан развлекался на каникулах, старшее поколение строило коварные планы. Если бы Руслан об этих планах знал, то женился бы тайно, никому ничего не сказав. Но было поздно, к тому же в город неожиданно приехала Ирочка.
Звонок в дверь застал Руслана врасплох – он знал, что прямо с вокзала невеста собиралась встретиться с местными друзьями и хорошенько встречу отметить, поэтому ожидал, что Ирочка погуляет, протрезвеет и лишь на следующий день придет знакомиться с его родителями. Но невеста времени зря не теряла. Выпив с друзьями пару ящиков пива, она нарисовалась на пороге в крепком подпитии. Взгляд у нее фокусировался плохо, и проще его было фокусировать на ближайшем предмете. А ближайшим предметом оказалась открывшая дверь Раиса Рашидовна. За спиной у бабушки стоял Руслан и пытался пантомимой изобразить «ты это, поаккуратней».
– Привет! – сказала Ирочка, глядя на бабушку в упор. – Пива хочешь?
– Хочу, – ехидно ответила Раиса Ра-шидовна и немедленно получила в руки бутылку портера.
– …Нет, ты представляешь, – Камилла нервно расхаживала по кухне, – и они втроем напились!
– А тебе не налили? – прыснул Эдик.
– Ну кто так знакомится с родителями? Вот ты мою маму в кафе водил.
– И мама кушала тортик да интересовалась, были ли у меня в роду выкидыши. А вот девушка пришла, напоила маму – и полная идиллия. Хорошая девушка. Могла ведь и накурить старуху.
– Мама после операции!
– И что? – подала голос проснувшаяся Раиса Рашидовна. – Что, я тебя спрашиваю? А вдруг я завтра умру, так и не попробовав портера?
– Мама! – взвизгнула Камилла. – Перестань мотать мне душу! Ну кто тебе сказал, что ты умрешь?
– Все умрут, – пожала плечами Раиса и поморщилась – шов тянул.
Эдик сидел в углу и тихо хихикал.
– Зато я уже видела невесту, а вы – нет! – И бабушка залпом выпила стакан воды.
– Хорошая хоть девушка? – безнадежно спросила Милочка.
– Конечно, хорошая! – уверенно сказала баба Рая. – В дом не с пустыми руками пришла.
– Да, с пивом! – Эдик пытался удержать серьезное выражение лица.
– Эдуард! – рявкнула теща. – Когда ты пришел, у тебя и пива не было! Девка вежливая, фигура хорошая – хоть будет на кого мне шить.
– А у меня плохая, значит? Я, значит, камбала кривобокая? Ты поэтому мне юбку так и не сшила? – вызверилась Камилла.
– Я же сказала: я не буду шить тебе короткую юбку, это позор!
– В семнадцать лет был позор, в двадцать пять был позор, мне сорок пять, и я хочу, чтобы люди наконец-то узнали о том, что у меня красивые ноги! – отрезала Милочка.
– А что у вас дверь не закрыта? Пусеч-ка, дэвочка моя, пойдем поздороваемся с Эдиком, – в квартиру ввалилась Эдикова сестра, за которой трусила крыса. – А что же вы не лежите, Раиса Рашидовна, вам ни в коем случае нельзя вставать! В вашем возрасте такой большой риск!
– А она пиво хлестала с Руслановой невестой! – накляузничал Эдик.
– Да что ж это такое, а, Пусечка? Алкоголь опасен в пожилом возрасте, правда, моя дэвочка?
– Чем это он опасен в моем возрасте? Ты вон в своем возрасте без всякого алкоголя с крысами разговариваешь. – И Раиса Рашидовна ушла в свою комнату. Эдикову сестру она не любила, а к крысам у нее отношение было сельскохозяйственное.
Оставшиеся обсуждали предстоящую свадьбу, совершенно не обращая внимания на мелькающую то тут то там Пусеч-ку. Через полчаса квартиру состряс истошный вопль.
– Умерла моя дэвочка, отравили мою Пусечку! Это, Милка, все мать твоя, она давно грозилась ее изничтожить!
Пусечка лежала бездыханной возле раковины.
– Не смей трогать мою мамочку! – зарычала Милочка. – Она после операции, а ты со своей ебаной крысой!
– Если бы я хотела ее отравить, я бы ее давно отравила, – подала голос мамочка. – И тебя бы заодно, крысоводка хренова.
Эдуард посмотрел на стаканы с остатками пива, на крысу, на сестру, еще раз на крысу и с тоской сказал:
– Крыса пьяна. Господи, за что мне весь этот дурдом!
Пусечка тем временем приоткрыла глаза и, шатаясь, встала на лапы.
– Жива, жива дэвочка моя, – радостно заплакала гостья, – иди к мамочке, Пусечка!
Пусечка посмотрела на нее с отвращением глубоко похмельного человека и опять нырнула раскормленной мордой в стакан с остатками портера.
– Так, закончили банкет, – металлическим голосом сказал Эдик. – Раисе Ра-шидовне спать пора, тебя, Камилла, соседка уже час ждет, а с тобой мы собирались ехать за смесителем. Пойдем, пойдем.
– И алкашку свою хвостатую заберите! – высунулась из своей комнаты теща. – Это мне пиво принесли, а не ей! Мне!
Тем временем Руслан и Ирочка догонялись коньяком на хате у местной творческой интеллигенции, детской писательницы Мыловой. А пить с таким контингентом – занятие не для слабонервных.
– И алкашку свою хвостатую заберите! – высунулась из своей комнаты теща. – Это мне пиво принесли, а не ей! Мне!
Тем временем Руслан и Ирочка догонялись коньяком на хате у местной творческой интеллигенции, детской писательницы Мыловой. А пить с таким контингентом – занятие не для слабонервных.
Потому что Русский Писатель – это страшно. Страшней, чем Русский Композитор. Но самка Русского Писателя страшнее многажды.
Руслана до этого заносило в развеселый поселок Репино, природный ареал обитания российской творческой интеллигенции.
– Бывало, – говорил он Ирочке, – идешь поутру в столовую поселка, глядь – а что это в канаве булькает и ворочается? А это известная Русская Писательница Элла Мангустова. Следующие два дня Эллу водят в столовую в темных очках и под руки. Затем один день она творит бессмертные строки. А на четвертый день идут выжившие к утру писатели в столовую поселка Репино, глядь – а что это в канаве булькает и ворочается? Конечно же Элла!
– Если бы я такое писала, я бы поселилась в этой канаве, – ответила Ирочка и уставилась на хозяйку дома, которая в этот момент кусала за правую ягодицу пожилого искусствоведа.
А Руслан продолжал:
– Самка Русского Писателя во хмелю буйна и агрессивна. От самки Русского Писателя надо спасаться бегством, как только увидишь рядом с ней бутылку водки. Как и самец Русского Писателя, она любит писать прозу, пить водку и трахаться. В отличие от самца Русского Писателя, трахаться может всегда, что связано с половым детерминизмом этого редкого биологического вида.
– То есть не просто блядь, а еще и с талантами, – кивнула Ирочка и уснула на продавленной кушетке Мыловой.
К тому моменту квартира была завалена помятыми людьми в нижнем белье, а жара и обильные возлияния делали атмосферу почти непригодной для жизни.
Хозяйке было скучно. Пнув ногой авторские экземпляры детской книжки про «Вовасика и хану», она спела, аккомпанируя себе на пианино, несколько песен. Взяв бравурный аккорд, детская писательница хрипло затянула «А мы не шмары, мы не шмары и зря не шарим по валютным барам». Из старенького «Красного Октября» вылетела перепуганная крыса и скрылась в обломках паркета. Этой крысе в жизни повезло значительно меньше, чем Пусечке.
Вволю напевшись и покрыв отборным матом возмущенную шумом соседку, Мылова позвала Руслана на кухню говорить об искусстве.
Будь Руслан трезвее, чем она, ни за что не позволил бы вовлечь себя в язвительное кухонное обсуждение одной маститой литераторши. Хотя бы потому, что негоже хаять чужую востребованность, сидя посреди самого натурального бомжатника.
В середине ответного монолога Руслан заметил отсутствие над столом обесцвеченных кудряшек визави и некоторые физиологические изменения в собственном организме.
Решив, что Мылова упала под стол, он поднял скатерть.
И тут же понял причину внезапных приятных ощущений – она деловито делала ему минет. С тем же успехом можно было делать минет Буратино – пьян Руслан был до состояния древесно-стру-жечной плиты.
«Чвак, чвак, чвак… ыгм, ыгм!» – Руслан понял, что сейчас ему сблюют прямо в промежность. Скрыть от невесты кухонный минет еще было можно, а вот объяснить, кто заблевал портки в самом интересном месте, было бы сложнее. Аккуратно взяв за кудряшки, он отцепил от гениталий надежду русской прозы, которая моментально уснула.
В самолете обрученных крепко тошнило. Так обычно и бывает, если выпить в полете литр водки на двоих. Им предстоял не самый легкий день: за две недели до их свадьбы надумала сочетаться браком кузина Сонечка, причем в том же загсе. Так что при желании можно было считать это репетицией собственного торжества.
Сонечка перед свадьбой была подозрительно тиха и любезна и ни разу не обозвала жениха уродом. Ключом к разгадке стал чарующий запах спирта, который она выдыхала трепещущей ноздрей – обычно непьющая кузина перед церемонией высосала семьсот граммов виски. Для анестезии, как позже оправдывалась она.
Сонечка явилась на свадьбу в бежевом брючном костюме, с сигаретой в зубах и прокуренным контральто поинтересовалась: «Где этот гребаный „кадиллак“?!» Но в целом вела себя прилично, лишь иногда тихо икая и приговаривая таинственное слово «ебанаврот».
Свадебная тетка агрессивно махала указкой и грозно вещала о нерушимости семейных уз. На фразе про «в горе и в радости» пьяненький Руслан тихо, но отчетливо сказал: «Все равно она его не пропишет». Гости захихикали, а жених показал кулак. Поскольку Руслан был значительно крупнее жениха, а отросшие борода, усы и светлые кудри по плечам придавали ему былинный вид, гости захихикали еще громче.
Невеста кинула букет. Букет поймало кресло.
– Перекидываем! – равнодушно пожала плечами Сонечка. Памятуя о том, что через две недели самой выходить замуж, на этот раз букет цапнула Ирочка.
Банкет праздновали у отца жениха. Присутствующие стремительно напивались. Соня и Ирочка долго шептались, а потом залезли под стол, периодически выныривая за еще.
Руслан задумчиво рассматривал заливную рыбу. Он чувствовал с ней какое-то необъяснимое родство.
Неопознанная мертвецки пьяная девица сидела в кресле, приняв эффектную позу.
– Как же я люблю тебя, милая! – подполз к ней на коленках кто-то из гостей.
– Угу, – ответила девица.
– Ты меня любишь, зайка? – не отставал собеседник.
– Уггггу.
– Ты выйдешь за меня замуж?
– Буэээ! – Съеденное и выпитое прелестницей было ему ответом.
Две недели до свадьбы Руслан и Ирочка отрывались, как могли. Они пели на крыше гимн Советского Союза, с клекотом гонялись за Зульфией по коридору, нарисовали плакат «Правила поведения при менструации в условиях общежития № 2» и намертво приклеили его в коридоре, устроили групповой секс с тогдашним любовником Руслана – Вано – и обязали его быть на свадьбе свидетелем. Со стороны невесты свидетельницей выступала знакомая по клубной жизни, дважды в год попадавшая в дурку с одним и тем же диагнозом: «Маниакально-депрессивный психоз. Маниакальная фаза. Сопутствующие диагнозы: беременность 10 недель. Гонорея». К моменту свадьбы она пребывала в маниакальной фазе, так что все должно было пройти как нельзя лучше.
Собственно, свадьбу-то никто и не хотел. Какой смысл был в торжественной церемонии, если люди уже давно благополучно живут гражданским браком? Почему бы просто не расписаться? Но счастья на свете нет. Покоя и воли тоже нет. Есть только наказание за первородный грех, и имя ему – родители. Вот им-то и нужна была свадьба.
Мать Ирины приехала с Крайнего Севера, родители Руслана прилетели из Прибалтики. Мамаши друг друга возненавидели сразу. Теща посмотрела со злобой на трехсантиметровый маникюр Камиллы, та, вздернув брови, – на тещину сумку с помидорами.
Невеста очнулась и выгнала всю родню в парикмахерскую.
Остались: Руслан, спешно перекрашенный из платинового блондина в цвет мертвых лекарственных растений, свидетельница, маниакально чистившая костюм Руслана, Вано, любовник и свидетель в одном флаконе, кот, который украл у невесты амфетамины и сожрал их, и довольная невеста, завладевшая наконец-то бутылкой водки.
Вернувшиеся родители застали инсценировку из Босха: Руслан сидел на стульчике в халате, в зубах сигара, в левой руке стакан с водкой, в правой – кисточка. Кисточкой он по очереди раскрашивал перед бракосочетанием невесту и свидетельницу.
– Сынуля, а что у тебя в стаканчике? – Камилла долго пыталась себя чем-то занять и наконец-то нашла, к чему прицепиться.
– Водочка, мама!
– Сынуля, ну разве можно пить перед свадьбой?
– Нужно, мамочка! Я без наркоза торжественную церемонию не вынесу.
Тем временем Эдик и Вано мрачно рассматривали друг друга на кухне сквозь сигаретный дым. На вопрос отца «Что это за дикий горец?» взвинченный Руслан честно ответил, что он с горцем иногда спит. Непринужденности это не добавило, тем более что Вано впервые в жизни надел костюм и натер яйца.
«Ты только матери это не ляпни», – сказал папа Эдик.
«Обожемой, ты только отцу не говори, он не переживет», – простонала Камилла, получив аналогичную информацию.
Наконец-то одетые, подкрашенные и хорошо поддавшие жених с невестой отправились в загс.
Первое, что сделала свидетельница по прибытии в загс, – насыпала себе в глаз песочку из противопожарного набора. Песчинка попала под линзу, и роскошные серебристые ресницы, на которые ушло полчаса работы, потекли.
– Ну и хрен с ними, с глазами, – сказала она, и все пошли жениться.
Войдя в зал регистраций, Руслан обнаружил, что на стульчиках сплетены вензелем не два кольца, а три. Решительно цапнув левой рукой Вано, а правой – Ирочку, он потащил их на церемонию.
Они честно терпели всю экзекуцию, но когда свадебная тетка с халой на голове выдала сакраментальный текст про супружескую верность, все участники захихикали.