- У них все не так, как у нас. Ты же читала!
- Подумаешь, читала! Мало ли, что раньше было…
- То, что было когда-то может и вернуться, глупая ты птица. Они похожи на тех…
- Ну, по воздуху они, может, и летают, как те, прежние, - согласилась я (опять же, сама я не видела, но говорили, что воздушные лодки Звездных Людей даже не имеют крыльев, а летают как миленькие), - но что, у них тоже каждый малолетка умеет разбирать Записи? Да и зачем? А может, у них в Доме воды хоть залейся? Ты скажи, еще и горячей!
- Во-первых, горячая вода и раньше была далеко не в каждом Доме, - сухо возразил старик, - а что касается Записей… Это зависит от обычаев. Откуда ты знаешь, как оно у Звездных Людей? Может, все так и есть?
- Что-то я ничего про их детей не слыхала!
- Может, они их в Домах держат, подальше от дурного глаза.
- Может, и вода у них в Домах сама течет? Да откуда она берется? Дома-то их на холме, а там самая сушь!
- Вот будешь там, посмотришь.
Я шепотом сказала:
- Скарабей, я боюсь! Они меня съедят!
- А то им больше есть нечего! Наверняка у них таких банок полным-полно! Они даже скот не разводят - мы бы видели, как они его выпасают!
- А если у них все есть - и еда, и вода, то что им тогда от нас надо? Жили бы себе! Мы же к ним не лезем!
- Ну… - неопределенно ответил старик, - если бы ты хоть немножко думала над тем, что читала, ты бы поняла, что люди не всегда совершают поступки ради одной только выгоды.
- А ради чего ж еще?
-Мне досталась в ученицы круглая дура, - вздохнул старик. Он сделал вид, что обозлился, но я думаю, это потому, что и сам не знал, что ответить.
*
Я уж надеялась, что они забудут, но Звездный Человек сдержал свое слово и приехал за мной. Я как раз разводила огонь в очаге - сегодня ветер был такой сильный, ему не нравилось, что из Дома валит дым - он заталкивал его обратно; глаза у меня слезились, я начала чихать и так увлеклась, что не сразу расслышала какой-то незнакомый звук снаружи. Сначала мне показалось, что кричит какая-то птица, но у нас птицы так не кричат. Звук был какой-то неправильный. Резкий, отрывистый.
Я выглянула за порог: над уступом, не касаясь его, не приминая ни одну травинку, застыла небольшая сверкающая лодка - если приглядеться, то можно было увидеть, что между днищем лодки и землей все дрожит и колеблется, как над раскаленной плитой. Это она кричала, эта лодка - я как раз увидела, как Звездный Человек нажимает на какой-то выступ и вся эта штука вскрикивает, словно от боли.
- А, - сказал он, увидев меня, - вот и ты. Собирайся. Поехали.
Я попыталась придумать причину, по которой не могу никуда ехать, но все произошло так неожиданно, что ничего путного в голову не лезло, тем более, вредный старикашка спросил:
- Что там. Выпь?
Я неохотно ответила:
- Этот приехал.
- Ну и хорошо, - недовольно сказал Скарабей; у него из-за сырости плохо двигались пальцы, и оттого он с самого утра был в дурном настроении, - ступай.
-Я…
- Не знаю, что ты там хочешь сказать, но в любом случае, какую-нибудь глупость. Сказано тебе, иди…
- Я ее к вечеру привезу, - крикнул из-за порога Звездный Человек, которому надоело ждать. Мне ничего не оставалось, как накинуть парку и выбраться наружу. Лодка вновь вскрикнула.
- Давай, - сказал пришелец, - залезай.
- Что вы с ней такое делаете? - спросила я. - Ей же больно!
- Это еще почему?
- А почему она у вас кричит?
Он вздохнул.
- Это просто сигнал, - сказал он. - Мне самому лень было оповещать о том, что я прибыл, и я попросил ее. Да, пожалуй, так…
Бортик был низкий - через него я перелезла свободно. Вокруг тут же сомкнулись прозрачные стены и стало тепло и тихо.
Звездный Человек дотронулся до каких-то круглых выступов - они засветились мягким молочным светом, и лодка поплыла вниз по склону, не касаясь земли, но словно повторяя все ее изгибы. Сам он больше ничего не делал - словно странный ветер, который подпирал днище, знал, куда нужно плыть, а ему оставалось лишь смотреть, как корабль пожирает расстояние. Холмы неслышно уплывали назад и море, затянутое весенней дымкой, все приближалось.
- Как тебя зовут? - спросил он. - Выпь?
-Ага.
Я не стала спрашивать его имени, потому что это неприлично, но тут он сам сказал:
- А меня - Улисс.
Я не удержалась и фыркнула.
- Ты что? - удивился он.
- Какое же это имя? Оно же ничего не значит!
- Это - имя. И у него славная традиция. В каком-то смысле оно означает странник, путешественник. Ведь я переплыл небесный океан…
Он помолчал немного, потом мягко добавил:
- …Плыть за закат, туда, где тонут звезды в пучине Запада. И мы, быть может, в пучину канем - или доплывем до Островов Блаженных…
Мне показалось, он сошел с ума. Никто из наших ни с того ни с сего так не разговаривал. Hai всякий случай я спросила:
- Чего?
Он вздохнул.
- Это Теннисон. Стихи. Ну, одна из Записей… Эта Запись точь-в-точь как его имя. Тоже ничего не значит.
Я уже поняла, что он с придурью, и мне опять стало страшно - может, у них в становище все такие? Куда я еду?!
Видимо, он что-то почувствовал, потому что спросил:
- Разве вам такие тексты не попадались?
Я неохотно ответила:
- Может, и попадались. Да что в них толку? Такие мы сразу отбрасываем.
Он вроде как возмутился.
- Уничтожаете?
В голосе у него звучал ужас, честное слово. Будто мы дикари какие.
- Нет, просто пакуем и прячем подальше. Вдруг потом пригодятся. Может, из них со временем и удастся извлечь что-то толковое - такое уже бывало. Записи необходимы для того, чтобы разбираться с Предметами - для чего они нужны, да как действуют…
- Стараетесь восстановить утраченную технологию, - заметил он, - тогда как до культуры вам дела нет.
- Чего? Мы просто думаем - вдруг что-нибудь пригодится. Жизнь-то тяжелая.
Он тяжело вздохнул, и дальше мы ехали молча. Род Звездных Людей наверное очень сильный, если они могли себе позволить ставить свои Дома на равнине - к становищу можно было подойти с любой стороны. Правда, голая степь хорошо просматривалась, но сторожевых вышек я тоже что-то не увидела - лишь высокие серебристые стены; с холма было видно, как они окружают гладкие как яйцо купола Домов. Это было похоже на Город Мертвых - очаги не дымили, около ограды никого не было - ни людей, ни животных. От страха кулаки у меня так сжались, что ногти врезались в ладони, а я и не заметила.
- А где же ваши люди? - спросила я на всякий случай.
- Кто где, - ответил он, - частью работают - разбирают собранные данные, частью в поле…
- Охотятся?
Он слабо усмехнулся.
- Можно сказать и так. На самом деле, они охотятся за знаниями разъезжают по становищам, собирают рассказы о прошлом, опять же. Записи… пытаются наладить отношения с кочевниками…
- У кочевников нет никаких Записей. Они же дикари!
- Зато у них есть устные предания. Мы их записываем…
- Сами? Сами записываете? Он, похоже, был не просто сумасшедшим, а еще и приврать любил.
- Ну да, - согласился он. - Это не так уж трудно. Мы и тебя научим.
-Как же…
Я все гадала - если за оградой никого нет, кто же откроет ворота, но тут он нажал на одну из этих светящихся штук, и створки ворот разъехались прямо перед носом нашей лодки и вновь сомкнулись за ее кормой. Внутри было именно то, что я разглядела с холма - круглые, гладкие стены Домов, похожие на шатры кочевников, но из другого материала, промежутки между Домами заросли травой, словно ее никто и не топтал, никаких огородов, никаких загонов для скота точно. Город Мертвых…
Прозрачный колпак нашей лодки сам собой ушел в борта, и суденышко замерло у одного из домов. Этот Улисс сказал:
- Вылезай.
Сам он уже выпрыгнул и теперь в растерянности топтался снаружи, потому что я вцепилась в борт обеими руками и заорала.
Орала я, понятное дело, зажмурившись, и потому не видела, как в стене Дома образовалось отверстие, и из него выскочила женщина. Она ко мне и пальцем не прикоснулась - начала успокаивать своим мягким голосом. Наконец, я перестала орать, потому что, когда орешь, невозможно дышать и поглядела на нее: вроде, это была та самая, что приезжала к нам, но кто ж их знает.
- Ну чего ты боишься? - спросила она.
- Я думала, вы живые, - сказала я. - А вы - покойники!
- Господи, девочка, да что это тебе в голову пришло?
- Вы что, про Города Мертвых не слышали?
Впрочем, откуда им слышать, раз они сами в нем живут? Так про них и рассказывают - живут там, мол, мертвецы, в полной уверенности, что они самые что ни есть живые люди…
- Вот тебе, полюбуйся, - сердито сказала женщина, обращаясь к Улиссу, твоя была идея!
- Да кто ж знал, - растерянно ответил он.
- Огонь там не разводят, - я сама не заметила, как начала бубнить тем распевным голосом, которым когда-то рассказывала нам Дрофа у зимнего очага, скот не выпасают, детей не рожают…
Женщина подавила тихий смешок.
- А что, - проговорила она, - похоже.
- Перестань, - сказал мужчина, - ты ее только еще больше пугаешь. Послушай, - он обернулся ко мне, - если ты так боишься, мы специально для тебя разведем огонь. Хочешь?
Он даже не сошел с места; вырвал из земли пучок травы и поднес к нему какой-то Предмет. Сухие стебли тут же вспыхнули, он помахал ими перед моим лицом, а когда огонь добрался до его пальцев, зашипел от боли, бросил траву на землю и затоптал ногами. Тогда я вылезла из лодки: мертвецы боятся живого огня и не чувствуют боли.
В Доме было тепло - теплее даже, чем у Хранителя и пусто. Здесь не было ни посуды, ни плиты, ни очага - откуда шло тепло, непонятно. Зато понятно стало, почему им не нужны окна - мягкий приглушенный свет лился откуда-то сверху, освещая гладкие стены. Хотя одно окно тут было - почему-то на середине комнаты и светилось оно тем же ровным сиянием; рядом с этим окном стояли две табуретки, но с мягкими сиденьями и со спинками. И все же это были табуретки, я угадала правильно, потому что Улисс тут же уселся на одну из них и кивнул мне на ту, что рядом.
Женщина тихонько сказала Улиссу:
- Боюсь, придется все дезинфицировать. Ты только посмотри на ее одежду… об остальном я уж и не говорю.
Он зашипел на нее, и она замолчала. Я не очень понимала, о чем она, но мне стало неловко и я топталась у этой странной табуретки, пока Улисс не сказал мне:
-Садись…
Я поглядела на женщину - она прикусила губу и отвернулась.
Тут только я разглядела, что перед окном была та же плоская полка с выступами, как в этой их летающей лодке.
Я села и сказала:
- У вас неправильное окно. В него ничего не видно.
Спинка табуретки мне мешала, а сиденье было просто неприлично мягким, но наконец, я все-таки устроилась. Женщина продолжала стоять у меня за спиной, и мне это не нравилось.
Улисс нажал на один из выступов, и из гладкой поверхности вылез еще один Предмет - сам по себе, честное слово! - такой шарик на гибкой ножке.
- Я буду тебя спрашивать о разных вещах, - сказал он, - а ты отвечай вот в эту штуку, ладно?
Я сказала:
- Не пойдет.
- Почему? Что опять не так?
-Пусть ваша баба встанет так, чтобы я ее видела.
Конечно, замечания старшим делать не положено, но разве я виновата, что он так и не научил ее прилично себя вести?
- Диана, пожалуйста, - сказал он. Женщина, пожав плечами, прошла вперед и встала, облокотившись о гладкую поверхность этой их чудной полки.
- Теперь можно? - покорно спросил он.
-Ну…
Это оказалась одна сплошная глупость - он спрашивал меня о вещах, которые знает каждый ребенок - что мы делаем, как живем, что положено или не положено, а я должна была отвечать - вопросы следовали один за другим, все быстрее, быстрее, я уже не успевала ворочать языком, как вдруг он сказал:
- Пожалуй, хватит.
- Вам что, - спросила я, - больше делать нечего?
Нет - я была права, они точно не в себе. День в разгаре, а они, вместо того, чтобы охотиться, готовить землю к весеннему севу или работать по дому, сидят в пустой комнате - два взрослых, здоровых человека и занимаются такими глупостями!
Я уже хотела встать и спросить - отвезет ли он меня теперь домой, как вдруг окно осветилось и на нем замерцали какие-то разноцветные полосы. Я сказала:
- Ну и ну!
Но он не обратил на меня внимания, а таращился на эти штуки, будто в этих мерцающих полосочках заключалось что-то очень важное.
- Кто был прав? - спросил он женщину.
Та неохотно ответила:
- Это еще ничего не доказывает.
- Ладно, - сказал он, - попробуем по-другому. Сейчас я задам синхронизацию в пределах альфа-ритмов и попробуем стимулировать пространственное воображение. Поглядишь, как пойдет…
Я недовольно сказала:
- Почему вы говорите непонятное? Это же невежливо. Как будто я - просто предмет обстановки и они обсуждают, куда его поудобнее переставить. Он сказал:
- Прости. Сейчас я объясню. Видишь вот эти кнопки?
- Эти выступы?
- Ну да. Сейчас на экране сверху начнут падать объекты…
- Предметы?
- Не совсем. Такие штуки с уголками. А ты, нажимая на кнопки, будешь укладывать их так, чтобы между ними не оставалось просветов. Вот посмотри.
Тут это окно замерцало как-то уж очень противно, и из верхнего его края начали валиться разноцветные штуковины. Он нажал на выступ и одна из этих штуковин повернулась в полете. Другая упала точнехонько на нее и затиснула ее в угол.
- Видишь, - сказал он довольно, будто сделал невесть какое важное дело, а следующую (сверху уже валилась третья) нужно повернуть вот так… Вот этой кнопкой можно крутить их влево, вот этой - вправо… Вот этой - двигать в один бок. Вот этой - в другой. Попробуешь?
Сначала эти штуки валились медленно, но потом все быстрее и быстрее только успевай укладывать. От напряжения я даже язык прикусила. Да еще проклятое окно (он его назвал экраном) мерцало так, что меня начало мутить.
Наконец они начали валиться так быстро, что я не успевала переносить палец с одной кнопки на другую. Да ну их в самом деле!
Я встала и сказала:
- Хватит! Это же одна глупость.
Он не рассердился, только заметил:
- Я думал, ты раньше не выдержишь.
Ну что там? - это он уже женщине.
Тут штуки перестали валиться с экрана и на нем выросли какие-то разноцветные столбики. Она тихонько сказала:
- Этого не может быть!
- По крайней мере по этому показателю она выдает верхнюю границу, - сказал он, - полагаю, по остальным будет не хуже.
Она пожала плечами.
- Тогда почему они…
Он вроде как сердито поглядел на нее, и она замолчала. Я сказала:
- Меня мутит. И голова кружится. Что вы со мной такое сделали?
- Ничего, - успокоил он, - это сейчас пройдет.
- Мне нужно наружу…
На самом деле мне вовсе не было так уж плохо - просто я хотела выбраться из этого Дома. Уж очень тут было неуютно.
Он сказал женщине:
- Выйди с ней.
Я опять не успела заметить, что они сделали для того, чтобы кусок стены разошелся в стороны - снаружи было сумрачно и сыро, туман блуждал между слепыми стенами чужих домов, и как всегда во время тумана, было очень тихо - лишь где-то поблизости что-то равномерно гудело и ухало, точно билось огромное сердце.
Я спросила:
- Что это шумит?
- Моторы на энергостанции, - непонятно ответила женщина.
- Вы специально говорите так, чтобы я не могла понять?
- Да вовсе нет, - она помолчала, потом добавила, - потом тебе будет легче. Ты же начала учиться. И ты очень способная.
- Начала учиться? Чему? Я что-то не заметила.
- И тем не менее, это так.
- И вы меня учите?
-Да.
- Почему меня? Почему не своих детей?
- У меня нет детей, - ответила она. Так я и думала! Понятно, что ее приставили ко мне. Больше-то она ни на что не годится. Наверное, ее скоро выгонят. Или обменяют.
Я спросила:
- А что такое дезин… фек… тировать?
Она почему-то смутилась. Потом сказала:
- Ну… понимаешь… у вас очень мало воды… поэтому…
- А, - сообразила я. Могла бы и раньше сообразить - сама она была чистенькая, никакой грязи под ногтями, сами ногти гладкие, розовые… - А у вас правда много воды?
Она неохотно сказала:
- Достаточно.
Тут уж мне почему-то стало неловко.
- Может, я умоюсь? Если вам не жаль воды?
- Потом, - неопределенно ответила она. - После.
Улисс, стоя на пороге, окликнул нас:
- Ну что? Продолжим?
Я удивилась.
- Разве это еще не все?
- Ну разумеется, нет, - сказал он. - Нам нужно было определить уровень твоих способностей, немножко подправить кое-что, чтобы ты быстрее обучалась но с завтрашнего дня начнешь учиться писать.
- Чего?
- Научим тебя делать Записи.
Я сказала:
- Вы все-таки ненормальные. Записи написаны не человеком. Это всем известно. Ни один человек так не сможет - чтобы все знаки были похожи друг на друга. И стояли так ровно.
- Большая часть великих книг, - сказал он, - сначала писалась от руки. Сама подумай, разве трудно воспроизвести какой-нибудь знак? Хотя бы углем на стене, если уж нет ничего другого!
- Может, и не трудно. Но кто этим будет заниматься? Да и зачем? В этом же нет никакого смысла!
- Ты ничем их не проймешь, - тихо сказала женщина, - сам видишь.
- У них все подчинено голой прагматике, - ответил он. - Но если освободить их от необходимости ежедневно бороться за выживание и чуть-чуть подтолкнуть…
- Может, стоит подождать - у группы Коменски тоже есть кое-какие воображения. Нам легче будет сориентироваться.
Он усмехнулся.
- Тебе все кажется, что это какая-то ужасная ошибка,а?
Она пожала плечами и промолчала. Я сказала:
- Я хочу домой.
- Хорошо, - ответил он, - я сейчас тебя отвезу.
Тут я увидела, что лодка сама собой подплыла к Дому и остановилась у порога.